Эннера

Глава 21

Мира со счастливой улыбкой приоткрыла глаза. Ллэр полусидел на постели, опираясь затылком на мягкое изголовье и нежно водил пальцами по её предплечью. Она не видела его лица, но была уверена — Ллэр тоже довольно улыбается, только чуть сдержаннее. Мира не собиралась сдерживать эмоции. Бесполезно — ничего бы не вышло, потому что сейчас она для Ллэра, как открытая книга. Каждое биение сердца, каждое движение, каждая мысль, каждое желание, каждое ощущение — всё доступно. Хочешь узнать — окунись, почувствуй. Ей нечего скрывать.

Свечи давно погасли. Через два овальных окна струился призрачный лунный свет, превращая темноту в приятный полумрак. Их кожа тоже всё ещё светилась, хоть не так ярко, как несколько минут назад.

— Знаешь, я безумно тебя люблю, — прошептала Мира, перехватывая руку Ллэра и сцепляя свои пальцы с его в замок. — Наверное, за это придётся дорого заплатить. Но я готова. Теперь готова.

Он крепче обнял её, мягко коснулся губами виска. Мира почувствовала лёгкое покалывание на коже, а потом тепло — мягкое, обволакивающее, проникающее в каждую клеточку.

— Ты боишься щекотки?

— Нет. Почему ты…

— А если так?

Ллэр отыскал, наверное, самое длинное пёрышко в развороченной подушке. Оно зависло сантиметрах в пятнадцати от носа Миры и медленно поплыло в её сторону.

Она засмеялась, сильнее прижимаясь к Ллэру. Ласково сжала в ладонях его лицо.

— Ты что-то такое делаешь со мной. Это потрясающе. Ты потрясающий.

Он вскинул одну бровь, лукаво прищурился. Пёрышко взлетело выше, скользнуло по её плечу, вызывая ворох мурашек.

— Пытаешься сбить меня с мысли? — Ллэр перевернулся и оказался сверху. — Я всё равно доберусь.

— Я могу стать призраком, — смеясь, напомнила Мира.

— И что?

— И не доберёшься, вот что.

— Думаешь? Мы не на Тмиоре.

— И слава богу. — Мира перестала смеяться, посмотрела в глаза Ллэру. Поднимать тему снова не хотелось, её воля — она бы забыла обо всём и не вспоминала никогда, но что, если это поможет спасти гибнущий мир и всех атради? — Возможно, я просто пытаюсь найти себе оправдание.

— Но?.. — Ллэр сел рядом, по-прежнему глядя на неё.

— Но я подумала… Ты сказал, что Содружество создали Тени специально, как защитный механизм от доа и доани. Чтобы найти и обезвредить, если кто-нибудь из них проявит свои способности и выберется на свободу. Так?

— Так говорит Роми.

— Тогда почему они не тронули меня?

— Мешанина в твоей крови, например. Она могла сбить их со следа. Сначала они увидели биополе доа и атради, потом обычной актарионки. Твой мир тоже входил в Содружество и был союзником Тлай. Значит, ты им не враг.

— Допустим, но как ты объяснишь, почему они влезли в меня? Я сейчас не про сам процесс. Я имею в виду — зачем? Я ведь ничего не знала ни о Самаре, ни о Тмиоре, ни тем более о той пещере с капсулами. Они не могли предвидеть, что я попаду на Тмиор снова. Логичней в таком случае было влезть в тело атради. Уж он-то точно рано или поздно вернётся на Тмиор. А просчитать такой алгоритм… — Мира приподняла голову, чтобы видеть глаза Ллэра. — Тебе не кажется, что это чересчур сложно для защитного механизма, нацеленного на уничтожение? Что, если им кто-то управляет?

Он сел ровнее, задумчиво посмотрел на неё.

