Ёкаи Японии

Глава 1

Легенда о первом охотнике

Зима в этом году выдалась особенно холодной. Снег валил чуть ли не всю зиму. Сугробы доставали взрослому человеку по пояс. Мир будто бы замер в ожидании оттепели. И только люди продолжали свою неспешную жизнь.

Из деревни Ига вышла одинокая фигура. Она была закутана в кимоно из плотной ткани, левая половина которого была окрашена бледно-синим, а правая – темно-красным. Поверх кимоно было накинуто хаори бардового цвета. Штаны-хакама – белого цвета. Голову фигуры покрывал капюшон, частично скрывавший лицо фигуры. А за спиной человек нес небольшую котомку, в которой были сложены несколько килограмм риса, соли, а еще рыбы.

Хрустя снегом под ногами, обутые в фукагуцу – сапоги из тростника, фигура направилась в лес. Деревья давно обменяли свой привычный покров на снежный. Выглядело это так, будто человек попал в сказку.

Медленно идя по тропинке, человек то и дело оглядывался назад. Но там никого не было, он один брел по тропе. Человек продолжал восхождение, но продолжал чувствовать, что кто-то смотрит на него.

С чего бы такая слежка? И почему человека так беспокоил преследователь? Может быть он вор. Но это просто не могло быть правдой – хорошо одет. Однако возникал вопрос: почему человек шел в лес?

Где-то вдалеке завыл волк. С ветки упал сноп снега. А с правой стороны фигуры захрустел снег. Посмотрев в сторону звука, человек заметил убегающего оленя. Щебетали птицы. Лес жил своей жизнью. И никому не было дела до фигуры идущей по тропе. Кроме ее преследователя.

Фигура прошла еще немного вперед и остановилась передохнуть. Сняв с плеч котомку и поставив ее на снег, человек сошел с тропинки, углубившись в чащу. Он искал сухие ветки на костер. Побродив немного, человек собрал столько, что в руках уже не помещалось. Он вернулся к котомке, аккуратно расположил ветки на котомке и, придерживая их одной рукой, отвязал ленточку, привязанную к одной из лямок. После чего привязал ветки к котомке .

Закинув котомку на плечи, человек побрел дальше. Он специально сделал эту остановку. И не от того, что устал или ему так необходимо было собрать дрова. Это был один из способов просмотра окрестностей. Заодно пытаясь выманить возможного нападающего. Ожидание не оправдалось, потому человек бросил эту идею и продолжил свой путь.

Преследование началось с того самого момента как фигура скрытая капюшоном вошла в деревню. Человек обошел два дома, когда почувствовал на себе очень пристальный взгляд. Такого с ним не происходило с тех пор как он поселился в заброшенном храме в лесу.

Взгляд преследовал человека, пока он обходил каждый дом в деревне, пытаясь выменять у местных немного риса в обмен на меха. Многие дома отказались делиться припасами, аргументируя отказ тем, что им самим не хватит. Человек понимающе благодарил их за уделенное внимание и продолжал свой обход. Только вот он знал, что его обманывали. У каждого уважающего себя крестьянина был подпол, в котором они хранили несколько мешков риса, на случай затянувшейся зимы.

Время близилось к закату, когда человеку удалось уговорить одного жителя дать ему небольшой мешок риса. В других домах уже удалось найти соль и рыбу. После этого человек отправился обратно к храму. Но даже покинув деревню, он продолжал чувствовать на себе внимательные глаза. Ощущение это пропало после остановки с последующим сбором хвороста и больше не появлялось.

Человек продолжил свой путь, сохраняя предельную осторожность. Он не желал, чтобы кто-то проследил за ним до самого порога.

Спустя некоторое время, когда день превратился в сумерки, показались тории. Одна колонна сгнила и сломалась, обрушив всю конструкцию. Ступеньки уже давно были стесаны, к тому же скрыты снегом – подъем превратился в горку. От прежнего декоративного заборчика не осталось ни следа.

