Экономические дискуссии 20-х

4. Проблемы ценообразования, денежного обращения, кредита

С первых дней Советской власти советское правительство стремилось упорядочить денежное обращение, наладить кредитование и финансирование народного хозяйства, построить централизованную систему ценообразования.

В. И. Ленин выдвинул задачу восстановить государственные финансы, в том числе налоговую систему, отказаться от эмиссионного источника покрытия расходов государственного бюджета, расчеты между государственными учреждениями и предприятиями осуществлять только в безналичной форме через банк, все временно свободные денежные средства сосредоточить на счетах в банке, ввести чековое обращение, наконец, после тщательной подготовки выпустить новые денежные знаки, а обесценившиеся денежные знаки старых образцов изъять из обращения.

В подготовке денежной реформы в 1918 г. участвовали многие видные буржуазные специалисты, сотрудники финансовых ведомств дореволюционной России. Между этими экономистами, привлеченными Советской властью к подготовке денежной реформы, проходила в 1918 г. оживленная дискуссия о том, следует ли обесценившийся "кредитный рубль" (фактически утративший кредитный характер) полностью изъять из обращения и заменить новыми, устойчивыми денежными знаками или же целесообразно стабилизировать "кредитный рубль" и сохранить его в обращении. Дискуссия дала определенные положительные результаты: были выдвинуты положения о том, что новые денежные знаки должны эмитироваться на основе кредитования народного хозяйства, что в условиях хозяйственной разрухи, когда неизбежен бюджетный дефицит, выпуск в обращение устойчивых банкнот должен некоторое время протекать параллельно с эмиссией обесценивающихся казначейских денежных знаков. Эти выводы были отражены в решениях I Всероссийского съезда совнархозов. После окончания гражданской войны и перехода к нэпу ряд положений, высказанных в первые месяцы Советской власти, был использован при проведении денежной реформы 1922—1924 гг. (выпуск в обращение устойчивых банкнот, параллельное обращение устойчивых банкнот и обесценивавшихся казначейских знаков, окончательное изъятие обесценившихся денег при достижении бюджетного равновесия).

В годы военного коммунизма, несмотря на значительное сужение сферы товарно-денежных отношений, сохранялись деньги, денежная оплата продуктов, заготовляемых государством в порядке продразверстки, денежная оплата промтоваров, реализуемых государством в деревне, денежная заработная плата. Финансовая система в этот период носила в основном эмиссионный характер, основывалась на все ускоряющемся выпуске обесценивавшихся денежных знаков. Эта система сохранялась в первые годы нэпа (хотя с переходом к нэпу стала все больше восстанавливаться и расширяться система денежных доходов от государственных предприятий, прямых и косвенных налогов, тарифов и пошлин, постепенно вытесняя доходы от эмиссии денег). В связи с функционированием эмиссионной системы финансов был выдвинут вопрос о том, до какого предела может дойти обесценение денег и, следовательно, до какого предела государство может использовать печатный станок для финансирования своих нужд. С. Фалькнер выдвинул теорию "эмиссионного хозяйства", в соответствии с которой никакого предела обесценения денег не существует, нужно лишь в соответствии с темпом эмиссии пересматривать цены на те товары, которые государство сбывает потребителям, стоящим вне круга обобществленного хозяйства, в основном крестьянам. В таком случае, полагал С. Фалькнер, дополнительные эмиссии будут безотказно извлекать с рынка материальные ценности1.

В противоположность концепции С. Фалькнера, В. Новожилов сформулировал положение о том, что за определенными пределами дальнейшее существование эмиссионного хозяйства становится невозможным, поскольку обесценение денег разрушающе действует на всю систему общественного производства. Постоянное обесценение денег ведет к нарушению «хозяйственных связей, замедлению темпа воспроизводства, натурализации хозяйственных отношений, наконец, к обесценению государственных доходов2.

В первые годы нэпа в экономической литературе обсуждался вопрос об эффективности денежной эмиссии. Ряд авторов (О. Шмидт, В. Базаров) полагали, что, увеличивая в определенной прогрессии выпуск бумажных денег, государство может поддерживать свои доходы от эмиссии на стабильном уровне3. Напротив, С. Струмилин доказывал, что по мере роста удельного веса налоговых поступлений в общих доходах государства растет и отрицательный эффект эмиссии, следовательно, уменьшается ее доходность для государства. За определенным пределом убыток от эмиссии в результате обесценения налоговых поступлений превышает, приносимый ею доход и эмиссия становится убыточной для государства4.

Воздействие обесценения денег на государственные доходы не ограничивается обесценением налоговых поступлений. Как показал Д. Кузовков, эмиссия излишних денег ведет к перераспределению доходов в ущерб государству и отрицательно сказывается на всем процессе воспроизводства, снижая эффективность общественного хозяйства5.

В условиях капитализма обесценение денег ведет к экспроприации части заработной платы рабочих и служащих, за счет чего увеличиваются прибыли капиталистов и определенный доход извлекает буржуазное государство. В условиях переходного периода государственное хозяйство охватывает основную часть промышленности, транспорта, торговли, государство является основным "предпринимателем". Классовый характер Советского государства исключает систематическую экспроприацию заработной платы трудящихся. В годы военного коммунизма и нэпа заработная плата пересматривалась по мере роста цен. В результате эмиссия, предоставляя государству определенные денежные поступления, в то же время вела к увеличению государственных расходов на выплату заработной платы, на заготовки и т. д.

