Адан со злостью пнул Сферу. Невидимая защита мягко спружинила удар, не позволяя ноге коснуться прозрачного и на первый взгляд хрупкого «стеклянного» купола. В ту же секунду послышался неприятный звук — дребезжащий, пугающий. Как будто рядом закоротили два оголённых провода.
Он уже знал — ещё одна попытка, и сработает следующий уровень защиты — его опять ударит электрическим током. Не сильно, но достаточно, чтобы отлететь на пару метров, а затем ощутить всю прелесть восприимчивой к электромагнитным волнам плоти и на несколько минут отказаться от желания приближаться к Сфере вообще.
Не навсегда. Боль постепенно утихала, мысли прояснялись, по жилам снова спокойно бежала кровь. И Адан раз за разом упрямо поднимался и шёл к куполу, чтобы всё опять повторилось в том же порядке.
Сейчас он не торопился. Поджав под себя босые ступни, сидел на тёмном прохладном песке, смотрел на отражающую лунный свет пластиковую сталь и пытался разобраться в собственных чувствах.
С тех пор, как закончилось окончательное превращение в доа, преобладал голод. Ни с чем не сравнимый энергетический голод. По ощущениям — в тысячи раз сильнее, чем ломка завязавшего наркомана. Когда-то в ранней юности Адан, как и большинство сверстников, испробовал на себе предложенный на вечеринке неизвестный наркотик забавы ради. Ему повезло чуть меньше — первым опытом оказался сильнодействующий опиат, вызывающий кроме потрясающих по размаху и красочности галлюцинаций ещё и сильнейшую зависимость. Понадобилось несколько месяцев на борьбу с собственным организмом, чтобы избавиться от пагубной привычки. Ему удалось, но память о пережитых мучениях осталась. Три месяца назад Адан убедился, какими ничтожными они были.
Сначала он не сразу понял, в чём дело. Способности сами по себе пошли на убыль. В какой-то момент практически не приходилось больше сдерживаться — надпространство не открывалось, перемещение, чтение мыслей, телекинез и прочие фокусы давались с трудом, электроприборы не ломались, даже «присутствие» Миры исчезло. Адан обрадовался — наконец-то желание обрести прежнюю жизнь материализовалось, и почти получалось быть как все — обычным.
Но радоваться пришлось недолго. Через пару суток счёт перешёл на секунды. Адан метался озверевшим хищником по квартире, круша всё, что попадалось под руку. Тело болело так, что хотелось снять с себя кожу или сигануть вниз с балкона. В начале такая возможность просто нравилась, позже — казалась единственным выходом. Не соображая, Адан ринулся на стекло. Правда, выпасть из окна не получилось, зато удалось перенестись за Сферу, на знакомую уже скалу. Ту самую, куда вышвырнуло после первой встречи с Роми. Или другую, похожую — в тот момент было не до деталей.
А когда в глаза ударил яркий сиреневый свет луны, когда по жилам побежали колючие горячие волны, и мозг снова включился, Адан понял кое-что из того, о чём с момента трусливого возвращения в Бэар предпочитал не задумываться.
Главным образом, что голод, о котором предупреждала Таль, не шутки. А ещё — что Сфера каким-то образом блокирует, не пропускает внутрь необходимое для доа ультрафиолетовое излучение.
Почему? Адан не знал. И сейчас, сидя внутри, в нескольких метрах от границы, где светящийся купол уходил в землю, ощущая понятный теперь уже голод, ломал голову над вопросом — кому и зачем понадобилось накрыть Бэар крышкой? Каково её настоящее предназначение? Что она делает с бэарцами в первую очередь: защищает или блокирует?
Кроме голода всегда присутствовала пустота. Даже не так, а огромными буквами. И в отличие от первого избавиться от неё не получалось даже на короткое мгновение. Она прочно и навечно поселилась в его душе. Не спасали ни работа, ни развлечения, ни вкусная еда, ни секс. Пустота умело пряталась за тонкой пеленой ежедневных горестей и радостей и с завидным постоянством напоминала о себе в самый неподходящий момент. И тогда, не в силах больше сопротивляться накатившей тоске, Адан предавался воспоминаниям. Снова и снова прокручивал в памяти два далёких дня, изменивших его жизнь навсегда.
Сейчас он бы ни за что не сбежал. Обязательно бы остался, не бросил Роми одну, когда земля буквально разверзлась под ногами. Шагнул бы дальше, переступил ещё одну грань невозможного, даже если этот шаг означал гибель. Попытался бы разобраться, окунулся с головой в непонятное и неизведанное. Не ради атради и не ради Миры — ради себя.
