Двое из будущего

Глава 6

На нашем предприятии были объявлены перемены. Попов, собрав с утра весь присутствующий персонал, с высокой трибуны торжественно и громогласно сообщил:

— С первого числа мая месяца на нашем предприятии произойдут большие изменения. Наши учредители Михаил Дмитриевич и Василий Иванович, после скрупулезного анализа ситуации по заработкам на заводе и общей выработке пришли к решению о сокращении количества рабочих часов…, — он сделал короткую паузу, окинув взглядом напряженных рабочих. — Отныне, с первого числа следующего месяца длительность рабочей недели будет составлять сорок часов. Наши учредители, заботясь о своих работниках, пошли на этот шаг в связи с тем, что в последнее время увеличился травматизм на нашем производстве. Тщательно расследовав недавний инцидент, было выявлено, что, помимо халатности и невнимательности рабочего Кузнецова, частично вина за произошедший несчастный случай возлагается на чрезмерную длительность рабочей смены, вследствие чего притупляется бдительность и осторожность работника. Так же снижается качество изготовляемых изделий и увеличивается износ оборудования из-за наплевательского к нему отношения. Желая устранить несчастные случаи на производстве вследствие чрезмерной усталости, учредители и пошли на такие беспрецедентные меры.

Да, не далее как две недели назад на нашем производстве случилось ЧП. Рабочий, измотанный длительным и напряженным рабочим днем, по неосторожности зацепился раструбом верхонки за угол стальной ленты, и его руку утянуло под пресс. Отделался, можно сказать, легким испугом — потерял лишь две фаланги на мизинце левой руки, что по понятиям местных рабочих сущая ерунда. Рука цела, работать может, а мизинец в обычной жизни особо-то и не нужен — разве что в ухе ковырять им можно. Но нам с Михой одного вида разрубленной и окровавленной рукавицы было достаточно, чтобы принять соответствующие меры. И сокращение рабочего времени это лишь верхушка, которая очень кстати поможет нам в приобретении громкого имени. Кроме восьмичасового рабочего дня, мы с Поповым разработали ряд мер по защите от подобных инцидентов — были написаны подробные инструкции по технике безопасности, заказана и пошита спецодежда в виде комбинезонов без развевающихся рукавов и подолов, закуплена партия недорогих сапог и удобных рукавиц с застегивающимися раструбами. Вокруг станков были сделаны ограждения, и доступ на их обслуживание имел только ряд лиц, прошедших инструктаж. Жесткими методами насаждался принцип идеального порядка на рабочем месте. В ход шли предупреждения, штрафы и увольнения. Надо было бы это сделать и раньше, но, как всегда в России — пока гром не грянет… Вот так и мы. Лишь после серьезного несчастного случая озаботились техникой безопасности. А то, стыдно признаться, не проходило и недели, как какой-нибудь лопух в лаптях, не прокалывал себе ногу. Рабочему Кузнецову мы честно оплатили недешевые услуги хирурга и отправили на больничный с оплатой в семьдесят процентов. Рабочие настороженно принимали все новшества, с трудом привыкая к новым требованиям. Хотя халявным сапогам обрадовались все…

Когда Попов замолчал, переводя дух, кто-то из толпы поинтересовался:

— Это что же получается, у нас теперь заработок упадет? Нам теперь вторую работу надо будет искать?

Его можно было понять. У всех были жены и дети, каждый стремился обеспечить свою семью, и у каждого супруга вела семейный бюджет, где учитывалось все до копейки. И падение заработков на целую треть их пугало. Народ, после поставленного вопроса заволновался, загудел… Кто-то зычно поддержал спросившего:

— Да! Мы все уйдем, если мы не сможем зарабатывать как раньше!

Попов поднял руку, заставляя рабочих замолчать. И когда тишина установилась, продолжил:

— Для того чтобы рабочие не потеряли в заработках, учредителями было принято непростое решение поднять расценки на двадцать пять процентов!

Рабочие одобрительно и весело загудели.

— Отныне, работая меньше, вы будете получать те же деньги. Благодарите наших хозяев, они заботятся о вас!

Рабочие радостно затараторили, захлопали друг друга по спинам, кто-то из молодых выкрикнул «ура» и подбросил вверх ветхий картуз.

