Эльфы на Диком западе: Убить Большого Билла

Глава 1.2

Убывшая наполовину луна освещала дома из тонких бревен, или забранные местами досками, но поразило Маэдроса само светило. Меньше всего она походила здесь на лодку, нагруженную сиянием. Над его головой висел несомненный каменный шар, частью скрытый тенью, частью ярко светящийся. На внутренней границе тени он различал неровности и словно бы выхваченные светом макушки гор. Все это казалось одновременно близким и невообразимо далеким.

Карантир вернул его на землю, выйдя с мешком в руках. И они направились туда, где светились распахнутые двери гостиницы — или того, что здесь называли гостиницей. Маглор, стоявший у коновязи, призывно махал им рукой — должно быть, успел обо всем договориться. Не то, чтобы они нуждались в отдыхе, но в необходимости спокойно поразмыслить — несомненно.

*

Финниган сразу понял, что это вошли неприятности. Когда ты хозяин единственного в диком краю салуна, и к тебе приходят все, кроме индейской нечисти, да и та, наверное, только креста и железа избегает, научаешься с порога различать, что человек с собой приносит. Угрозу, деньги, проблемы, скуку, просто жажду или жажду приключений на свою отбитую о седло задницу.

Сегодня пришли большие неприятности. И даже не только потому, что неприятности были по шесть с половиной футов роста.

Они даже были вежливыми. Как-то старомодно вежливыми, будто в книжках. Первый говорил таким спокойным, мягким голосом, спросил о ночлеге для себя и братьев, спросил о том, куда поставить семерых лошадей. А Финниган чувствовал, как по спине бежит холодок и ловил себя на желании забраться под прилавок.

Он не был трусом, трус не потащился бы далеко на запад. Но и в неприятности лезть не хотел. Он был нормальным человеком, который ищет, где лучше, и как избежать беды. А перед ним стояло сейчас что-то такое, которое посмотрит на любую беду сверху своими жуткими светлыми глазищами, поздоровается с бедой своим мягким голосом — и выпустит беде кишки.

А то где вы видели белого человека, который ездит по этим пустошам без револьвера, только со здоровым ножом на поясе, и в ус не дует? В напрочь отсутствующий ус, даже щетины нет, словно только побрился этот высоченный. А волосы — на зависть мексиканским красоткам, длинные. А в зале, матерь Божья, сидят люди Билла, которые тоже ничего не боятся, и которым запах опасности — как запах виски, то ли пьянит, то ли бесит. И сейчас найдут, к чему прицепиться, обязательно найдут. Не к волосам, так к гладкой морде, как у девчонки. Не к этому, так к ушам странным.

А самое милое дело, конечно, покуражиться над человеком без револьвера. А человек, который без револьвера проехал эти богом забытые пустоши живым и здоровым, такое не спустит. Потому что не просто так жив остался. А когда их таких аж семеро...

Обязательно начнется, сказал себе Финниган.

По хорошему, надо было выставить их всех сразу. Но деньги... Всем здесь нужны деньги.

И потому Финниган сказал про две комнаты наверху. А затем, когда длинный гость отвернулся, тихо сгреб из ящика выручку, включая деньги длинного, ссыпал в мешочек, покашливая, чтобы скрыть звон — и сунул под доску пола.

Если начнется, сегодняшнее он сбережёт.

А спрятав выручку, он поймал себя на сожалении, что в его городе не живут такие большие и вежливые неприятности — может, некий Билл объехал бы Парадайз-Спрингс стороной.

Поначалу он увидел четверых: один разговаривал с ним, трое обихаживали лошадей в конюшне, разговаривая с ними так ласково, как не все с женами говорят. Финнегану показалось, что с лошадьми и между собой эти парни говорят на неведомом языке, слишком твердо звучали их слова. Потом из конюшни вышел красивый парень с роскошной косой этакого пшенично-рыжего цвета, на зависть всем девицам городка, и, обернувшись в ворота, произнес с отчётливым выговором богатых семей Восточного побережья:

— Я назову ее Осень.

Потом явились ещё двое, и один из них был выше всех, кого знал Финниган. А второй собрал часть братьев и увел в направлении оружейной лавки, и в этот момент Финниган смог разглядеть всех семерых, включая ещё одного откуда-то взявшегося черноволосого. Трое темно-рыжих, трое черных и один светлый, рыже-пшеничный, будто подкидыш. И все ростом на голову выше среднего парня в этих краях. Финниган помолился про себя, чтобы обошлось без неприятностей, хотя не рассчитывал давно уже, что Господь слышит голоса из этой дыры.

И поначалу казалось, что все обойдется. Трое рыжих прошли на второй этаж, самый первый подошёл, чтобы договориться о еде и расписаться в домовой книге, которую Финниган вел старательно и упорно, несмотря на цену чернил с бумагой. Задержал взгляд на настоящем стальном пере, задержал руку над страницей, вглядываясь в прежние записи — и вывел медленно, но твердо: "Мэглор сын Фаэнора и его братья". Тьфу, Фэйнора, прочитал Финниган правильно.