А тогда это стало последней каплей. Не страх, не испуг, не плохое предчувствие — банальная усталость. Словно он долго, бесцельно играл в чужие игры по чужим правилам, которые ему навязали. Слишком много всего произошло, слишком быстро, слишком сразу. Не оставалось времени спокойно взвесить, задуматься, проанализировать, почувствовать — куда, зачем, почему. Постоянная опасность, спасение, новые проблемы, а с ними — и новые вопросы, ответы на которые требовали большего риска и порождали больше проблем. Хотелось только одного — домой. Отдышаться, смыть грязь и песок, и, если не случится чего-нибудь ещё, попытаться обо всём забыть.
Ничего не случилось. За ним никто не пришёл — ни Роми, ни Ллэр, ни Тени. Только спустя несколько дней появилась Мира — живая, здоровая, немного печальная. И совсем другая, уверенная в себе, спокойная. Уже позже, в их следующую встречу, Адан понял, что изменилось — в Мире не осталось сомнений и пустоты. А его — только разрастались. Чем больше каждый новый прожитый день смахивал на прежнюю спокойную и привычную жизнь, тем острее он ощущал всю бессмысленность побега от себя и нелепых попыток забыть, не интересоваться, не пытаться узнать, кто он на самом деле и что означает всё, что успел увидеть.
Откуда-то появились неизвестные раньше одиночество, тоска, скука. Его всё чаще подмывало вернуться на Тмиор, найти Роми, поговорить… Или бросить всё, присоединиться к Мире и, может быть, позаимствовать у неё лёгкость и непринужденность, с которой она воспринимала окружающий мир и новую себя.
Реже, но всё же мелькала мысль отправиться к Таль. На секунду верилось, что с её помощью у него получится заполнить сводящую с ума пустоту. Пусть на время. Потом казалось, что станет только хуже. Что на самом деле он должен найти свой собственный смысл бытия, свою цель, свой путь. Не находил и упрямо продолжал забывать, доводя себя до энергетического истощения в надежде, что на этот раз сможет противостоять голоду. Что стоит перетерпеть, кровь замолчит, пустота исчезнет, а жизнь заиграет привычными красками, когда обычные вещи и желания опять подарят вкус к жизни.
Не получалось, и тогда появлялась злость. На себя, на Таль, на Роми, даже на Миру. И на весь мир. Нет — на все миры сразу.
Сегодня он вымещал её на Сфере.
Адан решительно поднялся. Короткий миг, и он уже стоял с другой стороны купола. Лунный свет плотным коконом окутал обнажённое по пояс тело, голод заткнулся, кожа жадно впитывала энергию.
Может, если собрать достаточно сил, Сфера не будет такой неприступной?
Адан вытянул вперёд руку. Сконцентрировался, вбирая в себя энергию и трансформируя её в светящийся шар, замахнулся. Замер, почувствовав чьё-то присутствие, резко обернулся. Перед ним в нескольких метрах застыл атради.
— Привет. Я же не помешал? — он не торопился подходить ближе и казался знакомым, словно они уже встречались или…
— Ты — Алэй? — догадался Адан.
Тот кивнул.
— А ты — Адан.
— Что-то слу… — он не договорил, пытаясь по выражению лица понять, что могло привести к нему отца Ллэра. Ничего конкретного на ум не приходило. — Я могу помочь?
— Сразу к делу, да? — усмехнулся Алэй. — Тогда я тоже. — Он сунул руки в карманы джинсов, некоторое время молчал, глядя на свои ботинки, чуть покачиваясь с носка на пятку. Потом медленно заговорил, будто обдумывая каждое слово. — Этот мир когда-то был и домом атради. Очень давно. Возможно, у них не останется выбора. Как думаешь, отреагирует ваше правительство на появление сразу нескольких тысяч незваных гостей?
— Что? — Адан от удивления разжал кулак. Шар на мгновение вспыхнул ярче и исчез. — Каких гостей?
— Шумных, самоуверенных, высокомерных. Если Роми сможет убедить нескольких истинных атради не ждать конца света. Тмиору приходит конец, а солнце Эннеры очень близко по свойствам. Но они не… — Алэй вдруг улыбнулся. — Ты же не создашь ещё один такой шарик и не запустишь им в меня, если я начну действовать на нервы?