Мы с Михой долго обсуждали, что нам принесет это сокращение рабочего дня. Естественно, работать по восемь часов в день для нас, как выходцев из другого, более социальноориентированного мира, было в порядке вещей. Но здесь, где рабочий день был ненормированным и от прихоти хозяева мог быть и десять и двенадцать и даже двадцать часов, это было ненормальным. Любой другой владелец производства из-за такого шага, скорее всего, просто бы разорился, не выдержав конкуренции, но мы-то имеем в руках козырь в виде знаний о нужном направлении развития, который и позволит нам не просто конкурировать, но еще и зарабатывать очень большие деньги. Кстати, мы совещались с Поповым по поводу выходного дня, хотели сделать воскресенье нерабочим. Хотя уже и был закон о запрете воскресного труда, но на практике он не работал. Лишь крупные предприятия были вынуждены соблюдать его, но вот остальные средние и мелкие предприятия успешно его игнорировали. А фабричные инспектора, что проверяли их, брали беззастенчиво взятки и закрывали на нарушения глаза. Правда, рабочие, чей заработок зависел от сделки, под действия этого закона не попадал. И мы подумали было исправить эту ситуацию хотя бы на нашем предприятии, но наш управляющий нас любезно просветил, достал календарь за прошлый год и демонстративно отметил все праздничные и нерабочие дни. И их вышло пятьдесят два дня выходных и почти два десятка праздничных религиозных, так что увеличивать их количество было бы простым безумием. Подумав, мы здраво лишили людей субботнего выходного дня, вместо этого предоставив им две недели оплачиваемого отпуска, который они могли использовать по собственному усмотрению. Если ты устал и хочешь поваляться денек под лавкой, пуская пьяные слюни, то будет тебе счастье в виде оплаченного дня в счет отпуска. И, кстати, невыход на работу по предварительному согласованию и без сохранения заработной платы был в нашей компании тоже возможен.

А пока рабочие радовались положительным переменам, Валентин Пузеев, сложил в уме два и два и спросил:

— Это что же, получается, что на наш завод еще людей будут набирать?

— Да, — честно ответил наш управляющий. — За оставшееся время нам надо будет нанять дополнительный персонал и успеть его обучить. Времени, я думаю, хватит.

— А детей берете?

Попов отрицательно мотнул головой.

— Нет, по этому поводу у учредителей жесткое требование. Они запрещают нанимать детей и подростков. Минимальный возраст для рабочего шестнадцать лет.

— А баб своих можно привести?

Попов улыбнулся:

— Баб можно. Но что б дитё под ногами не крутилось.

— А куда ж тогда его девать-то? Дома-то не оставить! А кормить его как? А жопу помыть?

— Валька, ты бы не прибеднялся…, — ответил ему кто-то из рабочих. — И так деньгу зарабатываешь больше всех, а еще и бабу свою сюда хочешь перетащить. Тебе и так хватит.

— Не хватит! — громко возразил Пузеев и рубанул воздух ладонью. — Пусть сидит, скрепки фасует. Я, может быть, своих детей в гимназию хочу отправить.

Кто-то хохотнул.

— Ты еще скажи — в университет, — со злым смешком съехидничал косматый мужик с поломанным носом.

— А и скажу, — взъярился Пузеев на косматого. — А и отправить хочу в студенты, хочу чтобы людьми стали. А не были бы как я в масле с головы до ног, а сидели бы за столами в красивых английских костюмчиках и чернилами пальчики пачкали. Юристами пускай будут, да! Чё ржешь, в рыло дать? — и схватил испуганного мужика за лямку комбинезона.

— Тихо, тихо! Без драк! — повысил голос Попов и постучал медным ключиком по трубе ограждения. — Валька, угомонись, а то уволю.

Пузеев отпустил мужика, грубо оттолкнув.

— А что по поводу баб… Можно привести своих, но без детей.

— Так как же без детей-то? — повторил свой вопрос Валентин. — Нанимать бабку, чтобы приглядывала? Так это ж платить ей сколько надо?! Тогда и бабу свою невыгодно на работы выгонять.

И тут вмешался я, стоявший до этого момента ни кем не замеченный за спиной рабочих и сохранявший до поры молчание.

— Для этого случая можно устроить ясли, — возвысив голос, сказал я. — Я полагаю, что бюджет предприятия не особо пострадает, если мы организуем присмотр за детьми работников. Нужно только найти подходящее помещение и женщин, согласных возиться с чужими детьми. Труд воспитателей предприятие оплатит, за работниками, чьи дети будут ходить в этот детсад, остается только оплата питания. Или же свои продукты приносить. Мне полагается, что это хорошее решение.

