Электричка в Буслаевку

Глава 3

Трусом я себя никогда не считал. Однако сейчас меня буквально сковало ужасом. Липкий страх заполнил сознание, вогнал в ступор, холодом растёкся по телу. Сердце стучало так, что казалось, его слышно за километр. Ни разу в жизни на моих глазах вот так, походя, не убивали людей. И уж тем более не отрубали им головы.

«Меня здесь нет, меня здесь нет, здесь нет никого, это всего лишь сон, страшная сказка, такого не может быть…», — билось в мозгу.

Левое запястье горело огнем, будто его стянули раскаленным обручем. Рядом шуршала трава, трещали кусты, чертыхались продирающиеся сквозь них «нукеры». Секунда-другая, и меня обнаружат, а я даже пальцами не в силах пошевелить. Сжался комком, лежу в яме из-под вывороченного пня и беззвучно молюсь, в тщетной надежде, что «ищущие» пройдут мимо. Или что всё вдруг исчезнет и я просто проснусь…

— В кустах никого, господин Джавдет, — прозвучало поблизости.

Затем словно кто-то притопнул ногой, стряхивая с сапог пыль и прилипшие к ним травинки, а потом послышался шелест вкладываемого в ножны меча.

— Хорошо. Продолжаем движение. По машинам!

— Господин сотник, а этих куда?

— Этих с собой. В Буслаевке разберёмся…

Очухался я минут через пять, когда снаружи всё стихло.

Дрожащей рукой вытер со лба пот. Запястье уже не жгло. Машинально взглянул на часы. Обе стрелки застыли около цифры шесть. Вроде совсем недавно болтал с ушлыми продавщицами, подсчитывал деньги, изучал расписание электричек, прикидывал, как вернуться и где переночевать, и вот — на тебе. Всего только час пролетел, а кажется — целая вечность.

«Блин! Но как же они меня не заметили?! Я же почти не прятался».

А вообще — нефиг раздумывать. Надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. К черту такие приключения…

Выполз из ямы. Выбрался на проезжую часть. Огляделся.

На другой стороне дороги из земли торчал шест. На небрежно обструганную лесину была насажена человеческая голова. Потухшие глаза Филимона пялились на меня мёртвым взглядом.

Спустя секунду содержимое моего желудка вывалилось на щебенку. И давешние пирожки, и квас, и всё остальное, выпитое и съеденное раньше, в старом привычном мире, где не было ни когтей, ни чешуек, ни пролетающих в небе драконов, самобеглых телег, ханских нукеров, казнённых непонятно за что деревенских жителей…

Сложно сказать, сколько времени я выворачивал себя наизнанку.

В любом случае, райскими эти секунды не назовешь. Думалось, сейчас сдохну. Слышал, конечно, что это нормальная реакция организма на потрясение, но одно дело — слышать, и совершенно другое — испытать на собственной шкуре. Дали бы мне сейчас стакан спирта, выхлебал бы его как воду и ничего не почувствовал…

Закончив блевать, я поднялся с колен и, прихрамывая на ушибленную ногу, медленно побрёл к лесу. Возвратиться на станцию — лучшее, что можно сейчас предпринять. Какая-никакая, а цивилизация. И люди не психбольные — ни цепями тебя приголубить не пробуют, ни бОшки мечами не отрубают…

Часа через полтора я понял, что заблудился. А спустя ещё час — что окончательно. Вроде бы правильно шел, направление определил верно, по солнцу — оно пока освещало верхушки деревьев, хотя и не столь ярко, как в начале пути. Однако же заплутал. Как последний лох. Точнее, как горожанин в «надцатом» поколении, настоящий лес видевший только по телевизору и даже не подозревавший о том, что мох не асфальт, а «дикие» хвойные совсем не похожи на увешанные гирляндами новогодние ёлки. Мощёных дорожек тут нет, а вот крапивы, колючек, острых сучков и глинистых, заполненных жижей промоин более, чем дофига.