Рост номинальной заработной платы определяется не только ростом цен в государственной торговле и кооперации, но главным образом ростом цен на частном рынке. "В новых условиях, - писал Д. Кузовков, — (имея в виду отличия условий обесценения денег при капитализме и в советском хозяйстве. — В. М.) государство при обесценении денег будет повышать свои цены и тарифы не первым, а последним, и в то же время оно не может задерживать номинального повышения расходов по заработной плате и на покупку сырья и материалов"6.

При капитализме, отмечал Д. Кузовков, с помощью инфляции экспроприируется часть заработной платы. Но поскольку в условиях советского хозяйства заработная плата не экспроприируется, то инфляция фактически экспроприирует часть принадлежащего государству капитала и наносит ущерб государственным доходам. При этом весьма опасно не только стремительное, но и медленное обесценение денег, сопровождающееся медленным ростом заработной платы и соответственно медленным, трудноуловимым ущербом государственного капитала.

Обесценение денег не только ведет к перераспределению доходов в ущерб социалистическому государству, к выгоде спекулянтов, но и вызывает рост непроизводственных расходов в хозяйстве. Как отмечал Д. Кузовков, в условиях обесценения денег хозяйственный оборот стихийно вырабатывает целую систему форм и методов противодействия эмиссионному налогу. В условиях параллельного обращения устойчивого червонца и падающего совзнака эти методы сводились к возможно более быстрому обмену совзнаков на червонцы. В условиях единой валюты в целях страхования от инфляции тезаврируются (изымаются из оборота, припрятываются) товары, расширяются сверх реальной потребности производственные запасы. Все это причиняет серьезный ущерб народному хозяйству.

Таким образом, советские экономисты пришли к следующим выводам по вопросу о влиянии обесценения денег на государственные финансы и процесс воспроизводства. Во-первых, излишек денег в обращении вызывал защитную реакцию хозяйства, в результате которой возникал дорогостоящий аппарат "страхования" от обесценения денег. Во-вторых, бремя эмиссионного налога в условиях хозяйства переходного периода ложилось главным образом на государство как собственника средств производства, нередко способствовало обогащению частника. В-третьих, обесценение денег сокращало фактические доходы государства от налогов и других нормальных денежных поступлений.

Главный теоретический и практический вывод из опыта "эмиссионного хозяйства" в первые годы Советской власти состоял в признании необходимости восстановления устойчивой валюты и основанной на ней системы кредита и денежного обращения.

Подготовка денежной реформы была начата с первых дней нэпа. Объективной основой для проведения денежной реформы явился процесс восстановления народного хозяйства, и в частности государственных финансов, что позволило постепенно сокращать использование дохода от эмиссии для покрытия государственных расходов. В процессе подготовки реформы важную роль играли мероприятия кредитно-денежной и валютной политики.

Среди таких мероприятий, служивших хотя бы частичному упорядочению финансовой системы государства и подготовлявших условия для денежной реформы, нужно назвать исчисление государственного бюджета в условных золотых рублях; использование условных золотых рублей в деятельности Госбанка, в отчетности предприятий; выпуск облигаций хлебного займа, продававшихся за деньги, но обеспечивавших их держателям определенное количество хлеба независимо от роста цен; накопление в руках государства запаса золота и других валютных ценностей.

В. И. Ленин непосредственно направлял кредитно-денежную политику Советского государства, вырабатывал пути оздоровления государственных финансов, кредита, денежного обращения. В. И. Ленин выдвинул задачу беречь и накоплять золото в руках Советского государства.

В. И. Ленину принадлежат также идеи об исчислении первого твердого бюджета в условных единицах — золотых рублях7, о создании и выпуске в обращение устойчивых бон, опирающихся на государственные товарные фонды, и прежде всего запасы хлеба8.

Мероприятия финансовой и кредитно-денежной политики, выдвинутые В. И. Лениным и осуществленные под его руководством, исходили из учёта сложности и противоречивости хозяйственной обстановки тех лет: глубокого расстройства денежного обращения и финансовой системы страны, неспособности падающего "совзнака" играть роль устойчивого измерителя затрат общественного труда, частичной демонетизации золота и перехода роли всеобщего эквивалента к ряду товаров повседневного спроса, утраты бумажными деньгами функции средства сбережения и средства платежа. Вместе с тем ленинский план оздоровления системы денежного обращения опирался на начавшийся процесс восстановления народного хозяйства, восстановление функций денег и роли золота как особого товара, товара — денег. Поэтому В. И. Ленин, намечая использование разнообразных инструментов и методов, учитывавших тяжелое состояние системы денежного обращения в первые годы нэпа (условные рубли, товарные боны), основное направление оздоровления денежной системы видел в восстановлении нормального, устойчивого денежного обращения, основанного на золоте.

В первые годы нэпа были выдвинуты концепции денег, абсолютизировавшие ту или иную сторону экономической действительности тех лет, те или иные мероприятия Советской власти в области денежной политики. Так, Е. Преображенский, абсолютизируя практику использования условных золотых рублей, выдвигал концепцию "довоенного золотого рубля", согласно которой советские деньги представляют не реальное золото, а идеальное, мыслимое золото, воспоминание о довоенном золоте. Концепция Е. Преображенского была, по сути дела, разновидностью номиналистической теории денег. В литературе 20-х годов с критикой номиналистической концепции Е. Преображенского выступили В. Мотылев9, С. Губерман10 и др.