Ко мне обернулись. Рабочие, увидев мою персону, поснимали картузы, ощерились радостными улыбками. Кто-то поздоровался и протянул для рукопожатия крепкую ладонь. Я протиснулся сквозь толпу, встал рядом с Поповым:

— Извини, Сергей Сергеич, опоздал.

— Ничего, Василий Иванович. Я взял на себя смелость начать без вас.

— Ну и молодец. Все успел рассказать?

— В общем-то, да, кроме того, что вы еще желаете открыть исследовательский и опытный отделы. А здорово вы с яслями для детей придумали.

— Это, Сергей Сергеич, не моя придумка, — сознался я. — Есть и другие, более умные люди. Все уже придумано за нас. Ну, ты, в общем, продолжай собрание, а я пока в кабинете уединюсь с журналистом. Порасспрашивать меня он о чем-то хочет.

— Хорошо, Василий Иванович, — охотно согласился Попов и продолжил собрание, а я, махнув рукой стоявшему в сторонке незаметному человеку, прошел в свой кабинет.

Я, собственно, и опоздал на собрание только потому, что ожидал корреспондента одной из известных газет. Он, по приглашению Михи, прибыл из Москвы в столицу на поезде. Я любезно встретил его на вокзале, а затем отвез и устроил в гостиницу. Ему очень понравилась моя обходительность, льстило учтивое внимание к своей персоне. Мне же он, как человек, абсолютно не понравился — был слишком уж напыщен и горделив. И мой гость легкомысленно считал что, раз уж я нуждаюсь в его услугах, то он может позволить себе в отношении меня менторский тон. Я пока терпел его, оказывал ему всяческие любезности, но, больше суток я его, похоже, выдержать не смогу. Хватило бы терпения.

И вот, корреспондент в неброской одежде, поднялся в мой кабинет, цепко осмотрелся и безапелляционно заявил:

— М-да, бедненько у вас тут, дорогой Василий Иванович. Я, если честно, ожидал большего.

Я присел на стул, жестом пригласив гостя последовать моему примеру.

— И что же вы ожидали здесь увидеть?

— Если честно, то английскую мебель, фарфор в серванте и портрет Императора. И телефонную связь. У вас же все довольно скромненько, редко такое увидишь у успешных деловых людей.

Я улыбнулся.

— Английская мебель и фарфор в серванте стоят больших денег, уважаемый Владимир Георгиевич…, — т-фу, тошнит меня от лживой любезности к этому типу. — Эти деньги я лучше вложу в развитие своего производства и в своих рабочих. Толку будет больше. А телефон скоро будет.

— А я слышал, что вы и ваш компаньон купили себе по особняку и вложили в их ремонт огромные средства. Я считаю, что лучше бы вы эти деньги вложили в производство, м-да. Вот тогда бы было бы больше проку, — и журналюга ядовито осклабился.

Я на мгновение прикрыл глаза, загоняя внутрь готовое вырваться раздражение, и глубоко вздохнул. Заставил себя улыбнутся:

— Но ведь мне надо где-то жить, не правда ли? И лучше всего живется и работается в нормальном помещении, где ты сам себе хозяин и где не надо каждый день ждать прихода домовладельца с проверкой и с требованием к оплате. И вы ошибаетесь, называя эти дома особняками. Это обычные дома, в очень посредственном состоянии и в весьма неблагополучном районе Санкт-Петербурга.

— Я слышал, что там идут какие-то ремонты. По слухам очень дорогостоящие.

Всё, мы полезли в дебри, заговорили не о том. Мы известной газете заказали рекламную статью о нашем предприятии, где будет подробно описано все изменения в нашей работе. Мы жаждали увидеть статью о введенном восьмичасовом рабочем дне, об увеличенной часовой ставке, о введенных мероприятиях по технике безопасности, об организованном детском саду. Мы хотели видеть на страницах газеты определенное содержание, выставляющее наше предприятие в выгодном для нас свете, и только за это мы согласны были заплатить. Так что, все эти разговоры о наших особняках были лишними. И я, с фальшивой улыбкой на лице, напомнил корреспонденту о цели его визита.