— Я ни фига не узнал. Такого, чтобы наверняка. То, что Роми вспомнила, не до конца вписывается в нашу ситуацию. Вернее, не вписывается совсем, — он покусал нижнюю губу, невесело улыбнулся. — Я вернулся туда. Исследовал каждый миллиметр, где раньше стояла халабуда Самара. Каждую щепку, что не унесло ветром. И единственное, что там сейчас осталось — подземные пещеры. Может быть, Тени явились туда убить Самара, потому что только так можно было распечатать вход, но я не понимаю, зачем. Им-то какое дело до капсул с памятью? Тем более Тмиор зависел от Самара, его смерти хватило бы с лихвой. Мне не даёт покоя шоу, которое они нам устроили на поляне. Или не нам. Возможно, это часть их программы. Тлай ведь не просто так отправили всех доани в ссылку именно в эту Вселенную. Наверняка учитывали множество вариантов. А значит, Тени вовсе не так просты, как мы думаем. Ты что-нибудь вспомнила?

— Нет. Но… — Мира села, придвинулась у Ллэру ближе. — Давай проверим, чего я не помню.

— Предлагаешь, чтобы я влез к тебе в голову, как ты — к Роми?

— Мог бы не упоминать её в каждом втором предложении. А то начинает казаться, что ты Тмиор ради неё спасаешь, — хмыкнула она. — Откуда ты вообще знаешь, как именно я влезла к ней в голову?

Ллэр улыбнулся.

— Адан, между прочим, тоже в курсе, как ты по головам шарилась.

— Адан, между прочим, в курсе много чего, о чём ты не в курсе, — парировала Мира.

Его улыбка стала шире.

— Да? И о чём же? Можно, я это тоже подсмотрю в твоей памяти?

Весело ему, конечно. А она ревнует, хотя дала себе слово, что не будет.

Ллэр обнял её, прижимая спиной к своей груди.

— Роми было слишком много в моей жизни и будет слишком много в твоей, раз уж мы вместе пытаемся удержать Тмиор. Не упоминать её не выйдет.

— Знаю. Ты тоже прости. — Ревность испарилась, уступая место нежности и страху. Но Мира не собиралась отступать.

— Послушай, — он мягко коснулся губами её виска, пальцами — шеи. — Мне придётся копнуть в твоё сознание глубже, чем было у вас с Роми. Это означает, что ты тоже можешь зацепить что-нибудь из моей памяти. Что-нибудь, что тебе не понравится. Ты должна быть к этому готова.

— Обещаю не устраивать истерик и сцен ревности, — Мира взялась за его запястья, крепко обхватила. Усмехнулась, подумав, каким нелепым кажется сейчас обычное желание всех влюблённых знать друг о друге всё. Она не хотела.

Так или иначе за плечами у Ллэра столетия, впереди — бесконечно много лет. Он будет жить, совершать ошибки, исправлять их, опять ошибаться, наслаждаться, страдать, расставаться, прощать, забывать, влюбляться и так по кругу. А у неё ничтожно мало времени, когда тратить драгоценные минуты на ревность к прошлому — непозволительная глупость. Сегодня Ллэр с ней. Это главное. И поэтому она должна избавиться от всех сомнений, страхов, неуверенности. Их с Ллэром завтра — слишком зыбкое, чтобы ссориться из-за его вчера.

— Готова?

— Да.

…Больница никогда не нравилась Мире. Здесь давили стены. Дышать трудно, воздух пропитан стерильностью, если та вообще может чем-то пахнуть, множество непонятных приборов и пугающих роботов.

Сейчас Мира сидит в удобном кресле и терпеливо дожидается кого-то. Стены уже не давят, запах не раздражает, яркий свет не режет глаза.

— Знакомое место, — шепчет Ллэр, его не видно, но незримое присутствие ощущается.

И сразу становится спокойней.

Мира уверенней оглядывается и замечает в конце длинного, пустого коридора Таль.

Она стоит, прислонившись спиной к красной стеклянной стене, рядом с незнакомым полным мужчиной в голубом халате. Как всегда, шикарная. Синее облегающее платье повторяет каждый изгиб идеального тела, высокие каблуки делают стройную высокую фигуру ещё выше. Жесты властные, как будто ей принадлежит не только эта больница, но и вся Вселенная. Потом знаком отпускает его и направляется к ней. Грациозная походка хищницы — неторопливые, уверенные шаги пожирают пространство.