Процесс частичной демонетизации золота и замены его в роли всеобщего эквивалента другими товарами получил несколько превратное отражение в концепции "товарного рубля", автором которой был С. Струмилин. Он предлагал эмитировать деньги по образцу облигаций хлебного займа — как представителей определенного товара или набора товаров. Накопление запаса золота в руках государства С. Струмилин предлагал заменить накоплением запаса товаров. Эта концепция содержала ряд прогрессивных моментов: отказ от участия золота в обращении, положение о том, что основой устойчивости денег в советском хозяйстве является товарный фонд в руках государства, его реализация по твердым ценам. Вместе с тем концепция С. Струмилина абсолютизировала опыт демонетизации золота в период военного коммунизма, на основе этого опыта делался вывод о полном отрыве денег от золота. Оценивая таким образом опыт предшествовавшего исторического периода, С. Струмилин предполагал, что советская денежная система для поддержания ее устойчивости не нуждается в золоте и других валютных ценностях, что устойчивость советских денег может быть достигнута исключительно методами планового маневрирования товарными запасами и планового установления цен, без всякого использования золота и иностранной валюты.

Другие экономисты того времени исходя из металлической теории денег предлагали вернуться к золотому обращению. Эту точку зрения защищали В. Железное, Н. Кутлер и др. Некоторые работники Наркомфина во главе с Г. Сокольниковым, не разделяя теоретических позиций металлической теории денег и не предлагая немедленно вернуться к золотому обращению, главное средство поддержания устойчивости советских денег видели в размене их на золото или иностранную валюту.

Реформа 1922—1924 гг. основывалась на эмиссии банкнот, обеспеченных золотом, иностранной валютой и другими ценностями (главным образом — краткосрочными векселями и легкореализуемыми товарами) и способных служить представителями золота. Червонцы, выпущенные в обращение в конце 1922 г., эмитировались не как "товарные рубли", обеспеченные специальным разменным фондом товаров, и не как деньги, свободно размениваемые на золото, а как банкноты, выпускаемые в обращение в соответствии с потребностью хозяйственного оборота. Вместе с тем в течение ряда лет (1923—1926 гг.) проводились и золотовалютные операции, направленные на поддержание устойчивости червонца на внутреннем рынке.

Примерно через год после выпуска червонца в обращение — осенью 1923 г. — возникли острые трудности со сбытом промышленных товаров (так называемый "кризис сбыта"), которым предшествовал чрезмерный рост цен на промтовары по сравнению с ценами на продукцию сельского хозяйства ("ножницы цен"). В экономической литературе широко дискутировался вопрос о том, в какой мере кредитная и эмиссионная политика оказала воздействие на динамику цен, на возникновение кризиса сбыта промтоваров.

Часть авторов отрицала самостоятельное воздействие банкнотной эмиссии на динамику цен. Относительный рост цен на продукцию промышленности, утверждали они (С. Струмилин и др.), вызывался не кредитной и эмиссионной политикой, а большим снижением производительности труда, большим разрушением производительных сил в промышленности по сравнению с сельским хозяйством.

Другая группа авторов (С. Фалькнер, И. Шапошников) рассматривала рост цен и кризис сбыта как непосредственный результат банкнотной эмиссии и перекредитования промышленности и торговли. Они подчеркивали тождество банковской и казначейской эмиссии. По их мнению, и банкнотная, и казначейская эмиссии означают вталкивание в оборот дополнительной денежной массы, что ведет к обесценению денег11.

По нашему мнению, в первые годы нэпа на динамику цен оказывали воздействие факторы, лежащие как в сфере производства (производительность труда, накладные расходы), так и в сфере денежного обращения (излишняя банкнотная эмиссия).

Определенный интерес представляет позиция А. Султан-Заде, который стремился сочетать положение о ведущем, определяющем значении динамики трудовой стоимости для процессов ценообразования и учет самостоятельного влияния на эти процессы кредитной эмиссии12. А. Султан-Заде подчеркивал, что кредит и кредитная эмиссия влияют не только на формирование и объем спроса, но и на его социальное и территориальное распределение, а также на динамику издержек производства (в частности, на уровень заработной платы). Концентрация кредитных вложений в Москве и немногих других крупных промышленных центрах вызвала рост в этих центрах заработной платы, цен и, следовательно, издержек производства промышленных товаров; в результате возник разрыв между динамикой издержек производства в крупных промышленных центрах и относительно низким платежеспособным спросом периферии, прежде всего крестьянства, что и обусловило кризис сбыта.

Выход из кризиса сбыта осени 1923 г. был найден на путях снижения цен, ограничения эмиссии, перераспределения кредитов в пользу заготовок (т. е. в пользу сельского хозяйства), развертывания промышленного производства, сопровождавшегося ростом производительности труда, снижением накладных расходов и себестоимости.

Вопрос о кредитной эмиссии в связи с динамикой цен стоял и в последующие годы. В 1925 г. начался рост цен на промышленные и сельскохозяйственные товары, возник так называемый "товарный голод" — острая нехватка промышленных товаров на рынке. В 1926—1927 гг. проводились широкие мероприятия, направленные на обеспечение снижения цен: рост заработной платы был приведен в соответствие с ростом производительности труда, ограничены эмиссия и кредиты, начата кампания за режим экономии, снижение себестоимости, проводились принудительные снижения цен на промтовары.

Ценообразование явилось в 20-х годах узловой проблемой, в которой перекрещивались все проблемы экономической политики: обеспечение смычки города и деревни, вытеснение капиталистических элементов из оборота, снижение себестоимости производимой продукции, развертывание производства, подъем жизненного уровня трудящихся, обеспечение финансовых источников накопления, укрепление устойчивости советской валюты.