— Проходите, мистер Фэйнор, — сказал Финниган тихо, — я принесу наверх хлеба и воды. Не надо вам никому в зале сидеть. Мне проблемы с некоторыми посетителями не нужны, вам, наверное, тоже.

Этот Мэглор посмотрел чуть странно, но кивнул и поблагодарил, тоже этак книжно. И позже, когда из оружейного магазина вернулись ещё трое с чехлами, он сразу повел их к лестнице. Пшенично-рыжий и один из черноволосых уже поднялись наверх, и все могло бы обойтись, наверное, но в последний момент один из билловых людей, следивший внимательно за пришельцами, грохнул стаканом о стол и громко сказал:

— Смотри-ка, какие красавчики остроухие и длинноволосые появились в наших краях.

— Точно, — добавил другой. — А Финнегану как раз нужна красотка в салун. Работать.

И сделал неприличный жест рукой.

— Кому-то не нравятся длинные волосы? — обернувшись, спросил в пространство последний из черноволосых, не успевший ещё подняться наверх. На его щеках мелькнули красные пятна. — А я не люблю длинные грязные языки.

Финниган замахал ему руками из-за стойки, мол, иди и молчи, но было поздно. Четверо людей Билла были достаточно пьяны и самоуверенны, и теперь им дали повод.

— Ты смотри, наша красотка хорохорится! — воскликнул третий.

— А как она начнет петь, когда я буду ее объезжать! — снова вступил второй, и остальные захохотали.

"Началось" — тоскливо подумал Финнеган.

А в следующее мгновение черноволосый Фэйнор, только что стоявший у лестницы, оказался у стола. Неуловимо быстрый удар — и биллов парень грохнулся на пол, с силой треснулся головой о лавку, откатился к стене и скорчился там.

Загрохотали падающие стулья и защелкали затворы. Финниган, шепча богохульства, нырнул под барную стойку, нащупывая в нише снаряженный дробовик, а когда высунулся, увидел черноволосого и людей Билла друг против друга. На черноволосого наставили сразу три кольта. Но и он держал в руке кольт драгон и целился Марко прямо в грудь, каким-то чутьем найдя главного. И он был не один. Внизу у лестницы уже стояли двое его братьев, рыжеволосые и похожие до неотличимости, одинаково держа правые руки на отлете. В них блестели прямые ножи, и можно было не сомневаться, что прежде чем в них всадят пулю, ножи полетят в цель и ее найдут.

— А ну прекратите! — крикнул всем Финниган.

Никто даже не посмотрел на него.

"Сейчас начнется, и я всажу весь заряд в эту скотину Марко. А потом возьму деньги — и в бега. Здесь делать больше нечего, провались оно все в ад".

— Мы уходим, — вдруг сказал Марко, очевидно, взвесив шансы и поняв, что соотношение сил не в их пользу. — К вашему счастью, у нас ещё дела в городе. Вам время до завтра, чтобы убраться отсюда нахрен.

— Мы не ищем войны, — донесся громкий голос сверху с лестницы, и Финнеган понял, что самый высокий и очевидно старший из Фэйноров тоже здесь. — Но не приемлем угроз. Идите своей дорогой, и останетесь живы.

И эта книжность посреди хаоса упавших салунных стульев потрясла Финнигана чуть не больше самой драки.

Марко махнул стволом револьвера.

— Вы, берите тело и марш наружу.

Двое остальных подняли пострадавшего бандита. Лицо того было в крови, глаз заплыл; вторым глазом он с ненавистью смотрел на черноволосого, но так ничего и не сказал, пока его не вывели.

— Мы вернемся! — заявил Марко от порога и тоже вышел.

Ближний Фэйнор посмотрел им вслед такими же светлыми жуткими глазищами, как у брата, мазнул взглядом по самому Финнигану, он аж поежился, опустил револьвер и поднялся к спальням. За ним ушли и остальные. А зал салуна остался полупустым, и немногие оставшиеся люди в нем сидели очень, очень мрачные.

И они тоже бандиты и отморозки, и хорошо что их всего семь, подумал Финниган, и ему сделалось совсем грустно. Воспитанные, а такие же негодяи. Господь совсем забыл этот проклятый городишко, когда-то в насмешку названный Райским.

*

Последним вошёл в комнату Амрод, запиравший соседнюю дверь. Осмотрел дощатые крашеные стены и поморщился.

Маэдрос провел рукой по грубой ткани покрывала, по грубому же белью под ним — по крайней мере, оно было чистым. Сел на постель.

Остальные шестеро расселись следом за ним по кроватям.

— Не самый удачный первый день, но могло быть и хуже, — подытожил он.

— Охвостье дня, — фыркнул Карантир. — И то с нами попытались затеять ссору на ровном месте!

— То, что ты никого не убил, наша главная удача, — съязвил Амрод. — Нам и дальше тебя держать в четыре руки?

