Драматургия ГДР

Эв.

Курт.

Су.

Артур }

Пауль } — в эпизоде.

Действие происходит в небольшом городе Германской Демократической Республики, в наши дни.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Спальня с широкой кроватью, встроенными платяными шкафами; впереди справа — трюмо с большим зеркалом, перед ним пуфик, на стене — репродукция картины Мане «Завтрак на лужайке». Дверь в коридор приоткрыта. На заднике, прямо против зрительного зала, — окно.

Э в сидит в домашнем халате перед трюмо, обстоятельно массируя лицо; занятие, которое по-английски коротко называется «make up», но продолжается обычно довольно долго.

Г о л о с К у р т а. Когда он должен прийти?

Эв, занятая своим лицом, не отвечает, возможно, она не расслышала вопроса.

По мне, так лучше бы и вообще не приходил. Мне сегодня каждая физиономия противна, а тут еще — его… Ты что-то сказала?

Эв молчит. Куда-то делась, затерявшись меж баночек и флакончиков, понадобившаяся ей кисточка, и она ее ищет, с досадой раздвигая флаконы.

К чему мне все эти сентиментально-глупые совместные воспоминания из времен юности? Большинство людей только делают вид, будто ужасно обрадованы, когда встречают кого-нибудь из школьных друзей. Через десять минут им уже не о чем говорить и наступает тягостное молчание. Даже самый несимпатичный товарищ по работе, и тот ближе: с ним хоть знаешь, что к чему.

Судя по всему, Курт занимается хозяйственными делами, шумно хлопает дверца шкафа. Слышен звон разбитой посуды. Эв на минуту прерывает массаж, прислушивается, искоса смотрит на полуоткрытую дверь. Затем, пожав плечами, возвращается к своему занятию.

А, ч-черт… Как раз из сервиза. Сегодня все одно к одному… Где у тебя совок?.. Ах, вот он…

Погромыхивает ведро.

А мне еще при этом надо разыгрывать роль гостеприимного хозяина на веселой встрече школьных друзей… Не заходи в кухню босиком. Полно осколков.

Судя по звуку, осколки разбитой чашки ссыпаются в ведро.

И вообще это глупая привычка — вечно бегать по квартире босиком.

Слышны шаги, по-видимому, Курт перешел в другую комнату.

Во всяком случае, я это нахожу бестактным с его стороны. Бестактным и навязчивым.

Эв морщит лоб, откладывает кисточку, смотрит на дверь.

Нет, это невозможно!..

По-видимому, он чем-то неприятно удивлен.

Эв!.. Это ты сняла мои диаграммы со стены?

Эв в замешательстве отводит взгляд от двери. Встает, идет к двери.

Вот уже до чего дошло!

Он, видимо, сильно обозлен.

Засунула за письменный стол, как ненужный хлам. Капитуляция начинается уже в собственном доме.

Эв останавливается в дверях, медлит, затем поворачивает обратно, возвращается к зеркалу, садится на пуфик.

Быстро ты это сработала, браво!.. Как в том известном анекдоте, когда по некоторому поводу перевешивают некоторые картины. Но я, между прочим, не анекдотический персонаж! И не позволю превращать меня в такого!.. Во всяком случае, не в моих четырех стенах, не здесь, — слышишь, ты?!.

Эв вновь встает, подходит к окну, смотрит в него с таким выражением лица, какое бывает, когда знаешь все наперед, ко всему привыкла, но… можешь еще в какой-то момент и потерять терпение.

Ты решила засунуть их куда-нибудь подальше, так ведь?.. Дабы создать необходимый уют нашему дорогому гостю и не портить вечер, посвященный трогательным воспоминаниям юности? Не касаться какой-то там грубой действительности… Можешь не отвечать, я и так все прекрасно понял. Наш добрый старый Фридолин не должен, упаси бог, увидеть на стене зловещее отображение того, что он еще только сегодня утром, уже как товарищ Эрлихер, представитель Управления, угробил в силу своего высокого служебного положения. Труп еще пахнет. Убийце может быть неприятен запах.

Судя по доносящимся звукам, Курт довольно рьяно орудует в соседней комнате. Эв кусает губы и выглядит не слишком жизнерадостно.

Но будущее будет таким, каким я его рисую. Это он должен увидеть перед своим носом, моя дорогая, где бы он ни сел в моем доме. Я развешу на всех стенах свои проекты, ни одного гвоздя не оставлю без диаграммы.

Эв пытается саркастически улыбнуться. Жестом, каким обычно кончают безрезультатные дебаты, она как бы хочет сказать: «Пожалуйста, делай что хочешь, — твое дело».

Так… К черту этот газон Дюрера. И репинских бурлаков — тоже куда-нибудь за письменный стол. И городскую панораму Каналетто… Мои листы должны направлять мысль в следующее тысячелетие! Кто хочет здесь сидеть, тот должен отказаться от идиллий седой старины! Кто пьет мой коньяк, пусть поднимает тост за год двухтысячный!.. Где молоток? Сейчас я прибью все свои диаграммы на стены, и он увидит, как они убедительны…

Судя по звукам, он опять вернулся на кухню, энергично орудует там в поисках инструмента. Эв проявляет известный интерес к этим шумовым эффектам, вслушивается с напряженным любопытством, как бы пытаясь заранее определить, — что он еще разобьет?

К у р т появляется в дверях, вооруженный молотком, с двумя большими диаграммами в руках.

К у р т. Где гвозди?

Э в (молча смотрит на него. После паузы). Ты не собираешься переодеться?

К у р т. В сахарнице еще недавно было несколько штук. На прошлой неделе. (Диаграммы падают у него из рук, он пытается неловко удержать их локтями.)

Э в. Надень свежую сорочку.

К у р т (все еще занятый тем, чтобы как-нибудь удержать диаграммы и молоток). Мне сейчас не до сорочек, мне нужны гвозди.

Э в. Он уже скоро придет.

К у р т. И поэтому их нужно (показывает на диаграммы) убрать отсюда? Признайся, что ты уже заранее настроилась на мое поражение. Почему ты молчишь?

Э в (устало). Что я должна сказать?

К у р т. Что, что, что!.. Я вижу, мои проблемы не слишком интересуют тебя…

Э в. Перестань.

К у р т. Пожалуйста.

Э в. Я ничего не знаю ни о каком поражении. Я вообще никогда ничего не знаю.

К у р т. Хорошо, хорошо!.. Не собираюсь тебе надоедать. (Хочет уйти.)

Э в. Курт…

Он останавливается в дверях.

(Помолчав.) Ну скажи же… Что произошло?

К у р т. Ничего особенного.

Э в. Так…

К у р т. Один высокопоставленный деятель нашел, что все должно быть иначе. И по веселому капризу судьбы оказался нашим старым дружком, Фридолином Эрлихером. Такое бывает обычно в театре. А мне выдалось в жизни.

Э в (не очень вникая в его слова). Дальше. Ну?.. Что еще?

К у р т. Тебе этого недостаточно?.. Пожалуйста, — дальше это будет выглядеть примерно так: завтра утром я должен буду предстать перед своими сотрудниками и самокритично покаяться. А именно — мне, грешному, удалось вытянуть вашу заплесневелую и отставшую ткацкую фабрику из дерьма, но это была ошибочная затея, и теперь я не знаю, как быть…

Э в. Что творцу экономического чуда в этом городе, конечно, совсем не к лицу.

К у р т. Что ж, — издевайся, высмеивай, высмеивай меня. (Бросает молоток и диаграммы на кровать.) За то, что я не в состоянии больше заниматься этой жвачкой мелкого рационализаторства и предлагаю создать современное производство, то есть сделать твердый шаг в будущее, за это меня может теперь высмеивать каждый как какого-то чокнутого, придурковатого фантазера. Закон инерции оказывается сильнее, чем высшие требования развития. Маленькие огорчения наших драгоценных рабочих, оказывается, для нас важнее всего. Перед усталой болтовней наших прилежных современников должен замолкнуть голос будущего. (Взвинчивая себя, брюзгливо.) Кто хочет увлечь массы и повести их за собой в следующий век, того заносят в книгу истории как дурака, шута или еретика. И поскольку в еретики я не гожусь, придется мне довольствоваться скромной ролью дурака, или шута. Вот и получается, что каждый может теперь надо мной потешаться… Чего ты смеешься?

Э в. Так просто…

Она действительно тихонько смеялась.

К у р т (недоверчиво). Как это — так просто?

Э в. Н-ну… Одна мысль пришла в голову.

К у р т. Вот как… Мысль…

Э в. Я подумала: если бы твои речи сопровождать… игрой на виолончели.

Курт тупо уставился на нее. Эв приводит в порядок свои косметические принадлежности на трюмо.

К у р т. …Бывают моменты, когда остаешься один…

Ему и вправду жаль себя.

Совсем один.

Э в (не глядя на него). Да.

К у р т. Что?

Э в. Это бывает.

К у р т (бешено). Вот именно.

Э в. Я-то это знаю очень хорошо.

К у р т. В высшей степени существенное замечание.

Э в. Не ожидал от меня подобного?

К у р т. С меня хватило бы просто… чуть-чуть взаимопонимания.

Э в. Серьезно?

Курт кивает со снисходительно-терпеливой миной.

(Жестко.) Что я должна понимать, Курт?.. Ты встретился с Фриделем. Он из главного управления, какой-то начальник. Вместо того чтобы вспомнить молодость, вы поспорили по производственным вопросам. У тебя испортилось настроение. Вот и все, что я знаю. Больше ничего.

К у р т. Избавь меня от подробностей.

Эв пожимает плечами, снова возвращается к своим косметическим принадлежностям. Но на этот раз, кажется, она не столько приводит их в порядок, сколько просто переставляет с места на место. Курт тоже довольно бессмысленно возится со своими диаграммами, лежащими на кровати.

Э в. То, что ты реорганизовал ткацкое дело в городе, — это бесспорно. Если в этой дыре когда-нибудь появятся почетные граждане, ты будешь, несомненно, первым из них…

К у р т. Прошлогодний снег… (Кивает в сторону окна.) Только они не знают еще, что он давно стаял. Экономист — не поэт. Его слава в балансах.

Э в. У тебя был план развития производства. Месяцами ты носился с ним, как рождественский дед: погодите, вот я раскрою свой большой мешок, и…

К у р т. Все ерунда! Сегодня утром мне дали понять, что все это лишь химера. Выдумка сумасшедшего, пригодная только для прилежных студентов: как яркий пример того, чего ни в коем случае делать не следует.

Э в. Это Фридель так сказал?

К у р т. Что-то в этом роде.

Э в. Не понимаю. Ведь тебя все время хвалили. Успех за успехом.

К у р т. То, что для здешних людей в новинку — для меня уже пройденный этап. Трамплин для нового большого прыжка. Который теперь не состоится. По распоряжению свыше.

Э в. А что говорят твои сотрудники?

К у р т. Тот, кто хочет чего-нибудь добиться, не раскрывает раньше времени свои карты. У меня свой метод. Тактика, — без нее не обойтись.

Э в. Поздравляю. Я на твою тактику уже попалась.

К у р т. Как будто я хочу кого-нибудь надуть.

Э в. Не раскрывать свои карты. Твои слова.

К у р т. Чего ты хочешь?.. Люди были довольны. Они стали больше зарабатывать, работать с увлечением. То, что так не будет всегда, они, конечно, не знали. Это знал я!.. Я чистил им старые штиблеты, а тем временем готовил новые. В которых только и можно будет ходить, — в семидесятых годах.

Э в. Втихомолку. Исподтишка.

К у р т. Кому-нибудь это повредило?

Э в. По твоей бухгалтерии — никому.

К у р т. В свое время об этом узнал бы весь персонал.

Э в. Демократия в свое время.

К у р т. Милое дитя, руководить предприятием — это, полагаю, чуть сложнее, чем объяснять первоклассникам, сколько будет дважды два. Не путай масштабы.

Э в (испытующе смотрит на него. Отвернувшись). Переоденься. Он может прийти с минуты на минуту.

К у р т (садится на постель, берет одну из диаграмм). И, как нарочно, — именно школьный товарищ оказался тем, кто дал мне подножку!.. Друг детства!.. Вот уж никак не ожидал… Входит, говорит — «не пялься на меня, это действительно я», — а затем начинает рубить, да так, что к концу я уже выглядел жалким дилетантом, которому не следует совать нос в экономику. И все — на высокой ноте, аргументируя соображениями «высшего порядка». Но отнюдь не точными цифрами! А в заключение, как ни в чем не бывало, напросился в мой дом, на ужин.

Э в. Поужинает он в гостинице.

К у р т. Весьма предусмотрительно.

Э в. Ты можешь завтра заехать за детьми?

К у р т. Завтра?

Э в. У меня учительский совет. Если мне придется заезжать в детский сад, я не успею в магазины. А у нас ничего не куплено на субботу и воскресенье.

К у р т (агрессивно). Может быть, и это ты мне поручишь?

Э в (сдержавшись). Если я успею, то сделаю все сама.

К у р т. Пожалуйста, пожалуйста, я все исполню. Скоро мне вообще придется стать домашней хозяйкой. И объявить это моей новой профессией.

Э в. Очень мило.

К у р т. Я уйду в ссылку на кухню. Одержимый идеями хозяйственник вооружится пылесосом и тряпкой.

Э в. Переоденься же наконец.

К у р т. Я для тебя недостаточно импозантен?.. Ты будешь сконфужена из-за меня?

Э в. С моими первоклашками легче разговаривать.

К у р т. Два года работы — псу под хвост. Мои расчеты и проекты — подшить к делу, сдать в архив. Все остается по старинке. Мне же придется подогревать самодовольство тех, кого я сам вытащил из дерьма. Только, конечно, на тихом огне — чтобы не убежало из кастрюльки. А посуда побольше — невозможна на ближайшие двадцать лет.

Э в (помолчав). Он что… очень изменился, наш Фридель?

К у р т. Мы все изменились.

Э в. Да?

К у р т. Может быть, нет?

Э в. Жаль.

К у р т. Милое дитя, мне приходится иметь дело с грубой действительностью изо дня в день. Может быть, те, кто работает с детишками в школе, сохранили еще в полной свежести свои девичьи красивые мечты.

Э в (подходит к платяному шкафу, открывает дверцу). Что мне надеть?

К у р т. Для него — что-нибудь самое лучшее.

Эв вынимает из шкафа мужскую сорочку, протягивает ее мужу.

Фридолин Эрлихер, любимец класса, кумир девушек, идол всей школы…

Э в. Надень… (Подносит ему сорочку.)

К у р т. И поскольку мой проект угробил он, значит, что-то в этом проекте было не так… Есть над чем подумать, не правда ли?.. Начать сомневаться, настроиться скептически — даже против собственного мужа…

Э в (бросает сорочку ему на колени). Ты просто сходишь с ума. (Снова подходит к шкафу, открывает другую дверцу.)

К у р т. Я же это вижу. По твоей реакции.

Э в. Что ты видишь?

К у р т. Тебе это лучше знать.

Эв резко поворачивается к нему лицом.

Я же не дурачок.

Э в. Чтоб ты замечал, как кто-то на что-то реагирует, — такого мне давно не приходилось наблюдать. Запонки на ночном столике.