— Владимир Георгиевич…, — произнес я медленно, глядя прямо в глаза журналисту. — Давайте с вами договоримся враз и навсегда. Мы заказали у вашей газеты рекламную статью определенного содержания и позитивного тона, и вы должны ее написать. Посмотреть наше производство, поговорить с рабочими и написать. Можно сделать несколько фотоснимков общего плана и портретных снимков учредителей. Перед тем как отправить статью и снимки в печать я обязан у вас проверить написанное и, если статья меня устраивает, утвердить. Или потребовать доработать текст, если написанное мне не понравиться. Так?! Поэтому, уважаемый Владимир Георгиевич, давайте вы не будете задавать мне лишних и ненужных вопросов, а просто займетесь тем, за что вам заплатили. Договорились?

Журналиста моя отчитка нисколько не смутила. Привык, похоже, к разным обхождениям к своей персоне. Он лишь пожал плечами и, с непонятной мне хитрецой в серых глазах, ухмыльнулся и невозмутимо достал из внутреннего кармана пальто небольшой блокнот с карандашом.

— Что ж, Василий Иванович, я вас понял. Тогда давайте поговорим о том, зачем вы вводите сорокачасовую рабочую неделю…

С журналистом мы разговаривали не менее часа. Он обо всем меня обстоятельно расспросил, подробно зафиксировав в блокноте, а потом, сбегав за ворота проходной и притащив с собой помощника с громоздким фотоаппаратом, зафиксировал мой образ на негативной пластине, закоптив маленький кабинет дымом от магниевой вспышки. Затем было сделано еще пара общих фотографий цеха с оборудованием и людьми и на этом мы расстались. Журналист пообещал меня посетить после написания хвалебной статьи.

Проводив журналиста за ворота и посадив его в местную «маршрутку», я заметил невдалеке от себя Вальку Пузеева, который отчаянно жестикулировал какому-то белобрысому долговязому пареньку, призывая его приблизиться.

— Сафрон! Иди сюда, быстро…, — закричал он во всю глотку. — Быстро говорю, быстро беги сюда.

Паренек лет десяти, услыхал Валентина и, соскочив с высокой жердины ограждения, примчался на зов.

— Чего бать? — спросил пацан, прищуриваясь, заглядывая Пузееву в глаза.

— Вот что, Сафрон, беги-ка ты домой и скажи мамке, чтобы бросала все свои дела и бежала сюда. Понял?

— Понял бать, а зачем?

— Ты скажи ей, что можно на «русский» устроится. Пусть быстро бежит, как может. Ленку пусть соседке отдаст. Все понял?

— Да, бать.

— Тогда беги, — и, подарив сыну напутственный добрый шлепок по спине, отправил его в путь.

Валентин выдохнул. Посмотрел вслед убегающему босоногому сыну, улыбнулся. Потом достал папиросу из мазутного кармана, размял ее грубыми пальцами и от спички прикурил, блаженно затянувшись дымом.

— Что, Валентин, — подойдя сзади, спросил я, — супругу свою желаешь устроить?

Пузеев обернулся. Улыбнулся мне счастливо, протянул руку для приветствия.

— Да, Василий Иванович, — признался он, торопливо гася папиросу об спичечный коробок — знал, что я не люблю когда при мне смолят. — Хочу, вот, и Зинаиду сюда свою устроить. Вы же пообещали ясли?

— Ну да, было дело, — улыбнулся я ему. — Будут ясли, обещаю.

— Ну, тогда хорошо. Пусть уж тогда и она работает. Копейка в доме лишней не будет. Фасовать кнопки со скрепками много ума не надо — любая баба справится.

Я покивал согласно головой.

— Сколько твоему лет? — спросил я, кивнув, вслед убегающему парнишке.

— Девять вчера исполнилось. Младшей два года, — ответил он со счастливым блеском в глазах. — Ленка — проказница. Моя Зинаида давно хотела на работу устроиться, только вот детей некуда было пристроить. А сейчас самое время.

— Старший-то у тебя в школу ходит?

— А то! Конечно! Дерут как сидорову козу — хулиганит, весь в меня. В гимназию бы его отдать, так нельзя. Там бы ему умишко поставили — не стал бы как я в грязи жить. А там и мелкая подрастет, тоже бы ее в гимназию, — он мечтательно и счастливо улыбнулся. — В люди их хочу вывести… Сафрон пусть будет юристом, он пацан толковый, языком трещать умеет. Пацанву местную вокруг себя всегда собирает.

