Эпопея эпохи легенд

Глава 13. Становление богатыря

Огненное чудовище пылало всё ярче. Всё новые и новые языки пламени поднимались из его тулова, раскаляя воздух сильнее.

— Что это за страшилище пылающее? Неужто, само порождение сердцевины нашей земли? — поинтересовался ошеломлённый Нелюб, наблюдая, как скалится неведомый зверь, понемногу приближаясь. Если внимательно прислушиваться, можно было услышать, как сгорает с треском сочная трава под тяжёлыми, пышущими жаром, лапами.

— Это проклятие любого зверя дикого! — изрёк лют, — Нет для живого существа врага страшнее, чем дикий огонь, лес пожирающий, яркий, словно летнее солнце! Там, где огонь лютует подолгу, он поселяется под землёй, в чадящих смрадом корнях тлеющих деревьев. Он захватывает всё вокруг, горит настолько жарко, что вода не помогает его унять, а если на его землю ступит лапа живого зверя или человека — огонь выйдет из земли, обернётся чудищем, а затем превратит любого пришлеца в горсть пепла! Меч против него бессилен, каким бы ни был ты воином — стоит только стали оказаться слишком близко, как она испарится, а чудовище рассветного круга разорвёт вспыхнувшую огнём плоть и проглотит внутренности одним махом! Голыми руками огонь тоже не взять, тут заговоры нужны особые!

Однако, какие именно, лют поведать не успел — огненная бестия бросилась в атаку. Проворный, более мелкий лют сперва мог уворачиваться от движений быстрых, точно пущенная стрела, но огненные кольца, окружавшие его, не давали ни единого мига покоя. Жар словно бы не только лишал сил, но и мешал сосредоточиться. Пот заливал глаза, старец, кашляя от едкого дыма, продирался вперёд, стараясь не упустить из виду очередного врага.

Тот не просто резво мчался по земле — нагибая голову, огненный исполин просачивался сквозь землю, заставляя её исходить нестерпимым жаром. Тогда спасали только раздвоенные у основания стволы, на которые можно было запрыгнуть.

Единственное, что не удавалось побороть — это удушающий дым, исходивший не только от ядовитых трав и сгорающих ягод, но и от грибов. Нелюбу вскоре стало казаться, что едет он не на люте, а на ястребе парит, ощущая, как тот хлопает крыльями и поднимается всё выше и выше.

Струя огня, вырвавшаяся из-под земли, виделась отравленному змеелову сиянием божественных сил. Несколько фигур в роскошных одеяниях сидели вокруг него на тронах, покрытых бархатом и отделанных драгоценными металлами. Рассмотреть их ещё детальнее не выходило — тёмные лица, обрамлённые сияющими ореолами, постепенно теряли очертания, а прорези глаз полыхали, словно дикий огонь, испепеляющий всё живое на своём пути. Пахнущий гарью ветер кинул в лицо горсть пепла, заставив вырваться из плена пугающих видений.

Однако, явь ни в чём им не уступала — наоборот, опасность, рыщущая в огне, никуда не собиралась исчезать, перемещалась быстро, а лютьи лапы с каждой минутой слабели всё больше.

Стараясь найти что-то, чем можно было бы запустить в противника, Нелюб нашарил среди скарба сосуд с живой водой, которой он птицу оживлял. Старец не имел представления, как заколдованная вода подействует на такой же огонь, но выбора не оставалось — надо было пробовать совершить последний бросок:

— Подвези меня, лют мой верный, поближе к пасти огненной, есть у меня мысль, как одолеть рассветный круг!

— Неужто ты от жара рассудок потерял? Он нас сожрёт и не подавится, мы и сделать ничего не успеем! — воскликнул лют, выпрыгивая из очередного начинающего разгораться огненного кольца.

— Мне ведомо, что надо делать — мы не будем подходить близко — но шанс упускать нельзя!