К у р т. Во всяком случае, ко мне он не отважился напрашиваться в гости.

Э в. Не будь смешон.

К у р т. А позвонил именно тебе, в школу. Не нужно быть глубоким психологом, чтобы понять, какое это на тебя произвело впечатление.

Э в. Какое?

К у р т. Ты поспешила поскорее убрать это! (Потрясает диаграммами.) Хотела ему продемонстрировать, что не имеешь ничего общего с моими… сумасбродствами. Что ты далека от этого.

Э в. Ты что, — выпил там, на кухне?

К у р т. Две маленьких.

Э в. Достаточно в твоем состоянии.

К у р т (брюзгливо). Да-да, скоро надо будет вообще за мной приглядывать…

Э в (довольно зло). Эти штуки я, действительно, сняла со стены, потому что время от времени надо стирать с них пыль. Обычно я не обременяю тебя этими мирскими проблемами. И если бы ты пришел домой, как обычно, к полуночи, твои диаграммы уже висели бы на стене… Вот так. А то, что ты поссорился с Фриделем, это я тоже узнала лишь от тебя, да и то в весьма скупом изложении. Но я к этому уже привыкла. Ты опять произнес много слов, чтобы мало чего сообщить…

К у р т. Да?

Он на самом деле озадачен.

Э в. Да.

К у р т. Ну, тогда извини… (Делает беспокойный, неуверенный жест.)

Э в (резко). Да переоденься же наконец, — боже мой.

К у р т (расстегивает пуговицы на сорочке). Ты ничего не знала об этом?

Э в. Нет.

К у р т. Странно… (Надевает сорочку через голову.)

Э в. Мы же и пяти минут с тобой не говорили.

К у р т. Где запонки?

Э в (устало). На ночном столике.

К у р т. Неужели он думает, что мы могли бы просидеть целый вечер, делая вид, что ничего не произошло? (Застегивает пуговицы на сорочке.)

Эв идет к ночному столику, достает запонки.

Э в (подойдя к Курту). Дай сюда. (Берет его руку, вдевает запонку в манжету.)

К у р т. Как он себе все это представляет?.. Будто я в состоянии думать о чем-нибудь другом больше минуты.

Э в. Не дергайся… (Пытается вдеть другую запонку, очень сосредоточенна.) Скажи мне… Как же я должна вести себя, по-твоему?

К у р т. Лучше всего — помалкивай.

Эв замерла, уставилась на него. Курт этого не замечает.

Потчуйте друг друга своими школьными историями.

Э в. Прелестно.

К у р т. Ведь ты этому заранее радовалась.

Э в. Великолепно!.. (Резко отходит от него, нервно теребит оставшуюся у нее в руках запонку.) Целый год я рассказывала детям на уроках краеведения, что теперь их родители стали настоящими хозяевами фабрик и заводов. (Непроизвольно начинает говорить, как перед классом, но с саркастическим оттенком.) Что они усиленно борются за повышение производительности, любят свою работу и чувствуют себя подлинными хозяевами. Да-да, Инге, твой папа получил квалификацию, — ты знаешь, конечно, что это такое. Нет?.. Ну а кто знает?.. Ага, Мартин, скажи-ка… Правильно, если человек хорошо все делает или, скажем, умеет сам наладить станок, на котором работает. А твоя мамочка, Карин, скоро станет даже инженером, а когда она много лет назад впервые пришла на фабрику, она боялась машин… Видите, дети? (С нарастающей иронией.) И поскольку эти фабрики, которые объединены в одно общее предприятие, являются единственным видом промышленности в нашем городе, постольку все, что там происходит, очень важно для всех нас. (Курту.) Но с сегодняшнего утра этого уже нельзя сказать?.. И, может быть, нельзя было говорить и вчера и неделю назад?.. Может быть, я говорила детям неправду?.. Не следует ли мне следующие уроки провести под знаком самокритики?.. Видите ли, дети, — тут есть одна закавыка, милые дети, только я вот не знаю, в чем она, эта закавыка… Это, безусловно, чересчур сложно для вас, — для меня, впрочем, это тоже чересчур сложно, мы узнаем обо всем это позднее. В свое время.

К у р т. О господи, меня волнует кое-что поважнее, чем твоя детвора… Мне бы твои заботы.

Э в. Я знаю. Они для тебя никогда не имели значения. Раньше моя работа предоставляла возможность скорее приобрести холодильник, а теперь она стала просто времяпрепровождением, которое ты вежливо терпишь: нельзя же заставить жену день деньской сидеть дома, это теперь выглядит не слишком современно и не очень к лицу руководителю социалистического предприятия. Так примерно ты и сейчас думаешь.

К у р т. Старая песня. Я не психиатр. Не разбираюсь в комплексах неполноценности.

Эв бросает запонку на трюмо, хочет уйти.

Нет, пожалуйста, тебе незачем хоронить свой педагогический талант. Все, что ты сказала, — верно.

Э в. К чему же тогда все волнения?.. Или это только половина правды?.. А как же с другой?.. Я женушка послушная и не стану вмешиваться.

К у р т (уклончиво). Я не это имел в виду.

Э в. Я вроде бесплатного бюро по рекламе своего собственного мужа. Существую для того, чтобы через посредство детей воздействовать на их родителей — убеждать их в величии твоей миссии.

К у р т. Ты становишься истеричкой…

Э в. О боже, только не это! Это было бы совсем ужасно. Одного истерика в семье более чем достаточно. (Подбегает к кровати, хватает молоток, протягивает его Курту.) Ты вроде бы хотел заняться убранством квартиры?.. Или вся эта ария была просто очередной отрыжкой души, которую ты можешь себе позволить по крайней мере дома, не теряя, так сказать, достоинства? (Сует ему молоток в руки.) Если ты положил гвозди в сахарницу, то они там так и лежат, может быть, только засыпанные рафинадом, который я вчера купила. Без злого умысла, разумеется. Просто в спешке.

К у р т (не зная, что делать с молотком). Ты никогда не пользовалась этой сахарницей.

Э в. А вот воспользовалась. Тебе в угоду, мой дорогой. Чтобы не слышать больше твоего ворчания, что в пакетах сахар отсыревает… Так… Еще что? Ага, правильно, с завтрашнего дня, клянусь в этом, я не буду больше ходить по квартире босиком. А на холодильник положу шариковую ручку и листок бумаги, на котором ты сможешь излагать свои дальнейшие жалобы. Письменно. (Замолкла.)

Курт перекладывает молоток из одной руки в другую; наконец кладет его снова на кровать.

К у р т. Извини.

Эв пожимает плечами.

Я немного распустился.

Э в. О’кей… Я тоже.

К у р т. Все в порядке?

Э в (через плечо). Это мы всегда себе говорим. После.

К у р т. Я что-то кислый сегодня.

Э в. Это ты тоже всегда говоришь. После.

К у р т. Да?

Э в. Да.

К у р т. Гм… Может быть.

Э в. Уже года три.

К у р т. Не преувеличивай.

Э в. Приблизительно.

К у р т. Ну, допустим… Когда приходишь домой после всей этой свистопляски на фабрике… Вероятно, я бываю иногда немного… (подыскивая слово) въедливый.

Э в. Вероятно. Иногда. Немного.

К у р т. Я, видно, этого не замечаю.

Э в. Я замечаю.

К у р т. Ты должна была мне об этом сказать.

Э в. О боже!

К у р т. Как будто нельзя со мной объясниться.

Э в (пародируя его тон). Ах, еще это, как будто у меня нет других проблем!.. Милое дитя, оставь меня ради всего святого в покое с этими дурацкими мелочами.

К у р т (невесело). И часто я… так говорю?

Эв не отвечает.

Н-нда… возможно.

Э в. Ты слишком занят. Я отучилась рассказывать тебе про свои… дурацкие мелочи.

К у р т. Тогда, логически рассуждая, я не могу на это как-то реагировать. (Поняв противоречивость своего замечания, поспешно.) Впрочем, ты должна признать, что я никак не препятствовал, когда год назад тебе предложили аспирантуру.

Э в. Но и не слишком горячо уговаривал.

К у р т. Речь шла о твоей аспирантуре. Решать должна была ты сама. Что же касается того, как все организовать дома, — я был готов.

Он уже снова пришел в себя, говорит свысока, но тем не менее искренне.

Я ведь сам вижу, что вся эта зубрежка азбуки в школе не удовлетворяет. Но… ты не захотела другого.

Э в (после паузы, с беспомощным жестом). Я бы с этим не справилась. Уже давно отвыкла от теоретических занятий. (Еще некоторое время размышляет, затем, как бы отбросив все в сторону, подходит к шкафу, вынимает из него вечернее платье.)

К у р т. Только без шика, если можно.

Э в. И не собиралась.

Она вешает вечернее платье на дверцу шкафа, снимает домашний халатик, бросает его на кровать и в таком виде высматривает себе в шкафу какое-нибудь другое платье. Курт смотрит на нее, подходит ближе.

К у р т. Во всяком случае, выглядит моя жена еще… очень и очень!

Э в. Ты находишь?

К у р т. Мне искренне жаль всех мужчин, у кого нет такой женушки.

Э в. О-о!.. (Снимает платье с вешалки.)

К у р т. Они подвержены всяким соблазнам. (Гладит ее плечи, отбирает из ее рук платье.)

Вешалка падает на пол.

Э в (не глядя на него). Я знаю, что ты мне не изменяешь. Это я знаю.

К у р т (бросает платье на кровать). Это уже кое-что… И не так мало, я думаю. (Обнимает ее сзади за плечи.)

Э в (через плечо). Ты относишь это к своим заслугам?

К у р т (иронически). Безусловно.

Э в. Может быть, у тебя просто нет времени?

К у р т. Возможно.

Э в. Может быть… у меня его больше?

К у р т. Тебе лучше знать.

Э в. И это тебя никогда не тревожило?

К у р т. Дорогая, — роль бессовестной прелюбодейки тебе не подходит.

Э в (смотрит на его часы). Твои часы правильные?

К у р т. Не имеет значения. (Целует ее плечи.)

Э в. Слушай, уже девятый час! (Пытается освободиться от его объятий.)

К у р т. Нас нет дома. Ни для кого.

Э в. Не говори глупости.

К у р т. Выключим свет. Занавесим окна. (Отпускает ее, выключает свет, но из коридора свет проникает в спальню, так что здесь еще не совсем темно.) Никого нет дома. (Возвращается к ней.) Может прийти и звонить сколько угодно — нас нет дома!

Э в. Ты сошел с ума.

К у р т. Согласен. Я схожу с ума по тебе и нахожу это прекрасным. (Снова обнимает ее, тянет к кровати.) Нормальны мы всегда. Слишком часто мы… слишком нормальны. Это все убивает, и мы этого не замечаем. (Садится, не отпуская Эв, на край кровати.) И в конце концов забываем, что любим.

Э в. Да.

К у р т. Зубила будней слишком обтесывают нас. Поэтому я однажды сказал: люди без углов и острых кромок скучны.

Он смотрит на нее снизу вверх, она стоит близко к нему.

Я люблю тебя… Как тогда.

Э в. Ты сидишь на своих диаграммах.

К у р т (вытаскивает из-под себя диаграмму). Это сейчас почти невероятно. Мы уже девять лет женаты.

Э в (не без иронии). И ты мне ни разу не изменил.

К у р т. И я люблю тебя по-прежнему. (Одной рукой обнимает ее, в другой держит диаграмму.)

Э в. Уже директор фабрики, а все еще с первой женой. (Необдуманно.) Впрочем, это Фридель сказал, — насчет людей без углов. Которые скучны.

К у р т. Может быть… (Отбрасывает диаграмму в сторону.) Я уже не помню… (Обнимает ее обеими руками.) Но ты все еще очень хороша. И… моя жена.

Э в. У тебя, как видно, всего хватает.

К у р т. Блажен, кто имеет.

Э в. И ты имеешь. Меня.

К у р т. Уже целую вечность. (Пытается притянуть ее к себе.)

Э в. Говори это чаще.

К у р т. Хоть сто раз, если ты хочешь.

Э в. Да. Сегодня. (Садится перед ним на ковер.)

К у р т. С завтрашнего дня — ежедневно.

Э в. Хоть бы раз в месяц — и то достаточно.

К у р т. Ты сейчас сидишь так, как двенадцать лет назад. В тот вечер.

Эв смотрит на него отсутствующим взглядом, хочет встать.

(Прижимает ее к ковру.) Когда эта вечность началась. Да, ты этого уже не помнишь. А я не забыл. (Нагибается к ней.) Солнце стояло уже совсем низко над лугом, и вода в канале поблескивала сотнями красок. Ты сидела на нижней ступени старого спуска к воде… Как сейчас. (Обхватывает ее голову ладонями.)

Э в (помолчав). Я поплыла из песчаной бухты; плыла, не оборачиваясь, и только думала: если он и на этот раз не потянется за мной — все, не буду больше обращать на него внимания.

К у р т. И я приплыл.

Э в. На шесть минут позже.

К у р т. Когда я подплыл к лестнице, ты так ухмылялась, что я чуть было не повернул обратно.

Э в. На это у тебя уже не было силенок.

К у р т. Преувеличение.

Э в. Ты сопел, как старый речной пароход.

К у р т. Во всяком случае, я знал, что ты меня ждешь.

Э в. Довольно долго пришлось тебя ждать.

К у р т. Все думали, что ты и Фридель…

Э в. Парни вообще думают… чудовищно туго.

К у р т. Но ты меня едва замечала.

Э в. Гм…

К у р т. А с ним бывала подолгу вместе.

Э в. Ну и что?

К у р т (коротко хохотнув). Да, это верно. Парни соображают туго.

Э в. Очень даже туго.

К у р т. Теперь я тебе кое-что скажу. Я сидел над тобой, как сейчас. В косых лучах солнца твои плечи были почти черные. Мне хотелось дотронуться до них…

Э в (не глядя на него). Я знаю…

К у р т. Да?

Э в. Я ждала этого. Что… дотронешься.

К у р т (погладил ее плечи). А ты вдруг прыгнула в воду. Совершенно внезапно.

Э в (тихо смеется). Мы же просидели там полчаса.

К у р т. Так долго?

Э в. Как минимум.

К у р т. Я немного… боялся.

Э в. Когда мы приплыли обратно в бухту, все остальные уже ушли. По дороге домой ты… все время говорил. Как будто должен был выговориться за сто лет. О чем угодно. Но только не о нас.

К у р т (иронически). Парни соображают туго.

Э в. И я была рада, что ты этого не сделал. Там, на канале.

Она взглянула на него снизу. Он морщит лоб.

К у р т. Рада?

Э в. Да.

К у р т. А девушки — сложные существа.

Э в. Я тебе тоже кое-что скажу. Две недели спустя…

К у р т. Тогда уже вся школа знала, что мы шли вдвоем. Я был очень горд этим.

Э в. Трофеем, которым можно похвастаться.

К у р т. А что?.. В таком возрасте самодовольство не возбраняется.

Э в. После урока физики, или математики, когда каждый мог выйти из класса, как только сдаст тетрадку, он ждал меня у ворот школы. Фридель. Не сделал даже вида, будто оказался тут случайно. Просто ждал.

К у р т. Хитрить он не любил.

