Экономические дискуссии 20-х

8. "Идеалистическое" направление в дискуссиях 20-х годов

Предмет политической экономии определяется как производственные отношения людей во взаимодействии с производительными силами. Это определение, общепринятое в настоящее время, встречалось и у И. Рубина, и у его противников. Поэтому действительное отличие рубинской точки зрения может быть понято лишь в результате рассмотрения того, как трактовал И. Рубин сами категории "производительные силы", "производственные отношения" и взаимодействие между ними.

Производительные силы, по И. Рубину, связаны с производственными отношениями как предпосылка. Этим ограничивается их присутствие в предмете политической экономии. Непосредственный же предмет политической экономии — производственные отношения, абстрагированные от производительных сил. Развитие производительных сил, по И. Рубину, определяется собственными имманентными законами, поэтому производительные силы являются предметом особой науки — науки об общественной технике.

Такая трактовка взаимодействия производительных сил и производственных отношений уже на первый взгляд представляется внешней. Слово "предпосылка" не раскрывает богатого содержания взаимодействия производительных сил и производственных отношений, их связи как двух сторон единства противоположностей, как формы и содержания. Указание на взаимную предпосылку предполагает, что производительные силы и производственные отношения существуют как два самостоятельных ряда.

Производительные силы И. Рубин отождествлял с техникой и на этом основании противопоставлял производительные силы производственным отношениям как нечто несоциальное социальному. Техника производства, или производительные силы, писал он, входит в область исследования экономической теории Маркса только как предпосылка. Однако отождествление производительных сил с техникой неверно. Производительные силы не сводятся к своим техническим элементам уже потому, что они включают субъективный элемент - людей, работников.

И. Рубин ссылался на К. Маркса, который везде проводил резкое разграничение между материально-техническим процессом производства и производственными отношениями. Социологический метод, который К. Маркс внес в политическую экономию, заключается, как отмечал И. Рубин, в последовательном проведении различия между производительными силами и производственными отношениями, материальным процессом производства и его общественной формой, процессом труда и процессом образования стоимости.

К. Маркс действительно различал техническую и общественную стороны производства. Однако общественная форма у К. Маркса - это сторона того же процесса производства. И. Рубин же отделял общественную форму производства от самого процесса производства, ставил ее рядом с ним, противопоставлял общественную форму процессу производства как другой, самостоятельный процесс. Такое внешнее обособление И. Рубин называл "последовательным проведением различия между материальным и социальным" и приписывал его К. Марксу.

Потребительная стоимость, по И. Рубину, производится в "материально-техническом" процессе производства, а стоимость устанавливается в отличающемся от него "социальном" процессе. Столь же различны для И. Рубина процессы производства и увеличения стоимости, процесс труда и процесс образования стоимости. В процессе производства И. Рубин видел только производство вещей и не замечал производственных отношений. Производственные отношения он переносил в обмен, совершенно "освобождая" от них непосредственный процесс производства. Только обмен, по его мнению, обладает социальной определенностью, только в обмене возникают производственные отношения. До обмена между товаропроизводителями нет производственных отношений. В обществе товаропроизводителей производственные отношения не существуют заранее, но устанавливаются через посредство перехода вещей от одного лица к другому.

Действительно, до обмена между товаропроизводителями нет заранее определенных хозяйственных связей; эти хозяйственные связи устанавливаются только в обмене. Однако, говоря о независимых товаропроизводителях, мы уже характеризуем производственные отношения, предшествующие обмену, — отношения частной собственности. Эти отношения определяют социальный строй непосредственного процесса производства, предшествующий обмену и определяющий его социальную форму и социальные функции, в частности функцию обмена устанавливать непосредственные хозяйственные связи между независимыми товаропроизводителями. Таким образом, отсутствие заранее определенных хозяйственных связей не равнозначно отсутствию производственных отношений, а, наоборот, есть результат существующих исторически определенных производственных отношений, — отношений частной собственности.

Производственные отношения у И. Рубина - это конкретные связи между конкретными индивидами. До обмена таких связей не существует. Иными словами, И. Рубин отождествлял производственные отношения с хозяйственными связями. Переход вещей устанавливает непосредственное производственное отношение между определенными людьми, утверждал он.