Человек обошел поломанный вход. Храм встретил его заросшим двором. Каменные плиты были расколоты. Через трещины проросли кустарники, даже одно молодое деревце умудрилось найти путь к свету.

Взглянув на храм, человек подумал, что храм этот когда-то был великолепен. Но теперь от былого величия не осталось и следа.

Очень давно, когда еще даже бабушки и дедушки местных жителей не родились, этот храм был атакован одним из опасных ёкаев – Годзуки – демоном с головой быка, торсом человека и ногами быка. Он прибыл в этот храм за душой того, кто убегал от смерти неслыханное множество раз. Монахи попытались остановить разбушевавшегося ёкая, но результат был прямо перед глазами.

Главное здание в ходе атаки было разрушено на половину. У уцелевшей части обвалилась крыша – колонны были сломаны. Статуя Будды лишилась головы и правой руки. Однако теперь из центра храма росло очень крепкое дерево.

Остальные здания были не в лучшем состоянии. Было лишь несколько малоповрежденных зданий, но человек выбрал то, которое починить не составило особого труда. Что позволит прожить эту зиму, не боясь замерзнуть насмерть.

Человек направился к этому зданию, остановившись на пару мгновений напротив статуи Будды. Отодвинув седзи жилища в сторону, в лицо человеку дунул теплый воздух. Зайдя внутрь и задвинув за собой панель, человек снял с плеч котомку и поставил ее возле входа. Отвязав ветки и отложив их в сторону, человека поставил котомку на возвышающийся пол – гэнкан.

Стряхнув с себя снег, человек разулся, прежде чем становиться на помост. Он оказался в простом жилище на 5 татами. Возле стены напротив входа стоял небольшой стеллаж. На полочках была расставлена керамическая посуда. Однако человек ей не пользовался.

На краю помоста расположилось углубление, в котором был сложен костер. Он весело потрескивал, согревая маленькую хижину – кто-то недавно подкинул дров. Над костром была привязана веревка с крюком на конце. На этот крюк можно было повесить чайник или котелок. Сами эти приборы стояли возле костра.

По диагонали в углу жилища лежало два футона. Тот, что был ближе, был аккуратно застелен, а вот под вторым кто-то сопел, укрывшись одеялом с головой. Увидев эту картину, улыбка тронула губы вошедшего.

Вошедшая фигура скинула с головы капюшон. Скрывалась под ним девушка. У нее было прекрасное нежное лицо, не принадлежащее человеку, который много путешествует. Большие фиалковые глаза по-доброму смотрели на свернувшийся калачик. Мягкие губы были растянуты в улыбке. А глядя на кожу девушки трудно будет сказать, что белее: снег или ее кожа. Серебряные волосы были связаны красной ленточкой на уровне плеч.

В хижине было достаточно тепло, поэтому девушка сняла хаори и, сложив его аккуратно, положила на одну из полочек стеллажа. Стало видно как сильно скрывало привлекательную фигуру хаори. Теперь же кимоно явно подчеркивало ее изгибы.

В такую девушку влюбляются с первого взгляда. Но только, если не обращать внимания на два изогнутых рога, растущих у нее изо лба. Они были разной длины – левый был короче правого. По этой причине девушка и носила капюшон, ведь челкой их скрыть было невозможно – слишком большие.

Девушка сделала шаг к спящему. Под ногой у нее скрипнула половица. Одеяло тут же было отброшено в сторону, а спавшая до этого девочка стояла на четвереньках, направив на незваного гостя танто – короткий прямой меч длиной один сяку. Девочка держала меч в руке обратным хватом, согнув руку в локте.

Девочка была точной копией своей матери. Их бы можно было принять за сестер. Настолько молодо выглядела девушка, хотя и разменяла уже восемьсот лет. И все же отличия у них были.

Кожа девочки была менее бледной, чем у ее матери. Волосы были пепельными. А глаза, хоть и горели мертвенно-бледным сиянием, были сиреневыми. Но самым важным отличием от матери было отсутствие рогов. От слова совсем даже самых крохотных.