Э в. Да. Просто сказал: «Ну и хорошо, что ты и Кутти…»

К у р т. Ты никогда мне об этом не рассказывала.

Э в (помолчав). И посмотрел на меня так, чтобы я не сомневалась, что он именно так и думает. (Бегает.)

Курт несколько ошеломлен.

Он должен был бы уже давно прийти.

К у р т. Я считаю, у него не было никаких оснований — так тебе говорить.

Эв берет с кровати платье и натягивает его через голову.

(С неохотой.) Вообще-то он был славный малый — разве я это оспариваю?

Э в. Когда он мне это сказал, тогда перед школой… Мне было немножко больно.

Курт уставился на нее вопросительно.

Но мне нравился ты. Это я знала. И тут было все ясно.

К у р т (неуверенно). Но?..

Э в (пожала плечами. Помолчав). Тогда впервые я поняла, что принять решение — это значит от чего-то отказаться.

К у р т. Но ведь ты любила меня!

Э в (нетерпеливо). Ну, да, да…

К у р т. Все остальное для меня было не важно. И все другие!

Э в. Естественно.

Она опять неприятно удивлена — он не понял ее.

К у р т. Ну, так… в чем же дело?

Э в. Я хотела тебя. Не его. Но когда он сказал, что он рад за нас, я почувствовала… Мне показалось… что я стала как-то беднее. Что-то потеряла… Чем никогда не владела. И чем мне, вероятно, все равно не пришлось бы владеть.

К у р т (с тревогой). Может быть, все-таки… иногда хотела?

Э в. Нет… Я не могу этого объяснить.

К у р т. Женщины, кажется, тоже… сложные существа.

Э в. После стольких лет жизни — и только лишь «кажется»?.. Точно не знаешь?

К у р т. По-видимому, с одной женщиной накапливаешь мало опыта. Поэтому я недостаточно компетентен. Что я отнюдь не причисляю к своим заслугам — говорю это, лишь чтобы предвосхитить твой вопрос.

Эв оправляет на себе платье.

(Обнаружив, что манжета на его сорочке все еще без запонки.) Так где же другая запонка?

В его тоне снова появляются требовательные нотки.

Э в. Извини… (Виновато ищет глазами запонку.)

К у р т. Ты же ее держала… Каждый раз одно и то же.

Эв, увидев запонку на трюмо, взяла ее, подошла к мужу.

Э в. Дай сюда… (Быстро вдевает запонку в манжету.)

К у р т. Идиотская конструкция.

Э в. Ты мог бы себе купить новые.

К у р т. А ты могла бы сообразить, что подарить мне на рождество. А то ведь всегда мучаешься, не знаешь — что…

Э в (поворачивается к нему спиной). Застегни.

Курт застегивает молнию на ее платье.

К у р т. Жаль.

Э в. Не глупи… (Стукнула его легонько по носу.) Благодарю.

К у р т (ехидно). Теперь он может приходить.

Э в. Как насчет галстука?

К у р т. И так каждый день на работе носишь. Могу я по крайней мере дома, вечером ходить как мне хочется?

Э в. Хорошо, хорошо… Можно без галстука.

К у р т. Так как наш гость заставляет себя ждать, пойду пока пропущу маленькую… (Идет к двери.)

Э в. Кутти…

Курт останавливается в дверях.

Мы очень изменились, да?

К у р т. Мы?

Эв молчит. Смотрит на него.

Стали старше, конечно… Чего ты?

Э в. Не такие, как двенадцать лет назад? Как тогда у канала, например?

К у р т (помолчав). Это ты спрашиваешь… из-за него?

Э в. Из-за нас.

К у р т. Ты раньше не задавала таких вопросов.

Э в. Нет. Не задавала.

К у р т. Почему же… как раз сегодня?

Э в. Не знаю.

К у р т молчит, как бы запретив себе дальнейшие высказывания. Выходит.

Только, думаю… Я думаю: нам надо было бы это знать.

К у р т (возвращается). Значит, все-таки из-за него? К нам едет ревизор. Приготовьте-ка для контроля книги жизненного баланса.

Э в. У меня такое чувство, что… там, в этих книгах, есть вопросы, на которые я не могу ответить.

К у р т (вяло). Подумай, каково бывает твоим ученикам, когда ты неожиданно даешь им контрольную работу. Или сейчас такие варварские методы уже не практикуются?

Э в (не давая перебить себя). Через минуту он может появиться здесь и захочет про нас кое-что узнать…

К у р т. Как нам живется и так далее. Пожалуйста, ты можешь с тем же успехом спрашивать о том же его.

Э в. А я не знаю ответа. Ни насчет этого (показывает на диаграммы), ни о нас с тобой, Курт… О нас обоих.

К у р т. Ты что, — в ожидании великого инквизитора?

Эв молча смотрит на него. Под ее взглядом он теряет самообладание.

Какое ему дело, в конце концов?.. Что все это значит вообще? (Жестко.) Если тебе пришло в голову именно на сегодняшний вечер назначить генеральную инспекцию нашей супружеской жизни, этакий высший семейный суд, то ты могла бы по крайней мере поставить меня об этом в известность.

Э в. Не кричи.

К у р т. Почему?.. Детей нет дома, нам не на кого оглядываться, да тебе сейчас и не до них…

Эв резко поворачивается, подходит к окну, выглядывает.

Э в. Удивительно… Ты ревнуешь к воспоминанию.

К у р т. Ревную?… Какая нелепость! Глупости!

Э в. Я это не назвала бы глупостью. Лучше, чем… (Умолкает.)

К у р т. Лучше, чем… что?

Э в (сухо). Равнодушие.

К у р т. Значит, я теперь уже и равнодушный? Вероятнее всего, — «не люблю тебя»?.. Типичный патриархальный тиран! Ну, что еще?

Э в. Я не видела Фриделя… вот уже двенадцать лет.

К у р т. Разве я требую, чтобы ты передо мной отчитывалась?

Э в. Для этого ты чересчур самонадеян. Уверен в своей собственности.

К у р т. Каталог моих недостатков пополняется. Что еще?

Э в. У тебя никогда не было сомнений. Как будто не… могло чего-нибудь произойти.

К у р т (демонстративно терпеливо). А что могло бы произойти?

Э в. Да… Что?

К у р т (саркастически). Итак, — что было?

Э в. Ничего.

К у р т (почти цинично). Благодарю.

Э в. Впрочем… у меня могли быть хотя бы соблазны.

К у р т. У тебя?

Э в. Трудно представить, да?

К у р т. Конечно, нет… Ты ведь тоже всего лишь человек, и к тому же вполне равноправный. Это в порядке вещей. И были у тебя… соблазны?

Э в. Скажи честно. В воспоминаниях ты еще меня ценишь. Ты страшишься человека, который когда-то мог бы стать твоим соперником. Реминисценции могут еще выбить тебя из седла — в них я еще предстаю как стоящее существо, которым дорожат. Сейчас я для тебя только инвентарь. Предмет обихода.

К у р т. Десять минут назад я собирался как раз тебе доказать…

Он делает полный горечи жест, чувствуя себя оскорбленным.

Э в. Что доказать?.. Что я, собственно, занимаю вполне достойное место в ряду твоих потребностей? Конечно, время от времени пользуются той или иной вещью, которую приобрели. Очень практично.

К у р т. Это… оскорбительно.

Э в (помолчав). Да… Извини.

К у р т. Это чертовски грубо, моя дорогая.

Э в (устало). Прости.

К у р т. Чем я это заслужил, — едва ли ты сможешь объяснить.

Эв садится на пуфик перед трюмо.

Э в. Я знаю, что еще прилично выгляжу. Но иногда ловлю себя на том, что это меня больше не интересует. (Глядя на него в упор.) Я очень охотно раздевалась для тебя. Раньше.

К у р т. Ну, так покажи мне человека, который может растянуть медовый месяц на девять лет супружеской жизни! Такого духовно-материального фонда не встретишь даже в плохих романах. Кроме того, у нас еще был значительный предпусковой период — перед тем, как вступила в строй наша государственно зарегистрированная кооперация. (С широким жестом.) Мы уже двенадцать лет вместе, девочка! (Ходит по комнате.) Что в тебя вселилось сегодня, — сразу не поймешь. С того момента, как ты пришла домой и сообщила об этом визите… Нет-нет, пожалуйста, я не буду больше говорить об Эрлихере. Но если у тебя что-то с нервами, так возьми больничный лист, твои милые коллеги достаточно часто просят тебя подменить их, так что ты не будешь в долгу. Но мне, пожалуйста, не морочь голову подобными метафизическими фантазиями. Только потому, что какой-то школьный приятель свалился нам как снег на голову. Так… А теперь я хочу выпить наконец свой коньяк, черт возьми! (Выходит, но продолжает говорить.) Что ж мне теперь — головой об стенку биться из-за этих дурацких вопросов и комплексов? (Возвращается, вооруженный бутылкой коньяка и стаканом.) У меня их нет, и то, что ты вдруг оказалась им подвержена, меня только удивляет, моя дорогая, только удивляет. (Пьет.)

Э в. Мы как раз слишком мало удивляемся. И слишком нормальны. Чересчур гладко обтесаны. Твои слова.

К у р т (злобно). Не мои слова, а Эрлихера!.. Ты была столь любезна, что напомнила мне об этом. И я не стану приписывать себе его многозначительные сентенции. Я скромно ограничусь своими собственными представлениями о жизни и обо всем на свете, и их я способен сам излагать и защищать. Я не боюсь его вопросов, моя дорогая. Пусть же он наконец приходит, уважаемый товарищ Фридолин Эрлихер — приятель прежних лет и всезнающий начальник ныне!.. Мы еще посмотрим, кто будет задавать сотрясающие мир вопросы и как будут звучать ответы. Меня это не пугает. Ну, где же он?

Раздается звонок. Оба замирают, уставившись друг на друга. Эв недвижима. К у р т, спохватившись, делает величественно-небрежный жест и выходит из комнаты. Эв подходит к трюмо, стоит перед ним, задумчиво разглядывая себя в зеркале. Хлопает дверь.

К у р т (за кулисами). Ты?!.

Г о л о с С у (за кулисами). А у тебя по-прежнему замедленные реакции? Кутти с поздним зажиганием… Неужели я так изменилась?.. Не пугай меня, все говорят, я выгляжу прекрасно.

К у р т (за кулисами). Откуда ты взялась?

Эв ошеломленно прислушивается, подходит к выключателю. Когда она зажигает верхний свет, С у появляется в дверях. Увидев Эв, бросается к ней.

С у. С ума сойти!.. Эвочка!.. Эв и Кутти действительно еще вместе. Вообще-то я как-то слышала об этом, но кто в наше время верит таким сказкам?

Эв метнула вопрошающий взгляд на Курта, который стоит в дверях за спиной Су. Курт отвечает неопределенным жестом.

(Вертит головой, обращаясь то к Эв, то к Курту.) Держу пари, что этим вы установили брачный рекорд нашего класса! Дорогая Эвочка… Я тебя поздравляю. И вообще, — как вы поживаете? (Бурно приветствует и обнимает Эв.)

Э в. Ты действительно… неожиданно, Сузанна…

С у. Раз ты так долго выдержала с Кутти, значит, он, по-видимому, в большом порядке.

К у р т (саркастически). Весьма обязан.

С у. Пожалуйста, пожалуйста… Я еще в школе указывала именно на тебя, когда заходил разговор — кто из мальчиков лучше всех будет ходить под башмаком у жены.

К у р т. Этот вопрос обсуждался?.. Что-то не припомню.

С у. Только среди девочек, чудак… Помнишь, Эв?

Э в. Может, снимешь все-таки пальто?

С у (снимая пальто). Ты тогда сильно покраснела. Стала пунцовой, я бы сказала. (Бросает пальто на пуфик.) Ну и насмешила ты меня… Но я была права!

К у р т. Что привело тебя в наши края?

С у. Твоя слава, говоря коротко.

К у р т. Весьма польщен.

С у. На прямой вопрос — прямой ответ.

Э в. Выпьешь чего-нибудь? (Берет пальто Сузанны, чтобы отнести его в коридор.)

С у. Если это не связано с хлопотами.

Э в. Не связано.

Она стоит с пальто в руках, несколько смущенная, все еще не придя в себя от неожиданного вторжения.

К у р т. Где ты устроилась?

С у. Еще нигде.

К у р т. Ах, так…

Он перекинулся взглядом с Эв. Су перехватила этот взгляд.

С у. Вашу бьющую ключом радость я себе представляла несколько иначе. Но не бойтесь, я не собираюсь долго действовать вам на нервы.

Э в (очень смущена). Чепуха… Мы просто немного… сбиты с толку. После стольких лет ты являешься, как…

С у. После двенадцати, если не ошибаюсь. То есть со времен окончания школы. Другие, между прочим, устраивают встречи, традиционные вечера.

К у р т. Это бывает только в театре.

С у. В зависимости от того, что из этого получается.

Э в. Выпьешь рюмочку?

К у р т. А может быть, она хочет есть.

С у. Коньяк — да, еда — нет. Митропа[21] прекрасно меня обслужила… Вы живете одни в этом доме?.. Неплохая хижина. Почти что замок. Во всяком случае, когда приезжаешь сюда из города…

Э в выходит.

(Заметила окно, подходит к нему. Восхищена открывающимся отсюда видом на город.) Вот это да!.. За одну такую красоту, по-моему, должны брать двойную квартплату.

К у р т (подходит к окну). Мы почти не замечаем ее.

С у. Прозаик. Хозяйственник… (О виде из окна.) Какая прелесть.

Она действительно захвачена зрелищем.

К у р т. Привыкаешь к этому…

С у. Могу себе представить, как ты утром стоишь здесь, еще в пижаме, и размышляешь с величавым видом: «Чем я сегодня снова осчастливлю мой народ там, внизу?»

К у р т. Когда-нибудь я закажу свой портрет в таком виде.

С у. Можешь уже сейчас. Или в вашей дыре не завелись еще придворные гении, любители премий, готовые запечатлеть в любом виде отцов города?.. Я некоторое время вращалась в этих кругах. Разбираюсь более или менее. Портреты активистов с героическим блеском глаз на фоне индустриального пейзажа. Все это вполне компенсирует отсутствие… искусства.

К у р т. Важно, чтобы это нравилось нашим людям, не так ли?

С у. Им это не нравится.

К у р т. А ты и в этом тоже разбираешься?.. Чего люди хотят и чего нет?.. Будь осторожна, с сегодняшнего утра я стал к этой теме очень чувствителен.

С у. Твою славу пресса разнесла во все уголки. Ты ведь весьма популярен.

К у р т. Конечно, конечно.

С у (насмешливо). Он восстановил престиж этого города как центра текстильной промышленности. Всем уставшим и опустившим руки он указал цель, открыл перед ними перспективу, вдохнул в них новые силы! (Нормальным тоном.) Выходит так, будто у вас здесь социализм начался с опозданием на двадцать лет, но зато — с тобой во главе, в виде испускающего сияние героя. Кутти, я горжусь тобой. Когда солнце твоей славы достигнет зенита, я буду скромно стоять в тени и думать: «я к этому тоже причастна, я ему давала списывать на уроках биологии».