Два конкретных товаропроизводителя могут установить конкретные связи, а могут их и не установить. По И. Рубину, они могут также произвольно устанавливать или не устанавливать производственные отношения. Производственные отношения "устанавливаются добровольно", "путем соглашения" между товаропроизводителями. Переход продуктов из одного частного хозяйства в другое возможен только путем купли-продажи, путем соглашения между двумя хозяйствами, означающего установление между ними особого производственного отношения купли-продажи.

Итак, производственные отношения в соответствии с концепцией И. Рубина устанавливаются "путем соглашения", посредством волевого акта купли-продажи и до этого "соглашения" не существуют. Производственные отношения, таким образом, носят волевой, идеальный характер.

Правда, с точки зрения марксистской методологии сам акт купли-продажи материально обусловлен, детерминирован общественной формой производства, но эта обусловленность у И. Рубина выпадает, так как обмен сам по себе выступает у него как социальная форма капиталистического производства. Обмен интересует нас не как отдельная фаза процесса производства, перемежающаяся с фазой непосредственного производства, подчеркивал Рубин, а как определенная социальная форма самого процесса производства. Отношение купли-продажи он считал основным производственным отношением товарного и капиталистического общества. Основное производственное отношение, полагал И. Рубин, в котором непосредственно связываются определенные товаропроизводители, а именно купля-продажа, отличаются от производственных отношений организованного типа следующими особенностями: 1) оно устанавливается между данными лицами добровольно, в зависимости от выгодности для его участников; 2) оно связывает участников кратковременно, не создавая постоянных отношений.

Стержнем рубинской трактовки проблем политической экономии явилась концепция "социальных форм", которые отличаются от производственных отношений. И. Рубин выдвигал тезис о том, что производственные отношения обусловлены "социальной формой вещей". Эта "персонификация" производственных отношений означает, по его мнению, весьма реальное явление - зависимость производственных отношений людей от социальной формы вещей.

К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин именно систему производственных отношений называли социальной формой процесса производства. В абстрактном, простейшем виде система производственных отношений капиталистического общества заключена в товаре — социальной форме продукта этого общества. Основным производственным отношением, определяющим всю систему, является форма собственности, поэтому можно сказать, что форма собственности определяет социальную форму производства и социальную форму продукта.

Таким образом, социальную форму вещей нельзя рассматривать как нечто, стоящее вне производственных отношений, ибо производственные отношения и представляют социальную форму реального процесса производства и продукта производства. Для И. Рубина же "социальная форма вещей" — это не только нечто отличающееся от производственных отношений, но и определяющее их.

Производственные отношения есть отношения по поводу средств производства и продукта труда. Средства производства присутствуют в производственных отношениях как их объект и, охваченные производственными отношениями, обретают общественную форму, соединяются с рабочей силой и образуют вместе с ней общественно определенные производительные силы. Поэтому между производственными отношениями и "вещами" — средствами производства и продуктом труда — не стоит некий третий член — "социальная форма вещей". Производственные отношения не "придают вещам общественную форму", как утверждал И. Рубин, а сами по себе составляют эту общественную форму процесса производства, следовательно, и продукта труда.

Напротив, у И. Рубина общественная форма вещей не только получает самостоятельное от производственных отношений существование, но даже определяет их. Такое толкование соотношения производственных отношений и "социальных форм вещей" И. Рубин приписывал К. Марксу. Он полагал, что, перечисляя противоречия товарного обмена, которые приводят к образованию денег (противоречие между потребительной и меновой стоимостью, конкретным и абстрактным трудом, частным и общественным трудом), Маркс прибавлял к ним, - очевидно, как наиболее глубокое, основное — противоречие между олицетворением вещей и овеществлением лиц.

Таким образом, у Рубина общественные формы вещей отрываются от производственных отношений и даже предшествуют им: люди вступают в данные производственные отношения потому, что являются владельцами вещей с определенными общественными формами.

Далее И. Рубин производил еще одно усложнение своей концепции: в тройственную формулу "вещь - социальная форма вещи — производственное отношение" включался четвертый член — владение вещами. Люди, отмечал он, вступают в определенные производственные отношения потому, что они владельцы вещей с определенными общественными свойствами. Следовательно, производственные отношения отличаются сначала от общественных форм вещей, а затем и от "владения" вещами.