Нога уже почти не болела, но радости от этого я не чувствовал. В ботинках хлюпало, рубашка прилипала к спине, воротник натирал шею, а джинсы с ветровкой превратились непонятно во что — мокрое, рваное и жутко замызганное. Хорошо, у ветровки молнии на карманах, а то бы как пить дать все местные деньги посеял, без них меня на поезд хрен пустят, за красивые глаза обратный билет не получишь…

Словом, шел я, шел, а лес не кончался и не кончался. Мало того, он становился всё сумрачней и дремучей. Или это мне просто казалось. От общей усталости и совершеннейшей безнадеги. Неужели придётся здесь ночевать, как какому-то вконец опустившемуся бомжаре? Заснешь под кустом и не успеешь опомниться, как тебя какая-нибудь зверюга сожрёт. Или, например, комары закусают. Они — гады известные. Налетят толпой и примутся кровушку пить. До тех пор, пока от жертвы останется лишь высохшая тушка. Мумия неизвестного фараона, только без сокровищницы под боком и пирамиды над головой. Честно скажу, мне этого совсем не хочется. В смысле, и мёрзнуть в ночном лесу, и комаров кормить, и местным хищникам на обед попадать. А они тут, похоже, водятся. Видеть я их не видел, но слышал точно. Время от времени кто-то ухал, шуршал в ветвях, скребся когтями о древесину, тоскливо выл в отдалении. Не знаю, волк это был или нет, но ощущения не из приятных. Читал, что серых можно огнём напугать, да только где ж его взять, этот огонь. Нечем костер развести, при себе ни спичек, ни зажигалки. Разве что дерево потверже найти и лбом об него постучаться, типа, чтоб искры из глаз посыпались… Шучу, конечно, хотя на самом деле ничего тут весёлого нет. Отбиться от волчьей стаи можно только в кино…

Помимо мыслей о местной фауне меня терзали и другие, не менее важные. Безумно хотелось жрать. А пить ещё больше. Желудок-то совершенно пустой. Всё, что в нём было, «оставил» на дорожной щебенке. В брюхе — как в сейфе проворовавшегося бухгалтера. Заполнить его — проблема проблем.

Грибы я собирать опасался. Фиг знает, какие в этом мире съедобные, а какие поганки. Слопаешь какой-нибудь «мухоморчик» — в лучшем случае просто глюки поймаешь, в худшем — загнешься с концами. Шишки — тоже морока. Смотрел как-то по телеку фильм, где промысловики «окучивали» кедровник. Ходили с мешками, били по стволам здоровенными колотушками, а потом собирали упавший на землю «натюрпродукт». Попробовал так же. Нашел какую-то жердь и со всей дури лупанул по подходящей ёлке. Результат нулевой. Сверху ничего не упало, руки отбил, жердина сломалась. Тьфу, одним словом.

Оставался единственный вариант — ягоды. Однако и здесь всё было печальнее некуда. Несколько раз попадались какие-то кустики с черными бусинами на ветках, но, опять же, неясно, съедобные они или нет. Может, черника, а, может, и волчья ягода — становиться подопытным кроликом не решился.

Слава богу, жажду кое-как утолил. Пить из луж не рискнул, но затем набрел на заросли лопухов. На их широких листах скопилось достаточно влаги — ее-то всю и слизал. Пусть немного, но лучше уж так, чем вообще без воды.

С едой мне повезло уже в сумерках, через три с лишним часа от случая на дороге. Наткнулся, наконец, на то, в чём хоть как-то, но разбирался. На малинник. Довольно густой и обширный, хотя и не слишком высокий, примерно по пояс.

Рухнул в изнеможении на колени и, не обращая внимания на ломкие, царапающиеся стебли, принялся с жадностью поглощать лесные дары. В жизни ничего вкуснее не ел. Малина была крупной и сочной. Ягодки буквально таяли во рту, сок тёк по губам, к ладоням прилипали случайно сорванные листья и веточки, а я всё не останавливался и не останавливался. Ел и ел, ел и ел, ел и ел… И даже не заметил, как оказался в центре кустарника. Опомнился лишь, когда впереди что-то вдруг затрещало и… зарычало.

Грозно взревев, из малиновых кущей поднялась косматая тень. В лицо мне дохнуло смрадом.

Левое запястье опять обожгло «огнем». Стиснув зубы и превозмогая боль, я подскочил на ноги и совершенно неожиданно для себя заорал благим матом:

— Пошёл вон, урод! Это моя малина!

Под руку попалась трухлявая ветка. Размахивая ей как саблей, я попёр на «соперника».

— Исчезни, скотина!

Никакого испуга не было и в помине. Только непонятная, почти запредельная ярость и злость на то, что какая-то сволочь хочет занять моё место возле «кормушки».