К у р т. Да, было дело… Хорошие времена. Тогда еще не возникало никаких проблем.

С у. Это неверно.

К у р т. А насчет славы… (Смотрит в окно.) Она как раз на исходе.

С у. У тебя неприятности?

К у р т. Пойдем в ту комнату. (Идет к двери.)

В это время входит Э в с бокалами для коньяка.

Э в. Я хотела вас отвести туда.

С у (заметила на трюмо бутылку коньяка). Ого, советский! И такая вещь — среди всей этой косметической лавочки. Смотри, Эв, — он как раз портит цвет лица. (Садится на пуфик.) Но в умеренных порциях весьма полезен. Хорошо усваивается организмом.

К у р т. Так остаемся здесь?

С у (осматривается). Настоящая спальня!.. И такое еще бывает!..

Э в. Раньше у нас тоже не было.

С у. У меня и сейчас нет.

К у р т. В маленьких городах живут по-старомодному. Но зато удобно.

С у. Как заслуженному деятелю, директору фабрики, тебе положено. Независимо от размеров города… Ой, Эвочка! (Увидела ее вечернее платье.) Какая прелесть! (Подходит, рассматривая.) Ну, ты вырвалась вперед!

Э в (с легкой иронией). В маленьких городах живут скромно. (Доверительно.) Не знаю, надевала ли я его больше двух раз.

С у (Курту). Показал бы своей жене мир, ты, патриарх. Имеющие такие платья не должны сидеть дома. (К Эв.) Как хорошо у вас. (Показывает на окно.) Тут можно сидеть часами.

К у р т. В вечернем платье?

С у. Дома как игрушечные коробки. Улицы — будто их прочертил маленький мальчик, чистой души которого еще не коснулась современная архитектура. Под каждой крышей разные люди. О каждом я могла бы что-нибудь рассказать.

К у р т. Не важно, будет ли это правдой или нет.

С у. Но могло бы и быть.

Э в. Мы ждем еще одного гостя.

С у. О-о! (К Эв.) Поэтому ты так шикарна?

Э в. Фридель придет.

С у. Кто-о?!.

К у р т. Теперь можешь начать удивляться.

Э в. Фридель Эрлихер.

С у (она действительно смущена). Разве он тоже здесь?

К у р т (сухо). На один день.

С у. И как раз сегодня?.. Какое совпадение.

К у р т. Случайное. Это связано со служебным совещанием.

С у. Теперь мне и вправду нужно выпить.

Эв ставит бокалы на трюмо, наливает в них коньяк.

(Берет бокал, пьет.) А вы не пьете?

К у р т. Мы пока еще раскачиваемся.

Эв наполняет бокал Су, другой протягивает Курту.

С у. Подумать только, — Фридель придет… За это стоит выпить!

К у р т (ехидно). Похоже, что это сообщение тебя взволновало.

С у. Признаюсь. (Пьет.) Бывают воспоминания, от которых подкашиваются ноги.

Э в. Через двенадцать лет?

С у. Даже через пятьдесят.

К у р т. Это уже становится интересным.

С у. Не уверена… (К Эв.) И у меня тоже есть свои комплексы.

К у р т. Вот как?

С у. Что вы, мужчины, знаете о женщинах?

К у р т. По-видимому, ничего, — как мне это недавно разъяснили. (К Эв.) Вы могли бы петь дуэтом.

Э в. Ты недостаточно музыкален, чтобы это оценить.

С у. Вы что, — поругались?

Э в (многозначительно). Мы никогда не ругаемся.

С у. Так не бывает.

Э в. У нас бывает.

С у. Девять лет женаты и ни разу не поссорились?

Э в. А ты сама-то — замужем?

С у. Бывала.

К у р т. Ага… И каждый день устраивала шум?

С у. Как раз нет.

К у р т. Значит, он сбежал, потому что ты для него была слишком тиха?

Э в (к Су). У Курта сегодня неважное настроение.

С у. Я вижу. А брак без ссор это все равно что ребенок, который никогда не плачет. Единственно, кто от этого выигрывает, — соседи. (Курту.) Сбежала от него я. (К Эв.) Нальешь еще? (Подставляет бокал.)

К у р т. Ты развелась с ним?

С у. Гм… (К Эв.) Благодарю. (Пьет медленно, маленькими глотками.)

К у р т. Не всякий может быть так старомоден, как мы.

Э в (ехидно). Мы придаем большое значение нашему стажу. Весьма гордимся этим.

С у (вяло). Да, конечно, солидный брак. Вилла над городом. Даже отдельная спальня. Полный гардероб платьев. (Поднимает бокал.) А то, что у вас еще есть прекрасный холодильник, я поняла по этому напитку. Между прочим, коньяк не охлаждают. Это варварство. Вы, может быть, думаете, раз он советский, то, значит, из Сибири и должен себя чувствовать как дома? (Наставительно.) Холодной, мои дорогие, должна быть водка. А коньяк подают из бара.

К у р т. Ты, видно, здорово в этом поднаторела?

С у. Это общеизвестные правила. Когда он явится?

Э в. Должен был бы уже прийти.

С у. Фридель… (Покачивает головой.) Я его и вправду не видела с тех пор.

Э в. Мы тоже.

С у. Где он работает?

К у р т. С недавнего времени — в моем главке.

С у. И, надо думать, не швейцаром?

К у р т. Боже сохрани. Так сказать, вышестоящее начальство.

С у. Так по справедливости и должно было быть.

К у р т (зло). Точно. Прирожденный босс.

С у. Неточно.

К у р т. Пардон.

С у. Послушай-ка…

К у р т. Да-да, все в порядке… Я же извинился. При двух его прелестных адвокатках.

Э в (к Су). Он сегодня утром уже виделся с ним.

К у р т. Чисто служебная встреча. (Берет бокал с коньяком.)

С у. Ага… И получил взбучку?

К у р т. Мировой парень Фридель Эрлихер состоит под защитой закона об охране памятников. Является святой реликвией сентиментальных девичьих грез… (Поднимает бокал.) Чокнемся!

С у. Без меня… (Ставит свой неполный бокал на стол.)

Э в. А чем занимаешься ты?

С у. Я… приехала, чтобы познакомиться с вашим знаменитым детским садом. (Курту.) Изучаем передовой опыт.

Э в. Ты работаешь в этой области?

С у. Гм…

Э в. Тогда мы почти коллеги. Я тоже окончила педагогический. Работаю сейчас здесь в школе. (Подчеркнуто.) С первоклассниками.

С у. У вас есть дети?

Э в. Двое. Они как раз в садике. При фабрике.

С у (Курту). Образцовое заведение твоей империи. Браво, браво!

Э в. Ты, наверно, видела репортаж по телевидению… Там, конечно, было все немного приукрашено.

С у. Но все-таки. У вас действительно порядок. Не обо всех так скажешь.

Э в. Тебе, вероятно, приходится видеть немало и беспорядков?

С у. Я не особенно всматриваюсь. Я больше люблю действовать. В нашем квартале многие женщины не могли работать: не хватало мест в детском саду. Тогда я взяла малышей сначала у одной, затем у других. Через две недели уже больше двадцати висели на моей шее. Вот это была жизнь!

Э в. Как же ты сумела добиться сразу стольких мест?

С у. А-а… Нет, я тогда как раз не работала. Я была тогда с одним скульптором. Собственно, я была его секретаршей… Не замужем за ним. Так просто… Когда он потом перекинулся на монументальное искусство, ему пришлось много ездить — на всякие конференции и совещания. А ателье пустовало чуть ли не месяцами. И я превратила его в детский садик. На ручной тележке привозила молоко и овсяные хлопья, а от прежних пиршеств остались довольно большие горшки, в которых можно было варить кашу на две дюжины ртов. Все шло прекрасно при небольших затратах и некотором воображении. Я даже не знаю, кто больше радовался — я или дети.

Э в (скептически). А твой… скульптор не возражал?

С у. Да его почти никогда не было дома. С тех пор как он перешел на монументалистику, он почти не пользовался ателье. Странно, да?

К у р т. И от него ты сбежала?

С у. Не-е… То был другой.

К у р т. Немного бурное прошлое, не так ли?

Э в. Курт!

С у (не смущаясь). Я не против бурных историй.

К у р т (ехидно). Во всех смыслах?

С у. И прежде всего в этом.

Э в. Су, перестань… Уж не хочешь ли ты сказать, что стала революционеркой в сексуальных проблемах?

С у (демонстративно-деловито). Я не считаю брак идеальным решением этих проблем. Я люблю многих людей. Хорошо, может быть, одного я люблю больше. Любовь это ведь не только совместное времяпрепровождение в постели. Неужели расположение к одному человеку должно начинаться с отказа от всех других? До тех пор пока любовь будет связана с жертвами, — не будет порядка.

Э в. Ах нет, это ты так только говоришь.

С у. Какой мне смысл только говорить.

Э в (осторожно). А что же каждый раз… потом?

С у. Нахожу что-нибудь новое. Я не люблю долго ждать. Не такой у меня характер, чтобы…

К у р т. Прелестно.

С у. Тебе этого не понять, Куртхен.

К у р т. Я, во всяком случае, полагаю, что эта теория не слишком годится для жизни.

С у. Бравый маленький Курт. (Встает.) Тебя я, кстати, сразу раскусила. (К Эв.) Ты знаешь, что я одно время неровно к нему дышала? По-моему, где-то в одиннадцатом классе.

Э в. Ты?.. (Смеется.)

С у. О боже, мне нравились многие мальчики.

К у р т. Теперь тебе нравятся многие… мужчины?

С у. Уж можешь поверить. Но ты оказался не в моем вкусе. Поэтому я вовремя нажала на тормоза.

К у р т (к Эв). Ты должна быть ей благодарна. Она не лишила меня невинности.

С у (подходя к нему). Так ли уж ты неприступен в своей семейной крепости, ты… благонравный супруг?.. Если бы я тогда захотела…

К у р т. Знаю, знаю. Ты была единственной девушкой в классе, которая имела отдельную комнату. Интимный уголок.

С у (кокетливо). И стоило мне пожелать, ты непременно был бы там.

К у р т. Немного самоуверенно, ты не находишь?

Тем не менее он несколько смущен.

С у. Я просто не хотела. (К Эв.) Он тоже, честное слово. (Непринужденно.) Да это и не имело бы никакого значения.

К у р т. Скажи-ка… Чего ты так задаешься? Подумаешь, какая Брижитт Бардо!

Э в (к Су). Он мало что смыслит в любовных приключениях.

С у. Прекрасно. Еще одно достоинство вашего брака. Или — нет?

Э в (смутившись). Да. Разумеется.

С у. С белой овцы не всегда больше шерсти.

К у р т. А тебе нужно больше? Вероятно, это плохо, но я действительно не интересуюсь любовными приключениями. Конечно, другие не были такими дураками и… (к Су) твое неожиданное свидание с Фриделем, — которому, действительно, давно пора бы прийти, — приобретет в этом свете особенно пикантный оттенок.

Э в. Это бестактно.

Обе женщины смотрят на Курта. Он понимает, что слишком далеко зашел, и, пытаясь выйти из положения, делает неопределенный жест.

С у (помолчав). Этот был не такой, как все вы.

Она вдруг утеряла свою бойкость.

Не отличник, не образцовый ученик. Не бодрячок со значком Союза молодежи. Просто хороший парень. Или даже больше. Павел Корчагин из немецкой гимназии. Немножко от Эйнштейна, немножко от Дина Рида. Не очень точно, да? Но что-то такое есть. Или, может быть, совсем другое. Я не знаю… (Доверительно.) Нет, правда, — он придет?

Молчание. Эв подходит к окну.

Э в (не оборачиваясь). Где ты сейчас живешь?

С у. В Берлине.

Э в. И до вас дошла слава нашего детского сада?

С у. Я совершаю инспекторскую поездку. Ваш у меня в списке.

К у р т. Инспекторскую? Беда одна не ходит. (Снова наливает себе коньяк.) Меня это уже начинает тревожить.

Э в (отходит от окна). Не перейти ли нам все-таки в большую комнату?

С у (Курту). Тебя тревожит?.. Вот так штука!.. Я там внизу около часа сидела в ресторане. (К Эв.) «Шварцбургер Хоф», так, кажется? (Курту.) Так вот я слушала, о чем люди говорят. Я это вообще очень люблю. А тут… Твое имя было упомянуто по крайней мере три раза. Причем так, что самая строгая ревизионная комиссия, услышав их, должна была бы немедленно повернуть восвояси. (К Эв.) Знаешь, как они говорят о нем в вашем захолустье?.. Конечно, ты это знаешь, глупый вопрос. (Курту.) Они принимают тебя за мессию, который наконец-то пришел. (С широким жестом.) Представитель Вальтера Ульбрихта и Гюнтера Миттага в одном лице! (Показывает на окно.) Сердца бьются тебе навстречу, твое имя у всех на устах — слушай, мой беглый скульптор при всем своем прислуживании не имел и четверти такой популярности, как у тебя. А он знал в этом толк. И умел ее добиваться.

Э в (деловито). Курт не придает значения популярности.

Она в самом деле так считает.

С у. О’кэй! (Курту.) Но она у тебя есть.

К у р т. Я охотно переменил бы тему.

С у. О, ты еще и скромен. Похвально. А я всегда считала, что такие персонажи являются изобретением нашего телевидения.

Э в. Оставь его в покое.

С у. Я сказала что-нибудь не так?

Э в (помолчав, уклончиво). Нравится тебе твоя работа?

С у. О-о-ох!.. Мне всегда нравится то, что я делаю. Иначе я бы этого не делала.

Э в. Если бы все так.

С у. А ты?.. Тебе твоя не нравится?

Э в. Частично, частично…

С у. Плохо. Полдела — это не дело.

Э в. Не дело?

Су отвечает лишь неопределенным жестом, берет свой бокал, пьет.

У тебя есть дети?

Су отрицательно качает головой.

К у р т. Ни мужа, ни детей… (К Эв.) Ты ей завидуешь?

Э в. Н-нет… Пожалуй, нет.

С у. Значит, всем довольна и счастлива?

Э в. Н-ну… О ком вообще так можно сказать?

С у. Хотя бы о вас. Окружены таким почетом. Чтобы уж не сказать: любовью. Тут поневоле о себе кое-что вообразишь. Можно сказать: если хочешь, чтобы люди тебя любили, то не домогайся этого, а просто делай что-то хорошее. И они всегда будут рядом.

К у р т. Как красиво!

С у. А будто нет?

К у р т. Тебе лучше знать. Одни все знают, другие могут.

С у. Ты, конечно, объединяешь в себе оба достоинства.

К у р т. К сожалению, существуют люди еще одного сорта: те, которые думают, что знают больше других.

Э в. И такой встретился тебе сегодня утром?

Между ними снова возникает напряженность.

К у р т. Вот именно.

Э в. Причем у тебя нет никаких сомнений в том, кто прав?

К у р т. Никаких.

С у. Чего это вы?

Она внимательно наблюдала за обоими.

К у р т. Ничего. Эв последнее время практикуется в искусстве расспрашивать. Такая супружеская игра. После стольких лет можно позволить себе кое-какие новшества.

С у. Расспрашивать никогда не лишне. Чтобы не пройти мимо чего-нибудь.