— Давай по порядку, с самого начала, — Адан кивнул на песок, сел, согнув ноги в коленях. Демонстративно сунул руки в широкие карманы, как бы говоря, что Алэю ничего не грозит. — Что значит Тмиору приходит конец?
Тот устроился рядом.
— Ты ведь знаешь, что их планету видоизменили, чтобы она подходила для жизни атради?
— Ллэр что-то говорил… или Роми… или Таль… — неуверенно пробормотал Адан, рассмеялся. — Видимо, мои попытки стереть случившееся из памяти не прошли даром. Впрочем, я и раньше мало что понимал. С технической точки зрения. Если не ошибаюсь, ваше солнце особое, отравляющее кровь всем, кроме доа и атради, но вам дарит вечную жизнь со способностями. Благодаря ему Тмиор каким-то образом защищает и делает вас неуязвимыми. Хотя… — Он вспомнил разлетевшееся на пылинки тело Самара и внимательно посмотрел на Алэя. Интересно, отец Ллэра уже знает? — Не суть. Насколько я понимаю, с Тмиором происходит что-то не то. Так?
— Не то — мягко сказано. Раньше Тмиор назывался иначе. Это была вполне себе обычная планета. Фахтэ. Она-то и стала местом ссылки для всех доани.
— Кто такие доани?
— Новая раса или, скорее, промежуточный энергетически нестабильный этап между доа и атради. Роми, Самар и многие другие. Теперь они называют себя истинными атради, потому что были первыми, кто в них превратился. Но перед этим успели наворотить дел. За преступлением последовало наказание, и Содружество переловило их всех, а потом заперло в изолированной вселенной в расчёте, что рано или поздно доани погибнут, уничтожив сами себя. А они нашли способ выжить. И превратились в атради.
— Каким образом?
— Я не слишком разбираюсь в технической стороне воплощения плана Самара. Кажется, он что-то сделал с магнитным полем планеты, связав его со своим биополем. А когда умер, связь пропала и весь механизм блокировки вышел из строя. Или… не знаю, — Алэй развёл руками. — Если хочешь, я могу рассказать, что успел услышать от Роми. Или можем подождать её. Она обещала присоединиться чуть позже, и тогда узнаешь историю из первых уст.
— Ждать мы точно не будем, — усмехнулся Адан. — Нам с Роми, когда мы рядом, обычно уже не до теории. Да и… — Он в упор посмотрел на Алэя. — Не стану врать, ваша история не очень меня заботит. При всём уважении. Но ты сказал, что они… вы… собираетесь сюда. Я не совсем понимаю, зачем.
— До того, как стать Тмиором, планета полыхала. Голый камень, бунтующие вулканы. Вся жизнь была уничтожена, доани прятались под землёй. Они, конечно, сами виноваты, что довели мир до такого, но теперь это действительно история. Однако если Тмиор снова станет непригодным для жизни, атради будет нужен новый дом, а что может быть лучше старого? — Алэй помолчал. — Я пришёл просто поговорить. Не втягивать тебя в новые неприятности, а спросить, что нас ждёт, если истинные всё же услышат, что пытается донести им Роми.
— Не принимай на свой счёт, но за недолгое общение с вами я уяснил одну вещь. Просто поговорить — это всегда новые неприятности. Хотя сейчас, как ни странно, меня это не беспокоит. — Он обвёл взглядом тёмный пляж. — Как видишь, здесь полно места. Хватит на всех. Вполне можете отгрохать себе новый замок, — Адан пожал плечами. — Никто в Бэаре не заметит, даже если таких замков будет сто. Просто потому, что в мегаполисе понятия не имеют, что здесь и как. Из-за этой штуковины, — он кивнул на сверкающую поверхность Сферы позади них. — Под куполом будет сложнее. Впрочем, с вашими возможностями вы вполне можете раствориться среди остальных, остаться незамеченными. Правда, не думаю, что вам понравится. Бетон, приборы, механика. Вдобавок, эта хрень не пропускает излучение, поэтому набираться энергии придётся за Сферой, как и мне. Но это тоже вряд ли проблема.
— Не проблема. — Алэй усмехнулся. — В общем-то, атради и жить здесь необязательно. Достаточно приходить, заряжаться энергией, уходить. И никому никаких хлопот. Но так не будет. Желание свить гнездо, осесть… оно возьмёт свое. Поэтому, понравится или нет, но атради будут пытаться это сделать. — Он тоже оглянулся на Сферу. — А если отключить?
— Знаешь, где кнопка?