Воздух вокруг словно сгустился. Я толкал его, давил как поршень в домкрате, ощущая себя едва ли не гидравлическим прессом, сминающим стальные болванки и формирующим из них готовый прокат.

Тугая волна отбросила противника метра на три. Зверь шмякнулся наземь, после чего жалобно взвыл и… рванул прочь от меня, смешно косолапя и подкидывая на бегу мохнатую задницу.

Преследовать его не было ни сил, ни желания. Вспышка внезапной ярости так же внезапно прошла, ноги перестали держать, я брякнулся на четвереньки и вдруг, ни с того, ни с сего, затрясся в истерическом хохоте.

«Это что ж получается? Я, выходит… медведю морду набил?..»

Адреналиновый отходняк закончился где-то через минуту. Тело уже не тряслось, нервная дрожь прошла, а мысли потекли, наконец, в правильном направлении.

Устало вздохнув, стянул с руки прадедову «Победу». Ремешок холодный. Приложил к уху. Тикают. Но всё равно — чувствую, часики непростые. Первый раз они «горели огнем», когда прятался от «нукеров» и меня не заметили, хотя, казалось бы, вот он я, у всех на виду. Теперь вот медведя удалось отогнать, и тоже… «ожог третьей степени». Правда, следов никаких. Кожа чистая, волдырей нет, всё как обычно… М-да, любопытная ситуёвина. Надо бы с ней разобраться. Только не прямо сейчас, а позднее. Когда дорогу из леса найду…

Дорогу я отыскал спустя полтора часа. Почувствовал, что идти стало легче, а ещё через пять минут понял — под ногами тропинка.

К этому времени двигался уже как сомнамбула. Если бы не висящая над лесом луна, давно бы плюнул на всё и завалился спать под каким-нибудь кустиком. В кромешной тьме хрен чего разглядишь, идёшь на ощупь, будто по минному полю. Один неверный шажок и — либо в болоте увязнешь, либо о корягу запнешься, либо в овражек какой улетишь и не выберешься. А в лунном свете хоть что-то, да видно. Деревья, по крайней мере, различить можно.

Тропинка привела меня на лесную поляну. Трава на ней была явно выкошена. Посередине стояла избушка. Вокруг невысокий заборчик, видимо, чтобы обитатели леса случайно не забредали. Я их, кстати, уже не боялся. После встречи с медведем любая другая живность казалась малоопасной мелочью. Человек — царь зверей. Сам, кого хочешь, сожрёт. Особенно, если голодный и злой. Уставший, как собака, и желающий одного — покинуть царство природы и вновь прикоснуться к благам родимой цивилизации…

В заборе имелась калитка. Закрывалась она на простую щеколду.

Просунул руку, открыл «замок», вошёл, озираясь, во двор.

Свет в окне не горит, и тихо, как в танке. Либо нет никого, либо спят.

Осторожно постучал в дверь. Потом еще раз, настойчиво. Подождал, прислушался. Толкнул створку. Оказалось — не заперто.

— Эй, хозяева! Дома кто есть?

Мне никто не ответил.

Ну что ж, на нет и суда нет. Заглянем, пожалуй. Хоть и незваный гость, надеюсь, хозяева не обидятся…

Входного тамбура (не помню, как он правильно называется по-деревенски: то ли сени, то ли сенцы, то ли вообще рундук) в доме не оказалось. Я сразу очутился в просторной комнате. Похоже, она занимала всё внутреннее пространство избы. БОльшая часть комнаты скрывалась в таинственном полумраке, но проникающего в окно лунного света вполне хватало, чтобы понять: «лишних» стен и перегородок здесь нет. А вот что есть, определить пока трудно. Детальное «обследование» требовало освещения поярче.

Машинально пошарил рукой по стене в поисках выключателя. Как ни странно, он тут же нашёлся. Только не привычный клавишный, а поворотный.

Под потолком зажглись четыре тусклые лампочки. Сложно сказать, на каком принципе они работали. Обычные колбы в патронах, но стекло матовое, а что за ним — нить накаливания, светодиоды, люминисцентные трубки или что-то другое — не разглядеть. Уверен лишь в том, что электричество так или иначе используется, поскольку все лампы подвешены на проводах. Еще одна непонятка — источник энергии. Тянуть кабель в лесную избушку — занятие бессмысленное, затраты на его прокладку никогда не окупятся. Поэтому, скорее всего, источник в доме. Какой именно, узнаю, когда увижу хозяина. Главное, не забыть его об этом спросить..