Мира машинально вжимается в кресло. В присутствии Таль она всегда робеет, хотя та мила и любезна с ней. Может, потому что в голосе нет-нет да проскальзывают ледяные нотки, а в тёмно-синих глазах — высокомерие. Таль — Способная, она не умеет вести себя иначе, но сейчас в её взгляде — сочувствие. Настоящее. Мира откуда-то знает: Таль не притворяется.

— Как ты себя чувствуешь? Ничего необычного?

Мира мотает головой, сильнее ощущая дискомфорт. Кажется, что глаза Таль гипнотизируют. Попросит сейчас спрыгнуть с крыши, и Мира выполнит, не задумываясь.

— У меня хорошие новости, — в голосе Таль отчетливо слышится разочарование. — Больше у нас нет причин держать тебя здесь. Ты можешь вернуться домой.

К Мириной робости добавляется задорный интерес Ллэра. Вряд ли он специально позволяет ей понять, что чувствует, но теперь Мира знает — Ллэр искренне восхищается Таль, её умом, амбициями, знаниями.

Ревность впивается острой иголкой, отвлекает. Мира машинально ставит блок, сосредотачиваясь на собственных воспоминаниях. И сознание послушно раздваивается, как будто здесь и сейчас существуют две Миры. Одна — в больнице, в прошлом. Вторая — наблюдает за первой, отмечает каждую деталь, анализирует.

Бесконечный красный коридор. Совершенно пустой — они идут уже минут пять, а им до сих пор никто не попался навстречу. Зато уже раз семь свернули направо, отчего ощущение, что идут по кругу, только растёт. Миру так и подмывает распрощаться с Таль и броситься бегом вперёд, чтобы поскорее оказаться на шумной улице. Почувствовать себя свободной. Вдохнуть наконец-то приторно-сладкий, густой, как карамель, воздух, запрокинуть голову, увидеть небо, улыбнуться птицам, потом зажмуриться от удовольствия, подставляя лицо ласковым лучам солнца, рассмеяться.

Мира в прошлом никак не может вспомнить, сколько именно дней находится в больнице. И дней ли? Может, недель. Или месяцев. Уточнять у Таль не хочется.

Вторая Мира знает, что она провела взаперти ровно пятьдесят один день.

Мира в прошлом нетерпеливо идёт рядом с Таль, почти не слушает её. Какая разница? Она свободна, свободна, свободна…

Вторая Мира знает, что задумала Таль и почему у Миры в прошлом такой прилив энергии.

Мира в прошлом ничего не подозревает. Не догадывается, что с каждым шагом приближается к гибели.

Коридор заканчивается неожиданно. Она замедляет шаг, неуверенно топчется на пороге широко раскрытой двери, недоверчиво косится на остановившуюся в проёме Таль.

— Тебя уже ждёт таксилёт. — Холёная белая рука с синими овальными ноготками изящно взлетает в воздухе, указывает на стоянку.

Вторая Мира понимает — Таль всё продумала, подготовилась. Служебный выход без лишних свидетелей, заказанное к порогу такси, заглюченный водитель-смертник. Никаких осечек в идеальном плане. Почти идеальном. Ей почему-то чудится фальшь, игра в каждом жесте, в каждом слове Таль. Но она не успевает сосредоточиться. Мимолётное, невнятное ощущение, мелькнув тенью, исчезает.

Мира в прошлом смущённо бормочет слова благодарности, не поднимая взгляда, несётся к таксилёту, торопливо кивает на прощание и лезет внутрь. Уже из салона сквозь затемнённые окна бросает взгляд исподтишка на Таль. Та смотрит так, будто непрозрачное стекло — не помеха. Накатывает тоска вперемешку со страхом. Сердце то замирает в груди, то бешено колотится, словно собирается выскочить. Пульс громко стучит в висках. Становится холодно, хотя в салоне не продохнуть от жары. Внезапное головокружение вынуждает зажмуриться. Таксилёт набирает высоту, мчится над Миером.