Задача снижения цен, которая настойчиво выдвигалась партией, должна была сочетаться с задачей обеспечения накоплений в промышленности, в других отраслях народного хозяйства. Предметом широкого обсуждения явился вопрос о том, должна ли стоимость прибавочного продукта, направляемая в накопление в промышленности, мобилизовываться при посредстве высоких цен на промтовары и соответственно высоких прибылей трестов или же она должна аккумулироваться при посредстве кредитно-финансовой системы, при относительно низких ценах и невысоких прибылях промышленности.

В пользу накоплений в промышленности при посредстве высоких цен на промышленные товары выдвигался тот аргумент, что повышение цен необходимо ввиду общей хозяйственной конъюнктуры: нехватки товаров, избытка денег на руках у населения. Этой точки зрения придерживались Н. Шапошников, В. Новожилов, Я. Репше13.

Возражавший им Н. Ковалевский показал, что политика высоких цен на промтовары не может разрешить проблем расширенного воспроизводства в переходный период по целому ряду причин. Во-первых, резкое повышение цен на промтовары неизбежно скажется на смычке города и деревни. Во-вторых, повышение цен на промтовары сделает невозможным снижение цен на сельскохозяйственные товары и, напротив, вызовет цепную реакцию повышения цен и обесценения червонца14.

Вопрос о политике цен в связи с задачей накопления явился предметом острой дискуссии внутри партии. "Левая" оппозиция настаивала на политике высоких цен на промышленные товары и низких цен на продукты сельского хозяйства. Бесперспективность такой политики ясно показал кризис сбыта 1923 г. "Попытка рассматривать крестьянство только как объект обложения, дабы путем чрезмерных налогов и повышения отпускных цен увеличить изъятие средств из крестьянского хозяйства, должна неизбежно приостановить развитие производительных сил деревни, уменьшить товарность сельского хозяйства и создать угрозу разрыва союза рабочего класса и крестьянства, ставя под угрозу социалистическое строительство", — говорилось в решениях XV партийной конференции15. Апрельский (1926 г.) Пленум ЦК ВКП(б) поставил задачу "добиться решительного понижения розничных цен"16. Политика снижения розничных цен на промтовары была обоснована и развита в решениях февральского (1927 г.) Пленума ЦК ВКП (б). «Основная установка партии и государства на индустриализацию страны, установка на дальнейшее содействие подъему сельского хозяйства, на социалистический путь его развития, необходимость в социалистическом строительстве "двигаться вместе с основной массой крестьянства" — все это целиком упирается на данной хозяйственной полосе в проблему снижения цен на промтовары»17. Февральский (1927 г.) Пленум подчеркнул, что снижение цен является средством воздействия на предприятия в целях снижения себестоимости, рационализации производства, мобилизации действительно здоровых источников накопления.

В 1924—1925 гг. проходила широкая дискуссия об эмиссионных возможностях, т. е. о границах выпуска банкнот и расширения кредитования на основе этого выпуска. В ходе дискуссии обсуждался вопрос о том, какими закономерностями определяется потребность товарооборота в деньгах, какова связь массы и скорости денег в обращении, наличных и безналичных средств платежа.

Противоречия в кредитно-денежной политике проявились в том, что увеличение массы кредитов, предоставляемых промышленности и торговле, ускоряя их развитие, с некоторого определенного момента превращается в перекредитование, вызывает избыток денег в обращении, рост цен, ослабление международных позиций рубля. Большая группа экономистов настаивала на строгом ограничении кредитов Госбанка, ссылаясь на необходимость поддержания покупательной способности и паритета рубля на инвалюту (Л. Юровский, И. Шапошников и др.). Другие экономисты, преимущественно работники Госплана, настаивали на дальнейшем расширении кредитов, что грозило устойчивости рубля, могло вызвать излишек денег в обращении, рост цен, нарушить смычку города и деревни.

Экономисты, отстаивавшие политику широкой эмиссии (С. Струмилин, С. Киселев), выдвигали тезис о том, что дополнительная эмиссия будет компенсироваться замедлением денежного обращения, тезаврацией денег населением, расширением кассовых остатков предприятий промышленности и торговли. Экономисты, настаивавшие на жестком ограничении эмиссии и кредитов, оспаривали вывод о значительном замедлении скорости обращения денег после денежной реформы, поскольку червонец, обслуживавший до завершения реформы лишь оптовый оборот и процесс сбережения, после реформы должен был взять на себя также обслуживание розничного оборота. Следовательно, скорость его обращения возросла, и общее замедление обращения денег, связанное с изъятием из оборота обесценивавшегося и потому обращавшегося с предельной быстротой совзнака, оказалось не столь значительным (как полагали сторонники широкой банкнотной эмиссии). Оспаривали эти авторы и положение о предстоящей широкой тезаврации червонцев населением: в условиях избытка денег в обращении и роста цен население склонно увеличивать спрос на товары, а не тезаврировать денежные знаки.

Важно отметить, что, как правило, ни та, ни другая сторона, участвовавшие в дискуссии об эмиссионных возможностях, не ставили под сомнение само теоретическое положение о том, что масса и скорость денег в обращении есть величины взаимокомпенсирующиеся, взаимозаменяемые. В этой связи серьезный интерес, по нашему мнению, представляют постановки, содержащиеся в работах А. Соколова, который рассматривал массу и скорость денег в обращении как два относительно самостоятельных экономических феномена, динамика которых обусловливается специфическими, часто независимыми друг от друга факторами.

Как указывал еще К. Маркс, количество денег, необходимых для реализации, определяется количеством и объемом одновременно совершаемых сделок, сосуществующих в пространстве, а скорость денег в обращении — количеством сделок, следующих друг за другом в течение определенного времени. Исходя из этих общих посылок А. Соколов стремился классифицировать и проанализировать факторы, определяющие массу и скорость денег в обращении.

