Единицы условности

СТАМБУЛ, ИЛИ КАК ДЕЛАЕТСЯ БУДУЩЕЕ

Есть три самых завораживающих зрелища. Не отрываясь смотреть можно на огонь, воду и на то, как другие работают. У меня перед глазами зрелище номер четыре.

Я сижу на балконе гостиницы Ciragan Palace1 в Стамбуле и смотрю на подвесной мост через Босфор. Мост соединяет две географические условности - Европу и Азию, и по нему безостановочно - днем, вечером, утром и ночью - шпарит поток машин.

Ничего сверхъестественного. Просто мост в один пролет, циклопическими струнами стягивающий зеленые холмы европейского и азиатского берегов. Пара километров железных конструкций, сколько-то там асфальта и бетона, а вот поди ж ты - вид у него совершенно гипнотический. Я человек не слишком впечатлительный. Но такие простые символические вещи меня иногда трогают. Европа и Азия, сшитая толстой, звенящей струной. Разве что слезы не наворачиваются, и комок к горлу.

Завтрак в Ciragan Palace тоже выглядит как мост между разными цивилизациями. Суши с

1 Ciragan Palace - гостиница в Стамбуле, входящая в сеть отелей Kempinski. лососем и кислой сливой, органическая болтунья с помидорами, йогурт с мятой, апельсиновые оладьи, липкие маслины и кутабы с вяленым мясом. Из окна ресторана виден все тот же Босфор, по которому, едва не чиркая пузатыми боками о парапет набережной, шляются циклопические нефтеналивные танкеры.

Мой приятель и бывший начальник Эндрю Полсон считает Стамбул следующей после Берлина и Москвы столицей мира. Мнению Эндрю можно безоговорочно доверять, когда он советует вино и французский сыр. Я смотрю, как полицейский катер пристраивается к боку танкера, зачерпываю ложку йогурта с мятой и думаю, распространяется ли экспертный статус Полсо-на на планетарные столицы. Сам я, честно говоря, всегда несколько недоумевал, когда иностранцы при мне начинали истерично восторгаться Москвой, говоря, что это самая что ни на есть точка силы. Мне казалось, что как-то опрометчиво делать такие выводы на основании двух десятков дорогих машин, припаркованных у модного московского кафе. Но иностранцам, наверное, видней. В конце концов, большинство из известных мне экспатов в девяностые приехали в Москву именно за этим - за силой, которая раз в десятилетие выплескивается в новом месте.

В девяностые таким местом был Берлин, спешно застраивающий плеши пустырей и обрастающий столичными функциями под аккомпанемент сиплых диджейских пластинок.

Прошло десять лет, и Берлин забурел, упаковав кусочки стены в аккуратные стеклянные призмочки и выставив на продажу по десять евро. Берлин прикрутил громкость рейва, выселил разноплеменных сквоттеров из разрушающихся кварталов Востока и успокоился, став городом, где главная достопримечательность - не градус жизни, а Пергамский алтарь.

Энергетическую инициативу у Берлина перехватила Москва. Пустота, унавоженная нефтедолларами, дала удивительный феномен бешеного города, зачатого в морганатическом браке Лас-Вегаса и православного монастыря.

Однако сейчас энергия из Москвы стала утекать, как газ сквозь прорехи на украинском участке трубопровода.

Эндрю Полсон считает, что для Москвы наступило время консервации. И все лихие дела здесь уже сделаны. Когда построят башню Фос-тера в Сити - это будет своеобразным мемориальным обелиском городу, из которого ушла сила. Сам Полсон уже подыскивает себе дом на берегу Босфора.