— Догадываюсь, кто это установил и зачем. Полагаю, можно найти и кнопку.
— Начни, с кто и зачем, — предложил Адан, откидываясь назад и упираясь руками в песок. — Видимо, и здесь не обошлось без атради.
— Без них, наверное, нигде не обходится. В стольких мирах наследили… — Алэй вздохнул. — Чуть больше тридцати тысяч лет назад доа и атради были одной расой, которая населяла Эннеру. Но Сферу установили не они, а из-за них. Роми рассказывала, что тогда существовало некое содружество вселенных. В него входили весьма могущественные цивилизации и несколько десятков попроще. Они… Хотя вот это, наверное, действительно неважно, кто они и откуда, большинства из них больше не существует. Эннера, как часть содружества, была обязана подчиняться общим законам, но древние доа нарушили один из основных, запрещавший генетические эксперименты, которые могли привести к бессмертию. Грубо говоря, твои предки наплевали на запреты и последствия. А те не заставили себя ждать. Итог, — Алэй кивнул за спину на Сферу. — Ну и мы, атради.
— Погоди, — Адан изумлённо уставился на него. — То есть теоретически Роми может быть моей прапрапрабабкой, что ли?
— Конкретно Роми — нет, у неё никогда не было детей. Но в принципе ты всё верно понял. Смотрители или истинные атради, как они любят себя называть, — это твои пра-пра-прародственники.
— Охренеть, — хмыкнул Адан, почти физически ощущая, как удивление сменяется чем-то сродни отчаянному пофигизму. Видимо, только так мозг мог здраво воспринимать полученную информацию. — Роми говорила, что не помнит своего прошлого. Так что, может, когда-то давно у неё были муж, семья, дети. А я… Нет, охренеть, конечно.
Алэй рассмеялся.
— Когда всё грохнулось к чертям, ей было двадцать пять лунных лет. Её мать была среди тех, кто проводил эксперимент, кто разбирался как, что, когда, с кем… Роми с детства знала, что с ней будет дальше, так что серьёзные отношения исключались, как и потомство. Привести с собой в программу ещё и мужа с детьми было невозможно. — Он замолчал, встретился с Аданом взглядом. — Теперь она всё помнит.
— Что значит «теперь помнит»?
— Вот уже два месяца, как вспомнила. Она нашла капсулы памяти. Та поляна, где жил Самар… под ней находится древняя пещера. Роми угодила прямо в неё. — Алэй замолчал. Снова улыбнулся. — Наверное, и тут стоит начать с самого начала. Атради пережили трансформацию дважды. Первый раз, когда в ходе эксперимента превратились из обычных доа в бессмертных и стали доани, второй — когда нашли выход из «тюрьмы», куда их в качестве наказания за генетические эксперименты заперло Содружество. Они обнулили себя, изъяли собственные личности, оставили только набор базовых способностей, чтобы, проснувшись уже после трансформации, суметь вернуть себе память, которую загрузили в специальные капсулы. Одним из обязательных условий процесса было полное очищение сознания с помощью Плеши. Но что-то пошло не так. То ли очнулись не там, то ли очистили себя недостаточно, то ли ещё что. Теперь, благодаря Роми, у них появился шанс стать собой.
— Собой? — тупо переспросил Адан, чувствуя, что пофигизм сдаёт позиции, радушно предлагая разуму осмыслить услышанное. — Это как?
— Прости, плохо выразился. Я имел в виду восстановить собственные воспоминания.
— За все тридцать тысяч лет?!
— Нет. Всего за три тысячи. Или чуть больше. Ровно столько, сколько они прожили в изгнании, пока не нашли выход. Плюс то, что было до. В случае Роми — двадцать пять лет жизни, как доа. Три тысячи — как доани. То, что происходило последние двадцать семь тысяч лет, осталось в её памяти прежним. Может быть, чуть померкло, потому что прошлое теперь кажется ей ближе, ярче. Накладывается, затмевает многое. Но не всё, конечно. Я понимаю, звучит странно, — Алэй усмехнулся. — У неё всё время болит голова, и я не знаю, как ей помочь.
— Обычные таблетки, надо думать, в таких случаях не помогают. — Адан задумчиво покусал нижнюю губу. — Я бы порекомендовал Миру. Ты лучше меня знаешь об её способностях.
— Если забыть о том, что я понятия не имею, где она, то, скажем так, мой небогатый опыт общения с ней весьма неоднозначен. Насколько я знаю, она хотела меня убить. Правда, вышло наоборот.