Скорость обращения денег, полагал А. Соколов, определяется темпом хозяйственной жизни, скоростью оборота капитала, распространенностью кредитных сделок. Уменьшение массы денег в обращении не ведет само по себе к ускорению денежного обращения.

Если скорость денежного обращения не определяется количеством денег в обращении, то и денежная масса в обращении, необходимая для обслуживания хозяйственного оборота, не определяется скоростью обращения денег, а зависит от самостоятельных факторов. Вывод, который делал А. Соколов, состоял в том, что скорость денег в обращении не может служить показателем, определяющим потребную массу денег в обращении, размер эмиссии банкнот и кредитование народного хозяйства18.

Чем же в таком случае определяется потребная масса денег в обращении, какими критериями и показателями должна руководствоваться эмиссионная и кредитная политика? В экономической литературе 20-х годов выдвигалось несколько вариантов показателей, характеризующих состояние денежного обращения и возможности дальнейшей эмиссии. Ряд предложений повторял традиционные воззрения на критерии эмиссионной политики, сложившиеся применительно к капиталистическому хозяйству (например, предложения ориентировать эмиссионную политику на поддержание валютного паритета, регулировать ее в зависимости от динамики цен, от динамики учетно-ссудного процента). В условиях планового ценообразования, планового распределения ссуд и установления процентных ставок эти критерии оказывались неприменимыми.

Как отмечал С. Струмилин, в условиях планового регулирования цен индекс цен в обобществленной торговле становится малочувствителен к изменению массы денег в обращении и реагирует лишь на чрезмерное переполнение каналов денежного обращения, указывая на опасность после того, как она уже наступила.

Неприемлемыми были и предложения регулировать эмиссионную политику в зависимости от динамики валютного паритета червонца. Динамика валютного паритета отнюдь не совпадает с динамикой потребной для внутреннего оборота массы денег.

Проблемы валютного паритета червонца ставились в 20-х годах не только в связи с определением массы денег в обращении, но и привлекали самостоятельное внимание. В течение 1923—1926 гг. Наркомфин осуществлял золотовалютные операции на внутреннем рынке в целях поддержания устойчивости червонца. Эти операции заключались как в скупке валютных ценностей за счет дополнительной эмиссии червонцев, так и в продаже на рынке золота и иностранной валюты в те периоды времени, когда курс червонца опускался ниже официального паритета. Существовал внутренний валютный рынок, в десяти городах (Москва, Ленинград, Харьков, Киев, Тбилиси, Батум, Ростов-на-Дону, Владивосток, Баку, Ереван) функционировали фондовые отделы при товарных биржах, где осуществлялась купля-продажа валютных ценностей. Вплоть до середины 1925 г. эти операции были прибыльны для государства. В середине 1925 г. в связи с инфляцией червонца на внутреннем рынке его курс на инвалюту стал снижаться. В экономической литературе проходила интенсивная дискуссия о судьбе валютного паритета. В. Новожилов предлагал снизить официальный курс червонца на инвалюту в соответствии с реально складывавшимся паритетом и уровнем цен на внешнем и внутреннем рынках. Ведущие работники Наркомфина (Г. Сокольников, Л. Юровский и др.) возражали против снижения официального курса червонца, полагая, что это приведет к дальнейшему росту цен и обесценению советской валюты. Между тем поддержание практической обратимости советской валюты на уровне официального паритета к весне 1926 г. стало невозможным, и от него пришлось отказаться. Были запрещены свободная купля-продажа иностранной валюты и золота на внутреннем рынке, ввоз и вывоз червонца за границу. Советская денежная система оторвалась от системы мировой. Это имело ряд негативных последствий. Был утрачен объективный измеритель эффективности экспорта и импорта, исчезла одна из опор, поддерживавшая доверие мелких собственников города и деревни к червонцу, видимо, более правильным решением было бы снижение официального паритета червонца или же отказ от поддержания определенного курса, введение свободного, "плавающего" курса червонца на инвалюту, чем полный отказ от конвертируемости советской валюты.

Итак, уровень цен, уровень ссудного процента, динамика валютного паритета не могли служить критериями, определяющими недостаток или избыток денег в обращении. Эмиссия банкнот (червонцев) не могла также регулироваться непосредственно с помощью таких показателей, как объем товарооборота, скорость денег в обращении, поскольку товарооборот обслуживался не только червонцами, но и векселями, безналичными перечислениями и чеками (хотя удельный вес налично-денежного обращения в общем объеме наличного и безналичного обращения был в 20-х годах значительно выше, чем в настоящее время). Общая масса обслуживающих товарооборот денежных средств - наличных и безналичных — связана с эмиссией банкнот не прямой, непосредственной, а сложной, опосредованной связью; общая масса обслуживающих товарооборот денежных средств зависит как от объема банкнотной эмиссии, так и от притока временно свободных средств на счета в банках, а этот приток в свою очередь зависит от степени охвата хозяйства кредитными отношениями, от того, насколько нормально протекает хозяйственный оборот. Для того чтобы дать хотя бы общие ориентиры эмиссионной политики, необходимо было раскрыть зависимость между эмиссией банкнот и формированием общей массы платежных средств. Что представляет собой масса платежных средств, как она формируется, из каких компонентов состоит — для ответа на эти вопросы определенный интерес и сегодня представляют постановки, содержащиеся в литературе 20-х годов.

