Эр-Три

Глава 1: Пиво вместо водки.

Существует масса самых разных теорий относительно того, отчего псоглавцы не любят крепкий алкоголь, отдавая предпочтение пиву.

Кто-то считает, что дело в метаболизме, частично унаследованном от собак, но это, конечно, полностью ерунда: псоглавцы — это такие же люди, только внешне немного похожие на верного и благородного спутника человека.

Некоторые другие, приверженцы многочисленных гипотез заговора, искренне полагают нас химерами. Мол, нас искусственно создали древние магенетики (примерно тогда, когда никакой генетики, ни магической, ни простой, и в заводе не имелось, а сама магия делала первые робкие шаги даже не как наука, но — практика). Дескать, именно создатели псоглавцев сыграли с ними жестокую шутку, внушив отвращение к дистиллятам (каковых тогда, конечно, тоже еще не изобрели).

Есть и другие варианты, разной степени логичности и завиральности, но основная, она же настоящая, причина — одна: нам невкусно.

Обратите внимание на строение человеческого лица в случае большинства разумных рас: оно, это строение, подразумевает некую особенность, совершенно не присущую антропокиноидам. Попросту говоря, у большинства разумных есть, размещенные строго на фронтальной плоскости лица, губы.

Губы позволяют, хотя это и не единственная их функция, быстро принимать внутрь организма разумного существа малые и даже средние объемы жидкостей, например — водку или коньяк.

У нас, псоглавцев, губ нет, во всяком случае, таких, как у других людей. Все, что прочие пьют, мы можем исключительно лакать.

Лакать водку — чудовищно неприятно, я пробовал: потому и термин «налакался», обозначающий у разумных крайнюю степень опьянения, представляется мне глупым и малоприменимым.

Вот пиво — дело совершенно другое. Пивом налакаться очень даже можно, и лично я проделываю это со всем моим удовольствием не реже одного раза в неделю: обычно это происходит вечером в пятницу.

Меня зовут Локи, и я псоглавец. Конечно, полное имя мое даже в гражданском варианте длиннее и представительнее: в миграционной карте написано «Лодур Амлетссон», но имена Лодур и Локи звучат для человеческого уха очень похоже, а фамилии тут называть не принято.

Почему миграционная карта? Я, видите ли, исландец. Родился в большой и дружной хвостатой семье на хуторе близ Рейкьявика, в тот самый год, которому американская одежная фабрика Джордаш даже посвятила отдельную модель джинсов. Это был год невероятного всплеска рождаемости, год одна тысяча девятьсот восемьдесят первый.

Семья у меня действительно большая и дружная, и почти вся живет на том самом хуторе, где родился я сам: выращивают симпатичных мохнатых пони (на продажу и шерсть) и не менее симпатичных карликовых двухголовых коров калифорнийской породы (на молоко и мясо). Я — исключение: старший сын, на образование которого хватило денег, и которому была выписана путевка в большую жизнь.

Это самое образование, по нынешним меркам великолепное, долгая работа по специальности, ученая степень в области магии низких температур и нереализованные амбиции (читай: до смерти надоело жить в окружении льда и вулканического пепла) привели меня в город Ватерфорд, Королевство Ирландия, преподавателем в местный университет.

Ватерфорд — город небольшой и неинтересный, невзирая ни на географию (самый юг королевства, чуть южнее Зеленый Остров делит Гольфстрим пополам, отсекая от него теплое Ирландское море), ни на историю (здесь некогда викинги основали первую свою постоянную базу в Ирландии), ни даже на состав населения (Ватерфорд — единственный в северной Европе город, в котором попадаются представители вообще всех человеческих рас). В Ватерфорде низкие цены на недвижимость и на молоко, высокие на топливо и мясо, средние на алкоголь, а еще в городе чудовищно скучно.

Может, именно поэтому почти все взрослое мужское население города предпочитает проводить пятницу так же, как и ваш покорный слуга, а именно — заливая зенки под телевизионный ногомяч и вялые потасовки окружающих в ближайшем баре, каждый из которых на местный манер именуется словом «паб». Конкретно наш называется смешно, но с затеей: «Полтора Поросенка»

Этот вошел с видом то ли завсегдатая, то ли хозяина немалой доли: кивнул паре местных пьяниц, проигнорировал вешалку для плащей, и, как есть, мокрый от набежавшего дождика, прошествовал к стойке. То, что по пути плащ проехался минимум по двум чужим, и, до того, сухим, спинам, гость оставил без внимания.

Я наблюдал его от выхода из уборной, поскольку, по неизжитой фермерской привычке, пошел сперва мыть лапы.