Такие особенности девочки получились от того, что отцом у нее был обычный человек. Девочка часто интересовалась отцом, но мать ей ни слова о нем не сказала.

Одета девочка была в белое кимоно и в нежно-голубую хакаму.

Девушка, увидев прыть своей дочери , вновь улыбнулась, однако с места не сдвинулась ни на шаг. Девочка моргнула несколько раз, прогоняя остатки сна. Присмотрелась и поняла, кто перед ней стоит.

- Мама, - обрадовалась девочка.

Положив меч на футон, девочка бросилась к матери. Обняв ее за талию, девочка подняла голову и посмотрела матери в лицо, лучезарно улыбнувшись.

- Юко, - спокойным тоном произнесла имя своей дочери Судзука, - я же говорила тебе быть сдержаннее.

- Прости, - искренне извинилась Юко, отстранившись от матери.

Судзука печально вздохнула. Сколько бы раз она ни пыталась научить девочку сдержанности, так ничего и не получилось. Сдержанной она была лишь в малое количество моментов своей жизни. А вот готовку и владение мечом Юко впитывала, как губка.

- Дорогая, - Судзука опустилась перед дочерью на колени и положила руки ей на плечи. – Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

- Не хочу с ними общаться, - отрезала девочка.

Подобный спор уже не один раз повторялся. К какому-то консенсусу они приходили, но оставались при своем мнении. А потом спор вновь начинался по кругу.

- Придется.

- Не придется.

Судзука попыталась напугать девочку.

- А если встретишь самурая и нагрубишь ему?

В Японии самурай мог запросто зарубить крестьянина. Конечно, ему потом придется держать ответ, но кто помешает ему лишить жизни того, кто на него не так посмотрел.

- Просто убегу, - ответила девочка.

Ее было почти невозможно напугать.

Девушка вновь вздохнула. Мысленно попросила себе терпения и с новой силой принялась спорить.

- Самурай – это тренированный воин. Убежать от него будет трудно.

- Большинство видимых мной самураев представляют собой рыбу фугу.

- А если он окажется не таким?

- Тогда я его убью, - пожала плечами девочка.

- А если не получится? Что если он оказался сильнее тебя?

- Тогда его убьешь ты, - уверенно ответила девочка.

- Для нас это может плохо кончиться, - решила предупредить девочку мама.

- Почему?

- За тобой могут открыть охоту.

- Спрячусь.

Судзука хотела сказать что-то еще, но урчание в животе девочки прервало их спор.

- Есть хочу, - жалобно сказала Юко.

Девушка усмехнулась, притянула к себе девочку, обняв ее.

- Поможешь, - спросила Судзука.

-Угу.

Отстранившись, Юко подошла к футону, на котором она спала. Подняла свой танто и вложила его в ножны. Судзука взяла деревянное ведро, обулась и вышла на улицу. Набрала снега – колодец уже давно пересох. Температура сильно упала, поэтому девушка быстро заскочила в дом. Юко уже повесила котелок над огнем, потому Судзуке осталось только высыпать туда снег.

Девочка принялась потрошить рыбу. Судзука распорола мешок с рисом. Тем временем снег в котелке растаял. И девушка забросила в котелок несколько жменек риса. Столько, сколько они вдвоем съели бы.

Завершив потрошение рыбы, Юко подошла к котомке и, погрузив туда руки, достала соль. Отсыпав необходимый объем, девочка вернулась к столику, где была разложена рыба и посолила ее.

Судзука очень ловко готовила рис. Юко ориентировалась во времени готовности риса, наблюдая за матерью. Если она начинала его перемешивать, то рис почти готов и пора нарезать рыбу.

Готовка ужина завершилась. К этому моменту не только у Юко урчало в животе.

В хижине стояла еще одна котомка поменьше. Из нее Судзука достала две плошки и палочки для еды. С помощью лопатки, вынутой ранее, девушка заполнила плошки рисом. Поставила на столик и села рядом с дочерью.

