Драматургия ГДР

Хайнер Мюллер РВАЧ

Балке.

Каррас.

Биттнер.

Крюгер.

Колбе.

Гешке.

Штеттинер.

Цемке.

Лерка.

Очкарик.

Телячья ножка.

Тракенер, инженер.

Кант, инженер.

Директор.

Шорн, секретарь парторганизации.

Шурек, председатель заводского профкомитета.

Бухгалтер.

Фрейлейн Матц.

Продавщица.

Жена Балке.

Жена Крюгера.

Сын Крюгера, студент.

Репортер.

Врач.

Хозяин пивной.

Тайный советник.

Рабочие, прохожие.

Действие пьесы происходит в 1948—1949 годах в Германской Демократической Республике. События подлинные. Герои и их поступки вымышленные.

Пивная. Улица в развалинах. Вечер. Х о з я и н стоит за стойкой и пьет пиво. Г е ш к е и Ш т е т т и н е р пьют, прислонившись к стойке. За столиком сидит т а й н ы й с о в е т н и к. Улица пуста.

Г е ш к е (он пьян). Я все помню: как ставили печати после первой войны, мирный договор и нацистов с их барабанами и фанфарами, а после всего этого кабака новую жизнь с ее ударным трудом. Но пиво, которым нас угощает рабочее государство, для меня в новинку.

Штеттинер смеется.

Х о з я и н п и в н о й. Рабочее государство — рабочее пиво.

Тайный советник хихикает.

Г е ш к е (хозяину). Кто это пугало?

Х о з я и н п и в н о й. Тайный советник. (Приносит пиво.)

Г е ш к е (поднимая стакан). Выпьем, тайный советник.

Тайный советник отодвигает пиво и меряет взглядом Гешке.

Тайный советник — человек благородный. Рабочего пива он не пьет. (Пауза. Штеттинеру.) Знаешь, этот Балке, новичок, который, рта не открывает, схватил премию за предложение, повышающее производительность. Предложение верное — выработка увеличилась.

Ш т е т т и н е р Спрашивается, для кого.

Г е ш к е (выпивая). Мы должны выбраться из этой неразберихи. Что значит — для кого? Выставишь еще по одной?

Ш т е т т и н е р Неужели ты веришь тому, что написано на заводских воротах: «Общенародное предприятие»? Ха? Ты же не так глуп, Гешке. Ты же тоже рабочий.

Г е ш к е. Во всяком случае, хозяин исчез.

Ш т е т т и н е р А тебе от этого какая польза? Еще пивка?

Г е ш к е (бросает на стойку деньги, козыряет и неуверенной походкой идет к выходу). Еще вопрос, кто из нас двоих глупее.

Ш т е т т и н е р Счет! (Подходит к двери.) Сигарету, Гешке?

Гешке, который уже перешел наискосок улицу, оборачивается.

(Протягивая сигарету.) Иди сюда.

Г е ш к е. Из-за одной сигареты возвращаться? Нет.

Штеттинер, ухмыляясь, закуривает другую сигарету.

На середине. Согласен?

Штеттинер ухмыляется, Гешке делает в его сторону три шага и останавливается. Штеттинер курит.

Уступлю тебе еще два шага. (Делает два шага. Пауза.) Не будь скотиной, Штеттинер.

Ш т е т т и н е р Две сигареты.

Г е ш к е. Я сказал. На середине.

Ш т е т т и н е р Две сигареты.

Пауза. Ш т е т т и н е р кидает Гешке сигарету и уходит. Г е ш к е поднимает сигарету, закуривает, уходит. Хозяин пивной, наблюдавший эту сцену, смеясь, снова занимает свое место за стойкой.

На улице появляется р а с к л е й щ и к а ф и ш и наклеивает на уцелевшую среди развалин стену плакат: «СЕПГ — Партия восстановления». Как только он уходит, появляется м о л о д о й ч е л о в е к, останавливается перед плакатом, оглядывается по сторонам, срывает плакат и, насвистывая, идет дальше. Т р о е р а б о ч и х, усталых, с портфелями под мышкой, проходят по улице, наступая на лежащий на земле плакат.

Столовая. Обеденный перерыв. В задней стене окошечко, через которое подают еду в жестяных мисках. Налево продуктовый киоск, на нем картонный лозунг: «Вперед, к новым успехам!» Р а б о ч и е сидят на ящиках, стульях или стоят около киоска. Все едят. П р о д а в щ и ц а выставляет товар, прикрепляет ценники: «Масло — 60 марок кило» и т. д.

Ш т е т т и н е р Здесь есть всё — покупай, Гешке.

Г е ш к е (выскабливая миску). Государственная торговля не сможет разменять мои купюры.

М о л о д о й р а б о ч и й. А масло продается на граммы, фрейлейн?

П р о д а в щ и ц а. Если ты захочешь поднять меня, мой мальчик, то надорвешься.

Очкарик близоруко изучает цены, продолжая при этом есть.

Ш т е т т и н е р Пожалуйте сюда, уважаемые господа, здесь с вас сдерут кожу.

С т а р ы й р а б о ч и й. Закрой пасть, Штеттинер! Ты достаточно громко орал «хайль», вот теперь и расхлебывай эту кашу вместе со всеми.

Ш т е т т и н е р (ухмыляясь). Гитлер, что ли, установил эти цены?

С т а р ы й р а б о ч и й. Вот именно.

Ш т е т т и н е р А то, что на западе все дешевле? Это тоже он сделал?

С т а р ы й р а б о ч и й. Там видно будет — кто.

П р о д а в щ и ц а (так как никто не покупает, насмешливо). Не толпитесь. До каждого дойдет очередь.

К а р р а с. А чего вы все ждете? (Хватает бутылку водки, открывает ее и пьет. К Балке.) Твое здоровье, активист!

Балке молчит. Каррас передает бутылку Цемке, тот — Гешке и так далее.

П р о д а в щ и ц а (Каррасу, громко). С вас сорок одна марка, коллега.

К а р р а с (хватает бутылку). Как вы сказали?

Г е ш к е (вытирая рот). Это же народное достояние. Вы что, не читаете газеты, мадам?

Ц е м к е. Видно, вы слишком долго состояли в нацистском женском союзе?

П р о д а в щ и ц а. Вы еще не заплатили, сударь.

К а р р а с (опустошая бутылку до дна). Я возвращаю бутылку. Порядок?

П р о д а в щ и ц а (громко). Где рабочий контроль?

К а р р а с (к собутыльникам). Сложимся?

Молчание. О ч к а р и к выходит из столовой.

Р а б о ч и й. Почему ты лакаешь водку, Каррас?

К а р р а с. Потому что мне жрать нечего.

Р а б о ч и й. Купи себе еду.

К а р р а с. А кто заплатит за водку? (Платит.) Счет!

П р о д а в щ и ц а. Какой счет?

К а р р а с. На память о сорока одной марке.

П р о д а в щ и ц а. У меня нет кассовых чеков.

К а р р а с (отрывает кусок картона от лозунга). Вот!

П р о д а в щ и ц а (пишет расписку на куске картона). Пожалуйста.

Каррас прячет картонку и садится в сторонке на ящик.

О ч е н ь с т а р ы й р а б о ч и й (смотря на ценники). Нацисты сломали себе шею. Я думал, теперь наконец-то начнется новая жизнь, та самая, за которую мы костьми ложились, и для нас, рабочих, настанет рай.

Д р у г о й. Советский рай.

О ч е н ь с т а р ы й р а б о ч и й (Шуреку). Вот я и говорю: кто может покупать масло по шестьдесят марок?

Б а л к е (подходя к прилавку). Один фунт масла. (Платит.)

Продавщица дает ему масло.

Ш т е т т и н е р. Такие деньги не каждый имеет.

Г е ш к е. Но и премию не каждый получает.

Ц е м к е. Вымойте руки, фрейлейн, эти деньги воняют.

