Дупло

XII

Вечер пришел темно-синий, с редкими звездами, ветреный. И в синей тьме ветер донес в село жалобный стон из Кутова оврага.

Андрей с Иваном Иванычем стояли в это время на крылечке. Иван Иваныч был в полушубке и шапке, шею обмотал шарфом, боясь простуды.

— Слышишь? — сказал Андрей.

— Слышу, — отозвался учитель.

— Пора итти.

— Пора.

Около крыльца стояли сельчане. Они тоже слышали стон. По спинам их прошел холодок.

— Эй, не ходите, — дрожащим голосом посоветовал смельчакам Кузьмич. — Худо будет!

— Одумайся, Андрей… Одумайся, Иван Иваныч, — поддержал его дед Савелий.

Остальные заговорили тоже:

— В экую тёмку пойдете…

— Али себя не жалко?

— Подумал бы о семье, Андрей…

— Обо всем я подумал, земляки, — весело и твердо ответил Андрей. — Пойдем, Иван Иваныч…

Оба, с ружьями за спиной, спустились с крылечка. Здесь Андрей достал спички и зажег большой фонарь.

— Ну, земляки, — сказал он, — подите в избу да там нас и ждите. Главное — Наталье с Гараськой поваднее будет. Вернемся мы скоро.

— Андрей Василич, не ходи, — раздался из темноты жалобный голос Натальи.

— Не тревожься, скоро вернемся, — повторил он и двинулся с учителем вперед, освещая фонарем дорогу. Ветер бесился, нападал на фонарь, но погасить его не мог.

А в Кутовом овраге все звучал и звучал загадочный стон.

Сельчане долго смотрели на удалявшиеся фигуры, на фонарь, который то светился желтым пятном, то пропадал, будто тонул в ночи. Наконец, фигуры растаяли впереди, фонарь мутно блеснул последний раз.

На крыльце плакала Наталья, ей вторил Гараська. Потом Наталья, ладонью прикрыв глаза, а другой рукой увлекая мальца, пошла в избу. Мужики, смущенные и озабоченные, двинулись за ней следом.

В избе бледно светила небольшая лампа. Мужики расположились — кто сидя, кто полулежа — на полу и на лавках. Многие закурили. Долго длилось молчание — только Наталья да Гараська всхлипывали за ситцевой занавеской на нарах. Наконец, Кузьмич сказал:

— Ну, хоть и жаль людей, а все-таки скажешь: не надо бы хвастать смелостью. Теперь, небось, и не рады, что пошли. Погодь, до оврага не дойдут — прибегут назад, как встрепанные.

— Ну да — вернутся, — отозвался дед Савелий уверенно.

Темнота за окошком сгустилась. В трубе плакал ветер.