— А младшая?

— А что младшая, пусть подрастет пока. А там видно будет.

— Ну, что ж, Валентин, желаю успехов, — я хлопнул его по ладони. — А мне пора, пока, — и развернувшись, я пошел в сторону. Но не успел далеко отойти. Валентин окликнул меня.

— Василий Иванович!

Я обернулся. Пузеев неловко мял картуз, переминался с ноги на ногу.

— Чего Валентин?

— А вы… это… правда, хотите исследовательский… как его… открыть?

— НИОКР?

Валентин кивнул.

— Да, НИОКР. Это правда?

— Ну, раз Сергей Сергеич это озвучил, значит правда, — прищурившись ответил я. — А что?

Он выдохнул, беспощадно сжав в жилистой ладони головной убор.

— А можно меня туда?

Я удивленно вскинул брови. Не ожидал я от него такой тяги к новому. Я смотрел на него, а он, мялся, нерешительно топтался и был сам на себя не похож.

— Валентин, а ты знаешь, что такое НИОКР? — спросил я, прекрасно зная его ответ. И не дожидаясь его отрицательного мотка головой, расшифровал. — Это Научно-Исследовательские и Опытно-Конструкторские Разработки. Там нужны инженеры с образованием и прочий ученый люд. На первое время нам нужны инженеры, способные изобразить в металле то, что мы хотим увидеть и способные разработать технологию изготовления продукта. У тебя же, насколько я понимаю, инженерного образования нет?

Валентин мотнул головой.

— Сколько у тебя классов?

— Пять, — ответил, словно с высокого обрыва ухнул, мой работник. — Я потом мамке помогал, младших ро́стил, пока она работала.

Блин, мне стало по-настоящему жаль парня. Он был, конечно, рубакой, задирой, хулиганом и пьяницей, но все ж он был отличным работником. Семью он свою любил, и это была не наигранная любовь. Я-то видел, какими глазами он смотрел вслед своему убегающему сыну. И о своей Зинаиде он всегда отзывался только добрыми и ласковыми словами и никому не давал ее в обиду.

— Василий Иванович, я все понимаю, я там не к месту. Но…, я уже почти два месяца не пью — как устроился к вам на работу, так и не пью. Зинаида моя радуется, а я люблю у вас работать. Мне здесь интересно, все новое, станки новые и относитесь вы к рабочим хорошо. А в научном отделе вам все равно понадобятся простые рабочие руки, ну там гайку закрутить у станка, смазать, где придется… Я может и умное что смогу придумать, подскажу инженерам как лучше сделать. Они ведь, инженеры эти, ученые только по учебникам, да книжкам, а я всю эту науку с ключами в руках изучал. Я не одну бочку мазута на рукавах домой принес, у меня ж опыта столько…!

А он был прав. Инженеры, конечно, нужны и без них никак, но и простые работники там тоже будут необходимы. А опытный слесарь, как говорит Валентин, принесший домой на рукавах не одну бочку мазута, нам будет просто необходим. И Пузеев, если подумать, очень хорошо бы там смотрелся. Он парень и вправду толковый, наши новые станки, он почти все разобрал до винтика, а потом собрал и те заработали лучше прежнего.

— Ты вправду пить бросил? — спросил я его с сомнением.

— Да, Василий Иванович, правда бросил. А чего мне пить? У вас хорошо, мастер, как на Путиловском, не придирается и по пустякам не штрафует. И интересно у вас — я люблю все новое. А когда что-то новое, то у меня прямо аж зуд в ладошках, хочется все разобрать и понять, как сделать лучше. Мне и пить потому не интересно и просто некогда. Да вы Зинаиду мою спросите, она вам тоже самое скажет. Да и мужиков наших спросите. Я с ними перестал в кабак заходить, они обижаются. А Сергей Сергеич меня хвалит, премию за прошлый месяц выписал. Только…, думаю, он будет против, чтобы я уходил.

Я улыбнулся. Попов и вправду пылинки сдувал с Пузеева — очень ценил его и ставил всем в пример, чем смущал парня изрядно.

— Ну, Валентин, уговорил. Быть тебе в отделе разработок. А с Поповым я поговорю, он тебя отпустит, — пообещал я и Пузеев расцвел.