Вторая Мира знает, что произойдёт. Сначала плавно опустится стеклянная перегородка. Потом резкий запах газа, тошнота. Мозг успеет предупредить об опасности, Мира в прошлом — испугаться и отправить сознание в Плешь, Ллэр — подхватить её тело и перенести на газон. Взрыв, разлетающийся на куски таксилёт, клубы чёрного дыма в оранжевом небе.

Вторая Мира пытается остановить мелькающие картинки, отмотать память назад, вернуться в то странное ощущение — у дверей с Таль. Не получается.

— Где Тени? — шепчет невидимый Ллэр в настоящем. — Покажи мне.

Мира в прошлом скорее догадывается, чем понимает — она в комнате Алэя. И почти сразу сильный спазм сдавливает грудь, будто холодные пальцы хватают за горло и душат. В ушах звучит незнакомый голос. Бесполый, монотонный. Он повторяет одну и ту же фразу, смысла которой Мира не знает. Силится разобрать слова, но всё сильнее болит голова, всё труднее дышать.

И вдруг кажется, будто обдувает мягкий, ласкающий летний ветерок, и сквозь ледяную корку прорывается другой голос. Ллэр.

— Котёнок, слушай меня. Вернись на шаг. Вернись к Алэю.

Она послушно отматывает назад картинки. Наугад останавливается.

В комнате тишина. Алэй испуганно смотрит на неё.

— Ты что натворила?

— Молодец. — Мира в настоящем снова слышит Ллэра. — Молодец. Ещё чуть-чуть. Шаг за шагом. Не торопись. Дыши.

Он замолкает, и она понимает — Ллэр не знает, почему ей больно. Так не должно быть, память — всего лишь отпечаток. Но Мира чувствует то же, что чувствовала в прошлом, к которому прикасается. Ллэр растерян и в то же время уверен — бояться нечего. Надо лишь шаг за шагом, секунда за секундой разматывать спираль времени.

Комната Алэя наполнена одиночеством и страхом. Кашель мешает соображать, Мира различает только одно желание — убраться. Как можно дальше. Туда, где никто не найдёт. Где не будет Ллэра и его жалости.

Бесполый голос продолжает монотонно бормотать. Сопротивляться ему не получается. Ещё миг, и залитая солнечным светом комната в Замке атради сменяется зелёной поляной.

Перед Мирой одноэтажный домик, вокруг лес. Тихо, даже птицы не поют.

Дверь распахивается. Сколько лет тому, кто стоит на пороге — не понять. На лице юноши глаза старика.

— Но почему — Самар? — спрашивает Ллэр. Не у Миры — у её памяти. И у того, что подчиняет себе её сознание в прошлом.

Оно молчит, а Мира в настоящем эхом узнает то, что недавно выяснил Ллэр — самому старому атради больше тридцати тысяч лет.

Вероятно, Самар почувствовал чьё-то присутствие. Он удивлённо смотрит на Миру. Она испуганно таращится на него. Не успевает ничего сказать, сделать… Цепенеет от ледяного холода. Необъяснимого, потому что с неба светит раскалённое солнце, под ногами зеленеет трава, за спиной атради — горшки с цветами.

— Что тебе надо? — грубо бросает Самар.

Мира в настоящем улавливает недоумение Ллэра: самый старый атради не удивлён гостье.

— Ты знаешь сам, — она покорно озвучивает, что требует всё тот же голос в её голове.

— Этого не будет.

— Тмиора тоже. И таких тварей, как вы, — повторяет следом Мира. И ни капли не сомневается — голос не шутит.

Голову словно сдавливают тиски. Память сопротивляется, как будто хозяин голоса не хочет, чтобы она добралась до сути, чтобы догадалась. Он не может знать, что сейчас за всем подглядывает Ллэр, но, видимо, ему не сложно было предположить, что рано или поздно атради доберутся до её разума, попробуют вскрыть.

Мире в настоящем кажется: ещё немного — и она потеряет сознание. Но в этот момент, здесь, сейчас, в реальности, Ллэр перестаёт сжимать её руки, ладони поднимаются к её голове, пальцы ложатся на виски.