Оказавшись достаточно близко, Нелюб громко вскрикнул, дабы привлечь к себе внимание готового к нападению огненного чудища. Когда ему это удалось, зверь рассветного круга набросился, взвившись в смертоносном прыжке. Широко раскрыв пасть, бестия исторгла огненную струю, опалив волосы Нелюба и заставив кожу пойти волдырями. Змеелов прицелился, превозмогая боль, и метнул сосуд живой воды прямиком в пышущую жаром пасть, откуда изливалось слепящее свечение.

Он едва успел закрыть глаза, чтобы не ослепнуть от того, что произошло дальше.

Зев чудовища захлопнулся, оно издало странный, ни на что не похожий звук, а затем озарило округу мощной огненной вспышкой, сопровождающейся оглушительным хлопком. С того места, где стоял враг Нелюба, поднялась в небо исполинская туча, чёрная, словно безлунная ночь. Стал землю заливать дождь такой, какого никогда никто из живых душ не видывал. Яростный огонь погас, оставив на залитой живой водой земле окаменевшее изваяние некогда живого существа, порождённого рассветным кругом.

— Что же, видно, пора нам с тобой дальше идти, нас ждёт гора ледяная, — произнёс старец, — Стосковался я уже по дому родному, да и тебе, поди, пора в чащу, к волчице с волчатами! Я отпущу тебя, только покажи, как до горы добраться!

Не бросил лют верный своего наездника — с ним пошёл. Шли долго, огибая тропы опасные, и вскоре показалась впереди заветная цель. Забилась тогда птичка оживлённая, приготовилась творца охранять, да принимать на себя бой тяжёлый.

У самой горы с той стороны, откуда подошли странники, не нашлось ни одной тропы, что сразу бы вела наверх — сперва ждал скользкий холодный проём, медленно ведший наверх. Хоть он тоже не доходил до самого пика, сквозной выход выводил на небольшое плато, от которого уже начиналась тропинка, поднимавшаяся к цели.

В проёме получалось идти с большим трудом, словно бы позади сама собой появлялась неподъёмная ноша, тянувшая назад. Безглазые рукокрылые зверюги, наподобие летучих мышей, едва заслышав осторожные шаги, с писком бросались вниз и впивались в лицо острыми коготками. Несколько таких на собственной шкуре прочувствовали, сколь остры клыки чёрного зверя лесного. Путь впереди петлял и извивался, но когда, наконец, на выходе забрезжил свет, обитатели ледяного мрака бросились врассыпную. Ещё долго позади слышались хлопанье крыльев, сердитый писк и треск окружающего льда.

— Мы прошли, кажется, я уже вижу тропу, по которой можно дойти до конца! — радостно воскликнул старец. Тело уже требовало отдыха, но он не собирался останавливаться — уж очень хотелось вернуться в родную сторону. А потом, может, он и змея поганого найдёт, по чьей вине здесь оказался, схватит его и разрубит, а плоть зароет в землю, чтобы не смела гадина морочить голову простому люду!

Гнев придавал сил. Человек и зверь ступили на тропу, заметённую снегом, превозмогая силу ветра. Опасность подстерегала со всех сторон — любой неосторожный шаг грозил увечьем, а то и гибелью. Чем выше шёл подъём, тем становилось хуже — вскоре лёд под тяжестью шедших начал трескаться, осколки отламывались и соскальзывали куда-то вниз, теряясь в ветках деревьев, окружавших горную тропу. Порой приходилось, опустившись на четвереньки, ползти вперёд, вцепляясь в обжигающе холодные камни до побеления костяшек.

Однако, самый настоящий кошмар начался ближе к пику горы. Там поверхность не только крошилась — она вздымалась и опускалась, застыв так, как по склонам стекала талая вода, в которую снег превращало солнце.

Несколько особо увесистых, покрытых толстым льдом камней сорвались вниз и исчезли в разломах ледника. Змеелов Нелюб, стараясь не поскользнулся и не упасть, поднимался на гору. Над головой скрипели крылья стальной птицы, отгонявшей от старца птиц живых, злобных, истошно кричавших и пытавшихся напасть.

Лют следовал по пятам, когти помогали ему меньше скользить, но даже так, подъём давался тяжело. Далеко впереди в холодном тумане блестел пик, у которого путешествию Нелюба по острову приходил конец.

