Единое правление

Глава семнадцатая

Тео

Я знаю, что мне не следовало подслушивать разговор Холли с сестрой, но, черт возьми… Мне нужно было знать, о чем она думает. Она не открывается мне так, как своей сестре-близнецу. Бесит ли меня это? Да, но я также понимаю, что связь между этими двумя сильнее, чем обычная связь между братом и сестрой. Когда Холли сказала, что боится, что не сможет полюбить собственного ребенка, потому что думает, что вся ее любовь принадлежит мне, это просто сломило меня.

Она не понимает, насколько она ох*енно совершенна. Она просто ангел. Я ухмыляюсь, глядя на солдата, который сейчас висит на моем складе. Может, она стала немного жестче в последнее время, но она все еще послана небесами. Я не хотел оставлять Холли сегодня одну в доме, но мне нужно обрубить концы. Я не допущу, чтобы рядом оказался какой-нибудь ублюдок, мстящий ей.

— Ты проявил неуважение к моей жене. Значит, и ко мне, — спокойно говорю я, снимая галстук, затем рубашку.

— Н-нет, босс, это не так. Я выполнял приказ. Вы сказали никого не впускать.

— И ты подумал, что это относится к моей жене?

— Вы сказали — никого.

— Так-так-так. Глупость не сулит ничего хорошего людям в нашем бизнесе.

— Этого больше не повторится. Клянусь, не повторится.

— Ты прав. Не повторится. Видишь ли, сегодня во мне накопилось слишком много сдерживаемого гнева. И я ждал возможности выпустить его. Но у меня есть куда более важные вопросы. — Он ничего не говорит в ответ, только кивает, качая головой вверх-вниз. — Я посмотрел запись с камер наблюдения, знаешь ли. Я видел, как ты пялился на мою жену. Она горячая штучка, верно? Трудно не смотреть на нее.

— Н-нет.

— Нет? Ты хочешь сказать, что моя жена не сексуальна? — спрашиваю я его. На этот вопрос нет правильного ответа. Я знаю это, он знает это.

— Да, она такая. Нет… То есть я не знаю, босс.

Не говоря ни слова, я шагаю вперед, погружаю большие пальцы в его глазницы и оттягиваю их назад, пока зрительные нервы не повисают свободно, лишенные глазных яблок.

— Никто не проявляет неуважения к моей жене, — шиплю я ему в ухо. — Заканчивай, — говорю я Нео и слышу два выстрела, когда выхожу со склада. Я останавливаюсь перед входом. На улице выстроилась колонна черных внедорожников, и Эл, чертов, Донателло, стоит прямо передо мной.

— Думаю, он заслужил, чтобы ему вырвали глаза. — Он ухмыляется, его глаза сверкают чем-то, чего я не могу понять.

Я пожимаю плечами.

— Я делал гораздо худшее за гораздо меньшее. Что ты здесь делаешь? — Я бросаю взгляд на армию солдат, которая его сопровождает, и улыбаюсь. Старик, должно быть, боится меня или моей реакции на встречу с ним. К счастью для него, Изабелла, похоже, любит этого сукиного сына, а значит, ради нее я оставлю его в живых. Пока что.

— Нам нужно поговорить. Не здесь. Залезай. — Он указывает на ближайшую к нему машину.

Я смеюсь.

— Нет, этого не будет. Если хочешь поговорить, езжай за мной. Если сможешь не отстать. — Не оглядываясь, я прыгаю в свой Maserati, наслаждаясь урчанием двигателя, когда выезжаю со склада. Я возвращаюсь в поместье своих родителей. Автоматически. Мне не следовало привозить его сюда, но Холли здесь, а значит, и я хочу быть здесь. Я жду на ступеньках у входа, пока конвой Донателло подъезжает ко мне. — Ты можешь войти, но твои головорезы останутся ждать здесь.

Я наблюдаю, как он кивает одному из своих людей, и все они запрыгивают обратно в свои машины. Роза, одна из горничных, подходит ко мне, когда мы входим в холл.

— Добрый вечер, сэр, могу я вам что-нибудь предложить?