Вещь становится капиталом лишь при том условии, утверждал И. Рубин, если она фигурирует в производственном отношении между капиталистом и рабочим. Но, с другой стороны, эти лица вступают между собой в данное производственное отношение только при условии, если у первого из них имеется капитал. Согласно марксистской трактовке производственных отношений сама категория "капитал" означает, что люди уже вступили друг с другом в данное производственное отношение. Об этом же говорит само деление общества на капиталистов и рабочих. Капитал не может служит условием для производственных отношений, ибо он сам есть производственное отношение. Но наличие капитала служит условием для конкретного соглашения о найме между данным рабочим и данным капиталистом. У И. Рубина же это конкретное соглашение выступает как создание самих капиталистических производственных отношений.

Что же в конечном счете является первопричиной: единичные "производственные отношения" или "социальные формы вещей", которым И. Рубин придает большую устойчивость и постоянство? С одной стороны, производственные отношения обусловлены социальными формами вещей, с другой — производственные отношения сами придают вещам эту социальную форму. Отмеченное противоречие, по мнению И. Рубина, может быть разрешено только в диалектическом процессе общественного производства, в котором каждое звено является следствием предыдущего и причиной последующего. Социальная же форма вещей является результатом предыдущего процесса производства и предпосылкой дальнейшего.

Таким образом, И. Рубин заменяет причинно-следственную связь бесконечным рядом взаимных связей. Социальные формы вещей, которые обусловливают производственные отношения в рамках его концепции, сами обусловлены производственными отношениями, придающими вещам определенную социальную форму.

И. Рубин объясняет, как произошло это придание вещам социальной формы. Поскольку продукты постоянно обменивались и люди знали, что любой продукт можно обменять, они и смотрели на свой продукт как на объект обмена еще до акта купли-продажи. Таким образом, за вещами закрепилась социальная функция или социальная форма товара. То же самое относится к рабочей силе, капиталу и т. д. Но коль скоро определенная социальная функция (или форма) укрепилась за вещами, вещи посредством этой своей формы начинают "мотивировать" поведение людей, дабы люди использовали их в соответствии со своими общественными возможностями: покупали, продавали, сдавали в аренду и т. д.

По мере развития производительных сил, считал И. Рубин, конкретные отношения между людьми учащаются, многократно повторяются, становятся обычными и распространяются в данной социальной среде. Такое "уплотнение" производственных отношений людей приводит к "уплотнению" соответствующей социальной формы вещей. Данная социальная форма "закрепляется" за вещью, сохраняясь за ней и в моменты перерывов конкретных производственных отношений людей. Только с этого момента можно датировать появление данной вещной категории как обособленной от породившего ее производственного отношения людей и в свою очередь воздействующей на него; то же самое с деньгами, капиталом и другими социальными формами вещей, писал И. Рубин.

Таким образом, благодаря тому, что люди постоянно вступали в отношения обмена, за вещами закрепляется способность быть объектами обмена. Социальная форма вещей, по И. Рубину, в конечном счете определяется обменом, а не отношениями производства. Товар обладает стоимостью не потому, что он произведен исторически определенным трудом, а потому, что в результате многократно повторяющихся актов обмена за продуктами "закрепилась" способность приравниваться друг к другу. Социальная форма вещей у И. Рубина - это что-то подобное общественной привычке, которая существует в моменты перерывов конкретных производственных отношений.

Если производственные отношения у И. Рубина - это волевое, идеальное отношение между конкретными людьми, то социальная форма вещей - идеальное представление людей о вещах как возможных объектах производственных отношений. Это представление людей, постоянно присутствуя перед их мысленным взором (даже в моменты перерывов конкретных производственных отношений), мотивирует общественное поведение людей. Мотивировку эту И. Рубин и называет определяющим влиянием социальной формы вещей на производственные отношения людей.

Как видим, образовался замкнутый круг построений: за отношениями вещей, которые трактуются как укрепившаяся привычка людей, надо увидеть отношения двух конкретных индивидов. Это, по И. Рубину, и есть теория товарного фетишизма.