Ш т е т т и н е р. Бывали случаи, что кое-кто обжигался на этих премиях.

Ш у р е к (заученно). Если мы хотим жить лучше, мы должны производить больше — это же ясно, коллеги.

Р а б о ч и й. Теперь поскачем к ветеринару, сказал скототорговец. Кобыла сломала ногу.

Ш т е т т и н е р. Ничего не меняется. Рабочий остается в дураках.

Б а л к е. Не ломайте себе голову, лучше пошевелите мозгами.

Ц е м к е (провоцируя). Уверен, если мы разнесем вдрызг эту лавочку, они нам завтра поставят новую!

Б а л к е. Мы должны сделать масло дешевле.

Ц е м к е. Поглядите на этого активиста!

К а р р а с. А как он это сделает, умник дерьмовый?

Б а л к е (живо). Надо лучше работать.

Громовой хохот. Входит инженер К а н т. Он подходит к Биттнеру, который еще сидит и ест.

К а н т. В четвертой печи сорвало три крышки, Биттнер. Они должны быть в три дня восстановлены, иначе мы все сядем в калошу.

Б и т т н е р (жуя). Знаю. Но у меня на два каменщика меньше, чем неделю назад, и стройматериал не улучшился.

Б а л к е. Нас шестеро. По два человека на крышку.

Б и т т н е р. Мы делаем кладку втроем, как всегда. Нам нужно три дня на каждую крышку. Это норма.

Б а л к е. Ладно, я возьмусь за вторую крышку и установлю новую норму.

Пауза.

Л е р к а. Если нам оплатят перевыполнение нормы, я сделаю третью.

К а н т. Порядок!

Б а л к е. Но нам нужны будут подсобные.

Г е ш к е. А что получит подсобник?

Ц е м к е. Осиновый крест.

Б а л к е (к Гешке). Берешься?

Г е ш к е. Но не задаром.

Б а л к е. Мы тоже работаем за деньги. Кто будет подсобным у Лерки?

О ч к а р и к, который вернулся, запихивает в рот кусок хлеба, выходит вперед и поднимает палец.

Л е р к а. Согласен.

Г е ш к е. Сколько получит подсобник?

Б и т т н е р. Мы делаем кладку крепко, на старый манер, как привыкли. Ты считаешь себя умнее всех, Балке. Ты меня еще вспомнишь, когда у тебя крышка сорвется.

Цех. Д и р е к т о р ведет собрание. Р а б о ч и е сидят и стоят. Одни завтракают, другие играют в скат.

Д и р е к т о р. Коллеги, перейдем к выборам руководства профсоюзного комитета…

Р а б о ч и й, и г р а ю щ и й в с к а т. Мне он не нужен.

Р а б о ч и й, к о т о р ы й е с т. А куда девалось старое руководство? Где Коон?

Д р у г о й. И где партийный секретарь?

К а р р а с. На западе. Коон получил там в наследство огород, а секретарь поехал помогать ему окапывать.

Смех.

Д и р е к т о р. Выдвигается кандидатура Шурека. Вы, конечно, можете вносить другие предложения. Вы сами знаете, кому хотите подарить свои голоса.

Р а б о ч и й. Подарить. Хорошо сказано!

В т о р о й р а б о ч и й. Подарок есть подарок.

Смех.

Ш у р е к. Коллеги, мы все знаем, о чем идет речь. Открытая душа, сердце, отданное товарищам, а верность — рабочему правительству…

Каррас смеется.

Д и р е к т о р. Ты возьмешься за это дело, Шурек?

Шурек скромно кивает в знак согласия.

Таким образом я предлагаю коллегу Шурека, вы знаете его, а он знает дело. Есть другие предложения?

Ц е м к е. Шурек — известный подлиза. (Уходит.)

Д и р е к т о р. У тебя есть другое предложение, коллега?

Г е ш к е (Штеттинеру). Выбирайте Шурека и потом пеняйте на себя.

Ш т е т т и н е р. Может, ты сам хочешь на его место?

Гешке молчит.

Мы никогда не добьемся своих прав. В этой стране никогда. Значит, все равно, кто будет бонзой.

Д р у г о й. Мы же ничего не изменим.

Д и р е к т о р. Итак, кто за Шурека, подымите руку.

Все рабочие, и те, кто ест, и те, кто играет в скат, и Гешке, поднимают руки, некоторые с куском хлеба, другие с картами. Некоторые воздерживаются, среди них Каррас.

К а р р а с (громко). Я не могу поднять руку, она у меня в кармане.

Директор считает голоса.

Цех. Круглые печи. Б а л к е и Л е р к а заняты кладкой. Г е ш к е — подсобник Балке и О ч к а р и к — подсобник Лерки тащат кирпичи. Балке и Гешке построили из чурбаков и досок помост вокруг печей, на нем кирпичи, раствор и четыре ящика с известью, по одному на каждом углу. Лерка уже давно начал кладку, работает очень быстро, весь в поту. Носилки с кирпичами стоят перед ним на полу, так что Лерке приходится наклоняться за каждым кирпичом.

Б а л к е. Так ты скоро загнешься! Возьми четыре ящика и поставь на помост.

Л е р к а. Так сказать, в долгий ящик.

Б а л к е. Так быстрее.

Л е р к а. Каждая минута стоит мне копейку.

Б а л к е. Ты загнешься.

Л е р к а (кряхтя). Проживу на год меньше, да лучше.

Балке работает спокойно, Лерка — надрывается. Возвращаются Г е ш к е и О ч к а р и к с пустыми носилками.

Давай кирпич!

О ч к а р и к. Кирпич кончился.

Г е ш к е (к Балке). Остался только сырой.

Л е р к а (Очкарику). Неси, что есть.

О ч к а р и к. А если потом сорвет крышку?

Л е р к а. Неси кирпич.

О ч к а р и к уходит.

Б а л к е (к Гешке). Узнай у инженера, где взять сухой кирпич.

Г е ш к е уходит. Пауза.

Лерка, представляешь, что ты натворишь, если будешь класть сырой кирпич?

О ч к а р и к приносит сырой кирпич, Лерка работает.

Л е р к а. Темп или качество. Одно из двух. Все сразу им получить не удастся.

Б а л к е. Минута стоит грош, Лерка. Но печь стоит дороже.

Л е р к а (нервничая). А кто мне что скажет? Здешняя лавочка принадлежит народу, правильно? А я и есть народ, понял?

Балке молчит.

Бухгалтерия. Кабинет директора. Между ними узкий проход. Д и р е к т о р в пальто входит в кабинет. Снимает пальто, садится за письменный стол. Б у х г а л т е р проходит через коридор в кабинет. Ф р е й л е й н М а т ц, оставшись одна в бухгалтерии, откладывает в сторону ведомости заработной платы, начинает подпиливать ногти.

Б у х г а л т е р. Я только хотел вам сказать, господин директор, что так больше продолжаться не может. Планирование на основе постоянной загрузки печей абсолютно безответственно, принимая во внимание состояние этих печей. Одна авария — и мы окажемся на мели.

Д и р е к т о р (рассматривая в осколке зеркала свою отросшую щетину, рассеянно). Мы и так на мели. Мы восстанавливаем разрушенную страну. Это означает: производить, любой ценой производить.

Б у х г а л т е р. Возможно, что производство того требует. Я хотел только предупредить вас. Я умываю руки. (Идет в бухгалтерию.)

Фрейлейн Матц красит губы.

Вы снова красите губы, фрейлейн Матц.

Ф р е й л е й н М а т ц. Разве я виновата, что губная помада никуда не годится?

Пауза. Директор снимает пиджак, вынимает бритвенные принадлежности.

Б у х г а л т е р. Раньше люди знали, что такое сроки, и все шло своим чередом. Поступали деньги. Заграница была в нас заинтересована, и рабочий был сыт. Это называлось эксплуатацией. Теперь нас от нее освободили.