— Проводите мистера Донателло в кабинет, — бросаю я. — Я скоро подойду. Сначала мне нужно кое с кем повидаться. — Я бегом поднимаюсь по лестнице в сторону своей старой спальни. Мне кажется неуважительным по отношению к человеку, вырастившему меня, приглашать Донателло в свой дом. Я даже не представляю, знал ли мой отец правду.

Холли спит, завернувшись в одеяла. Я наклоняюсь и убираю волосы с ее лица, слегка целуя в лоб. Она шевелится, но не открывает глаза. Выйдя, я тихо закрываю дверь и возвращаюсь в кабинет.

— Так, что же было такого срочного, что ты не мог сказать об этом по телефону? — спрашиваю я, входя в кабинет и обнаруживая там не только Донателло, но и Нео с его стариком.

— Дядя Гейб, я не знал, что ты заглянешь. — С тех пор как я вернулся в город, от него не было никаких вестей. Он был консильери моего отца, а теперь стал моим. Не то чтобы я был уверен, что способен прислушиваться к советам.

— Да, твоя мать попросила меня зайти, — говорит он, настороженно глядя на Донателло.

— Неужели все, кроме меня, знали об этом? Отец знал? — спрашиваю я, не замечая, как вздрагивает Донателло.

— Да, знал. И все равно он любил тебя как родного, — ворчит дядя в ответ.

Ну, от этого мне ни хрена не легче.

— Ну, как видишь, я занятой человек. Скажи мне то, что тебе нужно сказать, а потом убирайся из моего дома.

— Это о Клевере. Он в городе, и ходят слухи, что он собирает армию и хочет истребить весь род Валентино.

— И это все? Если ты, бл*дь, не заметил, весь Нью-Йорк сейчас стремится сделать то же самое. Такая себе новость.

— Насколько я слышал, только две семьи продолжают преследовать тебя. Гарзо слишком заняты поисками своего босса. Знаешь что-нибудь об этом?

— Нет, — отвечаю я.

— Я так и думал. Хэл Гамбино тоже в розыске… Полагаю, ты и об этом ничего не знаешь?

— Хорошая догадка и доброго ему пути.

— Его сыновья жаждут крови. Они знают, что ты к этому причастен.

Я смеюсь. Сыновья Хэла — не более чем богатые плейбои.

— Пусть попробуют напасть.

— Хм, тебе никто не говорил, что ты слишком самоуверен для своего же блага? — спрашивает Донателло.

— Да. Мой отец. Все время, бл*дь. — Я ухмыляюсь.

— Точно. В общем, Клевер, он же Ноа Келли и Большой Гарри, прилетели из Италии неделю назад. Они здесь уже несколько дней, и ни звука. Они не дураки, Ти. Они планируют что-то серьезное. Ты точно не захочешь, чтобы твоя семья оказалась под прицелом этих уродов. Ты должен перейти в наступление. Ты должен отправить свою жену и мать в безопасное место.

— Моя жена всегда будет рядом со мной. О том, чтобы отправить ее куда-то, не может быть и речи. Что касается моей матери, то с ней все будет в порядке, где бы она ни была.

— Ты упрямый сукин сын, и это приведет тебя к гибели.

Я уже собираюсь сказать ему, чтобы он шел на хрен, когда детский голосок останавливает меня.

— Nonno, я так и знала, что слышу тебя. Что ты здесь делаешь? Ты знаешь, что дядя Ти и тетя Холли купили новый дом? И у них будет ребенок.

Я смотрю на Изабеллу, которая теперь стоит рядом со мной, сжимая мою руку в своей.

— Как ты об этом узнала? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Я кое-что слышала. И теперь я стану кузиной. Разве это не здорово, nonno?

— Это прекрасно, Иззи. Bellissimo. Мои поздравления, — говорит Донателло, а дядя Гейб и Нео в шоке смотрят на меня. Я еще не успел сказать им. Или кому-то еще.

— Надеюсь, это будет девочка, кузина. Как ты думаешь, дядя Ти, это будет девочка? — спрашивает меня Иззи.

— Я не уверен, bella. Но кто бы это ни был, я уверен, что он будет рад познакомиться с тобой. Почему бы тебе не пойти и не найти свою маму? Уже поздно.

— Но я только что пришла. — Она надулась.