В общем и целом, помещение напоминает «берлогу старого холостяка». Сам прожил в таком режиме несколько лет, да и сейчас живу. Исключение — месяц, когда меня пыталась «приручить» Лизавета. Однако ничего у неё не вышло: я оказался крепким орешком и на соблазн не поддался. Регламент и дисциплина не смогли одолеть стремление к творческому беспорядку, и едва мы расстались, всё тут же вернулось на круги своя.

Здесь, по всей видимости, никаких исключений не было. Никто и никогда не пытался изменить привычный уклад. Если какой-то предмет бросили под кровать, значит, там ему самое место. А если вещь валяется на столе, значит, она может понадобиться в любую секунду и убирать её, как минимум, глупо. Странно, но большинство женщин, даже самые умные, этого не понимают и вечно норовят переставить всё «как положено», так, что потом хрен что найдешь…

Пыли и грязи на полу нет, комната довольно чистая. Но вообще догадываешься об этом не сразу — на первый взгляд, хлама полно. Хотя хлам — понятие относительное. Вот, например, лежащий на столе бумажный сверток, внутри кусок копчёной колбасы и полбуханки чёрствого хлеба. Для чистюли-эстета это всего лишь мусор, но для меня нынешнего — пища богов. Выкидывать её — подлинное святотатство. А вот съесть и запить водой из стоящего на лавке ведра, точнее, из кружки, которая рядом — самое то. Наслаждение сказочное.

Кстати, я немного ошибся. Комната в избе не одна. В дальнем углу висит рукомойничек, под ним жестяной поддон, сбоку неприметная дверца. Что за ней, по-любому понятно, но я всё же — исследовать, так исследовать — туда заглядываю. Как и предполагалось, внутри дощатый помост, в нем, соответственно, «дырка». Нормальный такой люфт-клозет. Странно только, что запаха не ощущается. Надо, наверное, и об этом хозяина расспросить, когда он появится. Утилизация отходов — процесс, прямо скажем, неаппетитный, и если местные нашли способ сделать его дешевым и быстрым, то у нас подобная технология настоящее «золотое дно». Кто ей овладеет, тому никакие кризисы не страшны…

Помимо обеденного стола в помещении имеется и рабочий. Он шире, длиннее и почти весь, за исключением маленького пятачка, завален щепочками, железками, винтиками, обрывками проводов, коробочками, баночками, шкатулками, а также разнообразными инструментами, включая миниатюрную дрель, паяльник и станок для намотки проволоки.

Похоже, живущий здесь увлекается изобретательством и моделизмом. На расчищенном крае стола стоит модель теплоэлектровоза на рельсах. Она не окончена — не хватает половины колес и кабин машинистов. Но всё равно — выглядит почти как настоящая, масштаб где-то один к ста. Не удивлюсь, если окажется, что внутри действующий двигатель и электровоз может ездить туда-сюда.

Возле стола высокий стеллаж. На нём уже готовые модели. Многочисленные тележки, повозки, машины, кораблики, но все же бОльшая часть прототипов относится к подвижному составу: локомотивы, вагоны, мотрисы, участки путей, есть даже искусно выполненное здание вокзала с перроном и семафорами. Видимо, хозяин избы — железнодорожный фанат или пенсионер-путеец, уже отошедший от дел, но ещё ностальгирующий по былым временам.

Впрочем, на стеллаже не только модельки. Присутствует и другое. Некие технические устройства, напоминающие пособия по школьной физике. Вот аналог электрофорной машины, вот «лейденская банка», электростатический маятник, полуразобранный трансформатор, электрометр с принадлежностями… Может, этот моделист-конструктор когда-то преподавал, ну и… осталось кое-чего от старой работы? Хотя какая, блин, разница? Осталось — не осталось, сам он это всё смастерил или же часть со службы упёр… Главное, что руки у мужика растут из нужного места и голова варит. С такими руками и головой на копейку-чешуйку он всегда заработает, без воровства и мошенничества, в любом времени и в любом мире…

Кроме столов и стеллажа в избе имеются шкаф, буфет, узкий топчан и печь-дымоход. Последняя совсем не похожа на «русскую» — ни лежать, ни готовить еду на ней невозможно. Она больше напоминает камин, нежели персонаж сказки про Емелю и щуку, но в то же время довольно массивная и архитектурно делит комнату на две половины. Одна — условно рабочая, другая — для отдыха и приема пищи.