— Я сильнее, — уверяет он Миру. — Веришь? Я — сильнее. Я не позволю ему до тебя добраться.

Он раскрывается, позволяя прикоснуться к его энергии, взять её себе.

Конечно, она верит. Сначала осторожно, потом смелее пользуется согревающим живительным теплом. Вместе с ним приходят картинки из памяти Ллэра.

В темноте кажется, что там, где они находятся, ничего нет. Только низкий каменный алтарь и свеча позади него. Чёрно-красные стены украшают странные не то объёмные рисунки, не то лепные надписи, мерцающее пламя заставляет их отбрасывать тень, делает ещё необычней, даже пугающими.

Такое место подошло бы для какого-нибудь мрачного демона, но Ллэр, а вместе с ним и Мира, знают: местные верят, здесь обитают добрые духи, время которых — ночь. В этом мире у Добра чёрный цвет, который помогает им скрываться от захватившего день Зла. Вот уже почти пятьсот лет здесь всё наоборот.

Девушку возле алтаря Мира видит впервые, понимает, она — не атради. Худенькая фигурка, затянутая в узкие, совершенно несоответствующие месту джинсы и майку-топ. Маленькие босые ступни. Прямые чёрные волосы, длинные, ниже талии.

Ллэр её знает. Ллэр знает, что она, закрыв глаза и положив руки на камень, пытается сорвать завесу с прошлого. Что-то вспомнить. И у неё может получиться, потому что алтарь — не просто обработанный кусок скалы. Тонкий прибор неизвестной этому миру технологии. Информационный блок, к которому доступ имеют лишь избранные. Но не эта девушка.

Внезапно её охватывает серебристое сияние, и облик меняется: на ней оказывается светящееся белое платье почти до самого пола, открывающее босые пятки на каменном полу. Чёрные волосы почему-то совсем не отражают свет, а даже наоборот, словно поглощают его, и только венчающая их серебряная диадема мерно мигает в темноте.

— Это крайне неразумно с твоей стороны, — тихо говорит Ллэр.

Девушка оборачивается. Она молода и невероятно красива, но не яркой красотой. Её лицо будто светится изнутри. В такую не влюбляются, такой хочется поклоняться, почитать. Как божество, ангела-хранителя.

Ллэр же смотрит на неё недовольно.

— Что именно ты имеешь в виду?

— То, что ты сейчас здесь, — он зол. — Урсейя, в этот Храм нельзя так просто взять и войти, на него наложено заклятие.

— Тебя злит, что я прошла сквозь твою охрану? — Её губы кривятся в усмешке.

— Это не моя охрана. Заклинание наложено Древними. Его несложно обойти, но не стоит этого делать. Ты должна сейчас быть с остальными, они уже заметили твое отсутствие и начинают нервничать. Ты же не хочешь, чтобы они узнали?

Урсейя усмехается.

— Оставь этот бред, Майоти. Я в курсе, кто ты.

— И кто же я?

— Ты сам — Древний. Из тех, кого мы теперь зовём раммари — Ушедшие. Ты когда-то жил на нашей земле, но потом умер, а теперь вернулся, чтобы нас уничтожить.

Он удивлён, но это ничего не меняет. Ллэр продолжает злиться, хотя голос его остается ровным.

— Я пытаюсь помочь.

— Это не имеет значения. Ты уничтожишь.

— Это сказали тебе Боги?

Урсейя медленно обходит алтарь, останавливается по другую сторону, протягивает руку, касаясь свечи, тут же отдёергивает руку. Ллэр знает почему — воск ледяной, так же, как и пламя. Это лишь иллюзия. Холодный огонь, который Ллэр притащил из другого мира. Атрибуты загадочности, призванные убедить местных жителей, что здесь пристанище добрых духов, которые спасут и защитят.

— Я должна была увидеть Храм изнутри, — на последний вопрос Урсейя не собирается отвечать. — И прикоснуться ко всему, чем он наполнен. Даже к тому, чего ты не видишь.