С. Киселев и А. Соколов различали в общей массе платежных средств наличные деньги и депозиты (записи на счетах в банках), причем массу наличных они рассматривали как независимую величину, а депозиты - как величину, производную от массы наличных. Образование депозитов связывалось этими авторами с депонированием наличных денег, а эмиссионная деятельность банка сводилась к эмиссии банкнот19.

Л. Шанин не только различал наличные и депозиты, но и подчеркивал весьма существенное различие между депозитами, возникающими на основе депонирования наличных, и депозитами, возникающими в результате безналичной эмиссии, т. е. непосредственно эмитированными банком. Соответственно в общей массе денежной эмиссии он выделял эмиссию наличных и эмиссию безналичных платежных средств20.

Хотя названные авторы по-разному трактовали структуру платежных средств, все они исходили из того, что масса реально обращающихся денег не тождественна объему эмиссии, поскольку в процессе хозяйственного оборота денежная масса обладает способностью к расширению, к самогенерации. Следовательно, для того чтобы определить размер необходимой эмиссии, нужно предварительно установить соотношение между массой эмитируемых средств, их дальнейшей самогенерацией и объемом платежных средств, оптимально необходимых для обращения.

Попытка теоретически выяснить закономерности, определяющие соотношение между массой эмитируемых денег и общим объемом платежных средств, функционирующих в народном хозяйстве, содержалась в работе Ф. Михалевского21. Ф. Михалевский исходил из выдвинутого К. Марксом положения о том, что одна и та же денежная единица может порождать вклады на сумму, многократно ее превосходящую. Общий объем вкладов, полагал Ф. Михалевский, зависит от соотношения скорости оборота денег в качестве банковского пассива и скорости обращения денег в качестве временно свободной наличности вкладчика. Чем быстрее обращаются деньги в качестве банковского ресурса (выдаются в виде ссуд, вновь оседают на счетах в банках, но уже на счетах ссудополучателей), тем больше возрастает общая масса платежных средств.

В литературе 20-х годов делались также попытки эмпирически уловить связь между эмиссией и общей массой платежных средств. Такие попытки содержались в работах С. Киселева и А. Соколова22.

Регулирование денежного обращения со времени выпуска в обращение червонца было неразрывно связано с кредитованием народного хозяйства. Удовлетворяя потребность народного хозяйства в кредитах, Госбанк тем самым предоставлял обороту средства обращения и платежа. Связь эмиссии денег с кредитом означает, что эмиссия осуществляется в соответствии с запросами народного хозяйства, а не для покрытия государственных расходов.

Казалось бы, тем самым обеспечивается устойчивость денежной единицы, исключается выпуск в обращение излишних, ненужных обороту денег. Однако уже летом—осенью 1923 г. обнаружилось, что эмиссия червонцев сопровождается падением их покупательной способности, ростом цен, в результате чего осенью 1923 г. возник кризис сбыта промтоваров. В ходе дискуссии о кризисе сбыта (наряду с вопросом о влиянии кредитной эмиссии на ценообразование, о чем речь шла выше) обсуждался вопрос о том, каким образом кредитная эмиссия, осуществляемая в соответствии с потребностями хозяйственного оборота, может вызывать обесценение денег.

Некоторые авторы (И. Бялый и др.) утверждали, что банкнотная эмиссия не может сама по себе вызвать обесценение денег и рост цен, поскольку она осуществляется в соответствии с потребностями хозяйства в кредитах в отличие от казначейской эмиссии, осуществляемой для покрытия бюджетного дефицита без всякой связи с потребностями оборота в денежных средствах23. Напротив, другая группа авторов (С. Фалькнер, Н. Шапошников) подчеркивала тождество банкнотной и казначейской эмиссий как факторов динамики цен; и банкнотная, и казначейская эмиссия означают, по их мнению, вталкивание в оборот дополнительной денежной массы, что ведет к обесценению денег.

Нам представляется в принципе неправильным утверждение, отождествляющее банкнотную и казначейскую эмиссии. В то же время нельзя не видеть, что банкнотная эмиссия при определенных условиях может порождать такие явления, как излишек денег в обращении, обесценение денежной единицы.

Большой интерес для решения этого вопроса представляет позиция тех экономистов, которые выдвигали дифференцированный подход к кредитной эмиссии, ее распределению и использованию. Эти авторы (М. Боголепов, Ф. Радецкий, А. Кактынь) подчеркивали, что для воздействия на устойчивость денежной единицы важное значение имеет соотношение между долгосрочным и краткосрочным кредитом, ссудой денег и ссудой фондов. Так, М. Боголепов писал: "Вряд ли можно утверждать, что промышленности дано было слишком много кредита... В кредитной политике неудачным было то, что путем краткосрочного кредита удовлетворялись нужды промышленности по существу в долгосрочном кредите. Вследствие этого работа банков не создавала того, что принято называть кредитным оборотом, а получалось главным образом накачивание в промышленность необходимых денежных капиталов"24.

Качественное различие между ссудой денег и ссудой фондов (капиталов — в терминологии тех лет), впервые в советской экономической литературе рассмотренное в связи с кризисом сбыта 1923 г., оставалось актуальной проблемой и в последующие годы.

Ряд авторов (3. Каценеленбаум, М. Соболев) вообще оспаривали правомерность такого различения, все активные кредитные операции рассматривали как ссуду капитала25. Возражавший 3. Каценеленбауму А. Мендельсон убедительно показал качественное различие между ссудой денег и ссудой фондов26.

Каковы те признаки, которые отличают предоставление обороту необходимых средств обращения и платежа от предоставления промышленности и торговле дополнительных фондов (капиталов) в денежной форме?