Они обе сложили руки в молитвенном жесте и пожелали друг другу приятного аппетита. И принялись поглощать пищу.

Огонь уже начал ослабевать, когда девушки покончили с едой. Юко подкинула в костер несколько веток потолще и протяжно зевнула.

- Ложись спать, - сказала Судзука дочери.

- А ты, - поинтересовалась девочка.

- Приберу посуду.

- Я помогу, - девочка уже собиралась подскочить к столику и взять столовые приборы, но была остановлена рукой матери.

- Ложись спать, - повторила девушка.

Юко несколько секунд поколебалась, но под пристальным взглядом матери сдалась.

- Ладно, - согласилась девочка, понурив голову.

Без особого желания, но не переставая зевать, девочка направилась к своему футону. Забравшись под одеяло, ее быстро разморило и она отдалась в сладкие объятия морфея.

Судзука вновь вышла на улицу набрать снега. Он тут же отправился в котелок. Через небольшой промежуток времени снег растаял. Девушка подождала пока вода не нагреется, после чего принялась за мытье посуды. Справилась она достаточно быстро. Вытерла посуду насухо, оставив только котелок над костром – просыхать.

Когда вода в котелке испарилась, девушка сняла его с крюка и поставила возле стеллажа. Ненадолго задумавшись, Судзука подошла к седзи и подперла панель крепкой палкой. Если кто-нибудь захочет попасть в хижину, то он сможет это сделать, сломав седзи. Деревянные рейки и плотная бумага не самая лучшая защита. Однако, сломав седзи, поднимется шум, который разбудит семью. Тогда незваному гостю придется столкнуться с ёкаем.

Закончив с последними делами, девушка легла на свой футон. Рядом уже слышалось размеренное дыхание – Юко спала. Погладив спящую девочку по волосам, Судзука закрыла глаза. Однако сон шел тяжело. Девушка долгое время не могла заснуть, но, в конце концов, ей это удалось.

Утро для Микото наступило рано. Он проснулся, когда на улице было еще темно. Он остановился в одном из домов, в котором проживал пожилой мужчина. Обычно жители деревень с подозрением относились к вновь прибывшим, но только не в этом случае.

Микото был странствующим монахом. Он был еще очень молод, но он успел отрастить козлиную бородку. Левая половина лица мужчины была в татуировках-иероглифах. Что сильно привлекало внимание к его персоне. Но Микото это внимание не беспокоило.

Одет он был не по погоде. Простое кимоно и хакама темных цветов. Сугэгаса на голове и посох-комусо в руках. На ногах у него были варадзи – соломенные сандалии с веревками, обмотанными вокруг лодыжек.

Микото выбрался из-под одеяла, поежился и посмотрел на спавшего старика. Поблагодарил его за предоставленный ночлег, собрал свои немногочисленные вещи и покинул дом.

Вчера днем Микото увидел одну женщину. Она сильно его заинтересовала, потому мужчина двинулся следом за ней. К его удивлению девушка направилась из деревни в лес. Кто-то мог бы подумать, что девушка привлекла его в сексуальном плане. Только вот проблему сексуального влечения мужчина решил еще когда обучался в храме – он стал евнухом.

Тогда, что могло привлечь такого человека в необычной женщине? Ответ – ее необычность. Микото она показалась посторонней, выделяющейся на фоне остального мира. Поэтому он проследил за ней до тех пор, пока девушка не остановилась посреди леса и не начала собирать хворост. Он тут же смекнул, что его ищут и быстро ретировался.

Вернувшись в деревню, Микото направился к домам, в которых девушка просила рис. Не будь он монахом, мало кто по доброте душевной стал бы ему что-нибудь рассказывать. Другое дело, если бы их расспрашивал господин или какой-нибудь самурай. Или монах.

Деревенские охотно рассказали ему о том, что этой осенью в деревню пришли девушка с девочкой лет десяти. Крестьяне предположили, что они были сестрами, сбежавшими из родного дома.