Видение обрывается. Картинка опрокидывается, наливается светом. Солнце отражается от облаков. Здесь Мира уже была. Три месяца назад, в воспоминаниях Роми.

— Если ты не остановишься…

— Это и наш мир, наш дом. Алэй, я не могу…

— Эль, я не буду начинать всё с начала. Не буду тебе снова объяснять, что Нэшта теперь живет по другим законам. Остановись.

— Они себя разрушают.

— Это их жизнь. А ты не их бог. Хватит играть чужими жизнями.

— Играть? Мы сделали это. Ты. Я. Роми. Я…

— Эль, знаешь, кто такая Урсейя?

Ллэр молчит. Смотрит на облачное море.

— Почему мы всегда встречаемся в этом месте? — он не хочет отвечать, не хочет и слушать. Он знает, кто она. И знает, что если не остановится и проиграет, никогда себе не простит.

Мира отгораживается от памяти Ллэра.

Когда-нибудь, если этому суждено случиться, если она выживет, если у них получится спасти атради, если… Если все эти бесчисленные «если» позволят, она обязательно расспросит Ллэра обо всём, что произошло тогда. И кто такая Урсейя. Она должна знать. Но не сейчас.

Пока в ней снова достаточно энергии, стоит попытаться ещё раз.

— Ты ведь не позволишь им… — Мира не договаривает. Память, это всего лишь память, успокаивает себя. Всё это уже было, всё это уже не может причинить ей вреда.

Она набирает в лёгкие воздуха, прикасается к воспоминаниям и будто проваливается в глубокий колодец.

Мучительные секунды падения, перед глазами снова калейдоскоп картинок. И снова возвращается боль, удушающий кашель разрывает лёгкие на части. Во рту — привкус крови. В голове — тот же монотонный голос.

Мира в прошлом чувствует — Самар колеблется, решая, как поступить. И это ощущение само по себе болезненно. Она откуда-то знает, его решение коснется и её тоже. Сопротивляться голосу не выходит.

— Это твой окончательный выбор, Самар? — хрипло, через силу произносит Мира.

Он едва заметно улыбается. Отвечать и не думает, молчание само по себе — ответ.

— Мира, что-то… Уходи, — просит Ллэр. Он тоже чувствует опасность, даже сейчас, когда это всего лишь срез памяти.

Она слышит, но ничего не может изменить. Безвольной марионеткой отдается во власть уже пережитого, чтобы показать и пережить снова. Болят мышцы, вены, кожа. В ней будто застряло инородное тело, пытается высвободиться. Любой ценой, даже если цена — её жизнь.

Голоса, запахи, звуки, картинки, ощущения теперь уже троятся. Мира одновременно чувствует тремя ипостасями сразу. Одна — пассивно наблюдает в настоящем, две другие борятся между собой в прошлом. И эта борьба сводит с ума.

Одна из них оказывается сильнее. И Мира скорее замечает со стороны, чем чувствует: там, на поляне — она снова призрак. Как на пляже с Ллэром, как потом на скале, когда Тени…

Тени! Она вдруг видит их совсем близко. Ещё через миг понимает — они всё время находились в ней, а теперь беспрепятственно покидают убежище, множатся, из серых превращаются в чёрные, блестящие на солнце, как гладкая морская галька Актариона.

Холодно. Ужасно холодно. Воздух стынет в горле, обжигает нёбо. Но дышать, как ни странно, легче. Кашель пропал, во рту исчез привкус крови.

Невидимая сила лишает Миру опоры, бестелесной оболочкой она стремительно пронзает расстояние, взлетает в надпространство — туда, где Теням до неё не добраться. Зато она видит всё. Позволяет увидеть и Ллэру.

Самар не боится. Стоит на пороге и ждёт, пока Тени до него доберутся. Кажется, ему всё равно, чем закончится сегодняшнее противостояние. Кажется, он готов ко всему. А может быть, даже хочет, чтобы всё закончилось. Прекратилось. Ллэр ведь говорил, он — самый старый.