Ф р е й л е й н М а т ц. Очень смешно.

Б у х г а л т е р (резко). Ведомости зарплаты готовы, фрейлейн Матц?

Фрейлейн Матц молчит, стремительно принимается за работу. Директор начинает намыливать щеки. Мыло не пенится. В коридоре появляется Ш у р е к, следом за ним Г е ш к е.

Г е ш к е. Послушай, Шурек, они мне нужны. Босиком мне работать, что ли? (Показывает на рваные ботинки.)

Ш у р е к. Все талоны уже выданы.

Г е ш к е. Опять меня при этом не было.

Ш у р е к. Как известно, мы изготовляем огнеупорный кирпич для промышленности и так далее. Обувь мы не производим. Талоны на промтовары мы тоже не изготовляем. Я не могу из-за тебя нарушать очередность. Мы должны приносить жертвы во имя социализма.

Г е ш к е. Значит, я должен босиком бежать в социализм, так, что ли? Ты мне очень нравишься, Шурек.

Шурек оставляет Гешке и входит в кабинет. Гешке смотрит на свои ботинки. Входит молодой человек — Р е п о р т е р, проходит в кабинет. Г е ш к е уходит.

Д и р е к т о р (все еще намыливая щеки, к репортеру, которого он ждал). Вы журналист?

Р е п о р т е р. Мне нужно что-нибудь о производственных успехах для воскресного приложения.

Д и р е к т о р. Это довольно сложно.

Р е п о р т е р. Как обстоит дело с соревнованием?

Д и р е к т о р. Сапоги без человека не ходят.

Р е п о р т е р. Как это понимать?

Д и р е к т о р. Кто-то должен их натянуть на ноги.

Р е п о р т е р (записывает). Ага! Понятно!

Д и р е к т о р (в бешенстве). Вы мешаете производству, молодой человек!

Р е п о р т е р (ухмыляясь). Производству мыльной пены, а?

Д и р е к т о р. Хотел бы я иметь хоть половину той пены, которую ежедневно взбивают газетчики.

Ш у р е к (репортеру). У меня есть кое-что для вас, коллега. Соцсоревнование. Обождите, я позову инженера. (Уходит.)

Тишина в бухгалтерии и кабинете. Директор бреется. Возвращается Ш у р е к с инженером К а н т о м.

К а н т (репортеру). Кант.

Р е п о р т е р. Потомок великого философа, а? (Смеется.)

К а н т. Не совсем!

Р е п о р т е р. Вы работаете по новым советским методам, практикуете социалистическое соревнование?

К а н т. Вы знаете, что такое кольцевые печи?

Р е п о р т е р (заученно). Печь с отделениями для обжига, расположенными в форме кольца, одно за другим. Первая камера, сушильня, камера для обжига и охлаждающая камера служат для обжига цемента, извести, кирпича и т. д. Процесс идет беспрерывно. Размеры камеры восемь кубиков, крышка и стены из огнеупорного кирпича. Горячая работа.

Д и р е к т о р. Интересно, он весь технический словарь выучил наизусть?

К а н т. У нас после бомбежек не хватает печей. Если хоть одну остановить, можно, как говорится, укладывать чемоданы. Материал тоже не многого стоит. Недавно в одной из печей сорвало три крышки, а неделю назад мы потеряли двух каменщиков; один уехал в санаторий, другой на запад. Для восстановления у нас было только три дня.

Р е п о р т е р. Саботаж, а?

К а н т. Я уже говорил: материал никуда не годится.

Ш у р е к. Вы сказали: не многого стоит.

Р е п о р т е р. Понятно. Объективные трудности.

К а н т. Бригадир, старый квалифицированный рабочий, сказал, что в три дня восстановить печь невозможно. Он сказал правду. По нормам на одну крышку полагается три дня.

Р е п о р т е р.

Мое собственное изречение.

К а н т. Двое не очень опытных каменщиков установили новые нормы. Вот и все.

Р е п о р т е р. Грандиозно!

Входит Л е р к а, на лице ссадина. Он останавливается в дверях.

Л е р к а (Канту). Крышку сорвало.

Пауза.

Ш у р е к. Ты же ее сам клал, Лерка.

К а н т. Вы клали сырые кирпичи? Да?

Л е р к а. Не совсем так, господин инженер, я всегда был хорошим работником. Но когда надо работать быстрее, чем это возможно. Десять часов работы, а на завтрак сухой хлеб, и четверо детей и больная жена.

К а н т. Вы понимаете, что вы наделали, Лерка?

Л е р к а. Вы станете вычитать из моей зарплаты? Премия накрылась, это я понимаю.

Ш у р е к. Это саботаж. Это тебе будет дорого стоить.

Д и р е к т о р. Кто-нибудь ранен?

Л е р к а. Нет.

К а н т. У вас на лице кровь.

Л е р к а (вытирая тыльной стороной руки кровь с лица). Царапина!

К а н т уходит, за ним — Р е п о р т е р. Лерка хочет уйти следом, но Директор его останавливает.

Д и р е к т о р. Я не знаю, почему ты это сделал, Лерка. Но я не могу делать вид, что ты не виноват. Я сижу здесь не для собственного удовольствия.

Л е р к а. Вы не можете мне оторвать голову из-за одной ошибки. Вы думаете, я хотел, чтобы крышку сорвало?

Ш у р е к. Ты сам во всем виноват. Теперь не жалуйся.

Пауза.

Л е р к а. Ах так, значит. Тебе дают под зад коленкой за то, что ты вкалывал тридцать лет, жрал как собака, надрывался как ломовая лошадь. Да еще называют саботажником! Вот, значит, каково ваше рабочее государство! Вы ничуть не лучше нацистов.

Д и р е к т о р (глухо). Повтори, что ты сказал?

Л е р к а. Я сказал, вы не лучше нацистов.

Директор бьет Лерку по лицу. Пауза.

Это тебе будет стоить твоего места, директор. Теперь другие времена, чем при Гитлере. (Уходит.)

Пауза. Директор идет в бухгалтерию.

Д и р е к т о р. Ведомости на зарплату готовы?

Ф р е й л е й н М а т ц. Да.

Бухгалтерия и кабинет. Д и р е к т о р с озабоченным видом сидит за письменным столом и читает. Перед ним кипа бухгалтерских книг.

Б у х г а л т е р выдает зарплату Г е ш к е, О ч к а р и к у и Б а л к е.

Б у х г а л т е р (к Балке). Вам я должен выплатить четыреста процентов. Вы, наверно, получите и за господина Лерку?

Б а л к е. Да. Четыреста. По старым нормам. Как положено. Иначе мы никогда не добьемся новых норм. Как говорят: помоги себе сам.

Гешке и Очкарик наблюдают за тем, как Балке прячет деньги и уходит, потом идут в кабинет директора.

Г е ш к е. Активист получает премию, а кирпичи мы таскали.

Очкарик кивает.

Д и р е к т о р. Вы делали то, что может каждый.

Г е ш к е. Но больше я этого делать не буду. (Уходит с Очкариком.)

Ш у р е к входит в кабинет, размахивая газетой.

Д и р е к т о р (нервничая). А тебе что надо?

Ш у р е к (берет книгу и читает название). «Двойная бухгалтерия». Что, бухгалтера увольняют?

Д и р е к т о р. Нет, проверяют. Что тебе надо?

Ш у р е к (развертывая газету, в которой помещен портрет Балке). Вот. Наша лучшая лошадка. Пойдет в стенную газету. (Отрывает лист с портретом, вынимает из кармана канцелярские кнопки, прикрепляет лист к стене, отходит и смотрит, как это выглядит.)

Д и р е к т о р. Здесь не конюшня. (Снова погружается в чтение.)

Ш у р е к уходит. Газетный лист остается на стене. Директор вынимает из письменного стола бутылку и рюмку. Наливает, пьет. Входит Ш о р н, новый парторг. Директор после неудачной попытки спрятать бутылку и рюмку вынимает вторую рюмку и ставит ее перед Шорном.