Совершенно иначе поставлена и решена проблема товарного фетишизма у К. Маркса. Людям представляется, что свойство обладать общественной жизнью присуще вещам от природы; это представление есть неверное порождение человеческого мозга. Но, с другой стороны, стоимость есть действительно вещная форма производственных отношений; производственные отношения в товарном обществе действительно овеществлены. Однако овеществление связано не с физическими, чувственными свойствами вещей, а с их "сверхчувственными" общественными свойствами, которые они приобретают вследствие специфически общественного характера труда в товарном обществе.

По Марксу, вещный характер общественных отношений — специфика товарного общества; отделять производственные отношения от их вещного выражения - значит отказаться от рассмотрения исторически определенного способа производства. Такого "отделения" К. Маркс никогда не делал. К. Маркс, вскрывая товарный фетишизм, отделял физические свойства вещей от их общественной формы. И. Рубин же, "вскрывая" товарный фетишизм, отделял общественные формы вещей от производственных отношений.

Товар, деньги и т. д. — все это для И. Рубина "социальные формы", закрепившиеся за вещами в силу отношений между людьми. Однако соотношение между различными социальными формами и отношениями людей согласно его концепции различно. Социальная форма "товар" непосредственно примыкает к производственным отношениям людей, а другие "социальные формы" представляют собой усложнение данной "социальной формы". Диалектику категорий в "Капитале" К. Маркса И. Рубин сводил именно к такому, оторванному от движения производственных отношений, усложнению форм. Промежуточным звеном между производственными отношениями людей и категорией денег, утверждал И. Рубин, является категория товара или стоимости.

Таким образом, "социальные формы", оторвавшись (объективировавшись) в лице "товара" от производственных отношений людей, далее усложняются самостоятельно, независимо от усложнения самих производственных отношений, которые, по И. Рубину, при капитализме, как и при простом товарном производстве, остаются отношениями единичной купли-продажи. Вся логическая система категорий политической экономии капитализма вырастает над элементарными единичными отношениями, представляющими собой "совокупность кратковременных, прерывающихся частных сделок между отдельными товаропроизводителями".

Производственные отношения для И. Рубина — это отношения обмена, а социальные формы вещей — укоренившиеся представления людей, которые в рубинской трактовке диалектики развития категорий перерастают в самодовлеющие логические конструкции. При помощи анализа, полагал И. Рубин, мы под движением денег вскрываем движение товаров, а последнее рассматриваем как выражение производственных отношений людей.

И. Рубин оказывался не в силах увязать свою трактовку категории "производственные отношения" с марксистским положением о том, что внутренним импульсом развития общества является противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Согласно марксистскому учению производительные силы определяют возникновение и развитие производственных отношений. Перерастая затем данные производственные отношения, производительные силы обусловливают замену одного строя производственных отношений другим. Вместе с тем производительные силы развиваются по законам, определяемым данными производственными отношениями.

Коль скоро производственные отношения отделены от материального процесса производства, противопоставлены ему как независимый "социальный" процесс обмена, противоречие между производительными силами и производственными отношениями может быть понято лишь как внешнее противоречие, а их взаимное влияние — только как "внешний толчок", а не как диалектическое взаимодействие.

Поэтому, признавая определяющее влияние производительных сил на развитие производственных отношений, И. Рубин мог истолковать его только как внешнее давление производительных сил на производственные отношения. Производительные силы, считал он, движутся внутри данных производственных отношений, постоянно наталкиваясь на их пределы и стремясь их разорвать.

Сами по себе производственные отношения оказывались у И. Рубина инертными, пассивными формами, которые только мешают развиваться производительным силам. Внутреннее самодвижение производственных отношений, их активное влияние на развитие производительных сил И. Рубин фактически отрицал. Изменения в производственных отношениях для него — это не результат их имманентного развития, а результат "внешних толчков" со стороны производительных сил. И. Рубин исходил из того, что на каждом этапе исследования указать точно все причины изменения экономических форм, заключающиеся в развитии материальных производительных сил, невозможно, а в общем и целом это не только возможно, но и необходимо.