Самый веселый район Стамбула называется Бейоглы1. Это в европейской части. Сбегающие к Большой воде улочки нафаршированы ночными клубами без вывесок, шумными ресторанчиками, где только одной шавермы семнадцать ви 1 Бейоглы - район в Стамбуле, место сосредоточения ресторанчиков и увеселительных заведений. дов, рыбными и антикварными развалами, радом с которыми прямо на улице продают дешевые итальянские холодильники. По главной улице этого квартала, которая раньше называлась Пера1, а теперь называется проспектом Независимости, разрезая плотную толпу, как ледокол «Челюскин», ползет древний, практически средневековый трамвайчик. В воздухе пахнет тюльпанами, шафраном и приторным анисом. На улице уже глубокая ночь, но толпа, кажется, только прибывает. Музыка орет так, как будто весельчакам здесь давно удалось поубивать всех недовольных соседей и больше некому звонить в полицию.

Пейзаж представляет собой традиционное для Востока одновременное сосредоточение чудовищной суеты и абсолютного покоя. Практически посреди дискотеки кому-то бреют шею опасной бритвой. Прямо в гуще толпы разложил какие-то инкунабулы торговец книгами, и потенциальные читатели на несколько минут зависают с книжкой в руках, а потом их слизывает людским потоком дальше, в адский грохот и душегубские всполохи Перы.

Асфальт слегка подрагивает под ногами, и из-за луж такое впечатление, что слегка пузырится. Наверное, это из-под земли тщатся вырваться наружу энергетические токи. В модном ресторане «360» на крыше обая 1 Пера - главная улица Стамбула, нафаршированная магазинами и ресторанами. тельного модернового дома - такое же столпотворение, как и на улице. С балкона виден весь Стамбул сразу. «360» - это количество градусов обзора. В Стамбуле вообще все в порядке с видами, благо город расположен на холмах, но здесь они особенно выдающиеся. Все архитектурные лендмарки - Айя-София, Голубая мечеть, Генуэзская башня, мосты и нефтеналивные танкеры - все это в демонической ночной подсветке, под аккомпанемент какого-нибудь Карла Кокса1 и под вездесущий Moet amp; Chan-don. Публика сидит друг у друга на головах и веселится так отчаянно, что кажется, справляет последний праздник в этой жизни - иначе непонятно, откуда такой норов.

Оказывается, что праздник не последний. В субботу градус веселья был еще выше. Двенадцать миллионов человек опять устроили на улицах карнавал. И если бы не наступил понедельник, я не уверен, дожил ли бы этот город до следующих выходных.

Энергия всегда возникает на стыке. Выходных и рабочих дней, старых и новых цивилизаций, плюсов и минусов, бедности и богатства. Стамбул самой географией приговорен к вечному трению Европы и Азии, Черного и Мраморного морей. Из-под узорчатых фресок ислама здесь проступают строгие лики восточного хри 1 Карл Кокс - диджей, один из главных деятелей дискотечного движения рейв в Британии. стианства. Отсюда час езды до Евросоюза и столько же - до каменного мусульманского века Малоазиатского нагорья.

Здесь, на довольно небольшом кусочке земли, сталкивается столько разнозаряженных вихрей, что если перевести это в килотонны, можно было бы взорвать миллионы Хиросим. И сейчас все эти потоки находятся на своем пике. С одной стороны, страна Турция близка к тому, чтобы ее приняли в квелое братство государств Старого Света. С другой - политическая ситуация внутри страны такова, что существует реальная перспектива свалиться обратно в суровый исламский фундаментализм и стать еще одним Ираном. Это очень похоже на девяностые годы в России, когда запущенные Ельциным качели балансировали между хмурым сползанием в социал-демократию и пожарным рывком в капитализм. Русскому капитализму сначала помогла коробка из-под ксерокса, потом сырьевой бум.

Я не знаю, какой фактор окажется решающим в споре прошлого и будущего на берегах Босфора. Баланс - недолговечное состояние. И маятник рано или поздно обязательно должен качнуться в ту или другую сторону.

Но не исключено, что фокус Стамбула именно в том, что маятник здесь будет висеть в вечном напряжении, так и не двинувшись ни в одну из сторон. Это вечное напряжение, вечный выбор еще называется жизнью.