Завершаю осмотр «экспозиции» и перехожу к более прозаичным вещам.

Хоть это и нехорошо — лазить по чужим шкафам, но всё-таки я это делаю. Почему? Да потому что: ветровка грязная и изодранная, левый ботинок уже просит есть, а правый вот-вот сделает то же самое, джинсы ещё не разорвались, но совершенно сырые — надо бы просушить их вместе с рубашкой. Про носки вообще молчу. Мало того, что запах как от козла преклонных годов, так ещё истёр их до дыр, пока шастал по лесу — ткань дрянная и для туризма явно не предназначена.

Словом, разоблачаюсь до трусов и ищу, во что завернуться, чтоб не замёрзнуть.

Одежды в шкафу не так много. Размер, правда, мой, ну разве что в длину немного великовато. И обувь тоже подходит, не жмёт и не хлябает. Две пары сапог, ботинки… на вид достаточно крепкие. Попробовать их что ли купить у хозяина? Деньги у меня есть, на новый прикид, думаю, хватит. Но это попозже. Сначала нужно просто прикрыть «срам».

В итоге нахожу какую-то простыню и обматываю её вокруг себя, как римскую тогу. На ноги напяливаю тапки-шлепанцы с деревянной подошвой.

Гляжу в висящее на стене потёртое зеркало. «Патриций, блин!» Прямо как после бани и водки, морда только не довольная и распаренная, а бледная, исцарапанная, с «малиновыми» потеками и шлепком засохшей глины на лбу. И «шерсть» взъерошена, как у драчливого воробья…

Иду к рукомойнику, сбрасываю «накидку» и умываюсь до пояса. Потом обнаруживаю одёжную щетку и кое-как отчищаю от грязи штаны и ветровку. Нет, до утра джинсы точно не высохнут, поэтому опять натягиваю их на себя — пусть на ногах досыхают, за счет «внутренней теплоты организма», затем выключаю свет (чего зря энергию жечь?) и иду в темноте к топчану. «Диван-кровать» покрыта какими-то шкурами, то ли оленьими, то ли лосиными, то ли вообще — коровьими. В «голове» — мягкий кожаный валик. Чем он набит, не знаю, но как подушка вполне подойдет.

Укладываюсь на лежанку, закидываю руки за голову и начинаю прикидывать, что делать дальше. В любом случае, надо дождаться хозяина, повиниться перед ним за то, что вломился без спроса в чужую избу, поговорить, выяснить обстановку, спросить, как до железки добраться, прикупить одежонку, то, сё…

За досужими мыслями так и не заметил, как провалился в сон. День был и впрямь тяжелый. Столько всего зараз. Полное ощущение, что дом, институт, работа, друзья — всё в прошлом. Настолько давно, что и не вспомнишь, когда…

Разбудил меня упавший на лицо солнечный луч.

Протёр глаза, сел, свесил ноги с «кровати». Посмотрел на часы. Десять пятнадцать. Ох, и здоров я спать! Вроде только прилёг, и на тебе — одиннадцать с лишним часов прокемарил. Но, с другой стороны, нет худа без добра — выспался капитально. И, странное дело, вчерашние неурядицы словно отошли на второй план. Будто и не было ни электрички в неизвестно куда, ни драпа от деревенской троицы, ни ханских нукеров и отрубленной головы Филимона, медведя в малиннике, долгих лесных блужданий… Только избушка всё та же…

Прочапал до «санузла», потом не спеша умылся и глянул на себя зеркало. Да-а, неплохо я придавил на массу, даже «вмятины» от подушки остались. Жаль, зубы нельзя почистить — банально нечем. Ни щетки, ни пасты, ни порошка. А из пасти разит, будто там кошки всю ночь сса… пардон, метили территорию.

Проблему решил просто. Нащупал в заднем кармане вскрытую упаковку жвачки и использовал её в точности как рекомендуют рекламщики: «Свежее дыхание облегчает понимание». Насчёт реальной свежести не уверен, но неприятный запах действительно перестал донимать. Может, и вправду по телеку не всегда врут?..

