Тео
Сказать, что я чертовски напряжен, было бы преуменьшением. Для всех я изображаю спокойствие, пытаясь выглядеть так, будто все под контролем. Как будто я точно знаю, что делаю, просто жду подходящего момента, чтобы передвинуть следующую фигуру на шахматной доске, которой является гребаная мафиозная жизнь. Только вот я не знаю, что делать.
Я понятия не имею, что задумал этот ирландский ублюдок. Я думал, что уничтожу остальных Донов, и на этом все закончится. Я знал, что их семьи захотят отмстить, те, кто довольно глуп, чтобы попытаться выступить против меня. Но чего я не ожидал, так это появления на моих улицах гребаного Клевера. Говорят, что он — чертов призрак, и это действительно так. Люди знают, что он здесь, но никто, похоже, не видел его и не знает, где он, бл*дь, находится.
У меня целая гребаная семья, которую я должен защищать, заботиться о ней. И единственный, кто сейчас для меня действительно важен, — это моя жена. Ее безопасность — мой главный приоритет. Я подумал, не вернуться ли ей в Сидней на несколько недель. Но я быстро отметаю эту идею при мысли о том, что придется провести хотя бы одну ночь без нее. К черту повторение этой пытки. Лучше я буду вырывать свои ногти ржавыми плоскогубцами.
Я смотрю, как Холли ковыряется в еде, и размышляю, не вызвать ли мне доктора, чтобы он осмотрел ее. Я думал, что беременные должны много есть. У них зверский аппетит и все такое. Какого хрена она не ест?
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю я.
— Нормально. А ты?
— Мне было бы лучше, если бы ты ела, а не просто передвигала еду по тарелке.
— И мне было бы лучше, если бы ты действительно рассказал мне, что тебя так беспокоит. Я знаю, что это не то, сколько я съела. Это из-за ребенка? Ты наконец-то осознал? Ты… ты изменил свое мнение об этом?
— Нет, бл*дь, ничто не делает меня счастливее, чем мысль о том, что у нас будет ребенок, Холли. Я уже до усрачки люблю его.
— Тогда в чем дело?
Я не знаю, как рассказать ей о том, что знаю. Я не могу расстраивать ее тем, что сейчас происходит.
— Просто поговори со мной, Ти. Кто знает, может, я смогу помочь? Может быть, тебе станет легче, если ты просто поделишься.
Я вздыхаю и провожу рукой по волосам, потягивая за концы. Я чувствую, что теряю контроль. Не хочу, чтобы Холли снова стала свидетелем моего срыва. Она видела, что я натворил, когда умер мой отец. Нет, он не умер, его, бл*дь, убили. Чертова Лана, как же я хочу ее возненавидеть, чтобы убить. Неужели мой старик переворачивается в могиле от осознания того, что я не отомстил за него? Я смеюсь над этой мыслью.
— Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я тебе сказал, Холли?
— Все. Все, что угодно. Просто поговори со мной, Ти. Ты больше не один. Мы — команда, помнишь? Единая.
— Хочешь знать, что я не имею ни малейшего представления о том, как мне провести нашу семью без потерь через войну, которая, бл*дь, разгорается сейчас на улицах? Пока мы говорим, Dolcezza, у меня умирают люди, хорошие, бл*дь, люди. Умирают из-за меня, из-за их гребаной преданности нашей семье. Долбаные ирландцы заказали меня. Это то, что ты хочешь знать? — кричу я, сметая на пол содержимое обеденного стола.
Только когда я откинул стул и зашагал по комнате, до меня доходит, что я только что сделал. Черт! Я смотрю на Холли, которая не сдвинулась ни на дюйм. К ее чести, моя жена не испугалась. Она не вздрогнула. Она просто ждет. Наблюдает.
— Мне очень жаль. Черт! Dolcezza, прости… Я не… Я не должен был на тебя кричать. — Я поднимаю стул и опускаюсь на сиденье. Опираясь предплечьями на бедра, я опускаю голову. Мне просто нужно дышать, говорю я себе, беззвучно считая про себя до десяти. Мне нужно собраться с мыслями.
