И снова бесконечные коридоры резиденции Императора. Снова роскошные портьеры и дорогие портреты кисти лучших художников Империи.
Последнее время Раймон редко бывал при дворе и ничуть не жалел. Лицо его привыкло к свежему ветру, бьющему в лицо. Сплетни придворных больше не докучали. Он весь был погружён в единственное дело, которое его волновало. Пятьдесят лет. Они промелькнули как один миг. И вот дело сделано. Приказ Император выполнен. Только почему не отступает клокочущая злоба в груди? Почему всё ещё хочется разрушать?
Минуя гвардейцев, стоящих на карауле, Раймон одним движением руки распахнул дверь во внутренние покои Императора.
Атрей полулежит на диване, свесив одну ногу на пол, и двое миньонов старательно вылизывают его промежность. В холёных руках кубок с густой алой жидкостью – новое веянье при дворе. Кровь больше не пьют из живых тел. Будто чужая жизнь, перелитая в бокал, перестаёт быть жизнью и становится просто вином.
Атрей на секунду оборачивается к двери. Взгляд Императора фиксирует тёмный силуэт на фоне ярко освещённого коридора. Раймон не удосужился переодеться, явившись сюда в походном костюме и грязных сапогах, но это последнее, что волнует Атрея сейчас. И так же мало волнуют его новости с запада. Куда важнее то, что разворачивается где-то под носом. В каждом углу пахнет предательством, но запах гнили так силён, что Атрей не может определить источник. Ламия продолжает плести интриги. Её речи сладки, как патока, и такие же липкие. Когда-то давно Атрею казалось, что он её любил. А может, то была просто жалость… Странная тяга к беззащитному существу, присущая многим мужчинам, исконный инстинкт защищать. Но тысяча лет – слишком много для любви. Даже если она настоящая. И он давно уже не верит в слабость существа ещё более древнего, чем и он сам.
– Это ты, – Атрей отворачивается и снова принимается разглядывать эпическое полотно на стене. Люди убивают людей. Когда-то давно у него была мечта. Власть. Власть над всем обозримым миром. Но мир оказался бесконечен. Чем дальше продвигаются его армии, тем больше народов встречают на своём пути. Зато власть, напротив, до паршивого конечна. И даже Император – лишь муха в паутине интриг.
– Мой Император, – титул звучит насмешкой, но Раймон склоняется в поклоне столь глубоком, что этикет требует ответа.
Однако шевелиться не хочется, и Атрей просто лениво ведёт подбородком, снова оборачиваясь к гостю.
– Я пришёл доложить, что башня Золотого Дракона взята.
Атрей смотрит рассеянно, не сразу понимая, о чём с ним говорят.
– Башня Золотого Дракона, – повторяет он медленно.
– Башня Золотого Дракона, – поясняет Раймон терпеливо, хотя в груди клокочет ярость. – Обитель первого Дома Сумеречного Народа. Дом Золотого Дракона уничтожен, но Башня сохранила своё сакральное значение. Властитель башни властвует над всем Сумеречным Народом.
Зрачки Атрея чуть расширяются, но это все эмоции, которые видит на лице Императора Раймон.
Наступает долгое молчание.
– Поздравляю, наместник, – как звонкие капли ударяются в тишину.
Наместник.
Но титул не приносит радости. Будто горсть песка с лёгким шорохом падает в бездонную могилу его души. Ещё одно звание, ненужное никому.
– Во славу вашу, – и снова глубокий поклон.
– Свободен.
Бесконечные коридоры, гардины и портреты… Тлен… Всё в этом городе пахнет тленом. В городе мертвецов.
Выйдя на воздух, Раймон останавливается. Так странно знать, что дело сделано. Будто груз упал с души. Но что дальше? Он не знает и не хочет пока что знать. Пусть думают другие. Те, кому жизнь ещё нужна.
Легко вскочив на коня, разворачивает его в сторону города – туда, где ему станет хоть немного теплей.
Свеа сидит в своём кресле у камина и читает. Ей тоже всё время холодно, но она всегда молчит.
Сейчас она поворачивает голову на звук и устало улыбается.
– Раймон? – улыбка становится чуть ярче, наполняясь жизнью и расцветая. – Ты в городе? Я не знала.
– Всё кончено, – Раймон проходит в центр гостиной, и Свеа тоже замечает грязные сапоги, но молчит.
– Что – кончено? – улыбка становится чуть напряжённой.
– Война.
Облегчённый выдох, и Свеа закрывает глаза. От близости её лица, такого спокойного сейчас, на миг становится тепло, и Раймон, не в силах сдержаться, протягивает руку и касается пальцами белой щеки. Кожа Свеа бархатистая на ощупь. Эта самая дорогая ткань, которую видел Раймон в Гленаргосте. Но почему глаза её всегда грустны? Все восемьдесят лет глаза её грустны…
– Спасибо… – так тихо, будто эта война была её собственной войной, хотя Свеа давно уже почти не занимается армией. Она помогала поначалу, стараясь сделать переход под новое начало безболезненным для всех, но едва солдаты признали нового командира – подала в отставку. С тех пор Раймон видел её только такой – усталой и потухшей. Двери её дома всегда открыты, но она никогда не встаёт навстречу, будто пламя внутри неё совсем иссякло.