Ш о р н (отодвигая рюмку). Спасибо.

Д и р е к т о р (наполняет свою рюмку). У нас здесь земля под ногами горит. Тебе нелегко придется в роли партийного секретаря. Ты у нас третий по счету. (Пьет.) Первого сгубила водка. Он начал закладывать из-за саботажа. Второй был зеленый юнец, только что со школьной скамьи, книжный червь. Он теперь на западе. У рабочего нет доверия к партии. Фашизм у него в крови. Гранаты они крутили не переводя дыхания! А теперь как бешеные орут: «Сдельщина — это убийство». Если хочешь знать: я ни одному из них не доверяю. (Пьет.)

Ш о р н (указывая на фотографию в газете). А это кто?

Д и р е к т о р. Балке, наш лучший рабочий, выработка четыреста процентов. Наша лучшая лошадка.

Ш о р н. Дай мне водки.

Д и р е к т о р (наливая ему). В ней только сорок градусов.

Столовая. Обеденный перерыв. На продуктовом киоске надпись: «Закрыто на переучет». Лозунг снят. Столы накрыты скатертями. На задней стене деревянный стенд. На нем написано «Стенная газета». Стенд пуст.

Г е ш к е (ест суп). В прежние времена я своим эксплуататорам такое дерьмо выплеснул бы прямо в лицо.

К о л б е. Гешке, ты герой!

Д р у г о й р а б о ч и й. В нем есть мясо.

К а р р а с. Он сказал — мясо! Он бредит. Это от голода.

Т е л я ч ь я н о ж к а. В сочельник у нас всегда были телячьи ножки, до сорок четвертого. (Каррасу). А ты знаешь, что такое телячьи ножки? Если их потушить в масле, они просто тают во рту.

К а р р а с. А кто платил за эту телятину?

Т е л я ч ь я н о ж к а (хихикая). Государство. Я был служащим.

Д р у г о й р а б о ч и й. А кто оплачивал государству?

Ц е м к е (Телячьей ножке). Ты был нацистом?

Т е л я ч ь я н о ж к а. У меня было шестеро детей, коллеги.

К а р р а с. Это оттого, что ты жрал мясо.

Входит ф р е й л е й н М а т ц. Она вешает на стенд газетный лист с портретом Балке. Каррас смотрит на нее. Доска висит слишком высоко.

Я думаю, что в супе действительно было мясо.

Общий смех. Ф р е й л е й н М а т ц поспешно уходит. Входит Б а л к е.

Ш т е т т и н е р. Вот активист.

Ц е м к е (громко). Явился собственной персоной, карман на заднице лопается от наших денег. (Срывает со стены портрет Балке.)

Ш т е т т и н е р. (отойдя в сторону). Рвач! Предатель рабочего класса!

Г е ш к е. А сколько получает твой подручный, Балке?

Балке приносит еду и садится. Каррас и Цемке демонстративно встают из-за стола, за ними остальные. Колбе и Крюгер продолжают сидеть.

К р ю г е р. Я лично ничего против тебя не имею, Балке, а Штеттинер был в С. А. и вообще он дерьмо. Но ты, действительно напал на нас со спины.

Б а л к е. Я не делал из этого тайны.

Ш т е т т и н е р Это позор, это черт знает что.

Б а л к е. Каждый может сделать то же самое.

К а р р а с. Может.

Б а л к е. Вчера на собрании вы все драли глотки, что нет обуви. Если бы рабочие на обувных фабриках выпускали побольше обуви, у нас было бы больше обуви.

Р а б о ч и й. Попробуй сделать ребенка, если тебя кастрировали.

Ш у р е к. Только от нас самих зависит, добьемся мы лучшей жизни или нет.

К а р р а с. Это я могу прочесть в газете, на которую подписана моя задница.

Б а л к е. С такой умной задницей ты должен сидеть в кабинете.

Смех.

К р ю г е р. Ты говоришь, все от нас самих зависит. Хорошо, за нами дело не станет. Но кто снимет сливки? Ты видел этого профсоюзного проповедника вчера на собрании?

К о л б е. Если он тебе не нравится, почему ты терпишь?

Г е ш к е. Вот именно, почему?

К о л б е. В директорском кабинете за письменным столом сидит рабочий. Ты тоже рабочий, можешь с ним поговорить на эту тему.

К а р р а с. А кто приписал Лерке саботаж за тот несчастный случай? «Рабочий за письменным столом». Он снял с себя звание рабочего вместе с рабочим комбинезоном.

Б а л к е. Никакой это не несчастный случай. Вы все знаете это так же хорошо, как и я. (Пауза.) Вы ничего не хотите знать о новых нормах, — кто же тогда рвач, вы или я?

К о л б е. Вы рубите сук, на котором сидите. Как работаем, так и живем.

К р ю г е р. Протяни им палец, они откусят всю руку.

Ц е м к е (к Балке). Будешь продолжать в этом духе — мы из тебя калеку сделаем.

Улица. Вечер.

Ш о р н. Мы ведь вместе с тобой работали на военном заводе, Балке… Меня они посадили в сорок четвертом за саботаж. Тебя же они не тронули. Ты был доносчиком.

Б а л к е. Что значит доносчиком? Я работал на контроле. Меня хотели подловить и поставили между двумя соглядатаями. В ручных гранатах, которые шли из вашего цеха, запалы были слишком короткими. Я пропускал их или браковал, в зависимости от того, где в тот момент находились шпионы. Долго это не могло продолжаться. Я тоже был за то, чтобы война поскорее кончилась, но они расправились бы со мной, если бы сами, без меня, обнаружили саботаж.

Ш о р н (холодно). Возможно. (Пауза.) А что за спор был сегодня днем в столовой?

Б а л к е. Меня обвиняли. Рвач, предатель рабочего класса и тому подобное.

Пауза.

Ш о р н. Скажешь мне, если они будут мешать тебе работать.

Пауза.

Б а л к е. Ты можешь похоронить то, что тогда было?

Ш о р н. Нет.

Комната Балке с трещинами на стенах. Тусклый свет. В комнате Б а л к е и его ж е н а. Балке за столом. Он что-то перечеркивает и пересчитывает. Жена лежит в постели.

Ж е н а. В стенах такие трещины, что ветер свободно гуляет по комнате. Ты же каменщик. Говорил, что заработаешь лучшую квартиру. Хочешь, видно, дождаться, что мы очутимся на улице?

Б а л к е. На заводе прорвало печь. Нельзя, чтобы она простаивала. Я хочу рассчитать, как это можно сделать.

Ж е н а. Уголь тоже кончился. (Пауза.) Помочь тебе?

Б а л к е. Да.

Жена встает, надевает жакет, садится к столу. Затемнение. Когда сцена снова освещается, оба все еще сидят за столом.

Я встретил Шорна.

Ж е н а. Шорна?

Б а л к е. Мы вместе работали на военном заводе до сорок четвертого года. Я стоял на контроле, когда его арестовали. Теперь он партийный секретарь. Я надеюсь, что они все-таки дадут мне исправить печь.

Квартира директора завода. Беспорядок. Повсюду немытая посуда. Входят д и р е к т о р и Ш о р н.

Д и р е к т о р (освобождая стул для Шорна). Содом и Гоморра. И все из-за того, что моя жена взяла расчет. Я должен освоиться с этим. Нешуточное дело.

Ш о р н. Где твоя жена?

Д и р е к т о р. Ушла. Сбежала. Дезертировала. Мы были женаты одиннадцать лет.

Ш о р н. Почему она ушла?

Д и р е к т о р. Почему? Потому что работа меня сжирает. Я прихожу, валюсь на кровать и поворачиваюсь к ней спиной. Получается не совсем то, чего женщина ждет от своего мужа.