Я поднимаю взгляд. Холли все еще не произнесла ни слова. Она продолжает наблюдать за мной, потом медленно встает и обходит стол, избегая еды и осколков, которыми теперь усеян пол. Толкнув мои плечи назад на спинку стула, она задирает платье вверх, а затем садится на меня. Где она, черт возьми, находит такие обтягивающие платья? Я провожу по ее рукам, и она вздрагивает. Холли обнимает ладонями мои щеки.
— Ты можешь кричать на меня. Можешь разнести комнату. Мне все равно. Я все равно буду здесь, всегда. Я хочу помочь. Но я не смогу помочь, если ты не впустишь меня, Ти.
— Сейчас я хочу забыть. Хочу забыть, что мой отец был убит. Хочу забыть, что я — гребаный глава семьи и должен знать все ответы. Хочу забыть, что моя мать всю жизнь скрывала личность моего биологического отца. Я просто хочу забыть, — признаюсь я.
Губы Холли подрагивают. Она опускает руки к моей талии и расстегивает ремень.
— Я могу помочь тебе забыть на некоторое время.
— Ага, и как ты собираешься это сделать? — спрашиваю я, наблюдая, как она достает мой член и начинает его гладить.
— Ммм, у меня есть несколько идей. — Она соскальзывает с моих коленей и опускается передо мной.
Ее язык скользит по головке и выводит на ней круги. Я стону. И тут я вспоминаю, что случилось в прошлый раз, когда она делала это.
— Dolcezza, ты не должна этого делать. Я не хочу, чтобы тебе стало плохо.
— Заткнись, Ти. — Она обхватывает губами мой член, втягивая его прямо до задней части горла.
— О, черт. — Одна из моих рук проводит по ее волосам и тянет вверх. Мне нужно видеть ее лицо. Наши глаза встречаются, и в этот момент я забываю. В этот момент я теряю себя в ней, в ощущении ее влажного, теплого рта, ласкающего меня, ее глаз, блестящих от непролитых слез и чего-то еще. Они сияют любовью. Полным обожанием.
— Ммм, кажется, я только что узнала о своей первой зависимости во время беременности, — говорит она, проводя языком от моих яиц до головки и обратно вниз. Она берет в рот мои яйца, одновременно накачивая член рукой.
Черт возьми, как же это приятно.
— Бл*дь, Dolcezza, что ты там вытворяешь? Не останавливайся. Черт!
Она поднимает на меня глаза, и ее губы растягиваются настолько, насколько это возможно, когда у нее во рту мой член. Моя голова падает назад. Я, бл*дь, кончу, если она продолжит в том же духе. Я не позволю этому случиться. Легонько дергаю за волосы, все еще зажатые в кулаке, и поднимаю ее к себе на колени. Мой рот прижимается к ее, и наши языки вступают в битву за власть, прежде чем она уступает мне и позволяет управлять ее движениями. Она и не подозревает, насколько ее тело покорно моему.
Я оттягиваю ее трусики в сторону и погружаю в нее палец, проверяя ее готовность к проникновению. Она чертовски мокрая. Ее стоны звучат для меня как колыбельная. Она подается вперед, обхватывает рукой мой член, приставляя его к своему входу и медленно опускается на меня.
— Черт возьми, — рычу я. Не думаю, что когда-нибудь перестану удивляться тому, как хорошо ощущается ее киска, обхватившая мой член. Это, бл*дь, чистый экстаз.
Холли прижимается ко мне.
— О, я планирую тебя трахнуть, — говорит она, приподнимаясь и снова опускаясь.
— Черт… Еще раз. Сделай это еще раз. — Мои руки ложатся на ее бедра, медленно направляют ее вверх, а затем снова опускают вниз. Быстро. — Мне нужно трахнуть тебя, Холли. Мне нужно… — Мои мысли обрываются, когда она повторяет движение.