На миг что-то надрывается в груди у наместника. В глазах отпечатываются усталые черты и опущенные веки. Он встаёт и одним длинным движением склоняется к Свеа, чтобы коснуться её губ.
Губы отставного командора холодные, но такие нежные. Они не двигаются, не отвечая на поцелуй, и, чуть отстранившись, Раймон видит тоску в голубых глазах.
– Не делай так, – спокойно и ровно, но этому голосу нельзя не подчиниться.
– Прости, – Раймон опускает голову, не зная, что ещё сказать. Не зная, что нашло на него и как исправить ошибку. Раньше со Свеа было легко. Теперь с ней неимоверно трудно, потому что стыдно и больно. И всё же каждый раз, когда он приезжает в Гленаргост, что-то неумолимо тянет его в этот дом. Заглянуть в эти глаза. Коснуться бархата кожи. Отвести взгляд, не смея просить о большем.
– Что теперь? – спрашивает Свеа, чуть отталкивая его от себя, и Раймон с тоской смотрит на соседнее кресло – пустое и холодное.
«Не знаю…» – хочет сказать он, но вдруг понимает, что не эти слова нужны сейчас Свеа.
Он молча подхватывает вампиршу за плечи и, вздёрнув, ставит на ноги.
– Пошли.
– Куда? – во взгляде Свеа лёгкое удивление, но именно это, наконец-то, делает её живой.
Раймону всё равно куда. Аккуратно убирая в сторону плед, он тащит Свеа к выходу.
В парке идёт дождь. Слабый и тихий, будто плачет небо. Они идут по аллеям, неуловимо похожим на Свеа – таким же состарившимся без срока, убранным золотом, но всё равно одиноким. Останавливаются у каких-то беседок. Кормят уток обнаружившимися в кармане Раймона старыми галетами. И там, у пруда, Раймон не выдерживает молчание, хоть оно и приятней в стократ всех чужих голосов.
– Говорят, Данаг на свободе, – соломинка, за которую наместник цепляется, чтобы услышать прежний бархатистый голос, от которого по спине пробежали мурашки.
– И ищет союзников, чтобы свергнуть Императора.
Раймон внимательно смотрит на подругу, ожидая, что та усмехнётся собственной шутке, но Свеа молчит.
Раймон берёт её под локти и чуть поворачивает к себе.
– Свеа… Посмотри на меня.
Свеа вскидывает голову и в самом деле смотрит – открыто и устало.
– Не впутывайся в это. Пожалуйста.
– Почему? – Свеа усмехается. – Потому что тебе придётся меня арестовать?
Слова причиняют боль, но эта боль раскалённой иглой пронзает тьму, залёгшую внутри, будто вспарывая нарыв.
Раймон сжимает пальцы сильнее и со свистом выдыхает, но Свеа просто смотрит ему в глаза, и рана затягивается сама собой.
Раймон облизывает губы и снова повторяет:
– Прости.
Будто её, Свеа, он отправил в кандалы, а не чужую и незнакомую ему Ламию.
Свеа дёргает плечом и отворачивается.
– Неважно. Теперь я ему не интересна. Я не наместница и даже не командующая армией.
Раймон сжимает губы. Новый укол пронзает сердце, но снова наступает молчание, и боль затихает.
– Прости.
Свеа, наконец, усмехается.
– Ты всё время лепишь чушь, Раймон. Просишь прощения, сам не зная за что. Мы оба выбрали свой путь. Так пусть уж он останется таким, каков он есть.
– Мой путь окончен, – Раймон отворачивается, чтобы опереться о перила. Вода внизу шуршит невесомыми струями, а дно кажется таким близким, как будто его можно коснуться рукой.
– Только начат, – руки Свеа ложатся на перила совсем рядом с его собственными. – Теперь у тебя есть королевство, Раймон. Твоё собственное королевство. Играйся с ним. Ты ведь этого хотел.
Раймон вздрагивает.
– Нет… – голос хрипит, и он понимает, что Свеа как всегда права. Он хотел получить игрушку… Не королевство, нет… Одну-единственную куклу, которая будет принадлежать ему – и только ему.
И снова наступает молчание.
– Я поеду туда, – говорит, наконец, Раймон. – Надо уладить всё на месте.
Теперь уже вздрагивает Свеа и качает головой.
– Раймон… – тихо и устало.
Раймон оборачивается, и два взгляда встречаются в прозрачном воздухе осени.
– Раймон, это не поможет. Неужели ты до сих пор не понял…
– Я хочу, – Раймон привычно щурит глаза, как сделал бы, укрощая строптивого офицера.
Лицо Свеа неуловимо меняется. Она будто отпускает вожжи несущей кобылы.
– Хорошо.
И снова тишина. Эти чёртовы паузы, каждая из которых наполнена болью. Нужно что-то сказать, но Раймон никак не может придумать – что.