— Бел, пойдем со мной. Давай совершим набег на холодильник дяди Ти. Думаю, нам нужен торт, — говорит Нео, подхватывая ее на руки и перекидывая через плечо.

— Да, торт! Пока, nonno. Ti voglio bene, — визжит она, когда они выходят из комнаты.

— Кажется, она чувствует себя здесь как дома, — замечает Донателло.

— Так и есть. — Я пожимаю плечами.

— Анжелика сказала, что ты принял их без вопросов. Я рад. Они обе были в восторге от тебя.

— Мы здесь не для того, чтобы устраивать воссоединение большой семьи. Ты пришел предупредить меня. Ты это сделал. А теперь, если позволишь, мне тоже нужно кое-что сделать. — Я останавливаюсь у двери. — Дядя Гейб, скажи моей маме, что она должна вернуться домой. — Как бы я ни был зол на нее сейчас, я никогда не прощу себе, если с ней что-то случится. — Я сразу же возвращаюсь в спальню и быстро принимаю душ, после чего проскальзываю в постель к жене. Положив руку ей на живот, я возношу безмолвную молитву о том, чтобы мы пережили эту долбаную войну. Может, не я пролил первую кровь, но я, бл*дь, точно пролью последнюю. Я позабочусь о том, чтобы Холли и наш ребенок были в безопасности.

Я просыпаюсь в пустой постели. Снова. Я сразу же вскакиваю, собираясь броситься на поиски Холли, как вдруг слышу, что она в ванной. Я открываю дверь и вижу ее бледное лицо, склонившееся над унитазом. Сажусь рядом с ней и откидываю ее волосы с лица.

— Знаешь, это твоя вина. Это ты со мной сделал, — говорит она, прислонившись к моей груди.

— Да, прости. — Я снова мысленно даю себе пять. Я сделал Холли ребенка. — Что я могу сделать? Как я могу помочь?

— Ты не можешь. — Она снова склоняется над унитазом и опустошает то немногое, что осталось у нее в желудке.

— Я должен позвонить Доку. Это же нехорошо, верно? Что, если что-то не так? — Я начинаю паниковать.

— Ти, я знаю, что со мной не так. Это называется беременность. Со мной все будет хорошо. Я уверена, что это пройдет. Не мог бы ты принести мне воды и зубную щетку?

Я целую ее в лоб, не обращая внимания на запах рвоты, исходящий от нее. В моей жизни бывало и похуже. Я наливаю стакан воды и выдавливаю немного зубной пасты на ее зубную щетку.

— Вот, открой, — говорю я, поднося зубную щетку к ее рту.

Она корчит мне рожицу и выхватывает щетку у меня из рук.

— Ты не будешь чистить мне зубы. Я не инвалид.

— Нет, но ты моя. Если я захочу помочь тебе почистить зубы, я помогу.

— Не-а, этого не произойдет. — Она встает и опирается на стойку, пока чистит зубы. Я спускаю воду в унитазе и закрываю крышку, чтобы присесть и понаблюдать за ней.

— Ты действительно самое красивое создание, которое я когда-либо видел. Ты знаешь это? — честно говорю я ей. Она стоит рядом, одетая только в одну из моих футболок. Я вижу, как вздымается ее грудь, как соски натягивают хлопок. Длинные рыжие локоны разметались по спине.

— Правда, прямо сейчас? Ты так думаешь? Я потная и воняю, как ведро креветок на солнце.

— Это неважно. Ты все равно самая красивая из всех, кого я когда-либо видел.

— Спасибо? — спрашивает она.

— Давай, надень штаны. — Я оглядываю ее. — И лифчик. Тебе нужно попытаться что-нибудь съесть.

— Ну почему я должна одеваться, чтобы пойти позавтракать? — капризничает она.

— Потому что мне не хочется вырывать глаза каждому гребаному солдату под моим началом, когда они не смогут не пялиться на тебя, а они точно будут пялиться, если ты выйдешь в одной только футболке.

Холли закатывает глаза.

— Ты не вырвал бы им глаза за то, что они смотрят на меня. Это слишком драматично и психованно, Ти.

— Ну, Dolcezza, я думаю, ты замужем за драматичным и психопатичным мужчиной. — Я шлепаю ее по заднице и вывожу из ванной.