Попов, как я и ожидал, был против. Узнав, что я желаю перевести его лучшего работника на другой участок, он побагровел, налился кровью, и яростно стукнул кулаком по столу, так, что письменные принадлежности с грохотом подскочили.

— Не отдам! Его не отдам! Любого другого, только не его!

— Сергей Сергеич, — с укоризной склонив голову на бок, произнес я. — Не надо так бурно реагировать.

— А как мне еще реагировать? Я с таким трудом нашел грамотного слесаря, а вы его тотчас у меня и забираете? Это не справедливо! Кто у меня теперь будет станки ремонтировать? Кто? А тому, кто будет вашим НИОКРом командовать, конечно же, сказочно повезло. Пальцем об палец не ударил, а уже лучшим работником обзавелся. У-у, в морду бы ему дать, гаду.

Я засмеялся, правильнее даже сказать — заржал. Громко, в голос, до слез. Попов, обиделся, поджал губы и отвернулся в окно. Я же, видя, что задел чувства управляющего, усилием воли подавил в себе приступ веселья, смахнул пальцем катившуюся слезу.

— Сергей Сергеич, — позвал я его. — Нет смысла обижаться на меня. Просто, меня развеселила твоя фраза о том, что стоит набить морду тому, кто будет управлять отделом разработок. Понимаешь ли, дело в том, что этот отдел будет как раз под твоим управлением.

Попов вскинул удивленно брови.

— А этим цехом тогда кто будет управлять?

— Ты же и будешь. У тебя есть прекрасный заместитель — он будет непосредственно, если можно так сказать, исполнительным директором, а ты, если придерживаться аналогий, генеральным директором. Ты будешь контролировать этот цех, НИОКР и другие производства в будущем и заботиться об их успешности, а твои директора на местах будут заниматься как раз тактическим, если можно так сказать, управлением. То есть, ты даешь стратегию развития и контролируешь ее, они же будут заниматься развитием своего производства. То есть твой заместитель здесь будет отвечать за поставки сырья, выработку продукта, обеспечивать работоспособность оборудование и прочее, прочее. Ты понимаешь, о чем я?

— То есть, я буду управлять всеми производствами? Так?

Я кивнул согласно.

— Мы с Михаилом Дмитриевичем давно обговорили этот вариант развития, и мы оба пришли к мнению, что ты, Сергей Сергеевич, прекрасно будешь подходить на роль генерального директора. Ну а мы, как учредители, будем задавать вектор развития, и подкидывать кое-какие идеи и технологии. Правда, фиксированную зарплату мы тебе решили не поднимать, а предпочли посадить на процент от дохода. Тебя такой вариант устраивает?

— Гм, Василий Иванович, не знаю даже что и сказать. Застали вы меня врасплох.

— Ну, я тебя не тороплю. Вот тебе новый договор, перечитай его на досуге. Там и об оплате твоего труда подробно расписано. Если согласишься — дай знать. Недели на раздумье хватит?

Попов хмыкнул, осторожно вынимая из моих рук отпечатанный нанятой девушкой на машинке текст.

— Зачем неделя? Я сейчас все прочитаю, и если все нормально, то сразу и распишусь.

— Ну, хорошо, а я пока прогуляюсь по цеху.

Через полчаса умиротворяющего вышагивания по грохочущему цеху, созерцания вылетающих из станка скрепок и кнопок и сноровистых рук женщин, что фасовали их, я снова поднялся к Попову.

— Я расписался, Василий Иванович, — сходу сообщил он. И морда у него была така-ая довольная…!

— Вот так? Сразу? И нет никаких вопросов?

— Да какие вопросы, Василий Иванович, — махнул рукой теперь уже генеральный директор «Русских Заводов». — Я и так понял все свои обязанности. А по зарплате меня все устроило.

— Что ж, тогда у нас для тебя еще один сюрприз. Мы с Михаилом Дмитриевичем решили сдать тебе в аренду один процент акций предприятия с последующих переходом в твою собственность… Но, увы, полноценным собственником ты станешь только через десть лет безупречной работы на руководящей должности. Конечно, сейчас один процент стоит не так много как хотелось бы, но, есть все основания думать, что стоимость с годами вырастит очень существенно. И, не переживай, дивиденды по арендованным акциям ты будешь получать как полноправный владелец. Как ты на это смотришь?