Существуют ли формы кредитования, строго означающие либо ссуду денег, либо ссуду капитала? Можно ли, например, считать учет векселей исключительно ссудой денег, а кредит, предоставляемый без всякого обеспечения (банковый кредит), — ссудой капитала? Советские экономисты (Н. Шапошников, А. Мендельсон) пришли к выводу о подвижности границы между ссудой денег и ссудой капитала, в результате чего за одной и той же формой кредитования могут скрываться качественно различные по своей природе ссуды. В зависимости от сроков погашения ссуда денег может превращаться в ссуду капитала27.

Разработка вопроса о качественно различной природе активных операций банков — ссуды денег и ссуды фондов — требовала изучения и другого, тесно связанного с данным вопроса — о количественно различных ресурсах кредитования, являющихся источниками ссуды денег и ссуды фондов. Особенно большое значение имел вопрос о роли кредитной эмиссии в качестве ресурса кредитования. Может ли за счет эмиссии удовлетворяться потребность в ссуде фондов, может ли кредит хотя бы в ограниченных размерах расширять общую массу капиталов в стране или же кредит может создавать только средства обращения и платежа — эти вопросы были очень актуальны в 20-х годах, когда на практике выход кредита за рамки потребностей товарооборота в деньгах был частым явлением.

Н. Шапошников полагал, что банкнотная эмиссия в безналичной форме (в отличие от эмиссии банкнот) способна создавать капитал28.

В 1926 г. в Российской ассоциации институтов общественных наук состоялась дискуссия по теории кредита, в ходе которой обсуждался вопрос о том, является ли денежная эмиссия созданием капиталов или же только созданием платежных средств. В целом утвердительно на вопрос о возможности банковского капиталотворчества отвечал Д. Кузовков. Напротив, С. Фалькнер подчеркивал, что банки посредством эмиссии создают не капиталы, а платежные средства, причем предоставление их в ссуды означает, по мнению С. Фалькнера, перераспределение капиталов в пользу получателей кредита. Такое перераспределение капиталов неизбежно связано с инфляцией. Теория кредита, развивавшаяся С. Фалькнером, была продолжением "теории эмиссионного хозяйства", выдвинутой им в годы военного коммунизма. Аналогичную позицию занимал А. Финн-Енотаевский29.

3. Каценеленбаум (докладчик на дискуссии) полагал, что банк, эмитируя средства платежа, может в ограниченных размерах создавать капитал. Потребность товарооборота в деньгах эластична; расширяя денежную массу в обращении до пределов, допускаемых товарооборотом, банк тем самым увеличивает общую сумму общественного капитала. Когда банк переходит за эти границы, он попадает в полосу инфляции30.

Ряд авторов (Г. Козлов, Ю. Митлянский) пытались теоретически определить границы расширения массы денег в обращении (и, следовательно, кредитов), допустимые с точки зрения потребностей товарооборота в деньгах, с учетом эластичности этих потребностей. Как полагали Г. Козлов и Ю. Митлянский, кредит может и должен на определенную величину превышать стоимость наличных производственных ресурсов. Тем самым антиципируется стоимость, которая будет создана в будущем, учитывается фактор времени31. Однако выход кредита за рамки наличных ресурсов неизбежно может быть лишь весьма ограниченным.

В целом советские экономисты сформулировали положение, что эмиссия в принципе может служить источником лишь таких кредитов, которые означают предоставление обороту необходимых ему средств обращения и платежа, т. е. денежной формы уже имеющихся в обороте капиталов в товарной форме. Выход эмиссии за эти пределы допустим лишь в крайне ограниченных масштабах. Предоставление промышленности и торговле дополнительных капиталов, включая оборотные средства, должно осуществляться лишь за счет аккумулированных накоплений или средств, устойчиво высвобождающихся из оборота32.

В 20-х годах в советской экономике различие между ссудой денег и ссудой капиталов получило внешнее проявление в противоречии между потребностью товарооборота в деньгах и потребностью предприятий промышленности и торговли в кредитах на пополнение оборотных средств. Когда в 1925 г. появились первые признаки нехватки промышленных товаров на рынке, что свидетельствовало о некотором избытке денег в обращении, торговые предприятия (государственные и кооперативные) испытывали финансовые трудности, им не хватало оборотных средств для продвижения товаров к покупателю. В течение 1925 г. "товарный голод" усиливался, товары, выбрасываемые на рынок, быстро раскупались, средства промышленности и торговли обращались быстро и беспрепятственно, что создавало видимость финансового благополучия. Сокращение эмиссии, стабилизация массы денег в обращении в 1926 г. позволили добиться ослабления "товарного голода", снижения цен, увеличения товарных запасов; при этом несколько замедлился оборот средств в хозяйстве, что было вполне нормально. Однако одновременно с сокращением массы излишних денег и замедлением оборота обнаружились серьезные финансовые трудности промышленности и торговли, нехватка оборотных средств, увеличение потребности в кредите, что повело к новому давлению на эмиссию как источник кредитования.

Сложность, противоречивость ситуации заключалась в следующем: расширение производства в промышленности требовало притока финансовых средств, в том числе новых кредитов. Расширение кредитования за определенные границы вело к образованию излишка денег в обращении, инфляции, росту цен. Рост цен делал нерентабельным экспорт, затруднял заготовки. Сокращались возможности экспорта и импорта. А с импортом оборудования и сырья для промышленности связывались планы индустриализации. Для того чтобы расширить импорт, нужно было расширить экспорт. Для этого экспорт должен был быть рентабельным, что требовало снижения цен на внутреннем рынке, сокращения и потребительского спроса. Следовательно, нужно было сократить кредиты промышленности, значит, временно сократить планы ее развертывания, планы капитального строительства.