Ш о р н. А зачем ты ее запер на кухне?

Д и р е к т о р. Женщина советчик? Этого только не хватало. (Оглядывая окружающий его хаос.) Обойдусь без нее. Нужно только войти в курс дела. У тебя вот нет жены, а ты же обходишься.

Ш о р н (садится). Моя жена умерла.

Д и р е к т о р. Я этого не знал. (Пауза.) Отчего она умерла?

Ш о р н. От моего смертного приговора. Ее брату отрубили голову. Она не хотела дожидаться второго цинкового гроба. (Пауза.) Цинковый гроб не пришел. Пришла Красная Армия. Если бы она могла это предвидеть. (Пауза.)

Д и р е к т о р. Я напишу жене. Завтра.

Ш о р н. Напиши сейчас.

Д и р е к т о р. Сначала решим, что делать с печью.

Техническое бюро. Инженеры К а н т и Т р а к е н е р, д и р е к т о р, Ш о р н, Б а л к е, Б и т т н е р.

Д и р е к т о р. Четвертая печь треснула. Вам не нужно объяснять, что это значит. Разрушенные бомбежкой печи до сих пор не восстановлены. Материала не хватает. Если печь станет, весь наш план останется на бумаге.

Т р а к е н е р. План горит независимо от четвертой печи.

Д и р е к т о р. Ну, это еще вопрос. Вы осмотрели печь? Ясно одно, ее нужно полностью перестроить, заплатками не обойтись. Это означает, что печь выходит из строя на четыре месяца, пока ее переложат.

Стук в дверь. Входит ф р е й л е й н М а т ц.

Ф р е й л е й н М а т ц. Прошу прощения. Пришел репортер. Он просит его принять. Ему необходимы производственные новости для воскресного приложения.

Д и р е к т о р. Передайте ему, пусть пишет о майских жуках. Это всегда интересует людей в декабре месяце. Я не могу его принять. Тем более сейчас.

Ф р е й л е й н М а т ц (хихикнув). Но… (встретившись со взглядом директора) хорошо. Я передам. Майские жуки… (Уходит.)

Д и р е к т о р. На время ремонта принято останавливать печь. Так всегда делали. (Пауза. Вытирает пот со лба.)

Т р а к е н е р. Я не вижу другой возможности.

Б и т т н е р. Правильно. Всегда так делали.

Кант молчит.

Д и р е к т о р. Если мы остановим печь, то все полетит к черту. Над нами висят сроки сдачи продукции.

Т р а к е н е р. Но ведь были случаи, когда сроки переносили.

Д и р е к т о р. Были. Но в данном случае из-за четвертой печи проваливается весь производственный план. Остановка печи — невозможна.

Т р а к е н е р. Понятно, но и работать на ней невозможно.

Д и р е к т о р. Именно об этом я хотел спросить.

К а н т. Вы хотите отремонтировать печь, не гася ее?

Д и р е к т о р. Конечно, ту камеру, в которой производится работа, будем выключать.

Т р а к е н е р. Безобразие.

Б и т т н е р. Если бы это было возможно, предприниматели давно бы так делали.

Т р а к е н е р. Вопрос в том, кто раньше свалится: каменщики или печь?

К а н т. При ста градусах жары работать можно. Спрашивается только, можно ли хорошо работать? Я сомневаюсь в этом.

Ш о р н. Это вопрос не только техники и материала.

Т р а к е н е р. А прежде всего вопрос сознательности. Я не осмеливаюсь вам возражать, в конечном счете, вам за это платят. Но ведь речь идет только о конкретных фактах.

Ш о р н. Рабочий класс сам создает новые факты.

Т р а к е н е р. Шляпу долой перед рабочим классом. Но эксплуатация далеко не новый факт.

Д и р е к т о р. Каменщик Балке изъявил желание произвести ремонт, не останавливая печь. Я за то, чтобы обсудить его предложение.

Т р а к е н е р. Балке путаник.

Ш о р н. Балке каменщик.

Т р а к е н е р. Понятно. Если Балке починит печь, он станет героем. Если печь прорвет, мы окажемся саботажниками.

Шорн улыбается.

Б и т т н е р. Печь треснет.

Б а л к е. Она уже треснула.

Б и т т н е р. Ты считаешь, что ты хитрее всех?

Т р а к е н е р. Я снимаю с себя всякую ответственность.

Б а л к е. Я требую, чтобы мне разрешили починить печь.

Пауза. Тракенер закуривает сигару.

Д и р е к т о р. Все полетит к черту.

Т р а к е н е р. Думайте обо мне что хотите. Но я всегда выполнял свой долг.

Д и р е к т о р. И даже больше.

Т р а к е н е р. Так точно. Даже больше. Но чтобы я поставил на карту свою репутацию специалиста — это уж слишком. Этого от меня никто не может требовать. (Пауза.) Этот план можно бросить в мусорную корзину, сплошная утопия.

Б а л к е (директору). Я могу перестроить печь и без инженера.

Т р а к е н е р. Пожалуйста. (Встает.) Я везде заработаю себе кусок хлеба. Строить ваш социализм — не большое удовольствие. (Гасит сигару.) Даже сигары не доставляют удовольствия.

Ш о р н. Вы правы.

Т р а к е н е р. Что?

Ш о р н. Я сказал, вы правы. Но Балке не может исправить четвертую печь без помощи инженера.

Пауза. Тракенер садится и снова закуривает сигару.

К а н т (к Балке). Вы сделали расчеты?

Б а л к е (протягивая ему бумагу). Я попытался их сделать.

Молчание. Кант просматривает расчеты.

Цех. Р а б о ч и е, д и р е к т о р, Б а л к е, Ш у р е к.

Д и р е к т о р. Нам предстоит большое дело. Оно послужит примером для всего завода. Этим мы докажем, на что способен рабочий класс. Для всех вас большая честь принимать участие в таком деле.

Пауза.

Ш у р е к. Обыкновенная работа. Только ее делают впервые.

Р а б о ч и й. Водка остается водкой, сказал хозяин пивной и разлил скипидар.

К р ю г е р. Это эксплуатация.

Б а л к е. Речь идет о плане, коллеги.

Г о л о с (из задних рядов). Плевали мы на план.

Б а л к е. А без плана нам и плевать будет нечем.

Очкарик хихикнул и умолк оттого, что никто его не поддержал.

Один я не смогу исправить печь, а она нам необходима.

Молчание.

Д и р е к т о р. Вот ты, Крюгер, говорил об эксплуатации. Тебя всю жизнь эксплуатировали. А теперь твой сын учится в университете.

К р ю г е р. Я, что ли, послал его в университет? Я был против.

Пауза.

Б а л к е. Придется нелегко, в печи высокая температура. Двойная оплата, тройная работа.

Р а б о ч и й. Плюс восемь лет, если пойдет наперекосяк, как у Лерки.

Б и т т н е р. Все это бред собачий.

Б а л к е. Я знаю, что делаю.

Пауза.

К о л б е. Я сидел в танке до сорок пятого. Тоже не холодильник. Я пойду с тобой.

К р ю г е р (выходит вперед). Ладно, и я, раз нужно.

Двор. Ш т е т т и н е р, Г е ш к е, позже О ч к а р и к и К о л б е.

Ш т е т т и н е р. Тебе нужен сухой кирпич, Гешке? Около четвертой печи большой запас.

Г е ш к е. Они нужны Балке.

Ш т е т т и н е р. Вот именно.

О ч к а р и к выходит из столовой, останавливается.

Парень, если им удастся исправить печь, вся наша выработка полетит к свиньям до тысяча девятьсот восьмидесятого года.

К о л б е выходит из столовой, несет еду для Балке.

(Громко.) Посмотрите-ка, он уже тащит еду прямо в печь этому господину бригадиру. Он страхуется.

К о л б е. Если я узнаю, кто стащил у Балке куртку, чтобы он прямо из печи через двор в столовую бегал, — будь спокоен, я знаю, что с ним сделаю.