В определенные исторические моменты, указывал К. Маркс, производственные отношения превращаются из форм развития производительных сил в их оковы. У И. Рубина же производственные отношения — постоянные оковы развития производительных сил. Производительные силы развиваются, постоянно наталкиваясь на их пределы и стремясь их разорвать. Марксистское положение о том, что в данном обществе производственные отношения являются формой развития производительных сил, И. Рубин опускал. Форма понимается им как внешняя оболочка, а не закон развития содержания.

И. Рубин и его сторонники решительно возражали против положения, гласящего, что производственные отношения есть закон развития производительных сил. Признать, что развитие производительных сил подчинено специфическим производственным отношениям, означало, по их мнению, провозгласить примат производственных отношений над производительными силами. Так, Г. Деборин и М. Чернин писали: «... формулировка Г. Дукора и А. Ноткина, гласящая, что "специфически общественные законы развития производительных Сил следует искать в развитии производственных отношений", является сугубо ошибочной, так как она всецело подчиняет производительные силы производственным отношениям. Как можно форму ставить в положение абсолютного гегемона по отношению к содержанию?»1.

В полном согласии со своей системой И. Рубин и его сторонники отрицали положение о том, что производственные отношения — закон развития общественного способа производства. Но отсюда неизбежен вывод, что, изучая производственные отношения, политическая экономия не касается причин развития общественного строя. Именно такой вывод и делал И. Рубин, вынося причины общественного развития за рамки предмета политической экономии. Он считал, что каждый марксист обязан признать, что движущей причиной всего общественного развития является именно развитие материальных производительных сил; но эта движущая причина всего общественного развития не изучается в рамках теоретической политической экономии.

В соответствии со своими методологическими предпосылками И. Рубин давал определенную трактовку марксовой теории стоимости. Именно в этой трактовке наиболее полно раскрылись противоречия его методологических позиций.

И. Рубин в отличие от "механистов" постоянно подчеркивал, что приравнение товаров на рынке служит вещным выражением приравнения труда; следовательно, суть трудовой теории стоимости состоит в том, что приравнение и распределение труда в обществе, основанном на товарном производстве, осуществляются через приравнение вещей на рынке как товаров. Вещное выражение равенства труда, вещное регулирование его распределения между отраслями производства являются выражением социального строя производства, а не просто того факта, что на производство товаров затрачен человеческий труд. Обычная формула теории стоимости, утверждал он, гласит, что стоимость товаров зависит от количества труда, общественно необходимого для их производства, или в обобщенной формулировке, что под стоимостью скрыт или содержится труд, стоимость — "овеществленный" труд. Правильнее выражать теорию стоимости в обратном виде: в товарно-капиталистическом хозяйстве производственно-трудовые отношения между людьми неизбежно принимают форму стоимости вещей и только в этой вещной форме и могут проявляться; общественный труд может найти свое выражение только в стоимости. Трактовка стоимости как вещного выражения определенного строя общественных отношений представляет, бесспорно, значительный шаг вперед по сравнению с механистическими концепциями стоимости.

Противоречивость позиции И. Рубина заключалась в следующем. Он упускал из виду, что труд через приравнение стоимостей не только социально, качественно уравнивается, выступает как качественно однородный, соизмеримый, но и приравнивается количественно, в соответствии с имманентной мерой — рабочим временем. Положение о том, что труд создает стоимость, воплощается в стоимости, является субстанцией стоимости, а рабочее время есть внутренняя мера абстрактного труда, создающего стоимость, И. Рубин отвергал. Правда, в этом отрицании он был не вполне последователен. С одной стороны, он не соглашался с точкой зрения, согласно которой труд реально материализуется в стоимости, с другой стороны, он признавал, что с точки зрения содержания стоимость действительно представляет собой количественно измеримый материализованный труд, а в целом стоимость конституируется единством формы и содержания, затрат труда и социальной формы стоимости. Стоимость, писал И. Рубин, создается только единством ее содержания и формы, т. е. трудовых затрат и товарной формы хозяйства. И далее: величина стоимости определяется трудом, процессом производства, развитием производительных сил. Для понимания явлений стоимости недостаточно одной только общественной "формы стоимости". Она должна быть наполнена технически-производственным, трудовым содержанием.