— Тихо, — сказал Маэдрос. — Мы не на войне, и ты будешь держать себя в руках, Морьо. Сам. Братья не обязаны каждый раз тебя останавливать.

— Ради чего? — с вызовом спросил тот. — Соблюдения условий? Внизу и так пахнет кровью, Старший, мы не сделаемся отличны от здешних, защищая себя от оскорблений! А защищаться от них необходимо, иначе нас сочтут ничтожествами и добычей!

— Мы достаточно пролили крови раньше. Я надеюсь, ты не объявишь мне, что пристрастился к этому?

— Нет, — бросил Карантир, выпрямляясь.

Маэдрос обвел всех взглядом.

— Я все же думаю, мы не оказались бы здесь, будь наше искажение настолько велико.

— Не больше, чем у них, — съязвил Куруфин.

— Не больше чем у них, — кивнул Маэдрос. — И не меньше. Потому мы и здесь, вероятно.

— Вероятно? — переспросил Куруфин.

— Есть что уточнить? Говори, — велел старший.

— Есть. Что делать дальше?

— Нам хватит ближайших забот с тем, чтобы найти способ освоить здешнее оружие, не выдавая своего незнания, чтобы не показаться дичью, — Маэдрос говорил это, а внутри нарастало чувство, что он упустил нечто очень важное.

— А потом? — спросил Куруфин настойчиво.

Маэдрос осекся.

— Кто-нибудь помнит что-то помимо правил и напутствия? — спросил вдруг Маглор очень медленно.

Шестеро посмотрели на него в упор.

— Ты хочешь сказать...

— Что от нас хотели? — перебил Маглор старшего брата. — Что нужно сделать?

В тишине было слышно, как скрежещет лапой собака на заднем дворе и как на кухне под перекрытиями гремит посуда.

— Разве это говорили не тебе? — спросил Куруфин.

— Я был уверен, что тебе!

— Да вы сдурели! Память как у адана!

— Мы только сегодня возродились, нам можно, — это Амрас зубоскалит. — Я так вовсе только в городе проснулся.

— Бабочка ты однодневка, и память такая же!

— А длинный язык тебе не жмёт, Турко?

— Тихо, — рыкнул Маэдрос негромко. Ставни брякнули. — Если никто ничего не помнит, это тоже неспроста.

— Думаешь, нас обманули, брат? — Куруфин смотрел в упор.

— И именно ты об этом спросил. Зачем бы им?

Тот промолчал.

— Перед тем, как мы заговорили, я был уверен, что ответ у нас был, — Маэдрос теперь смотрел Маглору в глаза. — Что он был хотя бы у тебя.

— Это значит, его нет ни у кого.

— Глупая шутка, — бросил Келегорм. И покосился вниз и вправо — коротко, почти незаметно. Но там никого не было. По-прежнему никого.

— Могло ли случиться, что мы забыли то, что собирались здесь делать? — спросил Старший, обводя взглядом всех шестерых.

— Каждый подумал, что помнит другой, — Куруфин сцепил руки. — Каждый положился на другого... И мы начали с того, что друг друга подвели!

Карантир залился краской от злости и смущения, которые у него вечно друг другу сопутствовали.

— Не будем продолжать унынием, — сказал ободряюще Маглор. — Если мы это действительно знали — мы это вспомним и довольно быстро. Например, после настоящего сна.

— А если так и не вспомним? — перебил его Амрод.

Медлить было нельзя.

— Тогда мы просто живём и занимаем здесь достойное место, — отрезал Маэдрос. — Попробуем вспомнить, каково жить, не воюя.

— Не то, чтобы место для этого удачное, — хмыкнул Карантир, но слово Старшего было сказано — и его решение приняли все. Братьев словно бы отпустила внезапная тревога.

— Не будем подводить друг друга наяву, — поспешно сказал Куруфин, — в незнакомом месте нельзя спать без охраны. Я первый.

Маэдрос хотел прервать его и назначить первым себя — но передумал и не стал портить несвойственную пятому брату заботу своими нравоучениями. Пусть заботится. Ему полезно.

— Тогда назначай остальных, — сказал он. Выглянул в окно — огромная луна клонилась к холмам, непривычно большая и пятнистая. Очертания самых ярких звёзд, казалось, тоже изменились... — А мое время будет в середине ночи, после захода Луны, — решил он. Хотелось посмотреть на звёзды без помех и подумать.

Братья ещё недолго посовещались, разделяя стражи между собой, затем трое средних ушли в соседнюю комнату, отделенную почти символической дощатой стенкой.

Маглор уже спал, свесив руку с лежанки. Старший занял место у окна, не раздеваясь, вытянулся и понял, что удобно разместить ноги он сможет, только забросив их на подоконник, так коротка оказалась ему кровать. Так он и сделал.

И попытался расслабиться и вспомнить, о чем говорили там... Перед тем, как дохнуло в лицо жаром степи и камни заскрежетали под копытами коня, и он проснулся прямо в седле.