Вышел как-то сапожник Кузьма вечером на крыльцо и слышит: стонет кто-то за селом надсадно, жалобно.
— Ну, — думает, — прохожий какой-нибудь заблудился в эдакой тьме.
Бросился к соседям: так и так, стонет кто-то — выручить надо. Прислушались те: точно — стонет. Сбежались старики со всего села, ватагой, с фонарем пошли на стон. Ночь ветреная, черная — фонарь через два шага задуло, друг друга не видно. А стон — слышнее, явственнее.
— В Кутовом овраге, не иначе, — сказал кто-то: — оттуда доносит.
— Ну да — оттуда.
Кутов овраг, неглубокий, поросший крапивой — за задворками, недалеко. Пошли к нему. Чем ближе подходят — тем стон яснее. Похоже, ребенок кричит или женщина: голос очень тонкий.
Идут сельчане, переговариваются:
— И то, что Кузьмич услыхал. А то, неровен час, погиб бы человек.
— Ну да — погиб бы.
Спустились в овраг, остановились.
— Эй, кто там? — крикнул здоровяк Лаврентий. Голос у него был — самый громкий в селе.
Никто не отозвался. А стонет впереди, совсем близко.
Черно в овраге, ничего не видно. В небе — ни звездочки.
— Эй, кто там? — повторил Лаврентий.
Опять никто не ответил. Только стон еще явственнее прозвучал, да ветер рванул шумно.
— Еще пройти надо, — предложил кто-то: — туда вот, близко. Может, он и говорить то не может.
Прошли еще несколько шагов. Стали к земле присматриваться, руками в темноте шарить. На несколько мгновений стих стон, потом раздался снова. И слышат старики ясно: среди них стонет кто-то, почти под ногами у них. А кто — не видно.
— Соломы бы принести, зажечь, — предложил кто-то.
Трое побежали к омету за соломой, в темноте, почти наугад. Через минуту они возвратились в Кутов овраг. Кто-то достал спички, зажег. Солома вспыхнула ярко, осветила дно оврага и озабоченные лица.
На дне оврага было пусто — только стоял какой то старый пень. Ветер рвал огонь и солому. Сельчане светили горящими снопами во все стороны, но стонущего человека нигде не видели. А стон не стихал. Он раздавался где-то тут, рядом, среди них, отчетливо, резко.
Им стало жутко. Они смотрели друг на друга непонимающими глазами. Два снопа соломы сгорели, догорал третий.
Раздались робкие голоса:
— Вот так оказия!
— Что ж это такое?
— Дело дрянь выходит…
— Уж не нечистая ли сила… — заикнулся было Кузьмич, но не договорил.
В эту минуту погас последний сноп соломы. Непроглядная тьма надвинулась со всех сторон. Еще сильней налетел ветер. Стон прозвучал особенно горько и громко.
Страх охватил всех, холодом пошел по спинам.
— Пугает!.. Пугает!.. Нечистая сила!.. — закричали сельчане и, толкая друг друга, спотыкаясь, бросились к селу. Стон не смолкал и, казалось, гнался за ними по пятам.