К у р т. Тут мне не приходится жаловаться.

С у. Сначала люди сердятся, когда их тормошат, но потом благодарят. У нас был один председатель. В голове — смелые планы, увлекательные идеи. Но еще больше — опасений. Вечно боялся, как бы своими фантазиями не сбить кого-нибудь с толку. Как бы люди не стали плохо о нем говорить, если он будет навязывать им свои идеи. (Хлопает себя ладонью по лбу.) Тут у него было все разложено по полочкам — как и что надо сделать, но в сердце — ни чуточки отваги, чтобы осуществить все это. Настоящий гений, но полон всяческих идиотских опасений. В результате такого раздвоения он на самом деле свихнулся, с головы все перекинулось на живот, и потом мы его уже чаще видели у нас в приемной, чем в кабинете.

Э в (не совсем понимая). Приемная?.. В детском саду?

С у. Нет, это было в сельской амбулатории. В Мекленбурге. Я там жила некоторое время. Замужем за доктором. Работала ассистенткой на приеме. (Поспешно.) Ну вот, а тот был председателем сельской общины. И тогда я провернула одно дельце: просто чтобы ему помочь. Мой старик уехал на пару дней на совещание, так что сложилось все как нельзя лучше. (К Эв.) Я освободила этого председателя от его дурацкой скованности, и в результате он стал первым человеком на деревне. (Курту.) Вроде как ты здесь.

К у р т (без интереса). Да-да, я слушаю, слушаю.

С у. За неделю до этого мы послали его на рентген, и тут как раз пришли снимки. Все было в полном порядке. И я подумала: чего этому парню не хватает, никакой рентген не покажет, но помочь ему можно. И так как он все равно был записан в этот день на прием, я решила поджечь фитиль. (Далее она изображает, как все было, используя Курта в качестве партнера.) Густав, сказала я ему… (К Эв.) В этих деревнях не обращаются друг к другу «на вы», разве только если злы на кого-нибудь… (Продолжая игру.) Густав, сказала я, снимки пришли, но шефа нет, ты хочешь удостовериться, пожалуйста. Ты же настоящий мужчина, вот и прояви мужество. Дело твое кислое, а чтобы еще точнее сказать — скисшее. Ты, конечно, сам виноват — тридцать сигарет в день, тут и дымовую трубу забило бы, а твои легкие, Густав, не дымовая труба. Мой Густав побледнел, бросил только что закуренную сигарету, да так, будто она ему пальцы жгла, но я была неумолима и тут же спокойно предложила ему другую: теперь-то уже можешь курить сколько хочешь, дело все равно табак. А после шести рюмок коньяка он стал уже настолько сообразителен, что сварил: если человеку осталось жить всего год, то нужно его прожить так, чтобы задел был на десять лет вперед, а именно — теперь-то он может выложиться, действовать без оглядки и показать наконец своим вялым односельчанам, на что он способен. Все, что он откладывал в течение нескольких лет, теперь захотел осуществить в тот же вечер. Это, конечно, не удалось, но действовать он начал немедленно. И еще как! А когда мой обман раскрылся, председатель уже так был всем увлечен, так энергично боролся за свои планы, что не мог уже остановиться. Как приговоренный к смерти, он мог себе все позволить — все, что требовалось. Ну-с, а мой старик учинил, мне, разумеется, грандиозный скандал, что, впрочем, и стало той знаменитой последней каплей, которая переполняет чашу. Я упаковала свой чемодан. Чего уж тут… Больше я в этой деревне никогда не была, но знаю: Сузанна оставила там свой след. Одного привела в чувство.

К у р т (наблюдает за ней со стороны). Красивая история.

С у. Угу…

К у р т. Расскажи ее Фриделю. Если он еще придет.

С у. Нет… Ему лучше не стоит.

К у р т. Он и похуже кое-что слышал… О своих школьных товарищах.

Э в. Может быть, позвонить в гостиницу?

С у. Да, пунктуальным его не назовешь.

К у р т (агрессивно). Это достойно сожаления, что дамам приходится проводить время со мной. Я не силен в светских беседах. Не могу предложить занятных историй — только суровую действительность. (Помолчав, к Су.) Ты, значит, выжулила своему председателю пару дней настоящей жизни. А у меня наш милый дружочек Фридель украл два года жизни. И безвозвратно. Они поют мне хвалебные песни, там, внизу, в городе? Сегодня они еще делают это, потому что я вытянул их запущенные фабрики из дерьма и привел в порядок их экономику. Но они думают, что так теперь будет до второго пришествия, и… глубоко ошибаются. Я очень быстро сообразил, что от этой первобытной хлопчатобумажной мануфактуры будет мало радости уже лет через шесть. И наметил пути ее развития, а именно: перестройку производства на синтетическое волокно. Масштабно и эффективно. Просчитал все до единой позиции. И это — моя правда. Маленькие успехи, вызвавшие столько удовольствия, — и к тому же достигнутые за счет общей экономии, — для меня это была импровизация, легкое интермеццо. Переходный период. Да, конечно, я постарался и на полпути организовать все достаточно прилично, что же делать. Но для них это было уже верхней точкой. Великой победой… А между тем через несколько лет мы окажемся перед крахом, если уже сейчас не принять самые суровые меры.

Э в. И… что же?

К у р т. Главк не поддерживает меня. Эрлихер — против.

Э в. А те, внизу? (Показывает на окно.) Что говорят они?

К у р т. Они имеют в лице Эрлихера рьяного адвоката.

Э в. Что они сами говорят, Курт?

К у р т. Что я, глупенький, что ли?.. Позволю заглядывать в мои карты? Еще не время.

Э в. Значит, они ничего не знают?

Курт делает пренебрежительную гримасу.

А когда наступит это время — по твоим часам?

К у р т. Да, понимаю: я — бездушный предприниматель. Выставляю всех за ворота.

Э в. Разве ты их не… выставишь?.. По твоим планам?

К у р т (рывком подходит к ней, возбужден). А как ты думаешь, где бы мы были сейчас, если бы с самого начала я сказал людям то, что с самого начала знал сам: через шесть, восемь лет придется нам все делать наново, а до тех пор мы должны делать вид, что все хорошо. Думаешь, они бы меня поддержали? Знать, что впереди полная перестройка, и вступать в бой за то, что уже обречено?.. Нет, моя дорогая, усмешечку бы я заслужил, не более. И мне сказали бы: валяй, брат, занимайся, а мы пока отойдем в сторонку и подыщем себе что-нибудь поспокойнее… Так дела не делаются, и я эту лавочку никогда не привел бы в порядок. И не добился бы подъема при всей этой занюханной технологии. Ничего бы не получилось, если бы я выложил карты на стол.

Э в. Ты в этом уверен?

К у р т. Не только что родился.

Э в. А чего хочет Фридель?

К у р т. После известного пленума они все там думают, что Будущее сделает пока передышку и явится лишь тогда, когда мы будем готовы его достойно встретить… (Увидев, что Эв смотрит на него скептически.) Нам же велят не спешить. (Под ее пристальным, неотступным взглядом.) И людей они боятся.

С у. Фридель?.. (Засмеялась недоверчиво.)

К у р т. И этот тоже.

Э в. А ты — нет?.. Ты не боишься?.. Почему же ты держал все в такой строгой тайне — то, что ты собираешься сделать с фабрикой?.. И с ними.

К у р т. Я тебе только что объяснил.

Э в. Не очень убедительно.

К у р т. Что же тебе еще надо знать?.. Мой вариант предусматривает полную перестройку производственного процесса. С новой технологией и, следовательно, новыми профессиями. И с высвобождением большой части нынешней рабочей силы.

Э в. Но…

К у р т. Да-да, большое «но»!.. От жестокой реальности мы бежим в это удобное «но». Как будто этим можно удержать ее от перерастания в неумолимую необходимость.

Э в. Куда денутся люди, которых ты высвободишь?

К у р т. В соседние города, там большой недостаток в рабочей силе.

Э в. Тридцать, сорок километров отсюда…

К у р т. Государственные инстанции были бы своевременно информированы об этом. Подобные вещи не в моей компетенции.

Э в. Ты хочешь их превратить в бродячих рабочих?.. Каждый день два часа трястись в автобусе?

К у р т. Времена домашней индустрии давно прошли.

Э в. Они начали здесь строиться — целый новый квартал домов!

К у р т. Разве я хочу их отнять?

Э в. Курт, целые бригады специализировались, — ты сам этого требовал.

К у р т. Что они, — стали глупее от этого?

Э в. Нет, но ведь они учились для того производства, которое ты, оказывается, давно уже сдал в архив.

К у р т. Это наивный взгляд на вещи.

Э в. А у тебя… циничный взгляд!

С у. Привет!.. И это называется — «брак без ссор»? Теперь я спокойна. Вы — вполне нормальные люди.

Э в (к Су, жестко). Я неспособна, как ты, бесцеремонно рассматривать все лишь с комической стороны. Я чувствую только, что то, что он собирается сделать с людьми и со всем городом, имеет и ко мне отношение. Он может это сделать и со мной.

С у (не понимая). Тут мне недостает какой-то части фильма.

К у р т (к Эв). Ты находишь сегодня удовольствие в том, что идиотски связываешь несовместимые вещи. Я не прячусь от фактов, когда оказываюсь перед ними. Мне не за это платят деньги. В наше время тот, кто хочет хорошо делать свое дело, не должен давать себя обволакивать туманом сентиментальщины.

Э в. Скорей вперед, и ни взгляда по сторонам! Пусть там кто-то подает сигналы бедствия, попав в аварию. Для тебя все это только гонка, и ты впереди, — больше тебя ничего не интересует.

К у р т. Это смешно — полемизировать против объективных закономерностей посредством нравоучений.

Э в. Я знаю, что неспособна следовать за полетом твоих высоких мыслей. У меня уже давно такое чувство, что я стала слишком мала для тебя.

К у р т (к Су). Очень жаль, что мы предстаем перед тобой в таком виде.

Э в (потеряв самообладание). Ты ведь вознесся так высоко, что тебя уже ничего не трогает!.. Да, ты действительно остался один — час назад ты жалобно сетовал на это, но, в сущности, это тебе доставляет удовольствие. Я вообще еще существую для тебя?

К у р т. Ты моя жена.

Э в. Жена директора — вот кто я. Это кое-что другое. (Резко поворачивается, выходит из комнаты.)

Курт смотрит ей вслед; он озадачен. Су эта ссора тоже вывела из равновесия. Оба избегают встречаться взглядом.

С у. Я, пожалуй, пойду…

Курт не отвечает.

Да?

К у р т. Она еще никогда не была такой.

С у. Может, пойти посмотреть, что с ней?

К у р т. Оставь…

С у (помолчав). Придет ли он еще?

Курт пожимает плечами.

Жаль.

К у р т. Да-да… Выпей еще.

С у. Хорошая мысль. А ты — тоже?

Курт кивает, Су подходит к трюмо, наливает два полных бокала, протягивает один Курту. Они молча кивают друг другу, пьют.

Есть тут гостиница?

К у р т. Налей еще.

С у (скептически). Эй, ты!.. (Помедлив, наливает ему.)

К у р т. Пей! (Выпил залпом.) Давай уж сюда. (Отнимает у нее бутылку, притягивает ее руку с пустым бокалом, наливает его дополна.) Вечер, о котором я давно мечтал: после полного успехов и радости творчества рабочего дня отдохнуть в семье и с друзьями. (Пьет из бутылки.) Зачем тебе в гостиницу? Ты можешь остаться здесь. Каждый может остаться здесь, у меня сегодня очень гостеприимный дом. Больше мне все равно нечего предложить. (Подходит к окну, говорит, как бы обращаясь к тем, кто внизу, в городе.) Никакого будущего, никаких перспектив, ничего… Не пяльтесь так на меня! Ваш прославленный герой пришел в негодность, выработался, — только вы этого еще не знаете. У меня был план, но он имел один недостаток, и меня в него ткнули носом за то, что я… вас передвигаю, как пешки. Вы попались на удочку бездушного предпринимателя, но теперь, к счастью, он разоблачен и объявлен банкротом. И все — благодаря Эрлихеру! (Опять тянется к бутылке.)

С у. Кутти!.. Прекрати пить! (Отнимает у него бутылку.) И не кричи так…

К у р т. Боишься, — я разбужу их там?.. Они все равно скоро спляшут на моем трупе, как бы сильно они… ни любили меня — пока еще. Они видели в моих преобразованиях свой «золотой век», и вот теперь наступит тяжелое пробуждение. Завтра утром они узнают, что им больше не платят премиальных за то, что еще вчера называлось высокой производительностью. И все это мне быстренько поставят в вину.

С у. Слушай, не разыгрывай здесь трагических сцен! Тоже мне актер…

К у р т. Банкрот я! (С прокурорским жестом.) Он поставил на карту свою фабрику, играл ва-банк!.. Но карта оказалась бита…

С у. Тогда сделай то, что говорит Эрлихер.

К у р т. Никогда!.. Сделать меркой научно-технического прогресса вечный баланс между «мочь» и «долженствовать»? Жалкую фабрику штопки и заплаток выдавать за цветущую индустрию семидесятых годов? И продолжать дальше плевать себе в душу?.. Для такого мошенничества я недостаточно хитер. Не подхожу! Не хватит способностей! (Опять в окно.) Самокритично признаюсь: я в экономике больше р-революционер, чем реформатор. Тут вы во мне сильно ошиблись…

С у. Смотри-ка, там кто-то поднимается сюда! (Напряженно всматривается в окно.)

К у р т. Пусть приходит!.. (Вдруг смотрит на нее недоверчиво, массирует себе лицо, трезвея.) Кто… поднимается?.. Ерунда!

С у. Там… В темноте трудно разобрать.

В дверях появляется Э в, входит в комнату, незамеченная обоими.

К у р т (смотрит в окно). Может быть, все-таки Эрлихер?

С у. Он не один там.

К у р т. Двое?

С у. Может быть, он кого-нибудь взял с собой?

К у р т. Понятия не имею. Не представляю себе, — кого.

С у. Возможно с твоей фабрики?

К у р т. Как… это? (Растерялся.) Зачем?

С у. Ну, из-за вашего спора.

К у р т. Никто же не знает… (Нервничает.)

С у. Он мог же ведь с кем-нибудь поговорить.

К у р т. Ты… думаешь?

С у. Возможно.

К у р т. Проинформировал людей… Без меня?.. (Всматривается в окно, чуть не свернув себе шею при этом.) Я ничего не вижу.

С у. Сейчас они уже за забором.

Курт отворачивается от окна, отходит в комнату, пугается, увидев Эв. Нервничает еще больше.

К у р т (к Су, через плечо). Сколько же их там?

С у (прижимает лицо к стеклу). Не могу понять. Они идут сюда.

З а н а в е с.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Э в, С у и К у р т стоят, как в конце первой части: ожидая прихода людей, которых видели через окно.

К у р т. Я пойду посмотрю… (Помедлив, идет к двери, затем решительно выходит.)

С у. Ну вот — он все-таки идет.

Смотрят друг на друга.

(Искренне.) Слушай, я здорово волнуюсь.