О таком подарке Попов даже и мечтать не мог. Стать совладельцем успешного предприятия, которое будет динамично развиваться и расти… А то, что за десять лет «Русские заводы» значительно вырастут, он не сомневался — с такими-то учредителями с их необычными изобретениями, да с его умением управлять. Поэтому Попов даже не стал скрывать свои чувства — он радостно потер руками и поспешил заверить, что смотрит на решение о передачи в аренду части акций весьма положительно.

— Ну, хорошо, и с этим вопросом решили — выдохнул я, присаживаясь на жесткий стул. — Тогда, Сергей Сергеич, вот тебе первое задание на засыпку, — и с этими словами я достал несколько листов с от руки нарисованными чертежами. — Тебе предстоит в кратчайшие сроки разработать технологию производства данного изделия и наладить ее выпуск.

— Что это? — спросил Попов, внимательно читая чертеж. — Не понимаю, для чего это?

— Это зажим для бумаги типа «бабочка». Должна быть сделана из упругой стали, проволочные элементы должны обладать достаточной прочностью. Зажим должен быть надежным и качественным, таким, чтобы мог прослужить достаточно долго.

Попов еще раз всмотрелся в бумаги.

— Кажется, понимаю. Интересная вещь, думаю, что она найдет своего покупателя.

— А вот это кнопка-застежка. Набросок приблизительный, но, думаю, принцип работы будет понятен.

— Да-да, кажется все понятно. Гм, занятно…

— А вот тебе еще одна штука, — и с этими словами я, словно волшебник, достал из кармана отпоротую от нашего рюкзака застежку-молнию и кинул ее на стол. Молния брякнулась об лакированную поверхность и подкатилась к краю. Попов в последний момент успел прижать ее ладонью, не давая упасть на пол. Потом он поднял ее, недоуменно покрутил в пальцах:

— Что это, Василий Иванович?

— Это, Сергей Сергеич, новый тип застежки для одежды и обуви. Я назвал ее «молния».

Попов повертел еще раз в руках предмет из будущего, пытаясь сообразить как он работает. Потом аккуратно взялся двумя пальцами за собачку и медленно-медленно потянул ее, с удивлением наблюдая, как расцепляются металлические зубцы.

— Это…, это гениально, Василий Иванович! — воскликнул он, когда понял принцип работы. — Это необыкновенно!

Я улыбнулся. Да, это было гениальное изобретение, и я был с этим категорически согласен. Кого-то в будущем я сейчас обворовал на несколько миллионов рублей золотом.

А Попов увлекся застежкой. Он дергал собачкой вверх-вниз, крутил ее в руках, рассматривал в лупу мелкие бугорки и впадинки на зубчиках, булавкой пытался залезть в бегунок и высматривал там что-то на просвет. В общем, человек на десять минут выпал из реального мира. А когда он вернулся, на его лбу лежала складка задумчивости.

— Ну и как тебе игрушка? — спросил я генерального директора.

Попов очнулся.

— Очень, очень необычная вещь. Где вы ее взяли, Василий Иванович?

— Купил у одного забайкалького Кулибина, — соврал я без заминки. — Мужик умирал от чахотки, вот и продал мне свое изобретение.

— А-а, — протянул Попов, явно не поверив мне. Я уловил в его голосе этот тон.

— Что-то не так?

— Нет-нет, все так, Василий Иванович, — замахал ладонью Попов. — Русская земля всегда была богата талантами, и много гениальных изобретений, к всеобщему сожалению, так и не увидело наше общество. И, слава богу, что такое изобретение не пропало…, — он замялся, не решаясь выразить свое сомнение и я ему помог.

— Но…?

— Но… Василий Иванович, это, если честно, фабричная вещь. Изобретатель не мог добиться такого качества без соответствующего оборудования. И ткань эта странная, никогда такой не видел. Это такой хлопок?

Эх! Говорил же Михе, что плохая эта идея — показывать образец. Попов нашу застежку враз раскусил, сходу понял, что мы его обманываем. Нам следовало бы подсунуть ему всего лишь грубые чертежи, и требовать от него доведения идеи до готового изделия. Но Миха решил сэкономить время, полагая что ничего страшного произойти не может. Я от досады даже крякнул. Пришлось мне развести в стороны руки, признавая свое поражение.

— Откуда ж она тогда?