Предполагаемый побег стал одной из причин словоохотливости деревенских. Жители рассудили, что это были дочери знатного самурая. Понимая, что за укрывательство беглянок их деревню могли ждать серьезные проблемы, вплоть до лишения жизни всех ее обитателей, в укрытии им было отказано. Правда, один житель, недалекого ума, проговорился о заброшенном храме.

Микото, узнав о местонахождении храма, отправился искать себе место для сна. Уже вечерело и в темном лесу потеряться было проще простого. К храму мужчина решил отправиться ранним утром.

И вот покинув хижину, Микото направился к храму. Поначалу его удивило, что тропа была достаточно хорошо вытоптана. Но, видимо, девушка часто ходила по этой дороге.

Утро было прохладным, чтобы побеспокоиться о теплой одежде, но мужчину холодная погода нисколько не беспокоила. Он продолжал восхождение, несмотря на сугробы и колючий мороз.

На подходе к храму Микото остановился, как вкопанный, ужаснувшись тому, что сталось с ториями. Их вид должен был внушать трепет, но никак не отвращение.

Стало еще хуже, когда мужчина поднялся на площадку перед храмом. Он чуть в обморок не свалился. Его передернуло от злости, от того, что статуя Будды была повреждена.

Храм был разрушен уже давно, это было видно по разложению дерева. Но Микото удивило еще то, что этот храм никто даже не попытался отстроить. Даже жители деревни не попробовали это сделать.

- Придется их наказать, - вслух озвучил свои мысли монах.

Микото подошел к храму, чтобы почтить память людей, которые погибли здесь, когда он внезапно услышал звук отодвигаемых седзи.

Он осторожно выглянул из-за покореженной балки, устремив свой взор на вышедшую фигуру, согнувшуюся к земле. В миг, когда девушка разогнулась, глаза Микото поползли на лоб. Девушка оказалась ёкаем.

Через пару минут девушка зашла обратно в хижину. А в сердце Микото поселился гнев.

Монах сразу же направился к этому уцелевшему дому. Он обратил внимание на то, что седзи были новыми, а крыша была залатана в нескольких местах. Это его еще больше разозлило.

Микото медленно подошел к хижине, да так, что снег под ногами едва заскрипел. Перехватил посох пониже, а другой рукой схватился за нижнюю его часть, сняв маленькую защелку. Плавным движением руки часть посоха отделилась, высвобождая клинок.

С тех пор как к власти пришли Токугава, носить мечи разрешалось лишь самураям. Женщинам разрешалось носить некоторые виды мечей, если она выходила из дома одна. Потому люди, несогласные с указом Токугава, стали придумывать различные способы сокрытия орудия убийства. Посох мог быть одним из них.

Мужчина остановился возле двигающейся панели. Посох взял так, чтобы с близкого расстояния он казался собеседнику нормальной длины. А сам встал в пол-оборота, скрывая меч от того, кто будет стоять напротив, держа его вдоль ноги.

Микото постучал в дверь и…

Судзука проснулась ни свет, ни заря. Костер давно потух и в хижине стоял такой холод, что девушке захотелось забраться обратно под одеяло.

Девушка быстро надела хаори и занялась ставшими привычными делами. Отобрав наиболее сухие ветки, девушка поломала их на более мелкие куски и закинула в кострище. Сложив их пирамидкой, Судзука положила в ее центр солому и подожгла ее. Дождавшись, когда огонь разгорится, девушка вышла на улицу с ведром. Набрала снега и поставила котелок на огонь.

Через некоторое время хижина прогрелась достаточно хорошо и Судзука сняла хаори.

Юко проснулась, когда ее нос учуял запах почти готовой еды. Девочка поднялась, сделала несколько потягивающих упражнений, разминая спящие мышцы.

- Доброе утро, - поздоровалась девочка с матерью.

- Доброе утро, - поприветствовала ее Судзука.