Ш т е т т и н е р. Люди злы.

К о л б е уходит.

Г е ш к е. Ты взял куртку?

Ш т е т т и н е р. Если тебе нужна куртка, я дешево продам, Гешке.

Г е ш к е уходит.

О ч к а р и к. Хороший материал?

Ш т е т т и н е р. Чистая шерсть. Почти совсем новая.

Около печи. Б а л к е и К р ю г е р. Оба измучены. Подходит К о л б е с пивом и едой.

К о л б е (пьет). По сравнению с печью мой танк был просто холодильником.

Б а л к е (ест). Печь — это тебе не нацистский танк. В любой момент можно вылезти.

К р ю г е р (к Колбе). У тебя есть газета?

К о л б е (вынимает из кармана газету). Вот: «Прорыв на народном предприятии «Красный Октябрь». Рабочие народного предприятия «Красный Октябрь» добиваются ликвидации прорыва. Активист Балке разработал план перестройки треснувшей печи без остановки производства, что до сих пор в этой области промышленности считалось совершенно невозможным. Поддержанный председателем профсоюзного комитета Шуреком…»

К р ю г е р. Вот именно Шуреком.

К о л б е. «…этот план был восторженно принят общественностью, несколько он принесет экономию в сумме четырехсот тысяч марок и обеспечит выполнение плана. Мы нашли бригаду смелых новаторов на их рабочем месте, где царит энергичная деятельность, и смогли заглянуть в печь. Работа этих людей является примером социалистического темпа…» Трепач! Без такого темпа сожжешь себе лапы! (Читает дальше.) «Они работают в рукавицах, потому что кирпичи раскалены, а у нас в основе всего стоит забота о человеке. Выключая по очереди камеры, треснувшие кирпичи снимают и заменяют новыми. А тут же рядом за тонкой стеной продолжает гореть пламя. Случается, что обувь рабочих загорается. Поразительное достижение, которое неспециалист, даже не может себе представить. С полуобнаженных тел струится пот, но лица рабочих говорят о твердой решимости и уверенности в успехе. Коллеги гордятся ими».

Б а л к е. Так гордятся, что даже воруют у нас сухой кирпич, который нам необходим.

К о л б е. Если этот писака снова сюда заявится, он у нас пройдет выучку в печи при ста градусах.

К р ю г е р. Но тебя он очень здорово разукрасил, Балке.

Печь. Б а л к е, К р ю г е р и К о л б е за работой. О ч к а р и к, проходя мимо, бросает кирпич и попадает прямо в Балке.

К р ю г е р. Ну уж это слишком.

К о л б е (поднимая кирпич). Мы его сохраним. Это вещественное доказательство.

Б а л к е (потирая ушибленное место). Он сухой?

К о л б е. Да.

Б а л к е (ухмыляясь). Вещественное доказательство будет вмазано в стенку.

Колбе протягивает ему кирпич.

Пивная. Улица. Вечер. Хозяин пивной моет стаканы. На полуразрушенной стене примитивный рисунок голой женщины. Рядом стоит д е в у ш к а.

М о л о д о й ч е л о в е к (прогуливающийся взад и вперед мимо девушки). Вы позировали для этого рисунка, девушка?

Д е в у ш к а быстро уходит. Крики детей, играющих в войну. М о л о д о й ч е л о в е к стучит пальцем по груди нарисованной женщины и, насвистывая, уходит следом за девушкой. Д в о е м а л ь ч и ш е к в заржавленных шлемах и противогазах, с разломанными автоматами в руках. Т р е т и й, самый маленький, изо всех сил барабанит по горшку.

П е р в ы й м а л ь ч и ш к а («стреляет» и орет). Убит!

В т о р о й м а л ь ч и ш к а. Не считается.

П е р в ы й м а л ь ч и ш к а (бросается на него и валит его на землю). Отдавай оружие. Ну! Пошел!

Дерутся за оружие.

В т о р о й м а л ь ч и ш к а. Я американец, американцы всегда побеждают, сказал отец. («Стреляет».)

П е р в ы й м а л ь ч и ш к а. Всю игру испортил.

В т о р о й м а л ь ч и ш к а. А ты трус.

Д в о е м а л ь ч и ш е к, продолжая драться, уходят. Т р е т и й следует за ними, барабаня изо всех сил.

Д в а г о с п о д и н а с портфелями.

П е р в ы й г о с п о д и н (на ходу). Насколько я понимаю положение, мы идем к войне. Америка этого никогда не потерпит. Знаете, что я слышал? (Оглядывается и шепчет.)

В т о р о й г о с п о д и н. И они еще говорят, что война не является неизбежной. (Подняв палец.) Не является!

Смеясь уходят.

Д в о е с т р о и т е л ь н ы х р а б о ч и х входят в пивную. Хозяин подает им пиво.

П е р в ы й р а б о ч и й. Еще восемь дней. А потом будем напиваться чистой водой.

В т о р о й р а б о ч и й. Мой холодильник в помойном ведре, давно уже без работы. Еще восемь кружек.

Х о з я и н. Господа оттуда?

П е р в ы й р а б о ч и й. Ну и что?

Х о з я и н (высоко подняв стакан с водой). Вы видите, что я пью? Воду. Вы думаете, хозяин пивной может пить пиво. Здесь нет. В восточной зоне это невозможно. Здесь среднее сословие подыхает с голоду.

П е р в ы й р а б о ч и й (похлопывая хозяина по животу). Это тоже от воды?

Х о з я и н. Рабочему человеку не до смеха. Лучше безработица, но свобода.

П е р в ы й р а б о ч и й. Согласен. Мы принимаем у тебя пивную. (Второму рабочему.) Пусть он покажет тебе приходно-расходные книги, Ханке! (Хозяину.) Закладные тоже есть?

Х о з я и н. Ваше счастье, что вы не на моем месте.

Р а б о ч и й. Зажал пиво? Это тебе дорого обойдется.

Х о з я и н (струсив). Так и быть. Для вас найдется по кружке.

Рабочие выпивают пиво и уходят.

В пивную входят К а р р а с и Ц е м к е. Хозяин приносит пиво и водку.

Ц е м к е. У тебя есть сигарета? Спасибо.

К а р р а с. Балке вое еще не сдается, бешеный пес.

Ц е м к е. Его надо проучить, оставить зарубку на память.

Каррас молчит.

Он сегодня опять задержался на работе. Домой поедет на велосипеде один, должен проехать мимо.

К а р р а с. Балке упрямая скотина.

Ц е м к е. Подлец он. Я в этом хорошо разбираюсь. Я был самым красным из всех. Кулаками защищал мировую революцию. Они меня били по голове и пинали в задницу. Полиция и рейхсвер. А я думал: порядок, все это ради мировой революции. Потом я заметил, что наше руководство не на высоте. Как только я это заметил…

К а р р а с. Ты пошел в С. А.

Ц е м к е. Как?

К а р р а с. Разве ты не был в С. А.?

Ц е м к е. А тебе какое дело? (Пауза.) Партия есть партия. Все одинаковы. Пустые обещания и касса, полная рабочих грошей. Мировую революцию мы сами должны совершить, Каррас. От этого нас никто не освободит.

К а р р а с. Балке подложил нам свинью с нормами. За это он получит восемь марок в час, а от меня такую памятку, что не сможет больше залезть в печь. А свою мировую революцию можешь делать один, Цемке.

Ц е м к е. Выстрелишь?

К а р р а с. Нет.

Ц е м к е. Если захочу, буду получать двадцать марок в час. Но водить меня за нос больше не позволю.

Пауза.

К а р р а с. Мы его предупреждали. (Идет к дверям, выглядывает на улицу.) Вот и он.

Они выходят на улицу навстречу Б а л к е.

Слезай, Балке.

Б а л к е (останавливает велосипед и слезает). Что вам надо? Да вы же пьяны в стельку.