Я выдохнул:

— Как тебе сказать, Сергей Сергеич… Мне сложно тебе объяснить, могу лишь тебя заверить, что более такой штуки более нигде нет. У нас есть год или два, чтобы ее запатентовать и запустить в производство. А вот где она была сделана, я, увы, сказать тебе не могу. Могу лишь сказать, что на ее выкуп ушло очень и очень много денег.

— Это британцы придумали? — в лоб спросил меня Попов.

— С чего ты взял?

— Так вот на этой же штучке, за которую пальцами надо, написано по-английски «Биг». Я худо-бедно английский знаю. Если не англичане это сделали, то тогда американцы?

Все, рассекретили меня, дальше запираться не было смысла. Пришлось «сознаваться», что опытный образец был украден третьими лицами с одного из заводов в Лондоне, а изобретатель в результате несчастного случая теперь кормит миног в мутной Темзе. Сознался я и в том, что Мендельсон с нашего разрешения сделал закупку данного изобретения, заплатив огро-о-омную кучу денег и привез его к нам. И снова мне пришлось уверять, что у нас есть год-два, прежде чем это изделие смогут изобрести заново. И с очень большим жаром я убеждал Попова, что на наших руках нет крови несчастного изобретателя, и что сделка была чистой, если можно так было сказать. И оборудование, на котором была сделана «молния» выведено из строя. Вроде бы убедил.

— Мы за год такую застежку не сможем повторить, — с сомнением проговорил генеральный, в очередной раз поведя бегунком. — Слишком сложно, да и денег будет много стоить.

— Сергей Сергеич, я согласен с тобой. Год — слишком мало для запуска, но нам и не надо торопиться. Главное патент! Его надо оформить как можно быстрее и не только в России. Будет патент — будут лицензионные отчисления, будет на что развивать производство. Я согласен, что денег на внедрение потребуется уйма, и едва ли нам хватит собственных средств. Не охота обращаться в банк за займом — там сидят одни грабители. Поэтому, Сергей Сергеич, первым делом патент. Подключай Мендельсона и за работу.

Попов кивнул и тут же вскинул недоуменно брови.

— Так это что? Мендельсон под моим началом будет?

— Конечно, Сергей Сергеич. Яков Андреевич будет работать на нашем предприятии, и получать свою зарплату и процент от лицензионных отчислений. У него будет свой юридический отдел, где он будет обеспечивать законность нашего предприятия, и он же будет заниматься всеми патентами. Так что, располагай нашим поверенным как хочешь, но что бы патенты на эту «бабочку», кнопку и молнию, да и на последующие изобретения, были оформлены. И не только в Российской Империи, а и за границей тоже.

— Это ж надо нотариальные конторы на рубежом открывать, — воскликнул пораженный Попов.

Я улыбнулся:

— Вот и этим займись тоже. Пусть Яков ведет всю юридистику и добейся от него того, чтобы привилегии оформлялись без проволочек. Как можно скорее, а то по году ждать оформления — никакого терпежу не хватит.

Попов согласно кивнул.

— Что ж, Андрей Андреевич. Тогда, поздравляю тебя, так сказать, с повышением, — я энергично потряс его ладонь и довольно похлопал по плечу. — Я, правду сказать, переживал, что ты откажешься. Все-таки такой объем работ!

— Ну, что вы, Василий Иванович, мне даже интересно. А трудностей я не боюсь. Под лежачий камень вода не течет!

— Это точно, — согласился я, улыбаясь. — И вот еще что, Сергей Сергеич…

— Да?

— Пора бы нам обзаводиться нормальным офисом, зданием для управления. Не в службу, а в дружбу, просканируй земельные участки под строительство. Мы с Михаилом Дмитриевичем тоже будем искать удобное место. Участок можно с уже имеющемся зданием. Если что — снесем и построим как нам надо.

— В центре смотреть?

— Нет, в центре не надо — дорого будет. В идеале было бы в пяти минутах ходьбы от этого места.

— Зря вы от центра отказываетесь, Василий Иванович. Престиж он всегда дорого стоит, но он того стоит.

Я отмахнулся.

— Мы и так свой престиж поднимем до заоблачных высот. Поверь, у нас столько идей по развитию, что, запусти мы хоть малую из них часть в производство, сами будем вырабатывать престижность нашего местоположения. И потом деловые люди сами будут стремиться построиться рядом с нами.

— Вы так думаете?

— Мы так знаем!

На мой категоричный ответ Попов лишь развел руками, покорно принимая новое мировоззрение учредителей.