Мира в настоящем чувствует — Самар невозможно устал.

Тени будто нарочно не спешат. Полукругом выстраиваются перед атради. Долгие секунды ничего не происходит. А потом… В этот раз твари не вскидывают костлявые руки, но Мира ощущает, как из Самара начинает медленно вытекать энергия. Колючая, холодная, чужая.

Атради продолжает стоять, улыбаться. Он не падает на колени, не задыхается, не корчится, хотя лицо, застывшее будто маска, бледнеет, пока не начинает синеть. Улыбка намертво приклеивается к губам. В буквальном смысле. А потом он неожиданно разворачивается и уходит в дом.

Бесшумно вздыхает невидимый Ллэр.

Звон бьющегося стекла звучит громом. Что, где раскалывается на осколки — не понять. Тени не спешат за Самаром. Только вскидывают головы к небу, будто чувствуют, что оттуда за ними наблюдают. У них нет глаз, но это не мешает им видеть.

Мира сжимается. Чёрные твари, завершив миссию, не скрывают своих намерений: они собираются вернуться обратно в неё. Это не просто подозрение, а знание. Откуда ей это известно, Мира задуматься не успевает.

— Время пошло, — произносит голос, и она понимает, что именно это означает.

Что-то случилось. Изменилось. Дни Тмиора сочтены.

Тени взмывают в надпространство, плотным ледяным кольцом окружают её. Все силы, физические и ментальные, вся энергия теперь уходят только на одно — не позволить. Не дать превратить себя в оружие. Не допустить, чтобы по её вине погибли другие.

Снизу доносятся приглушенные мужские голоса. Мира узнает их, но всё равно опускает голову — на поляне, прямо под ними появляются Ллэр и Адан. О чём-то обеспокоенно переговариваются, один за другим бросаются в домик Самара.

Вместе с узнаванием приходит ужас — хозяин бесполого голоса хоть и молчит, но посылает вполне понятный импульс Теням — уничтожить. Те безропотно подчиняются.

Что это означает — Мира даже не думает. Не пытается представлять, как это может быть. Лихорадочно ищет способ их остановить, удержать, заставить вернуться в себя. Знает — это не выход, но любым способом пытается оттянуть неумолимое, выиграть драгоценные секунды. Может быть, Ллэр и Адан успеют уйти и спастись.

В начале почти получается, но недолго. Тени сильнее, а она слабеет. Почти не слышит вторую себя, не контролирует голос, отключается. В сознании — ослепляющая вспышка, похожая на взрыв, только бесшумный.

И следом каскад из ярких картинок сменяется темнотой. В ней — почему-то очень тепло, уютно. Глаза закрываются, руки безвольно падают. Мира в настоящем умирает, только почему-то это совсем не тревожит. Наоборот, её тело будто жаждет конца, сулящего вечный покой. Она снова слышит голос, но нет ни силы, ни желания прислушиваться. Так хорошо, когда тот, первый умолк, когда перестал требовать и вынуждать. Ей кажется, что она отмахивается от него, как от мухи, но тот всё твердит и твердит что-то, только с каждым разом тише. Мягкое, нежное тепло и темнота становятся ближе.

И вдруг обрываются ледяной вспышкой, будто кто-то бросил её в прорубь.

Мира вернулась, и оказалось, что ледяная вода — не мираж, не игра памяти. Перед ней стоял Ллэр с ведром в руках.

— Прости. Другие способы не действовали.

Мира окинула взглядом влажную постель, ворох из слипшихся перьев, недавно служивших ей мягкой подушкой, скатывающиеся по обнаженной коже в мурашках прозрачные капли воды, убрала с лица намокшие пряди волос.

Память отпускала, но лучше не становилось. Наоборот, с каждой секундой голова раскалывалась сильнее.

Мира с силой сжала виски пальцами, попыталась сосредоточиться, избавиться от боли — не помогало, как будто способность излечивать себя бесследно испарилась.

— Чёрт… Таблеток у них нет.

Ллэр поставил ведро на пол, подошел ближе, положил ей руку на лоб. Мира почувствовала легкое покалывание, но боль стихла лишь на самую малость.