— Ллэр мог бы устроить вам безопасный сеанс, — улыбнулся Адан.
Алэй вдруг стянул ботинки, встал. Подошёл к самой кромке воды. Поднял с песка несколько камней. Замахнулся. Куда улетел камень, темнота увидеть не позволила, только звук сообщил о том, что прежде чем нырнуть в воду, он как минимум раз десять прошлёпал по волнам.
— Я не знаю, где Ллэр.
— Если ты смог найти меня, уверен, обнаружить собственного сына — не проблема.
Роми остановилась у двери, попыталась унять дрожь.
В первый раз перед истинными она тоже была одна. Те, кто должен был принимать решения, кто должен был заботиться и искать выход, кто прожил столько, сколько существовали атради, кто столько забыл — не хотели ей верить.
Даже когда на Тмиоре пошёл дождь, впервые за многие тысячи лет, а может быть, вообще, впервые, они ей не поверили. Роми видела, как они были напуганы, хотя ни за что не признавали этого. Как цеплялись за прошлое, которое на самом деле лишь кроха в море их жизней, и как отказывались делать шаг вперёд.
Их мир наконец получил возможность сдвинуться с мёртвой точки, а они… они не хотели. Перемены за окном казались им временной непогодой. Пока ещё ничем не грозили. Истинные атради играли в равнодушие. Но сделать вид, что ничего не происходит, не получалось уже даже у самых твёрдолобых.
Пятьдесят три дня тому назад замок утратил свою многомерность. Развернулся в плоскости, подминая лес, превращая деревья в щепки. Теперь это было гигантское полупустое строение, которому не хватало хорошей транспортной сети внутри. Об его истинных размерах никто не имел даже примерного представления. Непостижимым образом никто не пострадал.
Семьдесят шесть дней прошло с тех пор, как взбунтовалось Море Истока. Северное крыло выходило теперь почти на самый берег, и когда первая волна врезалась в террасу, Роми была там — на балконе последнего этажа. Смотрела и не верила своим глазам, но не боялась. Вода ушла, откатилась на километры. Застыла, набралась сил и снова двинулась на каменные стены. Стихия хотела смыть атради с лица Тмиора. Стихия видела в них заразу, которую надо уничтожить.
Пятьдесят один день тому назад Роми поверила Ллэру и решилась. Вернулась к сверкающим шарам с Алэем и не стала отдёргивать руку. Теперь она знала: это место — пещера Вэра, названная в честь древнего бога доа. Больше пятнадцати тысяч шаров — капсулы памяти. В них — воспоминания истинных, основателей Тмиора, тех, кто родился за много лет до того, как появилась Плешь и начала втягивать одарённых новичков. Только четыре тысячи пятьсот двадцать три сумели выжить и превратиться в первых атради.
Вот что имел в виду Самар под «цена вам не понравится». Цена за уют нового мира. Цена за силу, власть. За свободу, на которую доани не смели уже надеяться. За перегрызенные прутья «клетки», в которую их бросило Содружество, пришлось заплатить смертью. Они отдавали себе отчёт, на какой риск идут, но всё равно не думали, что результат окажется таким.
Теперь Роми знала, сколько лет прошло. Теперь она помнила время, когда её не существовало. Помнила, как звали родителей. Понимала, что становится другой, смотрит на всё иначе. Что воспоминания последних тысяч лет — блекнут, что пустоту заполняет то, что когда-то принадлежало не ей, но от этого не становится легче.
В их истории хватало потрясений. Сотни тысяч лет назад солнце Эннеры едва не убило молодую расу, вызвав резкий скачок в эволюции. Оно заставило приспосабливаться. Направило естественное развитие по другому пути. Чтобы выжить, древние доа должны были стать сильнее и выносливее. И они стали, начав с того, что смогли противостоять вредному излучению, а затем поняли, как использовать отражённый свет луны.
Они не жили вечно, но постепенно способность к регенерации увеличила продолжительность их жизни почти вдвое. Они не ворочали Основаниями миров, но со временем развили умение свободно путешествовать по ним. Они многому научились: телепатия, телекинез, левитация, исцеление энергией. Но всё равно в какой-то момент им стало тесно. В себе. В болезнях, которые всё ещё приходилось лечить. В своей такой короткой жизни. Ведь сто пятьдесят — это так мало, только успеваешь войти во вкус!