Аналогичное противоречие характерно для трактовки И. Рубиным абстрактного труда. В отдельных случаях он признает, что абстрактный труд с точки зрения содержания стоимости представляет собой реальные затраты труда, но значительно чаще подчеркивает, что абстрактный труд — лишь социальная форма труда, возникает он в обмене, создается обменом. Абстрактный труд, писал И. Рубин, появляется только в действительном акте рыночного обмена. Равенство различных видов труда, создаваемое в товарном хозяйстве процессом обмена, равновесие между трудом, затрачиваемым в различных отраслях производства, перелив труда из одной отрасли в другую — это явления социальные, присущие товарному хозяйству и находящие свое выражение в понятии абстрактного труда.

Особенно ярко обнаруживается противоречивость концепции И. Рубина при решении вопросов о количественном измерении абстрактного труда. По мнению И. Рубина, правомерно одно из двух утверждений. Если абстрактный труд представляет затрату человеческой энергии в физиологическом смысле, то стоимость имеет вещественно-материальный характер. Или же стоимость есть явление общественное, и тогда абстрактный труд тоже должен быть понимаем как явление социальное, связанное преимущественно с определенностью общественной формы производства. Так же невозможно примирить физиологическое понимание абстрактного труда с историческим характером создаваемой им стоимости. Однако выше И. Рубин пишет о содержании стоимости как материальном процессе производства, о зависимости величины стоимости от производительности труда.

"С точки зрения содержания стоимости" абстрактный труд, согласно И. Рубину, измеряется рабочим временем. Напротив, "с точки зрения формы стоимости" абстрактный труд и стоимость являются лишь выражением социального равенства всех видов труда, они не обладают количественной определенностью. Количественное приравнение различных товаров как стоимостей, согласно И. Рубину, регулируется не равенством воплощенного в них общественного труда, а пропорциональным распределением совокупного труда между отраслями, равновыгодностью приложения труда в разных отраслях. Стоимость товаров изучается нами как проявление "общественного равенства труда", писал И. Рубин. Понять это "общественное равенство труда" мы можем исходя из идеи равновесия между отдельными видами труда или между отдельными отраслями народного хозяйства. "Равенство труда" соответствует определенному состоянию распределения труда в производстве, а именно теоретически мыслимому состоянию равновесия, при котором прекращается переход труда из одной отрасли производства в другую. Это состояние наступает тогда, когда приложение труда во всех отраслях становится равновыгодным. Состоянию общественного равновесия производства соответствуют обмен продуктов труда различных отраслей по их стоимости, общественное равенство разнородных видов труда. Уже в приведенном высказывании явно обнаруживается глубокое противоречие: с одной стороны, количественная определенность стоимости задается условиями равновесия между отраслями, с другой стороны, само равновесное распределение труда между отраслями определяется стоимостью: равновесным является такое распределение труда, при котором обмен совершается по стоимости.

Если в главах, посвященных теории абстрактного труда и стоимости, И. Рубин утверждал, что величина стоимости определяется через равновесное распределение труда, то в главе, посвященной общественно необходимому труду, содержится положение о том, что равновесное распределение труда между отраслями регулируется величиной стоимости, которая выступает как данная. Состояние техники определяет стоимость продукта, писал И. Рубин, а стоимость в свою очередь определяет при данном состоянии потребностей и платежеспособности населения нормальный размер спроса и соответствующий ему нормальный размер предложения. В отдельных высказываниях И. Рубин буквально опровергает то, что утверждал раньше: не стоимость определяется количеством труда, приходящегося на данную сферу, а последнее уже предполагает стоимость как величину, зависящую от техники производства.

И. Рубин косвенным образом признавал, что его концепция не вполне совпадает с теорией К. Маркса, что у Маркса немало высказываний, прямо противоречащих его точке зрения. В отдельных высказываниях И. Рубин претендовал лишь на то, что из элементов, содержащихся в "Капитале" Маркса, он формирует собственную социологическую теорию абстрактного труда. Однако теорию Маркса неправомерно трактовать как сумму элементов, из которых можно конструировать ту или иную концепцию. Маркс создал стройную, внутренне единую теорию стоимости, отражающую противоречивую природу товарных отношений, и всякая попытка дать одностороннее толкование Марксовой теории стоимости неизбежно запутывается в логических противоречиях.