К а р р а с. Мы тебя предупреждали, Балке.

Б а л к е. Что вам нужно?

Цемке бьет его. Велосипед падает.

(Прислонившись к разрушенной стене.) Вы же сами себя бьете.

Цемке и Каррас избивают его.

Кабинет. Ш о р н, д и р е к т о р.

Ш о р н. Если Балке отпадает, кто займется печью?

Д и р е к т о р (нерешительно). Ведь печь ремонтируется на ходу впервые.

Ш о р н. Иначе говоря: без Балке не обойтись?

Д и р е к т о р. Пока нет.

Ш о р н. От него многое зависит. Слишком многое. (Пауза.) Я работал вместе с ним на военном заводе, мы делали ручные гранаты. Его гранаты были всегда в полном порядке. Он был хорошим рабочим. Тогда он не саботировал. Я все время спрашиваю себя: будет он саботировать при социалистическом строе или нет?

Входит Ш т е т т и н е р.

Д и р е к т о р. Что тебе надо?

Ш т е т т и н е р. Я хотел узнать, вы уже проверили мое рацпредложение? Мне премия не нужна.

Д и р е к т о р. Почему же?

Ш т е т т и н е р. У нас ведь рабочее правительство. Я рабочий.

Д и р е к т о р. Мы работаем не для правительства. Тебе сообщат, когда твое предложение будет проверено.

Ш т е т т и н е р (продолжая стоять). Я был в СА, это верно. Гитлер меня обманул. А теперь у нас рабочее правительство.

Д и р е к т о р (резко). Чего ты хочешь?

Ш т е т т и н е р Я хочу вступить в партию.

Директор молчит. Пауза.

Ш о р н. Вот анкета. Заполни.

Ш т е т т и н е р уходит.

Д и р е к т о р. За три минуты два раза сказал «рабочее правительство». (Смотрит на часы.) Многовато.

Ш о р н. А три новых члена в год — маловато.

Д и р е к т о р. Лучше меньше, да лучше.

У печи. Б а л к е, лицо в синяках, К о л б е и в р а ч стоят вокруг бледного К р ю г е р а, сидящего на кирпичах. В некотором отдалении Б и т т н е р, К а р р а с, Ц е м к е и д р у г и е. Крюгер тяжело дышит.

В р а ч. Я же говорил, работа в таких условиях — самоубийство. Но вы слушаетесь врача, только лежа в гробу. (Крюгеру.) Слушай, парень, оставь эту печь в покое, второй раз мне не удастся поставить тебя на ноги. А вы, Балке, тоже должны лежать в больнице, а не лезть в печь.

Б а л к е. Боюсь, вы не совсем понимаете, о чем идет речь, господин доктор.

В р а ч. О прекрасном будущем, построенном на костях рабочих, так?

К р ю г е р (с трудом). Это вы должны были сказать нацистам, доктор.

В р а ч. Я запрещаю вам говорить, Крюгер, у вас начнется кровотечение.

К р ю г е р. Вы же говорили, что оно уже началось.

В р а ч. Еще одно слово, и оно начнется. Что с вашей головой, Балке? Вы снова хотели пробить ею стону? И стена оказалась крепче, так?

Б а л к е. На этот раз стеной оказался я.

К а р р а с уходит. Д в о е р а б о ч и х вносят носилки. Кладут на них К р ю г е р а и уносят, за ними следуют в р а ч и К о л б е. З р и т е л и расходятся. Остается Биттнер и молодой рабочий. Балке садится на кирпичи.

М о л о д о й р а б о ч и й. Как ты думаешь, Биттнер, они осилят?

Биттнер пожимает плечами.

Побьемся об заклад. Я говорю: осилят.

Б и т т н е р. Я не держу пари.

М о л о д о й р а б о ч и й уходит. Биттнер подходит к Балке. Протягивает ему сигарету. Балке вынимает из кармана полную пачку.

Балке, ты уже нашел замену Крюгеру?

Балке молчит.

Я хочу работать с тобой, будь что будет.

Балке молчит.

Дело вот в чем. Я ведь уже тридцать лет кладу печи, и все о них знаю, и никто меня в этом деле не обставит.

Б а л к е. А если ты снова ошибешься?

Б и т т н е р. Хочешь один делать печь, Балке?

Б а л к е (вставая). Я этого не говорил. Я ничего не имею против, чтобы ты работал.

Б и т т н е р. Пошли вместе?

Уходят. Ш т е т т и н е р и О ч к а р и к проходят мимо.

Ш т е т т и н е р Если кому-нибудь придет мысль набросать кирпичей в газопровод, несдобровать Балке и его печке.

Комната в доме Крюгера. К р ю г е р, его ж е н а и с ы н. Крюгер читает газету. Сын что-то пишет в тетради, а мать в это время оттирает грязное пятно с его рубашки.

Ж е н а. Просто не могу себе представить, что ты скоро станешь настоящим врачом. Сколько, ты говорил, надо еще ждать?

С ы н. Мне еще два года учиться.

К р ю г е р. Надеюсь, господин доктор не забудет, что его отец был рабочим.

С ы н. Во всяком случае, он не позволит эксплуатировать себя, как его отец. Это я точно знаю.

К р ю г е р. Ах так, ты это точно знаешь. Интересно, чему это вас учат в университете? Да вы без единой книжки останетесь, если мы не будем работать как каторжные.

С ы н. Все это я уже слышал: лучшая жизнь и так далее. Какая вам от этого польза, если вы все равно не слезаете со стремянок. Живешь только один раз.

Ж е н а. Вы обязательно должны ссориться?

К р ю г е р. Я тебя не для того послал в университет, чтобы ты разучился видеть, где перед и где зад. Твоя мать не для того тебя растила, чтобы ты валялся на мостовой или за колючей проволокой, как твой брат.

С ы н. Ты меня не посылал. Ты был против.

К р ю г е р. Да. Я думал, что ты разучишься понимать… А теперь я требую, чтобы ты учился.

У печи. Б а л к е, Ш о р н.

Б а л к е. Кирпичи в газопроводе. Это значит, три дня задержки. План летит. (Пауза.) Мне интересно, как долго еще простоит печь? Я прекращу работу, иначе они ее взорвут. Они издевались над дураком активистом. Кидали мне вслед камни. Избили меня на улице. Я им тоже кое-что устрою.

Ш о р н. Кому?

Молчание.

Разве ты знаешь, кто набросал кирпичи в газопровод?

Молчание.

Б а л к е. А что будет, если я назову имена?

Ш о р н. Ты должен сам решить, что тебе делать, Балке.

Б а л к е. Я не доносчик.

Ш о р н. Ты должен знать, чего хочешь. Нам принадлежат фабрики, заводы и государственная власть. И мы потеряем ее, если не будем ею пользоваться.

Молчание.

Б а л к е. Это сделал Очкарик.

Столовая. Р а б о ч и е. П р о д а в щ и ц а.

Ц е м к е. Сначала забрали Лерку, а теперь Очкарика. Это уж слишком.

Ш т е т т и н е р. Называется рабочая власть. (Уходит.)

Г е ш к е. Мы этого не потерпим.

Р а б о ч и й. А что мы можем сделать?

М о л о д о й р а б о ч и й. Объявим забастовку.

П о ж и л о й р а б о ч и й. Всадим нож в собственное горло.

Ц е м к е. Я знаю одного типа из министерства. При Гитлере он был такой. (Показывает спичку.) А теперь у него лишний вес, каждую неделю покупает новый костюм. Это то самое горло, которое надо перерезать. Тот, кто начнет работать, — предатель.

Сирена. П о ж и л о й р а б о ч и й уходит.

С т а р ы й р а б о ч и й. Бьюсь об заклад, он натравит на нас полицию.

Н е с к о л ь к о р а б о ч и х уходят.

Р а б о ч и й (старику). Тебе это на руку. Твой старший сын служит в полиции.