Им захотелось большего, и долгие годы лучшие ученые умы Эннеры работали над секретом долголетия, пока не нашли ответ. Способ превратиться в доани.
Конечно, не всем оказались доступны места в новую жизнь. Да и кто решится на эксперимент планетарного масштаба, не проверив предварительно последствия на контрольной группе?
Критерии допуска к программе занимали не один печатный лист, подбор кандидатов вёлся долго, тщательно и открыто. Вся Эннера с замиранием следила за новостями в ожидании первых результатов. Не сомневалась в успехе и уже верила, что не за горами тот день, когда появится простой, безболезненный способ для любого желающего, а может быть, даже повсеместная вакцинация в младенчестве, чтобы новое поколение жило лучше.
Доа не думали о других мирах. Не задавались вопросом, почему ни в одном из них никто не живет больше ста — ста пятидесяти лет. Они верили, что нашли безопасный способ жить дольше.
Их предупреждали. Закон Содружества, в которое входила на правах младшего члена молодая, но дерзкая Эннера, был категоричен. Им напомнили о тайко, расе — из-за которой в своё время и возникло Содружество, и которая на собственном опыте доказала, что эксперименты с бессмертием — опасны. Доа едва ли не отмахнулись. Предоставили тысячи и тысячи террабит материалов, результатов исследований, доказательств и объяснений. Им запретили. Но они не остановились. Они не сомневались в своей гениальности.
И ошиблись. Во всём.
Роми помнила свой первый вдох, как вечной. Всё было совсем не так, как обещала мать. Ей казалось, изнутри что-то рвётся на свободу, требует избавиться от материальной оболочки. Тело горит, чешется. Помогало какое-то время не дышать. Боль утихала, становилась ноющей, но никогда не исчезала до конца. Потом приходилось снова делать вдох и снова окунаться в волны боли.
Роми помнила, как в исследовательский центр пришло сообщение о том, что творится за его стенами. О планете, терпящей одно стихийное бедствие за другим. О Вселенных, которым досталось ещё больше, и о решении, которое приняло Содружество. Они повторяли историю тайко.
Новая раса совсем не походила на улучшенный вариант доа. У учёных получилось создать нечто принципиально новое. Первые же тесты показали — те, кто прошёл генетическое изменение, будут жить теперь не просто долго. Они будут жить вечно. И они невероятно опасны для всего живого. Энергия, запертая в материи. Невероятная мощь биополей, бесконтрольно вторгающихся в магнитное поле планеты.
Последствия ощутили повсюду. В считанные дни доани поставили под угрозу существование Эннеры и сместили баланс энергий в других Вселенных. Тлай, самая могущественная цивилизация Содружества, внесла предложение, которое единодушно поддержали остальные члены. Закон Кольца запрещает ничем не мотивированный революционный подход к собственному развитию и не терпит нарушений.
Их изолировали, всех. Никому не удалось скрыться — у Содружества всё было готово для такого поворота событий, они лишь выжидали удобный момент, чтобы обрушить свой праведный гнев на Эннеру.
Роми помнила, как содрогнулись миры, когда Тлай активировали невидимую, но ощутимую Границу. Как заработало магнитное поле, которым спеленали бывшую Вселенную тайко, ставшую тюрьмой для тех, чьё существование закончилось гибелью сотен тысяч людей. Как Содружество выпустило Гончих — те самые «Тени», что впервые пришли за Аданом три месяца назад. Невероятно, но технология Тлай на десятки тысяч лет пережила своих создателей.
Всех доани приговорили к верной смерти в медленно умирающей Вселенной, из которой они, сами того не желая, забирали необходимую для баланса энергию. Доа оставили на Эннере, но упрятали под Сферу и накрыли ей столицу планеты, где они, лишенные питательного излучения луны, постепенно реэволюционировали и превращались в обычных людей без способностей.
Через почти три тысячи лет после вердикта Содружества доани, на грани отчаянья, вновь нарушили Закон Кольца. Злой бог Самар понял, как стать невидимыми для Гончих и Границы. А ещё — как исправить первый эксперимент. Так возникли Тмиор и Плешь. Так появились атради — такие же всесильные, какими когда-то были доа, но вечные и безопасные для мироздания.
Как же жаль, что самый древний атради мёртв! Тмиор разрушался, и никто не понятия не имел, как не дать ему превратиться обратно в умирающую планету, как спасти всех, кого он приютил на двадцать семь тысяч лет. Благодаря Самару, атради отгрызли у жизни огромный кусок, но потратили его впустую. А теперь не хотели ничего слушать.