Нелюб не был первым, кто пытался дойти до самой вершины — в древности жители острова отправлялись туда, чтобы задобрить богов и чудовищ, покровительствовавших им. Многие из совершавших восхождение, пропадали, так никогда и не сойдя со склонов, а те, кому посчастливилось спуститься целыми и невредимыми, говорили, что ледяная гора на самом деле живая, и что у неё три сердца из самой лучшей стали, покрытых толстой коркой льда. Против неё бессилен самый жаркий огонь. Ещё бытовала легенда, что однажды гора расколется, и выйдут из неё существа, что обрели сердца. Принесут они стужу и погибель, ежели не дать им боя честного, не вырубить сталь из сердец, да не переплавить в обереги. Но покуда три ледяных сердца бьются внутри горы, остров находится в ладу и покое.

Шаг за шагом, змеелов поднимался всё выше. Его железное творение следовало за ним тенью. Если живые птицы пытались броситься камнем вниз, чтобы нанести удар по голове Нелюба, оно отпугивало их громким дребезжащим криком.

Пик ледяной горы оказался совсем не таким, как полагалось раньше — вместо маленькой каменистой тропинки и крохотной площадки, наверху простиралась заметённая толстым снежным покровом равнина. Лишь осколки скал, поднимавшиеся из него, будто кривые каменные зубы ожидавшего трапезы чудовища, изредка разбавляли унылый пейзаж.

— Осталось немного, и наш путь закончится! Уж вижу я, как покидаю этот остров!

Восходители приободрились. Нелюб, стараясь удержаться на склоне, аккуратно переставлял ноги, но стоило ему добраться до вершины, как проклятие, скелетом наложенное, снова дало о себе знать.

Гора, содрогаясь и рыча, постепенно пробуждалась. Внутри неё расширялись трещины, вода, словно при весенней капели, текла по ним, высвобождая три сердца из многотысячелетнего плена. Ледяные глыбы, однако, не спешили откалываться друг от друга — они скреплялись, двигались, на них, там, где изо льда выплавились лапы с длинными пальцами, появлялись когти острые, готовые рассечь любую плоть. Крепкие ноги давали опору складывающимся телам, позволяли им двигаться. Сзади лёд сложился в могучие хвосты, один удар которых мог бы запросто свалить с ног богатыря, прошедшего множество кровопролитных сражений.

— Держись крепче, я чувствую, что мы упадём! — воскликнул чёрный лют, оскальзываясь и теряя под собой опору.

— Не за что держаться здесь — послали нас жители острова на погибель верную! — могучее тело змеелова рухнуло на склон и заскользило к большой расселине.

Отважный зверь бросился на помощь, ухватил его за ворот и потянул, стараясь вытащить из разверзавшейся пропасти. Не вышло — двое упали в ледяную неизвестность.

Над обжитой птицами горой небо стремительно темнело. Синий облачный мрак поглощал последние солнечные лучи, и, едва погас последний, высоко в небе заворчал первый гром. Здесь, на острове, пропитанном чудесами, словно горячий блин маслом, редкие ледяные грозы служили дурным знамением — они гремели перед тем, как древний глетчер являл то, что долгими веками скрывал под толщей камня, льда и снега в тёмном нутре.

Далеко наверху поднимающийся ветер начинал реветь, словно загнанный в угол зверь, а небо озарилось первыми молниями. Будто бы по колдовскому умыслу, они разили склоны, и не провались Нелюб под лёд, ему бы сильно не поздоровилось.

На дне щели, в которую соскользнул восходитель, оказался широкий блестящий зал. Сперва старцу показалось, что он находится один среди ледяного безмолвия, но затем краем глаза он уловил едва заметное движение. Верный друг, всегда готовый к бою, поднялся на лапы и издал грозный рык.

— Мы здесь не одни. Я чувствую рядом кого-то сильного, древнего и очень опасного!

— Неужто, ещё один рассветный круг? Он бы тут всё растопил и залил нас океаном!