А вот с завтраком вышел облом. Кроме съеденных вечером хлеба и колбасы, другой еды в избе не нашлось. Может, и было чего в буфете, но дверцы оказались заперты, а ломать их я не решился. Оставил поиски, надел высохшие за ночь рубашку с ветровкой, налил в кружку воды и уселся за обеденный стол дожидаться хозяина.

Просто сидеть и ждать надоело минут через десять. Требовалась хоть какая-то деятельность.

Обвёл взглядом комнату. На шкафу лежали какие-то книги.

Достал ближайшую. Посмотрел на обложку.

«Курс теоретической магии. Том 1».

Ух ты! Вот это круто! Вот это я удачно зашел.

Вернулся за стол, раскрыл фолиант и начал читать…

Магический учебник до боли напоминал те, которые я изучал, будучи обычным студентом. Множество забубенистых терминов, формул, рисунков, графиков и… нихрена непонятно. Словно написано на птичьем языке для таких же пернатых, но сильно «продвинутых». Чувство такое, что этот «магический курс» рассчитан, как минимум, на академиков. Простому смертному даже пытаться не стоит — мозг сломаешь на одном только оглавлении… Двояковыпуклая стохастичность конечных форм, вероятностная изоморфность, репликативные тензоры в нелинейном ортомагическом поле… И это ещё самое простое, хоть как-то воспринимающееся сознанием…

Тем не менее, я честно пытался вникнуть. Делать-то всё равно нечего, а извилины надо время от времени напрягать, чтобы они не вытянулись когда-нибудь в единственную четкую линию, известную как «след от фуражки»…

Короче, я так увлёкся, что едва на стуле не подскочил, когда, наконец, скрипнула дверь и в проеме появился хозяин избы.

Слегка наклонившись под притолокой, он вошёл внутрь. Увидев меня, предсказуемо замер, но почти сразу пришёл в себя и хмуро поинтересовался:

— От Чекана или от Лейки?

— В смысле? — не понял я, глядя на него выпученными глазами.

— Я спрашиваю, пришёл от кого?

— Эээ… вообще-то, ни от кого. Я сам по себе.

— Как это? — удивился вошедший.

— Ну… вот так, — развёл я руками и захлопнул лежащую на столе книгу.

Незнакомец пару секунд помолчал, потом покачал головой, бросил на пол небольшую котомку, скинул с плеч длинный «брезентовый» плащ и повесил его на торчащий из стены гвоздь. На вид хозяину дома было лет шестьдесят с копейками, волосы с проседью, одет в вязаный свитер с высоким воротом и темного цвета штаны, похожие на «зимние» треники. Обувь напоминала кроссовки, только без лэйблов. Типичный такой гражданин пенсионного возраста, не чурающийся пеших прогулок и потому держащий себя в неплохой физической форме.

— Значит, говоришь, сам по себе?

«Дед» сделал короткий шажок и вдруг резко хлопнул в ладоши.

Я непроизвольно вздрогнул.

— Вот ведь, зараза какая, — недовольно пробормотал «оппонент» и хлопнул ещё раз. С тем же успехом — ничего не произошло.

— Не работает, — «пенсионер» устало вздохнул.

— Что не работает?

— Датчик, что же ещё?

«Дедушка» обречённо махнул рукой, подошёл к стене и, открыв неприметный лючок, вытянул оттуда блок с проводами.

— На движение реагирует? — я выбрался из-за стола и подошёл к «проблемному» месту.

— На хлопок.

— Может, надо сильнее?

— Да нет, он должен частоту ловить, а не громкость.

— Там, кажется, провод из клеммы выпал, — сказал я, заметив болтающийся проводок.

— Что? Где? — спохватился хозяин, приподнимая «девайс».

— Да вот же.

— Тьфу ты, ёшки-матрешки, — сплюнул с досадой «абориген». — Вечно из-за какой-нибудь ерунды…

Он вставил провод в разъём и вернул блочок в стену.

— А ну-ка…

После первого же хлопка лампочки под потолком замигали, и в ту же секунду в печи что-то завыло и застонало. Раздался ещё хлопок, и вой прекратился. Лампы перестали мигать.

— Другое дело, — ухмыльнулся хозяин дома.

Потом повернулся ко мне и протянул руку:

— Сан Саныч.

— Василий…