В 1926—1927 гг. верх взяли сторонники осторожной денежной политики и снижения цен. Ссуды промышленности были сокращены, масса денег в обращении стабилизирована, цены снижены. Казалось, что желаемое оздоровление экономики достигнуто. Однако экономика столкнулась с рядом противоречий, не поддававшихся разрешению путем кредитно-денежного регулирования.

Снижение цен, достигнутое в 1926—1927 гг. путем административного нажима на торговую сеть, не сопровождалось снижением себестоимости, нехватка товаров не была преодолена полностью, хотя спрос был несколько ограничен. Крестьянство не имело достаточно стимулов для реализации своих товаров; рынок не был насыщен промтоварами, растущий спрос городского населения поглощал прирост производства промтоваров.

В конце 1927 г. Госбанк вынужден был резко расширить кредитование промышленности, вследствие чего возросла масса денег в обращении, возобновился рост цен, нехватка товаров усилилась, обострились трудности с хлебозаготовками.

В чем причина этих явлений? Почему огромный рост промышленного производства не давал возможности насытить крестьянский рынок? Почему нормализация торгового оборота вызвала резкую нехватку оборотных средств в промышленности и торговле? Почему в конце 1923 — начале 1924 г. удалось безболезненно снизить цены и ограничить кредиты, а попытка повторить этот маневр в 1926—1927 гг. окончилась неудачей? Что в хозяйственной ситуации изменилось по сравнению с 1923—1924 гг.?

По нашему мнению, причина заключается в том, что в 1923—1924 гг. не только росло производство, но и повышалась его эффективность, снижалась себестоимость, росла производительность труда. В 1926—1927 гг. эти процессы замедлились или прекратились. Производительность труда в 1923—1924 гг. росла за счет того, что стали удовлетворяться элементарные потребности в пище, было преодолено физическое истощение работников. Для дальнейшего роста производительности труда нужны были уже другие факторы, улучшение техники и организации производства. Себестоимость в 1923—1924 гг. снижалась благодаря расширению производства, вовлечению в оборот законсервированных основных фондов. В 1926—1927 гг. лучшие из сохранившихся фондов уже работали, вовлекались в оборот худшие, что вело не к снижению, а к повышению себестоимости. Словом, нужны были рационализация производства, инициатива, предприимчивость, экономное, рациональное использование тех относительно небольших накоплений, которые могло дать народное хозяйство. Между тем управление промышленностью носило во многом черты бюрократического централизма.

Неэффективная работа промышленности, наличие огромного аппарата управления приводили к тому, что быстрый рост производства сопровождался столь же быстрым ростом городского спроса. Уже в 20-х годах возникла проблема "долгостроя", сроки строительства оказались на порядок больше, чем на Западе, расход материалов — в несколько раз больше и т. д. Неэкономное использование ресурсов порождало постоянную потребность предприятий в приросте оборотных средств, что вело к росту кредитов и массы денег в обращении.

Как известно, в первые годы нэпа были созданы хозрасчетные тресты, работавшие для получения прибыли. Однако нужно иметь в виду, что число хозрасчетных трестов было крайне невелико (400—500 трестов по всей стране). Предприятия, входившие в состав трестов, хозрасчетными правами не пользовались. Синдикаты, возникшие как добровольные объединения трестов, постепенно приобретали черты управленческого звена. Параллельно с синдикатами трестами управляли главки — отраслевые подразделения ВСНХ. Малочисленность трестов и синдикатов обеспечивала им монопольное положение на рынке и вместе с тем облегчала весьма жесткое руководство трестами со стороны главков ВСНХ. Тресты и синдикаты выступали, с одной стороны, как монопольные получатели прибыли, с другой стороны, будучи органами управления целой отрасли или подотрасли, они превращались в одну из управленческих инстанций.

В 1925—1926 гг. политика снижения цен рассматривалась иногда как замена конкуренции, имитирующая ее последствия, принуждающая предприятия к снижению издержек, техническому прогрессу и т. д. Практика, однако, этого не подтвердила: на принудительное снижение цен тресты, оставаясь монополистами, отвечали снижением качества, изменением ассортимента и т. д.

Между руководством трестов и предприятий шла борьба за расширение прав предприятий, за перевод их на хозрасчет. Принятый в 1927 г. закон о государственных промышленных трестах обязывал руководителей трестов перевести входившие в их состав предприятия на хозрасчет, выделить им самостоятельный счет в банке, предоставить право осуществлять операции на рынке. Перевод предприятий на хозрасчет, развязывание их инициативы и заинтересованности могли сыграть решающую роль в разрешении тех противоречий, с которыми столкнулась экономика во второй половине 20-х годов. Этого, однако, не произошло. Тресты, которым вопреки их ведомственным интересам был поручен перевод предприятий на хозрасчет, затягивали претворение в жизнь закона 1927 г. Неоднократно принимавшиеся дополнительные постановления и проверки мало помогли делу. К концу 1929 г. предприятия так и не были переведены на хозрасчет.

На рубеже 20-х и 30-х годов был взят курс на ликвидацию товарно-денежных отношений, рыночной смычки между городом и деревней, кредитно-денежного регулирования экономики, хозрасчетных отношений в промышленности. Рассмотрение мероприятий того периода (реорганизации промышленности, кредитной реформы и др.), их последствий, их отражения в экономической литературе выходит за хронологические рамки данной работы.