— Нет. Здесь не бывает огня, только мрак, холод и сила молний, которые много лет бьют в гору и плавят лёд. Это место небывалой колдовской силы, а внутри обитали когда-то давно, три хранителя горы! — пояснил лют, — Я же не простой дикий зверь, во мне течёт кровь тех, кто возит упряжку Волчарника, мы хорошо знаем всё о стуже, льде и снежди, какой всегда в студёные дни полным-полно!

— И эти хранители — они изо льда состоят? — спросил Нелюб. Сталкиваться с врагами, ещё и с тремя, казалось ему настоящим безумием — никакие высшие силы не могли знать, вышел бы он живым из такого боя.

— Они не просто изо льда — внутри у них сердца железные, льдом скованные, а на пальцах когти, страшнее, чем у кома лесного! Клыки их любую твердь перекусят, словно пирог! Давным-давно, во времена, когда жизнь только пришла на нашу землю, а четыре хранителя разделили времена года, в которые им править, решил Волчарник сотворить всесильного люта, чтобы он повсюду стужу зимнюю разнёс, и хранитель зимы править мог дольше. Разгневался тогда на него Создатель, послал с неба молнию изумрудную — и изничтожил всё, что Волчарник успел сделать. Осталось лишь три ледяных сердца, каждое силой особенной обуяно — первое, в котором железа больше — болью, в котором больше камня — печалью, а в котором льда — надеждой. Ушёл тогда Волчарник на далёкий остров, обернулся зверем и начал выть так громко, что началась пурга. День и ночь бушевала она, а когда, наконец, стихла, посреди островных лесов из чёрных елей выросла гора. Внутри неё Волчарник и спрятал сердца до лучших времён, чтобы когда подвернётся возможность, вынуть сердца из горы и сотворить самого могучего люта на свете.

— А где эта гора находится? — поинтересовался змеелов. Внутренний голос предлагал ответ, но все же хотелось узнать ответ от того, кто ведает.

— Здесь. Она вокруг нас. На этот остров пришёл Волчарник и призвал бураны. Где-то совсем рядом скрыты сердца, что должны были биться в груди зверя, сотворённого хранителем зимы.

— И неужто они ожить могут? Как же нам тогда с горою биться? — испугался Нелюб.

— С горою биться не придётся, — успокоил чёрный зверь, — Но здесь льда много, он не так прост. Сила из сердец может с ним соединиться, и тогда…

Что будет тогда, объяснять не понадобилось. Те, кого чувствовал помощник старца, явили себя. Подобно наваждениям, они вышли прямиком из покрытых льдом стен. Каждое из трёх сердец пылало, словно звезда. В ореоле света проглядывались чёрные тела порождённых колдовством Волчарника существ. Одно из них опиралось на ручищи, оканчивающиеся продолговатыми дланями. На могучих плечах покоилась голова с узкой вытянутой мордой. Другой щеголял широкими ледяными крыльями, украшенными причудливыми морозными узорами. Третий передвигался на четырёх лапах, словно ящер.

И все трое, словно по чьему-то умыслу, наступали на человека и зверя, оказавшихся против воли внутри горы, в царстве холода и мрака.

— Что нам теперь делать? Живую воду я извёл на рассветный круг!

— Надо вынуть сердца изо льда и разрушить их — иначе нам не победить!

— Но как это сделать? — старец с ужасом смотрел, как когтистая лапа настолько грузно опустилась на покрытый льдом пол, что тот пошёл трещинами. Проверять, что скрывалось под горой, желания не было.

— Они сотворены силой зимы, льда и стужи — если бы здесь нашлось что-то горячее, светлое — оно бы лишило силы и заставило их отступить! — понял лют, — Но это должно быть очень горячим, почти как…

— Как красное солнце!

— Да. Если бы можно было впустить его свет и силу внутрь горы, нам бы никакие порождения холода были бы не страшны!

Внезапно старца осенило:

— Ты же, говоришь, сам происходишь от лютов, что Волчарнику служили? Так, может, ты сможешь придумать, как совладать с чудищами? Что, если ты их укусишь? Или как-то по-особому взвоешь, и они уйдут прочь?