– Свеа…
Взгляд голубых глаз взлетает от земли и упирается в него.
– Свеа… Ты ведь хотела исследовать их культуру?
Свеа медленно кивает, но тело её так же напряжено.
– Поедем со мной? – звучит как-то по-детски, но Раймону плевать. Чувствовать рядом тонкое плечо командора слишком важно, чтобы думать о словах.
Губы Свеа медленно дёргаются.
– Конечно. Этого я и хотела.
Они гуляют ещё долго, ни говоря больше ни слова, и Раймон так и не может понять, нравится ему эта тишина или нет.
Наконец, аллея снова выводит их дому, и оба останавливаются.
«Я останусь?» – слова замирают на губах, и Раймон заменяет их вздохом.
– Ну, вот и всё.
– Да, всё.
Свеа оборачивается, и Раймон думает о том, как пошла бы ей улыбка. Хотя бы такая, как раньше – не трогающая глаз.
– Когда отправляемся? – и будто сбывается мечта. Улыбка, в самом деле, озаряет изможденное лицо.
– Хочешь, завтра? Успеешь собрать миньонов?
Свеа отворачивается.
– Никого не осталось. Найду кого-нибудь там.
Раймон закусывает губу, пытаясь справиться с рвущейся изнутри тьмой, но не может, и руки сами стискивают плечи спутницы.
– Поехали ко мне, Свеа? Сегодня. А завтра, если будет дождь – с самого утра – туда.
Свеа аккуратно отцепляет пальцы от своих плеч.
– Нет. Спасибо. Мне нужно собрать вещи.
Она отворачивается и уходит в дом, а Раймону кажется, что он уже видел такое когда-то. Только в этот раз боль в десятки раз сильней.
Дома ждёт Силь. Лежит на диване в гостиной, обнимая книгу и прижимая её к груди. Глаза эльфийки закрыты. Назвать её девочкой не поворачивается язык. Силь уже слишком взрослая для миньона. Раймон замечает это только теперь. Не потому, что стала непривлекательной, нет, напротив, девушка расцвела и превратилась в прекрасный цветок. Лепестки его похожи на отточенные лезвия, а в сердцевине горит тёплое пламя. Просто внезапно в голову Раймону приходит мысль, что быть постельной игрушкой для неё давно уже слишком мало. Пока шла война, думать об этом не было времени, да и отпускать её от себя не хотелось – множество миньонов приходило и уходило за эти годы, и только Силь была рядом с самого начала. Что-то неприятно колет в груди, и червь сомнения подсказывает – ей и некуда было идти, но Раймон старательно отгоняет от себя нелепые мысли.
Подойдя вплотную, он присаживается на краешек дивана и проводит рукой по виску спящей, чуть задевая пушистые рыжие локоны выбившихся из причёски волос.
– Рэй, – Силь распахивает глаза. На секунду в её глазах мелькает страх, но тут же утихает, едва она узнаёт сира. Часто Раймону приходит в голову мысль, что Сильвара единственная, кто его не боится. – Я уснула. Хочешь есть?
Кормить его Сильвара тоже давно не боится. Даже не морщится, привычно принимая в рот плоть вампира. Однако даже в эти секунды она остаётся гордой и прекрасной, будто происходящее вовсе трогает её.
– Нет, – Раймон качает головой и улыбается. Рядом с Сильварой хочется улыбаться, если не для себя, то для неё.
Девушка расслабленно откидывается на подушку.
– А я нашла ещё одну книгу про героев Священных войн. Смотри, одного из вампиров второго поколения тоже звали Раймоном, и он…
Раймон гладит её по волосам, не слушая убаюкивающей чепухи.
– Рэй…
Сильвара явно смотрит на него уже несколько секунд, ожидая какого-то ответа. А Раймон так и не расслышал вопроса, поэтому просто говорит о том, что хотел сказать сам:
– Завтра мы вылетаем в Долину Цветов.
Пальцы Сильвары, сжимающие корешок книги, белеют.
– Рэй… – почти шёпот, и Раймон смотрит в ответ с недоумением. – Рэй… возьми кого-нибудь ещё?
Раймон хмурится. Он вовсе не хочет другую, и Сильвара видит это, и просто молчит.
Раймон тоже молчит, не желая объяснять свой каприз. Признаваться в том, что Сильвара так же нужна ему там, как и Свеа, и дело тут вовсе не в крови, он не хочет. Свеа… Раймон усмехается внезапной мысли.
– Там будет Свеа, – говорит он будто бы невзначай.
Глаза девушки вспыхивают и гаснут.
– Она стала такой мрачной…
– Это не повод не разговаривать с ней.
– Конечно… я не об этом… Чёрт…
– Не ругайся!
Щёки девушки вспыхивают, и она закусывает губу, сдерживая порыв ответить. Какое-то время снова молчит. Уловка явно удалась, и Сильвара сама уже хочет поехать. Только боится… Чего? Раймон не может понять.
– Хорошо, – сдаётся Сильвара наконец.