Но она их заставит вспомнить.
Роми решительно распахнула дверь.
Вслед за первым камнем последовал второй. Потом третий.
— Мне повезло, — наконец ответил Алэй. — Ты оказался за Сферой. Будь ты в городе, мне бы пришлось попотеть, чтобы тебя найти.
— Тебя прислала Роми?
Он обернулся.
— Не совсем. Это была моя идея.
— Даже так? — искренне удивился Адан. Почему-то вариант, что Алэй на самом деле пришёл, чтобы расспросить его о возможных последствиях массового переселения атради в Бэар, а заодно ввести в курс последних событий и состояния Роми, казался удобным предлогом. Ведь куда проще, а, главное, эффективней, оставаясь незамеченным, влезть в голову какого-нибудь политика и всё узнать, а ещё лучше — внушить правительству необходимость сотрудничества с другой расой. Но никакого скрытого мотива в их с Алэем встрече он не находил. Кроме одного. — Роми рассказала о нас?
Ничего в его взгляде и выражении лица не изменилось, но Адан понял, если Роми и рассказывала, то вряд ли всё.
— Она говорила о тебе, — Алэй посмотрел на песок, на свои ноги, сделал несколько шагов вдоль воды. — Конечно, мы могли пойти другим путём, заняться подготовкой перехода заранее, много раньше, выйти на контакт с вашей верхушкой, обрушиться на головы. Правда, это не наш стиль. Не мой и не Роми, а поскольку именно мы вынуждено решаем задачу, — он покачал головой, — действуем своими методами. Другие атради обязательно устроят шоу из своего появления просто потому, что страсть к спецэффектам, видимо, идёт бонусом к вечности. И так или иначе ты окажешься втянут. Я понимаю твоё желание остаться в стороне. Роми тоже уважает твой выбор. Но сразу или позже ты не сможешь игнорировать происходящее на Эннере. Потому что ты — уже не они, — он кивнул на Сферу. — Ты часть перемен. И я подумал, будет честно, если ты узнаешь, какого чёрта происходит, до того, как всё начнётся. Тем более, что я понятия не имею, куда это всех нас заведет.
— Честно, ага… — вздохнул Адан. Задумчиво посмотрел на луну, скользнул взглядом по усыпанному звёздами небу. Улыбнулся. — Интересно, сколько у меня времени собрать чемоданы и свалить подальше? Например, в гости к Мире. Она приглашала.
— Думаешь, Мира обрадуется и поверит, что за тобой следом не идут неприятности? — Алэй улыбнулся.
— Она не убегала от неприятностей, Мира просто… Не важно, раз уж у вас с ней не сложилось. В общем-то, я и сам не собираюсь никуда сбегать. В кои-то веки мои предки вернутся в родовое гнездо, и я это пропущу? Да ни за что! — Адан рассмеялся. — Даже, если это грозит серьёзными неприятностями мне лично. Кстати, а ты… — Он прищурился, изучая выражение лица Алэя. — Ты сказал, что вынужденно занимаешься всем этим. Почему?
— Почему вынужденно или почему занимаюсь?
— И то и другое.
— Из-за Роми. Она не может бросить остальных и уйти. Ведь нет ничего проще, ушли бы сюда, поселились, слились с беарцами. Кто нас вычислит? Да никто. Атради отлично умеют прятаться, научились за столько-то лет, — усмехнулся он. — И пусть хоть трава не растёт. Но это её народ. Это её мать была одной из тех, кто начал эксперимент. Истинные ведут себя, как идиоты. Атради нельзя переместить силой, — не прекращая говорить, он присел, принялся закатывать штаны. — После того, что с ними сделало Содружество, они продумали и это. Научились блокировать выход в Надпространство, чтобы якорем уцепиться за мир. За место. Вот она и пытается убедить их, грозится потащить за шкирку, но вряд ли это получится. Разве что на поводке наручника тайко.
Алэй зашёл в воду.
— Тёплая. Приятно… А ещё занимаюсь потому, что знаю, что их ждёт. Если не повезет умереть сразу, когда Тмиор захлопнется, то придёт голод. Дней через пять, не больше. Сильный голод, на несколько часов. Я бы мог им много чего рассказать об этом, но кто станет слушать бывшего самоубийцу?
Про голод Адан мог бы рассказать и сам, но его-то уж точно никто на Тмиоре не станет слушать.
— По-моему, атради вообще никого не слушают. Роми — особенно.