Делать нечего — поднял зверь голову к пещерному своду и завыл так громко, как только мог.

Уставились на него трое диковинных существ, и одно, то, что с широкими крыльями, вдруг промолвило человеческим голосом:

— Чуем мы в тебе, лют чёрный, силу стужи, да дух самого Волчарника. Чтобы выбраться из нашей горы ледяной, из самого сердца стужи да мрака, подвергнем мы тебя и товарища твоего верного, старца древнего, испытанию трудному да опасному. Ежели справитесь — выведем вас на свет, и пойдёте с миром, куда душа пожелает. Ежели не сдюжите, останетесь с нами навечно, будете служить, пока не истечёт ваше земное время.

— Выбора нет, — произнёс лют, — Придётся нам справиться!

Не знал старец, чего попросят те, в ком сердца, в гору заточённые, бились. Главное, чтобы на бой не вызвали, да разом все вместе не навалились!

Но всё оказалось куда сложнее. Поведали трое, о том, что неразумно было им сражаться с другими Хранителями времён года, и что лучше всего сделать так, чтобы больше не было четырёх разных, а вместо этого все времена года в одно соединились.

— Мы бы могли сделать так, но для этого нам самим надо стать одним целым. В этом и будет ваша задача — в глубине горы, в тайном проходе, лежит амулет, наполненный особенной силой. Ежели сквозь него свет какой пробьётся, мы станем единым целым и исправим ошибки высших сил! — произнёс зверь.

Услышав это, пленники ледника насторожились. Разве не по особому умыслу время разделено было между четырьмя мифическими существами? Что, если те, кто вышел из камня, стали и льда, погубят время и мир, в котором оно течёт?

Но другого пути выбраться на свет, ни Нелюб, ни лют не знали. Собравшись с силами, они выразили готовность идти туда, куда им прикажут.

Путь их лежал в проходы, коими гора полнилась изнутри, словно ларец монетами. С каждым шагом, уводящим от спасительного провала, изливавшегося солнечными лучами и пропускавшим свежий ветер, желание отказаться и начать искать другой путь росло, поднималось из самых потаённых уголков души. Радовало только одно — не было видно никаких диких зверей.

— Чутьё подсказывает мне, что нашли мы себе невиданное зло, пострашнее любого чародея. Здесь куда не подайся, всё не так, как должно быть. В стародавние времена, когда жизнь только начинала заполнять каждый уголок нашей земли, здесь у Хранителей ссора произошла — не только Волчарник тайно пытался создать себе зверя — каждый из четверых тайно создавал могущественные предметы, чтобы, если вдруг будет битва, выйти из неё победителем! В день, когда лад был нарушен, взмахнула Горящая рукавом — и полетели по свету семена. Упали они в землю, и разрослись полями гречневыми, душистыми. Поймала она тогда пчелу, заколдовала её, да и наказала пыльцы с цветов не есть, а вместо этого жить только за счёт мяса кровавого. Народила та пчела рой бессчетный и стала править над полями, Горящей засеянными. И повелела тогда Горящая не только из почитания к ней костры жечь каждую весну, да солнце поедать, комов им угощая, но и красным летом её изваяние по реке спроваживать, не то везде на свете заведутся пчёлы хищные.

Не стерпели этого Костряника и девицы её. Ушли они в леса дремучие, нашли там цветок невиданный и превратили его в мавку. Одарили они её умением странствовать между тем, что было, и тем, что будет. А поняв, что именно у них получилось, заточили её внутри тулова из листьев, коры и хвои, дабы творение не порушило всё сущее.

Наконец, взбунтовался Можай. Он возомнил себя главным над началом древнего года. Раз уж осенью зреют фрукты да овощи, значит, сама жизнь, сама природа знает, кто именно должен начинать год! Вдобавок, как рождённый из сломанных рогов соха неудержимого, Хранитель осени возжелал быть самым могучим, иметь больше власти, чем другие. Чтобы подкрепить слова, сотворил он жезл, полный ветра, холода да шёпота листьев. Стоило махнуть им — и время для того, кто окажется рядом, начнёт течь быстрее, а жизненные силы вскоре покинут тело. Его творение оказалось таким могучим и разрушительным, что сам Можай в конце концов, скрыл жезл там, куда ведут нехоженые тропы.