С т а р и к. Да, он уже лейтенант. (Встает и медленно уходит.)

За ним уходят еще д в о е.

Ц е м к е. Кто начнет работать, тот — предатель. (Пауза. Подходит к прилавку.) Пиво!

П р о д а в щ и ц а выходит и закрывает буфет.

Что это значит?

П р о д а в щ и ц а (сухо). Забастовка. (Уходит.)

Р а б о ч и й. Слишком далеко зашло.

Д р у г о й р а б о ч и й встает и уходит. Входит Б а л к е.

Ц е м к е. Вот и доносчик явился.

Б а л к е (Биттнеру и к Колбе). Вы не хотите работать?

Ц е м к е (становясь перед Балке). С доносчиком мы работать не будем.

Биттнер и Колбе молчат. Б а л к е уходит. Цемке сплевывает.

Пауза.

Р а б о ч и й. Я хочу спокойно делать свое дело, вот и все. Долой сдельщину!

Цемке ломает торговый киоск, вытаскивает из него ящик с пивом. При этом он наступает ногой на масло.

К а р р а с. Сойди с масла, Цемке.

Ц е м к е. Плевать на масло.

Рабочие, кроме Карраса, Биттнера и Телячьей ножки, наливают себе пива.

Что с тобой, Телячья ножка?

Т е л я ч ь я н о ж к а. У меня нет денег.

Ц е м к е. Это бесплатное пиво, идиот.

Телячья ножка берет пиво. Входят Б а л к е, Ш о р н, д и р е к т о р и н е с к о л ь к о р а б о ч и х.

Ш о р н. Поставьте пиво на место.

Цемке пьет большими глотками, глядя на Шорна. Другие рабочие пьют нерешительно. Колбе держит бутылку в руках, но не пьет.

Чего вы добиваетесь?

Ц е м к е (пьет вторую бутылку). Справедливости.

О с т а л ь н ы е в м е с т е. Где Очкастый? Где Лерка? Нормы надо уничтожить! Долой сдельщину!

Ш о р н (указывая на растоптанное масло). А масло тоже уничтожить?

Р а б о ч и й. При чем здесь масло?

Ш о р н. Без норм не будет масла.

Р а б о ч и й. Без масла не будет нормы.

Ш о р н. Кто назначает расценки?

Ц е м к е. Не морочь нам голову.

Ш о р н. Вы сами этим занимаетесь.

Д и р е к т о р. Приступайте к работе.

Ц е м к е. Без Очкастого не пойдем.

Д и р е к т о р. Саботаж обошелся нам в двадцать тысяч.

Ш о р н. Это наши деньги. А вы требуете свободы тому, кто это сделал.

Ц е м к е. Дрожите за свои места, вот и говорите красивые слова. А кто работает, тот предатель.

Б а л к е. А тебе что нужно, горлопан?

Ш о р н. Ты можешь уйти, Цемке.

Ц е м к е. Уйду, когда захочу. (Запихивает бутылку в карман, идет к выходу.)

Ш о р н. За пиво надо платить.

Цемке возвращается, швыряет деньги на прилавок и уходит.

Пауза.

Д и р е к т о р. Идите работать.

Н е с к о л ь к о р а б о ч и х кладут деньги на прилавок и уходят.

Г е ш к е (Шорну). Ты на политике собаку съел, секретарь. В Америке нет социализма, но рабочие разъезжают в собственных машинах. А при социализме обувь выдают по талонам. Объясни мне это.

Ш о р н. Пока все действительно так. Машины принадлежат рабочим. Ну, а рабочие кому принадлежат? Обувь мы выдаем по талонам, но зато автомобильные заводы принадлежат нам.

С т а р ы й р а б о ч и й. Говорить-то ты умеешь. А кто нам докажет, что это так?

Входит Ш у р е к, вывешивает лозунг: «Трудящиеся требуют повышения норм».

Ш о р н. Если вы этого сами не поймете, мы все погибнем.

К а р р а с. Гешке спросил насчет обуви. (Поднимает ногу Гешке и показывает на его дырявый ботинок.) Смотрите. На улице десять градусов мороза. А ты хочешь заткнуть ему глотку автомобильными заводами. Мы жалуемся на то, что вы завышаете нормы через нашу голову. А вы суете нам под нос лозунги: «Трудящиеся требуют повышения норм». При чем здесь социализм?

Ш у р е к. Повышая нормы, мы заботимся о ваших интересах.

К а р р а с. Каменщик в спешке калечит печь, а вы называете его саботажником. Долой брак. А вы объяснили ему, почему активист-ударник получает четыреста процентов, а он гроши, только на карманные расходы. Почему Шурек так разжирел с тех пор, как он охраняет наши интересы?

Ш о р н. А кто выбирал Шурека?

Р а б о ч и й. Выбрали-то не навсегда.

Ш у р е к исчезает.

Ш о р н (ухмыляясь). Изберите комиссию, которая расследует, почему Шурек разжирел с тех пор, как представляет ваши интересы.

Д и р е к т о р. Не забудьте расплатиться за пиво.

Г е ш к е. А что же будет с нормами?

Ш о р н (указывая на лозунг). Хотите снова иметь хозяев-предпринимателей, — сорвите лозунг.

Рабочие кладут деньги на прилавок.

Где продавщица?

Р а б о ч и й. Она услышала, что мы объявили забастовку.

Д р у г о й р а б о ч и й. Закрыла лавочку и испарилась.

Т е л я ч ь я н о ж к а. Никакой дисциплины. Надо этим заняться.

Г е ш к е. Кто заплатит за масло, которое ты стибрил, советник юстиции?

Т е л я ч ь я н о ж к а (вытаскивая деньги из кармана). Я только инспектировал.

Р а б о ч и е уходят. Остаются Биттнер, Колбе. Каррас берет бутылку пива, платит деньги, садится и пьет.

Д и р е к т о р (к Балке, Биттнеру и Колбе). Сколько вам потребуется времени, чтобы устранить повреждения?

Б а л к е. Три дня.

Д и р е к т о р. А справитесь?

Б а л к е. Если будем работать быстро — сделаем.

Биттнер кивает.

К о л б е. Я не имею ничего общего с саботажниками, но и с доносчиками работать не желаю.

Пауза.

Б а л к е. Тогда нам потребуется пять дней и мы не уложимся в срок.

К о л б е. Работа на четвертой печи — добровольная. (Задерживается в дверях.)

Д и р е к т о р. Каррас, что с тобой? Ты же печник, мастер.

К а р р а с (смотря на Балке, который отворачивается). Балке заварил эту кашу, пусть сам и расхлебывает.

Ш о р н. Балке не для себя полез в печь.

Пауза.

К а р р а с. Когда начинать?

К о л б е уходит.

Б а л к е. Вы себе глотки сорвали, говоря, что я рвач, а не потрудились понять, что поставлено на карту. Вы кидали в меня кирпичами, а я вмазывал их в печь. Вы меня били смертным боем, ты и Цемке, когда я шел с работы. Так вот, я лучше буду зубами грызть кирпичи, чем с тобой работать.

Молчание.

К а р р а с. А может быть, он ради себя самого полез в печь. (Уходит.)

Молчание.

Ш о р н. Тебе не придется грызть кирпич зубами, Балке.

Б а л к е. С Каррасом я не могу работать.

Ш о р н. А меня разве спрашивали, могу я работать с тобой или нет?

Заводские ворота. Утро. Идет К а р р а с, за ним Б а л к е.

Б а л к е. Ты мне нужен, Каррас. Я не по дружбе тебя прошу. Ты должен мне помочь.

К а р р а с (останавливается). А я думал, ты хочешь в одиночку построить социализм. Когда начнем работу?

Б а л к е. Сейчас. У нас не так много времени.

Проходят в заводские ворота. За ними идет К о л б е.

Перевод Е. Якушкиной.