Су не на шутку взволнована и, как ребенок, не может сдержать радостного возбуждения, хотя, по-видимому, и смущена. Ее блуждающий взгляд останавливается наконец на висящем на дверце шкафа вечернем платье Эв.

Э в… Эв, разреши мне надеть, а?

Эв сначала не понимает, о чем идет речь.

Э в (сообразив). А-а… Попробуй.

С у. Мне подойдет, вот увидишь. У нас же одинаковые фигуры.

Э в. Для него?

С у. Гм…

Слышен звонок. Они обмениваются коротким взглядом, Эв разрешающим кивком головы указывает Су на платье.

(Бросается к шкафу, хватает платье, молниеносно снимает его с вешалки, пытается надеть, но запутывается в складках. Беспомощно.). Ты мне не поможешь?

Слышен скрип двери, щелканье замка. Эв подходит к Су, помогает ей надеть платье. При этом обе прислушиваются к нечетко доносящимся мужским голосам.

(Подходит к трюмо, смотрится в зеркало.) А волосы так оставить?

Э в. Не спеши. Курт поведет их в гостиную. Придешь потом. (Собирается выйти.)

С у (со страхом). Подожди минуточку, Эв… Я хочу войти с тобой. (Торопливо поправляет прическу.) Оставить так?

Э в. О-о!.. Такой страх?

С у (торопливо). Или вот так, — ничего?..

Она чувствует себя застигнутой врасплох, очень волнуется, что не мешает ей вертеться перед зеркалом.

Э в (о прическе). Как будто создана для тебя.

Г о л о с А р т у р а. Это Пауль меня сюда затащил, товарищ директор. Он говорит: смотри, Артур, у шефа свет в окнах, опять он работает до глубокой ночи…

В дверях появляется А р т у р, входит спиной вперед, обращаясь к невидимому еще Курту. Затем, повернувшись, замечает Эв.

А р т у р. О-о… Хозяйка дома!.. (Войдя, не замечает, что попал в спальню, останавливается перед Эв, делает глубокий поклон; по всему видно, что он не совсем трезв. Сердечно пожимает и долго трясет руку Эв.) Мы сейчас уйдем с Паулем… Видите ли, мы тут хватили по маленькой, но когда вы узнаете, почему, так обязательно скажете: да, у них были причины. Не каждый день тебе говорят, что ты поумнел. Но это ведь не само собой получается, человеку время от времени требуется толчок, чтобы дальше двигаться и не путаться у других людей под ногами… Пауль!.. (Оборачивается в поисках своего друга.)

В двери, появляется П а у л ь, за ним — К у р т. Пауль не столь энергичен, как Артур, он не хочет входить в комнату, очевидно, заметив, что это спальня.

(Подскочил к нему, тянет за рукав, подводит его к Эв.) Да иди же сюда!.. Скажи коллеге директору и его жене, скажи — то, что давно уже надо сказать: большое, рабочее вам спасибо.

Су отошла в уголок и остается все еще незамеченной обоими посетителями. Она разглядывает их с чувством большого разочарования — не их она ждала.

(К Эв и Курту.) Давайте будем честными и признаемся: слишком уж редко мы говорим «спасибо». Прямо будто из моды это слово вышло, а надо, чтобы снова вошло. (Подталкивает Пауля к Эв, а сам поворачивается к Курту.) Доложи-ка, Пауль, по всей форме, что у нас за день. Мы сегодня свой курс обучения закончили, да и не так просто, а с отличием… Да, верно, Паульхен, ты совершенно прав.

Пауль между тем толкнул его украдкой в бок, желая привести в чувство. Но Артур неправильно понял его.

(Прижав руку к груди.) Я не хочу молчать об этом, а уж сегодня-то тем более. Да, было дело: не один раз собирался я бросить это все и вернуться к своим золотым рыбкам. Но только рыбки — это одно дело, а ткачество — другое, и человек должен уметь себя переламывать — не по рыбкам специализироваться, а на производстве, хотя, честно скажу, поначалу совсем у меня к тому не лежала душа.

Пауль тянет его за рукав, к двери.

Погоди, погоди, Пауль, и о тебе скажу. Ты тут неплохую роль сыграл, неплохую. (Курту.) Чтобы он решился учиться и понял, как это для него важно, надо было мне сначала понять и решение принять. Короче говоря: не хотел Пауль, и все тут. А он — ну как специально родился для учебы. Техническую книгу читает, как наш брат футбольную таблицу. И такое иногда скажет, что даже начальство начинает соображать, что к чему, когда это слышат. И вот он-то не хотел учиться, а?.. Именно он!.. И как в таких случаях поступают? Если, например, человек плавать не умеет и из страха в воду боится лезть?.. Тут один способ — уговорами ничего не добьешься, а только так — вдохнуть в легкие побольше воздуха и самому в воду прыгнуть, на его глазах. Хоть и похолодеет в животе от этого, как у меня было. Тут уж он за вами следом, будьте уверены, — если он не сукин сын, конечно. (Энергично стукнул Пауля по плечу.) А Пауль… Долго, правда, на бережку стоял, последним прыгнул, но зато первым выплыл — вот он у нас какой, Паульхен!.. И уже сам всем помогал, всех вытаскивал, если кого вниз тянуло, — и меня в том числе.

К у р т (протягивает ему руку). Поздравляю, во всяком случае.

А р т у р. Принято, товарищ директор, хотя мы и не за этим пришли, Пауль и я.

Пауль снова тянет его за рукав, на этот раз уже довольно энергично.

(Отмахиваясь.) Я и за тебя все скажу, Паульхен, — это будет быстрее. (Курту.) С тех пор как вы тут появились и загрузили лавочку, работать стало радостно, а без радости работа — дело мертвое. (К Эв.) Ваш муж, милая женщина, это… (Подбирает подходящее слово, энергично жестикулируя.) Это молот, вот что это такое. Куда он шмякнет, там искры сыплются, — правильно я говорю, Пауль, а?..

Эв смотрит больше на Курта, чем на посетителя; она не спускает взгляда с мужа, как бы ожидая от него каких-то решений.

Увлечь людей — большое дело, сейчас высоко у нас ценится, и за это вам тоже — спасибо. Когда вы за дело взялись, тут оно так пошло, что не участвовать — грех. (Паулю, который снова его украдкой теребит.) Ну, чего тебе, Паульхен?

П а у л ь (тихо, с упреком). Артур!..

А р т у р. Я что — что-нибудь не так говорю?..

П а у л ь (в смятении). Артур… Тут спальня! (Не знает в смущении, куда глаза девать.)

Артур потирает лоб, смотрит на товарища, затем медленно обводит взглядом комнату. Тут его атакует из своего угла Су.

С у (с французским акцентом). Я правильно понять вас, — вы работайт на фабрика наш директор?

Артур отступает на шаг назад, смотрит на нее испытующе, с большим недоверием.

А р т у р. Хотите взять меня на пушку, барышня?

Курт хочет что-то сказать, но Артур делает ему знак и продолжает.

Товарищ директор, и Пауль, и я…

С у. И вы охотно работает на эта фабрика?

А р т у р (снова испытующе посмотрев). А что вам до этого? (Курту.) Какое ей дело?

С у (поспешно). Я из Париж… Я гость у… товарищ директор.

А р т у р. Из Парижа?.. Вот как… (Паулю.) Она из Парижа, Пауль. Из-за границы. Ну что ж… Кто из Парижа, а кто отсюда. (Разглядывает ее.) Макси, значит?

Он имеет в виду ее платье.

Разрешите? (Подходит к ней, нагибается, берет кончик подола в руки и разминает материал между пальцами, сминает его.) Нда, ничего. (Паулю.) Сносно, Паульхен, сносно… (К Су.) В этом мы кое-что понимаем.

Пауль в большом смущении переминается с ноги на ногу.

А что — может, не понимаем мы с тобой?

С у. Скажите мне, — почему вы с охота работайт на эта фабрика?

А р т у р. Я думаю, вам этого не понять. (Курту.) Извините, товарищ директор, может быть, она прогрессивная парижанка, я ведь не знаю.

С у. Ну, так просвещайт меня. Чтобы я поньяла.

А р т у р (Паулю). Просветить я ее должен, — ты слышал? (К Су.) Охотно занялся бы этим, но это быстро не делается…

С у. Долго продолжевается, да? (Подходит к трюмо.)

А р т у р. Месяца полтора хватило бы, мадам. И, конечно уж, эту рясу пришлось бы вам снять. (Паулю.) Шесть недель в нашем цеху, не так ли, Паульхен? (К Су, которая возвращается с бутылкой и двумя бокалами.) Вот тогда уж вы смогли бы рассказать в Париже, что у нас за директор. Народное достояние. Тут уж вы кое-что сварили бы.

С у. Что я сварила бы? (Умело разливает коньяк по бокалам.)

А р т у р. Как он с нами вместе работает. (Берет наполненный бокал.) Мерси. (Паулю.) Тебе больше нельзя! (Пьет.)

С у. Да, я слышала, у вас тут дружная коллектив.

А р т у р. Точно… Коньячок хорош.

С у. И очень большая взаимная доверия, да?

А р т у р (возвращая бокал). Мы ведь — команда, барышня. Труппа. Пауль, что мы за труппа? (Курту.) Объясните ей, товарищ директор. (Паулю.) Ну, пойдем же наконец. Не будем больше мешать… (Тянет его в двери.)

С у. У нас рабочие никогда не знайт, что делайт директор. (Смотрит провоцирующе на Курта.)

А р т у р (остановился). Ну да?.. Вот это новость! Ты слышал, Пауль?.. Дама установила некоторое различие. (К Су.) Продолжайте в том же духе! (Кланяется ей, затем к Эв, Курту.) Завтра утром будем свеженькие как огурчики, товарищ директор. Не беспокойтесь.

П а у л ь и А р т у р выходят. С у устремляется вслед за ними с бутылкой и бокалами в руках.

С у. Я их провожу.

Курт и Эв смотрят друг на друга.

К у р т (после паузы). Вернуть их?

Он говорит это довольно энергично, хотя видно по всему, что он и не думает этого делать.

Они… пьяны…

Э в. Немного. У них есть причина для этого.

Курт пожимает плечами, подходит к окну, смотрит.

Для тебя, впрочем, они вообще… еще не созрели. Чтобы понять твои высокие идеи и планы.

К у р т (помолчав). Я несу ответственность.

Э в. Ты один?

К у р т. В конечном счете — да!

Э в. Ты в этом уверен?

К у р т. У меня достаточно опыта.

Э в. Запутался ты. Совсем помешался… Со своим опытом.

К у р т. Получила удовлетворение?

Эв смотрит на него вопросительно.

К у р т. Когда я тут стоял как мальчишка и не знал, что сказать?.. А что может сказать мальчик, которому дают шоколадку за то, что он паинька, и еще не знают, что он перебил всю посуду? (Подходит к ней.) Тебе было приятно видеть меня таким?

Э в. Ах, Курт… (Отстраняется от него.)

Су появляется в дверях, останавливается, наливает себе коньяк, пьет.

С у (Курту). Я их любезно выпроводила.

Она говорит язвительно, с намеком и вообще очень переменилась в своем поведении. Курт не реагирует на это и, отвернувшись, идет к окну.

Они ушли. Можно уже ничего не опасаться. (Входит в комнату.) Народ отступил. Балдахин над твоим троном еще раз прикрыл тебя от непогоды… Как долго это еще продлится, ты… идол своих поклонников? (С шумом ставит бутылку на трюмо.) Мы снова одни, в узком семейном кругу. Эрлихер не пришел, а эти хотели только сказать «спасибо».

Э в. Су…

С у. Ты не рада?.. Грозу пронесло, трагедия разоблачения не была сыграна. Премьера не состоялась. Пей, Эвелиночка, у тебя есть все основания. Репутация мужа спасена, а значит — и твоя. (Сует ей в руку бокал.) Пей, дорогая, — за то, что и твой всего лишь стандартная продукция фабричного пошива. Когда-то ведь ты должна была это узнать, — так почему же не сегодня? (Сбрасывает с ног туфли.) Налей себе еще, Эвелинхен, — так все легче переваривается. Хоронить иллюзии без водки — слишком тяжело отражается на здоровье. Устрой лучше из этого праздник, оргию познания: что ты всего лишь тень своего мужа, а он не такой уж замечательный, каким представляется. (Порывисто пошла по комнате, резко открыла дверцы шкафа.) Ты не потеряешь ничего, кроме иллюзии. Все остальное можешь сохранить, а впрочем, у нас есть все, что необходимо, чего же нам еще?.. Социализм нам ведь кое-что принес.

К у р т (идет к двери). Праздник можете справлять без меня…

С у. Как жаль!.. Главный герой хочет нас покинуть. (Загораживает Курту дорогу.) Одержал верх над всеми, а теперь хочешь смыться? Это неблагородный поступок, товарищ директор, он тебе не к лицу.

Курт безмолвно отстраняет ее.

Вот это я называю: быть мужчиной!.. Молча отбрасывает с дороги все, что ему мешает. (Легко вспрыгивает на постель, становится в театральную позу.) Вот какие люди нам нужны: жесткие и хитрые! Полные величия!.. Да здравствует наш «эстаблишмент»! С ними мы выйдем на мировую арену!

К у р т (сухо, к Эв). Приведи ее в порядок. (Хочет уйти.)

С у. Я для тебя слишком шумна, мальчик?.. Кому я мешаю? Разве есть тут кто-нибудь, кому неприятно слышать то, что я говорю? Или не нравится картина, которую я рисую?

К у р т (к Эв, презрительно). Комедианткой она, верно, тоже была.

С у. Ну вот это уж нет, мои дорогие!.. Кем угодно, но только не актрисой. Бр-р-р!.. Это для меня слишком примитивно.

Э в. Даму из Парижа ты, впрочем, сыграла с успехом.

С у. Опыт, милая Эв, опыт дает нам многое. И от Парижа у меня не плохие впечатления. (Снова становится в позу.) Я была там, в мае шестьдесят восьмого. Когда по ночам в Латинском квартале Марсельеза и Интернационал сливались в единой мелодии — за баррикадами горящих автомобилей, против штурмовых полицейских рот.

Э в (недоверчиво). Ты была там? (Подходит к постели, смотрит на Су снизу вверх.)

С у (небрежно). Чистая случайность. Редакция послала меня как раз в это время во Францию, и…

К у р т. Журналистка, значит, тоже… (Прислонился к косяку двери, разглядывает Су с пренебрежительной усмешкой.)

С у. А почему нет?.. Писать может каждый. (Продолжает с нарастающим возбуждением, обращаясь прежде всего к Эв.) Там проповеди о смирении и терпении не стоили уже гроша ломаного. А ненависть к голоду и нужде, возмущение всех угнетенных слились в один крепкий коктейль. Революция объяла потрескивающим пламенем весь этот валежник разумненького выжидания, взвешивания обстоятельств и умиротворения.

Вечернее платье наполовину сползло у нее с плеч, она стоит на, кровати с видом бунтующей маркитантки на баррикаде, красивая в своем страстном порыве, но бокал с коньяком, который она все еще держит в руке, не очень подходит — и все же подходит! — к такой картине.