— Но куда они ведут?

— То неведомо ни человеку, ни зверю, ни даже чудищам лесным. Наша земля ведь большая, никто не скажет, сколько на ней разных мест, знамён и народов!

Осторожно обходя пласты льда, двое продвигались по узкому коридору, пока, наконец, не оказались в зале в несколько десятков пядей, посреди которого высилась поднимавшаяся от земли сосулька. Внутри неё поблескивал амулет с орнаментом, изображавшим три стрелы, соединяющиеся в поделённую на три части сферу.

— Вот оно, то, что нужно заточённым в горе существам, — изрёк Нелюб, присматриваясь, как можно высвободить находку из ледяного плена.

— Я подумал, пока мы шли, а не безрассудно ли отдавать нечто, обладающее такой силой, чтобы три тела в одно сплавить, невесть кому, мы же не знаем, что у них на уме? — лют повернул морду к товарищу.

— В том-то и оно, что это опасно, но у нас нет иного выхода. Посмотрим, зачем им амулет, но сперва давай вытащим его отсюда!

Кругляш с выгравированным изображением вмёрз настолько глубоко, что пришлось ломать лёд, чтобы его достать. Сколько бы Нелюб не бил ледышку осколком камня, она не поддавалась — на ней не появлялись даже трещинки. Стал тогда лют помогать — обнажил он клыки и принялся грызть лёд, что было мочи. Минуту грыз — не помогло, две грыз — не помогло, десять грыз — и тогда немного треснула ледяная корка. Отвалилась она, высвободив то, за чем существа из горы посылали. Схватили находку Нелюб с лютом и поспешили назад.

Возрадовались носители трёх сердец, поблагодарили путников за службу, но затем поведали, что раз уж лют знает о тайне их происхождения, то ради того, чтобы покой на земле сохранить и тайну Хранителей не выдать, надо покончить с ними.

Амулет вспыхнул синим ярким пламенем. Три тела поднялись к пещерному своду. Заточённые внутри ледника чудища соединялись в одно, их тела плавились, словно осколки льда на солнце. Три головы вскоре разделили одно туловище, из спины которого вырастало не два, а сразу четыре крыла. Сплавившиеся воедино три хвоста остались разделёнными ближе к кончикам, которые беспрестанно шевелились, царапая ледяную корку на полу пещеры.

— А теперь что? — спросил змеелов, внимательно отслеживая движение голов. Одна из них раскрыла пасть немыслимой ширины, откуда капала вязкая слюна. Эта голова сделала попытку атаковать, но Нелюб отскочил в сторону, ударившись о покрытую льдом стену. Ушибленное плечо пронзила боль.

— Только бежать. Но тогда мы не выберемся наружу! Проём, что на волю ведёт, высоко наверху!

Старец бросил быстрый взгляд на получившееся чудо-юдо.

— Надо попробовать забраться на него и сделать так, чтобы он распрямил шеи — тогда мы вылезем наружу и побежим так быстро, как только сможем.

— Но это невозможно! — воскликнул лют, не сводя глаз с огромной когтистой лапы, замахнувшейся для удара. Помимо пяти загнутых когтей на каждом пальце, на тыльной стороне её имелось два ряда стальных шипов, с лёгкостью способных процарапать не только лёд, но и камень.

Триединое существо нанесло удар на удивление быстро для такого тяжёлого тулова — двое в последний момент успели увернуться, бросившись врассыпную.

— У тебя ещё осталось вода?

— Нет! — воскликнул Нелюб, — Я всю извёл! Но тут хотя бы можно использовать меч, он не расплавится, а ты — кусай их там, где лёд — ты же прокусил толщу, скрывавшую амулет! Заодно лапами упирайся в тулово и подскакивай, чтобы до шеи добраться!