— Да, Ти, пожалуйста.
— Пожалуйста что, Dolcezza? — Я хочу услышать, как она это скажет. Мне нравится слышать, как она это говорит.
— Трахни меня, Ти. Трахни меня так, чтобы я все еще чувствовала тебя завтра. Трахни меня так, словно ты владеешь мной.
Я поднимаю ее на руки, иду к обеденному столу и опускаю ее на него.
— Ты и вправду принадлежишь мне, Dolcezza, — говорю я, входя в нее. Я удерживаю ее бедра на месте, двигаясь вперед и назад. Жестко и быстро. — Обнажи свою грудь. Я хочу видеть, как они подпрыгивают, когда я трахаю тебя! — приказываю я. Она не разочаровывает. Стягивает платье вниз — на ней нет гребаного лифчика. Я смотрю на ее грудь, пока вхожу в нее. — Лучшая. Бл*дь. Киска. Навсегда! — рычу я.
— О Боже, я… — Она громко стонет и кончает. И я следую за ней, пока ее крики отражаются от стен.
Покрытый потом и задыхающийся, я поднимаю ее на ноги, возвращаю платье на место и поправляю вырез. Затем я застегиваю ширинку и брюки, после чего беру ее на руки и выхожу из комнаты.
— Что ты делаешь?
— Если ты думаешь, что я хотя бы отдаленно близок к тому, чтобы закончить с тобой, то ты сошла с ума. Это еще далеко не конец.
Холли спит у меня на груди. Кажется, последний раз я трахнул ее уже во сне. Она отключилась после пятого оргазма, который я доставил ей. Я мысленно помечаю, что надо позвонить Доку и узнать, сколько может выдержать ее тело в таком состоянии. Черт, наверное, мне не стоило быть таким грубым, как я был с ней; она предложила мне кусочек рая, побег, и я, бл*дь, воспользовался ей на полную катушку.
Мой телефон вибрирует последние десять минут. Я игнорирую его. Я знаю, что если бы это было что-то очень срочное, то Нео постучал бы в мою дверь. Нео… Черт. Держу пари, он сделал то, о чем я его предупреждал, чтобы он не делал. Я говорил ему оставаться здесь, а не выходить на поиски гребаной пули между глаз. Я должен был знать, что он именно так и поступит, когда я потеряю его из виду.
Я перекладываю Холли со своей груди на подушку рядом со мной. Потянувшись, я роюсь в карманах брюк и нахожу свой телефон, а затем прокручиваю сообщения.
Черт! Я встаю и бегу в душ, а затем снова одеваюсь. Пристегнув два «Глока» и два ножа, я накидываю пиджак и возвращаюсь в спальню. Холли только начинает шевелиться.
— Dolcezza, мне нужно ненадолго уйти. Оставайся в доме. Не выходи на улицу, хорошо?
Она рывком поднимается, и я замираю при виде ее обнаженной груди.
— Ти, куда ты идешь? — спрашивает она.
— Мне нужно выйти. Оставайся в доме, — повторяю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб.
Ее руки цепляются за лацканы моего пиджака.
— Пожалуйста, останься. Не уходи. Ти, останься, пожалуйста. Пусть кто-нибудь другой пойдет.
Черт меня побери, ее мольбы пронзают мое сердце. Как бы я хотел сделать то, о чем она просит. Но я не могу.
— Dolcezza, я не могу послать кого-то другого. Со мной все будет в порядке. Я вернусь раньше, чем ты успеешь соскучиться.
— Я не смогу жить в мире, где тебя не будет, Ти. Не заставляй меня проходить через это. Пообещай мне, что ты вернешься.
— Tornerò sempre da te. Ti voglio bene9. Всегда.
— Я тоже тебя люблю.
Я отрываю ее руки от себя и выхожу за дверь, заставляя себя не оглядываться. Потому что если я это сделаю, то могу просто уступить и сделать то, о чем она просит.