Эмигранты. Поэзия русского зарубежья

И после навеки забыл,

За все, что в сгораньях заката

Искал ты и не находил,

И за безысходность мечтанья

И холод, растущий в груди,

И медленное умиранье

Без всяких надежд впереди,

За белое имя спасенья,

За темное имя любви

Прощаются все прегрешенья

И все преступленья твои.

Ночью он плакал. О чем, все равно.

(Многое спутано, затаено).

Ночью он плакал, и тихо над ним

Жизни сгоревшей развеялся дым.

Утром другие приходят слова,

Перебираю, что помню едва.

Ночью он плакал… И брезжил в ответ

Слабый, далекий, а все-таки свет.

Что там было? Ширь закатов блеклых,

Золоченых шпилей легкий взлет,

Ледяные розаны на стеклах,

Лед на улицах и в душах лед.

Разговоры будто бы в могилах,

Тишина, которой не смутить…

Десять лет прошло, и мы не в силах

Этого ни вспомнить, ни забыть.

Тысяча пройдет, не повторится,

Не вернется это никогда.

На земле была одна столица,

Все другое — просто города.

Наперекор бессмысленным законам,

Наперекор неправедной судьбе

Передаю навек я всем влюбленным

Мое воспоминанье о тебе.

Оно, как ветер, прошумит над ними,

Оно протянет между ними нить,

И никому неведомое имя

Воскреснет в нем и будет вечно жить.

О, ангел мой, холодную заботу,

Сочувствие без страсти и огня

Как бы по ростовщическому счету

Бессмертием оплачиваю я.

Но смерть была смертью. А ночь над холмом

Светилась каким-то нездешним огнем,

И разбежавшиеся ученики

Дышать не могли от стыда и тоски.

А после… Прозрачную тень увидал

Один. Будто имя свое услыхал Другой…

И почти уж две тысячи лет

Стоит над землею немеркнущий свет.

Да, да… я презираю нервы,

Истерику, упреки, все.

Наш мир — широкий, щедрый, верный,

Как небеса, как бытие.

Я презираю слезы, — слышишь?

Бесчувственный я, так и знай!

Скажи, что хочешь., тише, тише…

Нет, имени не называй.

Не называй его… а впрочем,

Все выдохлось за столько лет,

Воспоминанья? Клочья, клочья.

Надежды? Их и вовсе нет.

Не бойся, я сильней другого,

Что хочешь говори… да, да!

Но только нет, не это слово

Немыслимое:

                    никогда.

Осенним вечером в гостинице, вдвоем,

На грубых простынях привычно засыпая…

Мечтатель, где твой мир? Скиталец, где твой дом?

Не поздно ли искать искусственного рая?

Осенний крупный дождь стучится у окна,

Обои движутся под неподвижным взглядом.

Кто эта женщина? Зачем молчит она?

Зачем лежит она с тобою рядом?

Безлунным вечером, Бог знает где, вдвоем,

В удуший духов, над облаками дыма…

О том, что мы умрем. О том, что мы живем.

О том, как страшно все. И как непоправимо.

Нам Trista — давно родное слово.

Начну ж, как тот: я родился в Москве.

Чуть брезжил день последнего, Второго,

В апрельской предрассветной синеве.

Я помнить не могу, но помню, помню

Коронационные колокола.

Вся в белом, шелестящем, — как сегодня!

Мать улыбаясь в детскую вошла.

Куда, куда? — мы недоумеваем.

Какой-то звон, сиянье, пустота…

Есть меж младенчеством и раем

Почти неизгладимая черта.

Но не о том рассказ…

Как холодно в поле, как голо,

И как безотрадны очам

Убогие русские села

(Особенно по вечерам).

Изба под березой. Болото.

По черным откосам ручьи.

Невесело жить здесь, но кто-то

Мне точно твердит — поживи!

Недели, и зимы, и годы,

Чтоб выплакать слезы тебе

И выучиться у природы

Ее безразличью к судьбе.

Там, где-нибудь, когда-нибудь,

У склона гор, на берегу реки,

Или за дребезжащею телегой,

Бредя привычно под косым дождем,

Под низким, белым, бесконечным небом,

Иль много позже, много, много дальше,

Не знаю что, не понимаю как,

Но где-нибудь, когда-нибудь, наверно…

Константин Дмитриевич