Сердца решали: кто за кого и кто против нас. Покончить с ожиданием сотни раз обещанных изменений, покончить с утешениями, которыми ныне потчуют людей, как две тысячи лет назад христиане потчевали обещаниями рая после смерти. Восстание — это все, и никакой больше веры утешительным тезисам старых и новых религий! Изменения подавайте сейчас же! Немедленно! (Нагибается к стоящей у кровати Эв, хочет ее подтянуть к себе наверх, продолжает с нарастающим возбуждением, торжественно.) Отбросьте ненужные сомнения и скованность, которую нам навязали прежние режимы! Это парализующий яд, впрыснутый в нас, чтобы мы сидели тихо и чахли в бесконечном оцепенении. Ломайте структуры старого мира и на обломках его создавайте основу для окончательной и подлинной свободы человека!

Один из ее энергичных жестов приводит к тому, что бокал выскальзывает из ее руки и, ударившись об стенку, разлетается на куски.

К у р т (довольно спокойно). Второй уже сегодня. (К Су.) Ты хорошо выучила свой парижский монолог.

Су сразу утеряла бунтарский вид.

С у (к Эв). Извини… Я уплачу.

К у р т (к Су). Ты хоть сама сочинила его?

Су не смотрит на него, подергивает плечами, молчит. Эв подходит к стене, отодвигает в сторону несколько осколков, украдкой наблюдая при этом за Су, чья речь, впрочем, произвела на нее большое впечатление. Су стоит еще некоторое время на кровати, затем садится: состояние эйфории прошло, теперь Су кажется очень уставшей. Курт подходит к ней с бутылкой и новым бокалом.

(Деловито, без иронии.) Бунтари притомились. Может, выпьешь еще?

Су отворачивается от него, как обиженный ребенок.

Нет?.. (Относит бутылку и бокал на трюмо. Обернувшись, через плечо.) И ты была при этом? (Резко поворачивается.) Допустим, что это правда… (Идет к ней.) Когда ты тут стояла — красивая и бешеная, — можно было даже почти поверить в это. И было видно, что ты сама веришь. (Помолчав, к Эв.) Поняла, кто тут переделывает мир?.. Не мы, нет… Мы тут благоустроились. Мы занимаемся изо дня в день балансом и анализом производства. И методами преподавания, и отметками в классном журнале. Как какой-нибудь член наблюдательного совета в Западной Германии. Или старший школьный советник там же. Что здесь революционного?.. Где свистят пули, где летят клочья? Революционер только тот, кто стоит по ту сторону горящего автомобиля. И швыряет бутылки, наполненные бензином. С чистым сердцем, разумеется. (Жестко, к Су.) И с пустой головой. (Он возбужден, но уже иначе, чем раньше. Подходит к окну, смотрит вниз.)

Обе женщины провожают его взглядом.

(Не оборачиваясь.) Вы не можете больше ждать, да?.. В Боливии голодают дети, — а нам в сутолоке не до них. О Вьетнаме говорят уже как о погоде, вроде бы нам даже важнее, не будет ли в воскресенье дождя. Где же она — революция? (Помолчав, все еще повернувшись к окну, очень просто, без аффектации.) Как ты думаешь, для чего я работаю?.. И нередко за полночь?.. Чтобы иметь виллу за городом?.. И… отдельную спальню? (Поворачивается к Су.) Слушайте, вы, сумасшедшие — вы считаете нас такими забывчивыми? Не понимающими уже ничего в том, что творится на этом свете?.. Не знающими ни бессонницы, ни боли? Но вот что я тебе скажу: мы можем изменить этот мир только своими делами. Тем, что делаем. И тем, как делаем. (Подходит к ней.) Ты в это не веришь, не так ли?.. Тебе это кажется недостаточно театральным и шумным. Чем ты занималась все эти годы, с тех пор?.. Что ты вложила в то, что мы сообща начали делать?.. Это было не для тебя. Ты себе придумала другую… спасительную философию? (Саркастически.) Когда революция совершается работой, трудом, это для вас уже недостаточно привлекательно. Вам хотелось бы лучше превратить ее в игрушку, средство против скуки?.. Поскольку вы оказались не в ладах с действительностью, — ты и тебе подобные, — теперь вам хочется эту действительность разрушить — и тоже только для забавы. Для препровождения времени. Но, конечно, с претензиями и криками во все горло; «Мы настоящие, единственные революционеры!» (Саркастически.) С горящими сердцами!

С у (все еще сидя на кровати, не глядя на него). Революция с логарифмической линейкой?.. Через головы людей? (Спрыгивает с кровати, подбегает к Эв.) Он уже снова на высоте. Он опять разъясняет нам свысока мировую историю. Ущипни меня. Может быть, я сплю? (Выбегает на середину комнаты.) Мне лишь показалось, что тут минут десять назад были двое? (Курту.) И ты совсем не боялся их — пока не увидел, что они сильно под мухой и пришли, только чтобы поблагодарить… Тебя благодарить!.. Именно тебя!.. И не хватило мужества им прямо сказать: люди, я вас надул! (К Эв.) Знаешь, это все мне приснилось. Он уже опять поучает нас.

Э в (тихо). Но он прав, Су.

С у. Вот как, Эвхен?.. Он прав? Браво, сестренка, браво, — жена должна быть покорна мужу, и ты свой урок выучила хорошо. Да убоится жена…

Э в. Он прав.

С у. Обманывая людей?

Э в (смотря на Курта). Он считает это… разумным.

С у. А ты как считаешь?

Э в (продолжая смотреть на Курта). Этого я еще не знаю.

С у. Тогда постарайся выяснить.

Э в (Курту). Я действительно не знаю, Курт. Все, что ты сказал, правильно. Но то, что это говоришь ты…

К у р т. Что в этом плохого?

С у (к Эв). Дай себя быстренько снова запеленать, Эвхен!.. Быстренько снова вернись к привычному состоянию как принадлежность своего мужа.

Э в (Курту). Ты никогда ни в чем не сомневаешься. Ни о чем не спросишь. На все у тебя есть готовый ответ. Сразу же. Без промедлений. Как будто тебе никогда не приходится задумываться.

С у. Ему и не приходится, Эв. Он и так знает. Он ведь мужчина. Он — руководитель. И, следовательно, прав. Его успехи, его слава — все подтверждает это. (Курту.) Стоял бы ты тут так же величественно, если бы пришел Фридель вместо них?.. Хотела бы я посмотреть, как бы ты выглядел.

К у р т (к Су). Я защищал бы свои взгляды. А ты?.. Что было бы тебе защищать?

Э в (помолчав). Мы все говорим так много правильного. Я тоже. Каждый день, в школе… Но иногда… я запинаюсь. Дети это замечают, смотрят на меня. Что это с ней?.. Может, она забыла конспект?.. Почему она замолчала? (Нервно.) Речи мы все можем произносить. Это пустое.

К у р т (после паузы). Ну, и?..

Э в (задумчиво). Слышишь вопрос. Он попадает в какую-то мозговую клетку. Другие клетки, повыше, получают об этом информацию. В дело вступает речевой инструмент… Мы действуем как автоматы и даже правильно запрограммированы. (Помолчав.) Но… проверять себя, каждый раз наново. И мучить себя… Хотеть знать правду… Сделать ее своей. (Смотрит на них.) Умеем мы это еще?.. Не стало ли нам чересчур удобно в этой жизни?.. Не доверяемся ли мы доказательствам, как формулам, которые привыкли читать и перечитывать?

Су внимательно наблюдала за Эв.

С у. Ты не счастлива, Эв. (Поймав ее испуганный взгляд.) Ты давно уже слишком благополучна, чтобы быть еще и счастливой. Согласись-ка… Кивни хотя бы головой, если боишься этого маленького словечка.

Эв смотрит на Курта, который на этот раз выдерживает взгляд.

К у р т (к Эв). Я не могу ответить за тебя.

Э в. Но ты ждешь ответа?..

Курт молчит.

Боишься его?

С у (шумно). Чего ему бояться?.. Чего бояться?.. С тобой?

Э в. Помолчи, Су!

С у. Он ведь совершенно уверен в тебе, Эв. И имеет все основания, не так ли?.. Имеет ведь, — или нет?

Эв нервно реагирует на это.

К у р т. Она повторяет твои слова, Эв.

С у (к Эв). Ты тоже ничего не смыслишь в любовных приключениях. Вы ведь оба так неслыханно уверены друг в друге и так защищены морально в вашей крепости, которую называете браком. В эту оборонительную систему не может проникнуть ни один нарушитель спокойствия, ничто, что могло бы поставить под вопрос ваш обывательский, мечтательно-созерцательный покой. Ничего, что могло бы вас обеспокоить. Потому что вы не любите беспокойства. Мобилизовали весь арсенал этических норм как заслон против всего, что вам не подходит. (Постучав в грудь Эв.) Как там все это внутри выглядит, до этого никому не должно, быть дела.

К у р т. Коньяк не пошел тебе впрок.

С у. Ваше благополучие не пошло мне впрок, голубчик, а коньяк был хорош. У вас слишком много… упрятано. Ничего не лежит на виду.

К у р т. В отличие от тебя?

С у. Такими, какими вы хотите быть, никто не может стать, оставаясь в живых. В тридцать лет уже мертвые.

К у р т. Так не тормоши трупы.

С у. Если бы ты был один дома, когда я пришла… (Медленно подходит к нему.)

К у р т. Ну?..

С у (очень близко стоит перед ним). Ты отлично знаешь, что…

К у р т. Я догадываюсь. Оживила бы мой труп.

С у. С гарантией. И ты сам начал бы первым.

К у р т. Чтобы наверстать упущенное?

Э в (к Су). Вероятно, ты ошибаешься.

К у р т. Не отнимай у нее иллюзию ее неотразимости.

С у (Курту). Спасаешься словами, братишка, пустыми отговорками. Не замечаешь этого? (Агрессивно.) Вы все покрываете пустословием. (Внезапно, к Эв.) Так ничего никогда и не было за эти двенадцать лет?.. Ни разу не было у тебя… (иронически) соблазна хотя бы?.. Тоски по ком-нибудь?

Э в (после долгой паузы). Было.

К у р т (к Эв). Да?!

Э в. Да.

С у (Курту, победоносно). Ты потрясен?.. Бедняга! (Жестко.) Что она, — уже больше не женщина, если вышла замуж?.. Ты что — единственный мужчина на свете?

К у р т (к Эв). Я не желаю, чтобы она лезла в нашу жизнь…

Он замолкает, пораженный признанием Эв.

С у. Я этого и не делаю, мой маленький Курт. Не очень то она меня интересует, ваша жизнь. Что мне до того?.. И не смотри таким потерянным. (Показывает на Эв.) Если и было что-нибудь… Господи, да взгляни на нее, она быстренько и послушно отбросила все и вернулась в лоно семьи.

К у р т (к Эв). Скажи ей, чтобы она замолчала…

С у (к Эв). Лучше не говори ничего. Ты ничуть не лучше его, и держу пари, ты даже чувствуешь — что сама себя обманываешь. Ради ваших принципов вы судорожно сжимаетесь в страхе перед своими желаниями, готовы хулить красоту до тех пор, пока сами не поверите в то, что она ужасна. Но только счастливыми, счастливыми-то вы не стали.

К у р т. Будет лучше, если ты уйдешь.

С у. Все, я уже затихла. (Делает умиротворяющий жест, затем к Эв.) Попроси его уйти. Я хочу переодеться. (Расстегивает молнию на вечернем платье.)

Э в. Где ты будешь ночевать?

С у. Это не так важно.

К у р т (зло). Она что-нибудь подыщет.

Э в (поспешно, чтобы смягчить впечатление от реплики Курта). Здесь нет гостиниц поблизости.

С у (Курту, направляющемуся к двери). Эй, малый… Ты сегодня будешь плохо спать?..

Курт останавливается, делает вид, что не слышал этой реплики. Су смотрит на него довольно пренебрежительно.

Э в (к Су). Я постелю тебе в маленькой комнате. (Быстро выходит.)

Курт и Су одни.

С у. Я вам сегодня здорово помешала?

К у р т. Не стоит об этом говорить.

С у. Я уже было подумала…

К у р т. Не беспокойся. (Хочет уйти.)

С у (насмешливо). Куда же так поспешно?

К у р т. Ты же хотела переодеться.

С у. Боишься, Куртхен?.. Мы ведь не одни. Эв сейчас вернется.

К у р т. Что с тобой творится? (Резко подходит к ней, громко.) Послушай, до чего ты себя довела?

С у. А ты себя?.. И Эв?.. До чего довел?

К у р т. А-а, ладно… (Машет рукой, хочет идти.)

С у. Ты считаешь меня очень… безнравственной?

К у р т (сухо). Скажем лучше: не традиционной.

С у. Опять врешь. Но я это принимаю.

К у р т. Вот и прекрасно.

С у. Мне доставляет удовольствие — ходить не в масть.

К у р т. Тебе это подчас удается.

С у. Чтобы люди раскрывали свои карты.

К у р т. А иначе они этого не делают?

С у. А разве делают?

К у р т. Метод, во всяком случае…

С у. Не традиционный. Но действенный.

К у р т. И что тебе с того?

С у. Интересно.

К у р т. Прелестная игра. Для тебя. И всегда удается?

С у. Нужно знать правила игры.

К у р т. Тут ты, безусловно, на высоте.

С у. Не могу пожаловаться.

К у р т. А другие должны это терпеть. Как пешки в твоей игре?

С у. Не-е… Я совсем не такая.

К у р т. Ах?! Как можно ошибиться в человеке.

С у. Я ведь люблю людей. Нет, правда. Что мне не нравится, так это их идиотские привычки и вся эта ерунда — иногда они сами уже не замечают, какими отвратительными становятся. Для меня глупость — это как прыщ на физиономии.

К у р т. И ты лечишь их от этих прыщей?

С у. Я с удовольствием довожу их до белого каления. Настолько, что у них язык начинает заплетаться. Но под конец они становятся здравомыслящими. (Доверительно.) К вам я сегодня была снисходительна.

К у р т. Благодарю.

С у. Хотя вы оба и твердые орешки.

К у р т. Надеюсь, с другими у тебя был больший успех?

С у. Ты очень благороден, Курт, да? (Поспешно, не дав ему отреагировать.) Однажды ко мне пристали два типа, как репейник. Они тоже считали меня довольно испорченной и поэтому многое себя позволяли — языком, конечно. То, что не разрешили бы себе ни с какой другой женщиной — всякие гнусные намеки и двусмысленности, — со мной было дозволено, так они думали. При всем том довольно милые парни, на хорошем счету у себя в учреждении и вообще. Но своей ущербной эротикой они сами себе вредили, вызывали отвращение.

К у р т. Прыщи на физиономии.

С у. Ну, я и говорю… В этом смысле — гадкие ребята. Жалкие хвастуны. Некоторое время я все это терпеливо слушала. Потом мне надоело. И, скорее уже ради них самих, я решила кое-что предпринять, чтобы поставить их на место. Таким ребятам лучше всего было показать, каковы они на самом деле. И я их пригласила в одно воскресное утро. Сузанна позаботится обо всем необходимом, сказала я им, приходите только вовремя, дорогие ухажеры, — место вы найдете, не настолько уж вы бестолковы… Они пришли. И чуть не упали в обморок. Сузанхен сидела на травке в чем мать родила, одетая только… в часы на руке. И, приветливо улыбаясь, пригласила гостей к столу.