Так и сделали — собрался с силами зверь, подскочил что было мочи, да и уцепился за крыло ледяное. Примёрзли его клыки, пустил он тогда в ход когти, но на сей раз, чтобы и когти во льду не застыли, принялся лют царапаться, вызывая у хозяина крыльев необузданную ярость. Стал он дёргаться, а затем взмахнул крыльями так, что подлетел до самого пещерного свода.

То и надо было люту — зацепившись за край разлома, в который путники провалились, выкарабкался зверь.

Присмотрелся он к снегам, и заметил среди них узкую тропинку, ведшую вниз и огибающую пик. Чутьё звериное звало последовать по ней, и вскоре лапы ступили на сияющую ледяную глыбу, внутри которой покоился камень, покрытый древними письменами. На нём отчётливо виднелись изображения волков, везущих в санях сгорбленного наездника, искусно вырезанные снежинки и волны, по-видимому, изображавшие вьюгу.

Стоило лапам коснуться камня Волчарника, как с лютом стали происходить удивительные превращения. Его шерсть встала дыбом и покрылась иголками сосулек. Когти удлинились, загнулись и засветились, а на морде наросла ледяная корка наподобие шлема. Сполохи северного сияния разлетались в стороны от зверя. Сила Волчарника пропитывала каждый волос на теле, лют чувствовал, что стоит ему собраться с силами, как он сможет перепрыгнуть через самую высокую на свете гору.

Или даже победить сражавшегося с другом исполина! Заострившиеся и утолщившиеся клыки с лёгкостью раскусывали не только лёд, но и камни и даже раздирали железо, словно кусок бересты. Спрыгнув в разлом, лют вцепился в хребет чудовища и, под оглушительный хруст льда и камня, оно свалилось на пол пещеры. Задрожал ледник, рассыпаясь. Слезла корка каменная, начал лёд плавиться, зазвенела железная руда, загудела. Пока поздно не стало, бросились Нелюб и его зверь прочь, туда, где раньше на пике птицы сидели, благо обвал приблизил заветную дорогу — осталось только перелезть через крупные валуны.

Вспомнил тогда старец, что ему кот ядовитый рассказывал. Огляделся он, и не увидел в небе ни одной птицы, что раньше сторожили вершину.

— Пора мне возвращаться домой, — произнёс старец, обращаясь к зверю, — Закончил я путь свой на острове, и теперь снимется с меня проклятие!

Загрустил лют чёрный, потянуло его завыть с тоски, да только луны на небе он не видел. Не захотел зверь оставаться один на острове под властью скелета-хозяина.

— Возьми меня с собой, — попросил он, — Скажи, что я — воин заколдованный, да в люта свирепого обращённый, а я тебе служить буду и в бою, и в мире. Не будет мне житья здесь, на острове, ежели тот, кто тебя отправил по острову странствовать, узнает, что вывел я тебя отсюда живым!

Послушал Нелюб люта, и решил всё же взять его с собой на вершину. С каждым шагом в душе крепла тревога — что, если рассказ ядовитого кота окажется ложью, и он не вернётся назад? Что тогда? Как возвращаться? Искать корабль? Прибегнуть к помощи магии?

Шаг за шагом старец и зверь приближались к пику. Отчётливо ощущалась энергия, пронизывавшая поверхность ледника у самой вершины. Нелюб задержал дыхание и сделал последний шаг.

Со стороны казалось, будто бы человек и лют просто исчезли во вспышке яркого света. Обернувшись вихрем, они воспарили в небо, летя прочь от острова, на котором змеелов повидал да перенёс множество испытаний.

На родине возвращение Нелюба восприняли как настоящее чудо. Ему выковали броню, горевшую на солнце ярким огнём, разгонявшим мрак, устроили в его честь пир, на который собралась вся родная деревня старика, а затем нарекли богатырём Крестоплавом в честь рассказа о том, как ему удалось вернуться. Чёрному люту разрешили остаться в деревне, как товарищу богатыря, помогавшему в нелёгком путешествии.

Легенды о Нелюбе — Крестоплаве передавали из уст в уста веками…