— Если она вбила себе в голову, то да, — по голосу чувствовалось, что Алэй улыбается.
— То есть всегда, — хмыкнул Адан. — Думаешь, у неё есть шанс ваших твердолобых переубедить?
— Она и не с такими справлялась. Роми может быть удивительно изобретательной. И упрямой, как ты, наверное, сам уже знаешь. Она не сдастся, даже если ей в лоб сказать «нет». Просто нужно время, а его впервые у неё нет. — Алэй стоял, сунув руки в карманы, почти по щиколотку в воде. Глядел на море, на лунную дорожку. — Как поверить в такое, если тебе само понятие неизвестно?
— Не знаю, — честно признался Адан. — Вы, кажется, хорошо с ней ладите. В смысле, ты так о ней говоришь, про упрямство вот… И вообще. Мне, — он усмехнулся, — частенько хотелось ей врезать. Та ещё стерва.
— Мне кажется, я наконец-то её поймал. Понадобилось почти семьсот лет, не меньше сотни ошибок, одна попытка умереть и одна разъярённая девчонка, обиженная на то, что я искалечил жизнь собственного сына. Но её — я поймал, и теперь уже навсегда.
— В каком смысле поймал?
Алэй обернулся и прежде чем что-то успел сказать, Адан впервые увидел так чётко чужое биополе, те самые энергии, о которых столько слышал. И необходимость ответа отпала сама собой.
Это было похоже на то, как если бы Алэя облизывали язычки пламени. Маленькие, юркие бледно-голубые змейки-молнии метались вокруг, вспыхивая красными, яркими. Знакомыми. Вот почему в первый миг в сознании не прозвучал сигнал — чужак, хоть Адан и понял, что перед ним кто-то, кого он раньше никогда не встречал.
Алэй сразу показался своим. Но не потому, что внешне похож на Ллэра, и не потому что Адан много слышал о нём. Сам того не понимая, он почувствовал в нём энергию Роми. А это могло означать только одно — Алэй и Роми вместе. Теперь или снова они — пара. И сразу же противный, саднящий осадок пополз по горлу вниз, на миг застрял в груди, обжигая, потом горьким комком провалился в желудок.
Ревность. Непонятная, необоснованная, глупая ревность.
Адан нахмурился. Несколько секунд буравил Алэя взглядом исподлобья, пока не осознал, как по-идиотски выглядит сейчас. Поспешно отвернулся, зачем-то вскочил, подошёл к Сфере. Глядя на себя как в зеркало вспомнил, как целовал Роми, как она охотно отвечала на его поцелуи, как почти…
— Вот стерва.
Дорого бы он дал, чтобы увидеть её сейчас, заглянуть в голубые бесстыжие глаза и… и…
— …и я не понимаю, почему… — Отражение Роми возникло внезапно, рядом. Она говорила, размахивала руками. Потом замерла, уставилась на саму себя, перевела изумлённый взгляд на Адана, отражающегося рядом. — Что происходит?!
Последнее уже относилось к нему.
— И тебе здравствуй, — буркнул Адан, поворачиваясь к ней и разглядывая тридцати трёх тысячелетнюю девицу.
Сейчас Роми выглядела ещё «шикарней», чем на поле после аварии кабриолета три месяца назад. Отчаянные, безумные, горящие от прерванного спора глаза, миленькое свободное платьице, на сей раз голубое и чуть длиннее, чем обычно — почти до колен. Лохматая копна рыжих волос, развевающихся на ветру, перепачканная в чём-то кожа и, что гораздо хуже, вымазанное энергией Алэя биополе. Швырнуть бы её сейчас в воду, отмыть, а потом… Потом… Адан хмыкнул, отгоняя неуместные картинки.
— Прости, — он нарочито равнодушно пожал плечами. — Не хотел выдёргивать тебя так… настойчиво.
— Всё-таки мужчины во всех мирах трогательно одинаковы, — послышалось сбоку.
Адан вздрогнул, машинально обернулся на голос с до боли знакомыми язвительными нотками.
Таль сделала несколько шагов и остановилась в паре метров от них. Традиционно полуголая — короткий кусок полупрозрачной красной ткани, намотанный на обнажённое тело, вряд ли можно было классифицировать, как одежду. Босиком — красные остроносые туфли на длинном тонком каблуке Таль держала в руках.
— Доброй ночи, — она по очереди оглядела всех, насмешливо склонила голову набок, улыбнулась. — Адан, ты ведь нас познакомишь?