Завтрак был уже готов и расставлен на столе. И мать, и дочь уже принялись поглощать пищу. Как вдруг раздался легкий стук в седзи.

Обитатели хижины удивленно переглянулись – кого это могло принести в такую рань, к тому же в заброшенный храм.

Судзука поднялась, махнув дочери. Это был знак, чтобы девочка была готова защищаться. Юко подпрыгнула со своего места, рысью кинулась к футону и, взяв в руки танто, приготовилась атаковать незваного гостя.

Девушка понаблюдала за приготовлениями, довольная получившимся результатом. Судзуке в таких приготовлениях необходимости не было. В потайном кармане рукава у нее постоянно покоился кодати.

Девушка нарочито медленно подошла к двери, дабы понервировать прибывшего. Обулась и, накинув капюшон, отодвинула седзи.

Седзи только начало отъезжать в сторону, а Микото уже знал, где стояла девушка. Его рука двинулась вперед раньше, чем он успел это осознать.

Судзука не ожидала такого внезапного удара и ничего не успела сделать, когда холодная сталь прошла сквозь одежду и кожу, поразив ее в самое сердце. Девушка вскрикнула. Но умирать отказалась. Из последних сил она схватила мужчину за руку, лишь бы не дать ему вынуть меч и ударить Юко.

- Мама, - в панике закричала девочка. И бросилась на Микото, выставив перед собой меч.

«Наивно» подумал Микото, отмахиваясь от, как он думал, незначительной проблемы. Навершие его посоха было оборудовано острым наконечником. Им можно было ранить или даже убить, если правильно применить его.

Плавным движением руки, будто отмахиваясь от москита, мужчина нанес круговой удар, целясь девочке в горло. Он ожидал, что это будет быстрое убийство.

Юко, несмотря на серьезное ранение матери и паникующий выкрик, оставалась с холодной головой. Девочка знала некоторые ограничения человеческой психики. Так, если на взрослого мужчину бежит ребенок, выставивший перед собой меч, то ребенка определенно ждала смерть.

Поднырнув под посох, девочка перехватила танто в правую руку и, занеся ее над левым плечо, резанула мужчину в бок.

Брызнула кровь. Левая рука Микото выпустила посох и зажала появившуюся рану. В этот же момент пальцы Судзуки разжались и ее тело медленно сползло с меча.

Наконец, Микото освободил основную руку. Девочка едва успела заметить удар клинка, когда его лезвие прошло через ее живот насквозь. Пальцы мужчины разжались , выпустив рукоять меча.

Тело девочки завалилось назад. От удара об пол клинок вылетел из раны. Под девочкой стала собираться лужа крови.

Микото удовлетворенно улыбнулся и тут же скривился. Горячка боя была позади и теперь он мог спокойно оценить ситуацию. Он получил очень неприятную рану. Внутренние органы были повреждены. Монах понял, что здесь он и умрет.

- И как можно было недооценить ребенка, - пробормотал Микото, облокачиваясь на стенку хижины.

Продолжая через боль улыбаться, монах посмотрел на убитых им ёкаев.

Девушка выглядела очень молодо, он бы не дал ей больше двадцати лет. Но Микото знал, что ёкаи способны сохранять свой прекрасный облик. Так что девушке было больше двадцати.

Переведя взгляд на девочку, Микото ненадолго задумался. Девочка закричала «мама», когда монах ранил первого ёкая. Но она сильно отличалась от своей «мамы». У девочки не было рогов. Микото даже подумал, что это могла быть человеческая девочка, воспитываемая ёкаем. Но тут же отмел эту идею. Ёкаи заботятся лишь о себе. Да и не мог невинный ребенок назвать монстра мамой.

«Выходит, что девочка – ёкай. Тогда, по какой причине она так похожа на человека? Может это тануки» предположил монах. Он вспомнил енота-ёкая, способного изменять внешность. «Нет. Этого быть не может. А если бы и было, то «мать» могла попросить скрыть рога.»