К у р т. И больше никого при этом не было?

С у. Нет, но оба кобелька многое дали бы за то, чтобы хоть кто-нибудь был и им не надо было бы сидеть там только со мной. Они не знали, что сказать, куда спрятать глаза. Давайте налегайте на еду, кавалеры, — сказала я им, — я очень люблю быть гостеприимной. Может, вам чего не хватает, сукины дети, так скажите, — и продолжала дальше в том же духе.

К у р т (коварно). На десерт подавались экзотические фрукты и отборные вина?

С у. Во всяком случае, оба сидели, как на иголках, как двое юных монашков и не прикоснулись к еде.

К у р т (атакующе). Но корзиночка ведь была перевернута еще до того, как дело дошло до пирушки?

С у. До чего же они были унижены, эти парни! (Показывает, как сильно они были унижены.) Пикник их полностью излечил. Сузанхен сделала их ручными. Мне не пришлось для этого читать им никаких нотаций. Я просто была мила. Одна женщина фри, без гарнира, и два несчастных парня, потерявших дар речи… Они очень хорошо усвоили этот урок.

К у р т (с острым сарказмом). А мне всегда казалось, что они вели себя довольно достойно?.. У них не было бород? (Безжалостно, не давая Су вставить слово.) И разве в деле не участвовала еще одна женщина?.. Которая как раз собирала цветочки, на заднем плане, и была так же прелестно обнажена? Давай-ка проверим, Сузанхен, нет ли каких-нибудь неточностей в твоем рассказе. Ну как — посмотрим?

Э в появляется в дверях, останавливается, слушает, не замеченная обоими.

Все дело в деталях, в деталях, дорогая Сузанна, но мы их сейчас восстановим, — смотри только внимательно, и ты все вспомнишь. (Быстро подходит к стене, снимает с гвоздя картину Мане, возвращается и сует ее Сузанне под нос.) Сходство с тобой, правда, не поражающее, но ситуация схвачена и передана довольно верно. Жаль только, что еще до того ее придумал мсье Мане!.. Ну, а кто же духовные отцы других твоих историй? Откуда ты заимствовала аферу с детским садом, устроенным в ателье скульптора? И эту прелестную любезность, оказанную председателю, которому своевременно поставленный диагноз рака быстро исправил недостатки характера?.. А видами Парижа ты хоть на открытках-то по крайней мере любовалась когда-нибудь? (Заметив Эв, к ней.) Не спрашивай у нее только, ради всего святого, снова о ее профессии. Она в состоянии быть кем угодно и участвовала в первой высадке на Луну. (К Су, которая робко и затравленно сидит на краешке кровати.) Прости, если я тебе испортил настроение. (К Эв.) Наврала нам в течение вечера с три короба и еще хочет, чтобы ее принимали всерьез. (Со все более нарастающим негодованием.) Читает нам нотации, приводит примеры из своей биографии, которые все до одного вымышлены и высосаны из пальца. Хочет таким образом унизить других, представить их мелкими и отвратительными. (К Су.) Тут стоит зеркало, можешь воспользоваться им и обследовать свою физиономию — нет ли на ней тех самых символических прыщей. Боюсь, что будет богатый урожай. Ты — бездарь, дорогая моя. Я это подозревал уже давно. Теперь это стало очевидным. Какая ты сейчас — ничтожная и жалкая, — это и есть твой настоящий портрет. Возможно, ты можешь еще показаться честной, если только не будешь раскрывать рта. (Бросает картину на кровать.) С такой наглостью я еще никогда не встречался, хотя видывал всякое. (Стоит возле нее, крайне возмущенный.)

Су сидит подавленная, не смея поднять глаз; платье снова сползло с ее плеча.

Приводи себя в порядок и оденься. Я имею в виду платье, — платье я имею в виду… (Замолкает, сердясь уже на себя самого, поворачивается к Эв, беспомощно всплескивает руками.)

Су всхлипывает. Эв подходит к ней, садится рядом.

(После некоторой паузы, спокойнее.) Ну, скажи наконец правду. Хоть раз в жизни.

Э в. Оставь ее.

К у р т (нетерпеливо, к Су). Чем ты занимаешься на самом деле?

Су пожимает плечами, всхлипывает, поправляет платье, не отвечает.

Э в. Что тебе было здесь нужно? (Смотрит на Курта сердито, с упреком.)

Курт отворачивается.

С у (к Эв). У тебя есть носовой платок?

К у р т (через плечо). Сначала ответь!

Эв, бросив на него насмешливый взгляд, дает Су носовой платок.

Может быть, она тебе скажет, — чего она от нас хотела?

Э в. Разве мы не школьные товарищи?

С у. Я вовсе не разведена. Мой муж врач. И у меня масса времени. Отвратительно много свободного времени. Я ведь только жена. И я все время думаю, все время выдумываю, какой мне хотелось бы быть. Я уже тысячу раз убегала от этого своего «слишком много свободного времени». Но тоже только в своих мыслях. Не взаправду.

К у р т. Не взаправду?.. Все — фантазии?

С у. Не все.

Э в (заботливо). Можем мы тебе помочь?

С у. Я прочитала о его успехах в газете. Может быть, у него на фабрике найдется что-нибудь для меня, — подумала я…

К у р т. Что у меня может быть?

С у. Что-нибудь.

К у р т (к Эв). Понимаешь это?.. (К Су.) Существуют тысячи предприятий, сотни возможностей, множество шансов. Для каждого, кто хочет. (К Эв.) Но ее ничего не устраивало. То здесь, то там… Теперь вот… у нас? Для смены впечатлений? (Ходит по комнате.) Ты же ведь так любишь перемены. Покрутятся туда-сюда и изобретут для себя что-нибудь. Не совпадет действительность с красивыми мечтами — не важно, на помощь вызывается воображение, и оно заменяет все. Пропащую, бесполезно прожитую жизнь украшают гарниром.

Су сидит с застывшим взглядом. Курт, переглянувшись с Эв, замолкает.

Э в (к Су). Пойдем, я покажу тебе твою комнату. (Полуобняв Су за плечи, она ведет ее к двери, как больную.)

К у р т (когда обе женщины уже в дверях). Почему ты стала такой, Су?

Э в (к Су, не обращая внимания на вопрос). Пойдем, девочка. Тебе надо прежде всего выспаться. (Уводит ее из комнаты.)

Курт смотрит им вслед, непонимающе вскидывает руки, обводит невидящим взглядом комнату. Подходит к трюмо, берет бутылку с коньяком, сердито ставит ее обратно. Идет к кровати, собирает — только для того, чтобы что-нибудь делать, — все, что на ней лежит: молоток, который он бессмысленно перекладывает на трюмо, затем диаграммы, которые свертывает в рулон и ставит перед кроватью, затем картину Мане…

Возвращается Э в.

Я уложила ее в постель.

К у р т. Все еще ревет?

Э в. Как дитя. Но это хорошо.

К у р т. Нервный криз. Изнеможение звезды после сольного выступления. (Идет с картиной к стене, намереваясь вновь повесить ее на место.) Спектакль, который она сыграла, можно было бы и за деньги показывать.

Э в. А как оплатим его мы?

К у р т. Что?

Э в. Какой монетой?

К у р т (резко поворачивается к ней, все еще держа картину в руках). Она же лгала, Эв!.. Два часа дурила нам голову. И ничего, абсолютно ничего близкого к истине, — готов поклясться в этом.

Э в. Но могло бы и быть.

К у р т. Все — ложь!

Э в. Но… красивая. В каком-то смысле.

К у р т (не понимая). Красивая?.. С каких это пор вранье стало красивым?.. Да еще кому — друзьям! (Снова поворачивается к стене, поднимает картину к гвоздю.)

Эв смотрит на него, затем неожиданно хватает стоящую перед кроватью диаграмму, подходит к мужу, решительно отнимает у него картину.

Э в. Разве ты не хотел повесить свои откровения на стену? (Вешает диаграмму на гвоздь.)

Оба отходят в центр комнаты, не глядя друг на друга. Эв прислоняет картину Мане к спинке кровати, рядом с другой диаграммой. Затем садится, обхватив голову руками.

С каких пор мы стали такими, Курт?

Курт бросил на нее короткий взгляд, отошел к окну.

Почему мы стали такими?

К у р т. Мы?.. Какими?

Э в (помолчав). Су верит в людей. По-своему. Только в себя у нее нет веры, поэтому ничего не получается.

К у р т. На помощь ей приходит фантазия.

Э в. Ты ни в кого не веришь, Курт. Только в себя.

К у р т (спасаясь, неуклюже переходя в наступление). Нас было трое, между прочим. Недостает еще одной характеристики.

Эв встает, его слова не задели ее. Несмотря на это, Курт еще больше растерян.

(Подходит к ней.) То, что ты сказала… (Медлит, чувствуя свою беспомощность, поскольку Эв отнюдь не пытается ему помочь.) Что ты… (Выдавил наконец.) Что у тебя с кем-то было?

Э в. Ничего не было.

Оба молчат. Курт чувствует, что она сказала не все и что она в таком состоянии, что вот-вот скажет.

Два года назад. (Садится на тумбочку перед своим трюмо.)

Курт сел на кровать. Они не смотрят друг на друга.

Он был совсем другой. Не такой, как ты. Только не спрашивай, какой.

Курт встает, подходит к окну, смотрит вниз.

Э в. Я считала минуты, когда удавалось с ним поговорить. Была счастлива, когда молча шла рядом.

Курт резко поворачивается к ней. Он в самом деле потрясен.

Не смотри на меня так… Ничего не было… Или нет, все-таки… Иногда я верила в то, что решусь изменить тебе. Говорила себе, что уже только этими мыслями я обманываю тебя. А раз так — почему нет?

К у р т (после паузы). Ты никогда не давала это почувствовать.

Э в (горько). Ты никогда этого не замечал.

Курт хотел что-то сказать, но промолчал.

Но ты прав. Я тщательно скрывала. Этого не должно быть, вбила я себе в голову. Ради наших детей, этого не должно было быть.

К у р т (помолчав, робко). Тебе это было трудно?

Э в. Да. Все-таки… Были минуты, когда я… была полна решимости пойти к нему. Когда думала, что вправе поставить мое чувство выше всего. Была уверена в этом. И не испытывала стыда… в эти минуты.

К у р т (напряженно). Если ты… Я хочу сказать, что не стану тебе мешать.

Э в. Ах, какой благородный герой… (Просто.) Это прошло.

Неожиданно подходит к нему, щелкает его пальцем по носу.

В этом есть даже что-то вроде сочувствия.

Это же было уже два года назад.

К у р т. Наш брак был… в такой опасности. А я даже не знал.

Эв подходит к шкафу, приводит там в порядок платья после штурмового налета Су.

Э в. А я и не говорю, что это угрожало нашему браку. Но это могло бы сделать его… более осознанным. (Глядя на него в упор.) Или ты меня выгнал бы, если б узнал?

К у р т. Нет… (Смотрит на нее.) Нет, Эв.

Э в. Это ты только так говоришь.

К у р т. Определенно нет, Эв.

Э в. Су сказала бы: ты была дура, Эв, что не сделала этого. Обворовала себя.

К у р т. Она так и сказала.

Э в. Можешь ты сделать что-нибудь для нее?

К у р т. Если она в самом деле захочет. (Бессмысленно переставляет диаграмму у кровати с места на место, хватает картину Мане, снова отставляет ее.) Эв… У нас ведь были четкие представления друг о друге, о нашей жизни.

Э в. Когда мы были студентами, у нас часто не оставалось ни пфеннига до стипендии. Но мы чувствовали себя богатыми.

К у р т. У нас было одинаковое представление о мире…

Э в. …каким мы его хотели видеть.

К у р т. Каким мы бы его сделали.

Э в. Мир начинается с нас самих. Об этом-то мы и забыли.

К у р т. По моей вине?

Э в (качает головой). Я хотела спасти наш брак, который, собственно, стал уже лишь привычкой. В этом не было героизма. Обман или разумное дело то, как ты собираешься поступить со своими рабочими, — над этим я всерьез лишь сегодня задумалась. А до того не думала, свыклась со всем, приспособилась. Это было, вероятно, мило с моей стороны. И, безусловно, весьма удобно для тебя. Это было глупостью. И трусостью. Меня не остановило даже, что ты отнесся ко мне как к большому ребенку, когда зашла речь об аспирантуре. Нет, ты не возражал. Ты просто лишил меня решимости — тем, как ты говорил об этом. Что гораздо хуже.

С у стоит в дверях, оба заметили ее одновременно. На ней слишком длинный и слишком большой купальный халат — вероятно, он принадлежит Курту. Она ведет себя очень робко, как провинившийся ребенок.

С у. Вы не слышали звонка?.. Телефон звонил.

Э в (Курту). Ты опять не переключил с твоего кабинета.

С у. Я подошла… Очень долго звонил, и громко.

К у р т. Извини, Су…

С у. Это был он… (Смотрит то на Эв, то на Курта.) Фридель… Я не сказала, кто я… (Тихо.) Не дала себя узнать. (Зябко запахивает ворот халата у шеи.) Он просил передать, что очень сожалеет, что не смог быть… Он весь вечер разговаривал по телефону с областью. Сейчас сидит над твоими планами. (Курту.) Ты, конечно, знал, что не все еще потеряно?

Курт смотрит то на нее, то на Эв.

С у. Он завтра утром придет на фабрику. А тебя просил собрать все руководство. Так он сказал. (Собирается уйти.) Извините…

К у р т. Су!

Су останавливается, робко глядит на обоих. Она как-то очень переменилась.

(Смущенно.) Ничего… Тебе надо выспаться.

С у послушно кивает, выходит. Курт смотрит ей вслед, затем поворачивается к Эв, которая внимательно за ним наблюдает. Он пожимает плечами, отходит к окну.

Э в. Итак… Все-таки… Запоздалый триумф? Который все… отменяет? (Подходит к нему.) И… делает этот вечер… как бы несостоявшимся?

Курт не отвечает, смотрит через окно вниз, с отнюдь не победоносным видом.

Когда пришли эти двое… Ты не знал, кто идет и нет ли Фриделя с ними. И испугался?

Курт поворачивается и молча смотрит на нее.

Испугался… товарищей по работе?

Курт делает беспомощный жест, молчит. Эв помолчала, затем спокойно подошла к стене, сняла с нее диаграмму, повесила картину Мане. Курт наблюдает за ней. Движения Эв спокойны, не демонстративны, но именно сейчас-то она это делает как бы из-под палки, против своего желания.

(Повесив картину.) Если у тебя завтра совещание с Фриделем, то едва ли ты сможешь забрать детей из сада.

К у р т. Он не любитель длинных заседаний, я думаю.

Э в. Нет?

К у р т (неловко). Я возьму детей и вместе с ними зайду за тобой в школу.

Э в. Но это ж кружной путь. И мне еще нужно купить продукты на субботу и воскресенье.

К у р т (подходит к ней, робко). Мы могли бы вместе пройтись по магазинам.

Э в. Удастся это тебе?

К у р т. Я постараюсь…

З а н а в е с.

Перевод Ю. Клеманова.