— У тебя тут выпить есть? Вдруг поможет.

— Ведро, значит, нашёл, а алкоголь мне тащить? — улыбнулась она. В руке появилась бутылка вина. В другой — два медных кубка. Мира облегчённо вздохнула — ну хоть с этой способностью ничего не случилось. Бросила быстрый взгляд на этикетку. Лучшее вино Эйтана. — Подойдёт?

Он кивнул.

Сделав несколько глотков, Мира даже смогла улыбнуться.

— Спасибо. Я помню, ты не добрый, но если будет болеть — вылечишь.

— Мне здесь даже не из чего вытянуть энергию. Всё такое до одури натуральное, — он сел рядом, — но я вылечу.

Терпкое, вкусное чёрное вино из местных ягод приводило в чувство и пьянило. Видимо, организм слишком ослаб. Мира усмехнулась, подумав, что будет, если напьётся сейчас и уснёт прямо так — голая, на смятой, мокрой постели, вся в перьях и вдобавок в обнимку с незнакомым мужчиной. То, что может подумать Эйтан, даже представлять не хотелось. Как и то, что будет с ним, когда он поймёт — она ушла навсегда.

Мира с нежностью прикоснулась ладонью к щеке Ллэра.

— Надеюсь, ты хоть что-нибудь понял из всего этого.

— Хоть что-нибудь понял, — Ллэр с шумом выпустил воздух. — Например, что меня водили за нос. Самар знал, что происходит. Когда ты явилась к нему — он определённо знал, и кто ты, и что будет дальше. Возможно, даже ждал. Это чувствовалось. Я же… не подозревал. И есть несколько совпадений, которые мне не нравятся.

— Какие? — Мира нахмурилась. — Ты ведь скажешь, правда? Я должна знать! Я уже часть этого, да ещё какая часть. И мне совершенно не нравится, что кто-то использовал меня. Да ещё бросал с место на место, как Адан, и… — она осеклась. Испуганно замолчала.

Ллэр хмыкнул, пожал плечами.

— Видишь? Ты сама сказала.

— Адан?! Не может быть.

Он развёл руками.

— Когда Тени орудовали на поляне, Адан здорово припечатал меня к стенке в кабинете Таль. Очень похоже по ощущениям. Он опустошил Роми, чуть не убил тебя в самую же первую встречу. От него глючило Роми на море. Он был на скале, когда Тени появились во второй раз, — Ллэр опять помолчал. — Я не уверен. Что-то не увязывается. Но он — доа, и Роми ещё в Плеши почувствовала исходящую от него угрозу.

— Я тоже — доа, — Мира перехватила его взгляд. — Ладно, не только, но и доа тоже. Я разве враг? Как и вы, я — эмпат. Могу прикоснуться к чувствам других, могу считать эмоции и ощущения, поделиться своими. И Адан тоже, хотя до сих пор не научился этим пользоваться. Но он… С ним… По-другому. — От волнения не получалось связать слова в нормальные предложения. — Я и Адан… Наша связь — сильнее, понимаешь? Даже чем с тобой, во много раз. Он не может мне врать. Я бы поняла. Такое нельзя скрыть. А если… Нет, всему, что ты рассказал, есть объяснение. Должно быть! — Мира вскочила с постели. — Я не буду гадать. Я пойду к нему и… Если понадобится, влезу в башку силой и всё узнаю.

— Мира, сядь. Выдохни, — примирительно сказал Ллэр. — Всему есть объяснение, да. И мы пойдём и проверим. Но не прямо сейчас. Если вдруг… я говорю если!.. ты ошибаешься, и ваша связь — не помеха дурить тебе голову, то он нас на месте завалит. Учитывая размах происходящего, я могу оказаться намного слабее. Пусть даже наши силы почти равны.

Она осталась стоять, скрестила на груди руки.

— Ты мне что-то недоговариваешь? Доа и атради — враги?

— Доа и атради — один народ, были когда-то. Хочешь услышать всю сказку сначала?