Микото оставалось только предположить, что такой ребенок мог родиться от связи ёкая с человеком.

- Мерзость, - содрогнулся монах.

Ему претила мысль, что кто-то захочет добровольно возлежать с… этим. Он вновь посмотрел на девочку и удивился тому, что ее глаза горели мертвенно-бледным светом.

«Они у нее всегда такими были» удивился мужчина.

Изо лба девочки торчали два изогнутых рога. А кожа почти полностью оказалась скрыта чем-то, похожим на черепаший панцирь, но обладающий другой текстурой – темно-синей.

«Да я брежу» подумал Микото.

В один миг лежащая девочка-ёкай встала на ноги. Она закричала. Это был крик боли от утраты близкого человека. По ее щекам текли слезы. Глаза так и пылали ненавистью. Микото понял, что настал его черед.

Ёкай сделала несколько шагов к мужчине, остановившись в шаге от него. Микото со страхом посмотрел ей в глаза и увидел в них свою незавидную судьбу. Его мочевой пузырь не выдержал.

«Надо было целиться в голову» отдаленно подумал монах за секунду до того как получил удар ногой в грудь.

Ребра захрустели. Монах прислонился к седзи и потому они легко сломались от удара. Микото оказался на улице, валяясь в снегу, кашляя своей кровью. Ему на лицо упала снежинка и он с удивлением обнаружил, что еще жив.

Монах попробовал подняться, но руки его не слушались, а ноги отказали. Юко медленно вышла из хижины и, опустив голову, побрела к валяющемуся мужчине, при этом она что-то бормотала себе под нос.

Девочка-ёкай подняла голову и мужчину словно холодной водой окатило. Страх сковал сердце монаха. Тело его вновь не выдержало, начав испражняться.

- ЗА ЧТО, - закричала Юко, заливаясь горючими слезами.

Микото хотел ответить надвигающейся смерти, но понял, что воздуха в его легких нет, только булькающая кровь. Он попытался поднять руку, но силы давно покинули его тело.

Юко уже стояла возле мужчины. Он с мольбой в глазах посмотрел на нее. Но девочка не вняла просьбе.

Подпрыгнув вверх, девочка приземлилась на грудь монаха. Не выдержав такого издевательства, ребра сломались, разрывая легкие и сердце в кровавые ошметки.

Труп монаха выпучил глаза, а рот открылся под давлением выплескиваемой крови. Алая жидкость окрасила снег в свой цвет.

Вытащив окровавленные ноги из тела монаха, Юко развернулась и побрела обратно в хижину. На ходу у нее перестали гореть глаза и, словно по щелчку пальца, образ демона испарился. Кое-как доплетясь до хижины, девочка ввалилась внутрь и упала на пол возле своей матери, потеряв сознание.

Мне не хотелось просыпаться. Я не хотела открыть глаза и подтвердить, что мой сон оказался не сном.

Открыв глаза, я села на колени. Тело замерзло. Согреться – минутное дело. Протерев глаза, я заметила, что рядом со мной лежит мама и я выдохнула от облегчения.

- Доброе утро, - заспано пробормотала я.

Однако ответа не последовало. Тогда я перестала тереть глаза и посмотрела на маму. Она лежала напротив входа, раскинув руки в стороны. Глаза ее были открыты и смотрели в никуда. А кимоно на груди стало красным от крови.

Понимание медленно стало доходить до меня. Взгляд долго опускался на мое кимоно. На животе красовалась дырка, края которой покраснели. Все еще пытаясь убедить себя в том, что это лишь сон, я с опаской оглянулась назад. Там посреди площадки храма в снегу валялось тело.

Рот открылся, а губы начали дрожать. Глаза наполнились слезами, сразу же хлынувшими по моим щекам. А внутри все сжалось.

- Мама, - зарыдала я.

Я медленно подползла к маме и упав ей на грудь, заплакала так, как никогда в жизни больше не плакала.

- Мама! А-а-а-а-а!