- Пива. Красного. В чистой кружке. - так и не сняв плаща, гость угнездился на барном табурете и совершенно по-хамски обратился к бармену: буквально всем, от Ватерфорда до Лимерика, известно, что стаканы в «Поросенке» чистые вообще всегда.

- Держи свое пиво, дорогой гость. - Наш бармен Ласси, как и треть его коллег на Зеленом Острове, наполовину лепрекон. Росту невысокого, кудрей рыжих, нраву озорного и злобного, но отходчивого. Пива он, конечно, налил, и даже не плюнул в стакан, хотя мог. - Только это эль.

- Х*эль, - продолжил нарываться хам. - Ты мне еще скажи, что это женский эль, потому, что красный!

- Не скажу. - хитро подмигнул Ласси. - Я — не скажу. И без меня есть, кому сказать.

Гость поднял стакан на уровень глаз, и внимательно, на просвет, всмотрелся в содержимое. Сделал он это зря: вся метрическая пинта содержала только эль и ничего, кроме эля, однако жест заметили, оценили и приготовились реагировать. Этакого отношения к повелителю пивного крана завсегдатаи не простили бы, и не простили в этот раз: осталось решить, кому из посетителей больше всех надо, и кто начнет конфликт.

Больше всех было надо, разумеется, мне.

На барную стойку и табурет я, буквально, обрушился: не потому, что был пьян или не стоял на ногах, а по совершенно другой причине. Вы ведь видели, как укладывается крупный пес? Или долго кружится на одном месте, как бы уминая под собой пол, или будто рушится вниз одним слитным движением. Вот так, вторым манером, поступил и я.

Стул выбрал, все же, не соседний с хамоватым гостем, а через один: мокрого плаща никто не отменял, а сушить шерсть намного сложнее и неприятнее, чем протереть полотенцем безволосую кожу.

- Привет, Ласси! - это первый шаг: показать неприятному дяденьке, как надо себя вести. - Мне, как всегда, мяса и стаута.

- Стаута черного и холодного, мяса красного и горячего? - Бармен посмотрел на меня внимательно и весело, чуть скосив взгляд на уткнувшегося в стакан любителя женского эля. Я понятливо кивнул, и Ласси кивнул в ответ.

Пока Ласси наполнял мою миску (да, в этом пабе у меня своя стеклянная миска, две метрические пинты, без обману) хмельным, а с кухни несли стейк в две хуманские ладони толщиной, гость успел допить свой эль и заказать, в столь же хамской манере, второй стакан. Я — в ожидании и чтобы не сбить хулиганский настрой — все это время следил за телевизионными приключениями кожаного икосаэдра, перемещаемого мощными пинками по зеленому полю.

Мокрый плащ допил вторую пинту и потребовал третью: как раз и мне принесли мой заказ.

Знаете, и я, и любой антропокиноид, умеет и есть, и пить (то есть, лакать) очень аккуратно. Тысячелетия жизни бок о бок с другими разумными многому учат, знаете ли, и в нормальной ситуации совместное застолье с такими, как я, никаких неприятностей не сулит. Однако, прямо сейчас обстоятельства требовали, и требуемое получили: я принялся лакать из миски, делая это максимально невоспитанно и неаккуратно. Стаут в разные стороны, конечно, не летел, но неприятные ощущения соседу по барной стойке были гарантированы.

Шаг второй: показать, что конкретно тебе тут не рады и удобства твоего не гарантируют.

Я ожидал, что хам заведется, но не думал, что так быстро: три пинты слабенького эля — доза совсем небольшая, если, конечно, не напиться основательно где-то еще. Провоцируемый дернулся в мою сторону, и мне еще успело подуматься, что он, наверное, просто не любит собак.

- Что-то у вас тут псиной пахнет. - Гость запустил пробный шар, и, уже обращаясь ко мне, добавил: - Не находите?

Я вылез из миски, шумно облизал морду, и поспешил ответить.

- И не говорите! - согласился я. Просто не продохнуть, как воняет. Только не псиной, а духами. Женскими.

- Ты на что намекаешь, песья твоя морда? - резко возмутился хам, забыв уже, видимо, о том, что ему обещал Ласси.

- Да я не намекаю. - немедленно обострил я. - Я прямо говорю, духами от Вас пахнет, девушка.

- Я не девушка! - возмутился Мокрый Плащ.

- Нашла, дура, чем хвастаться, - под все более слышимые смешки выпивох урезонил я. - Это, вообще, Ирландия, тут все католики, распутное поведение не поощряется. Да и пришла ты в паб без мужчины, верно, и вовсе падшая.

Если бы на месте Гостя-Три-Женские-Пинты, очевидного, пусть и гладко выбритого, мужчины, был я — моя правая передняя лапа, сжатая во внушительный кулак, уже летела бы обидчику в нос. Если бы на этом же месте был любой другой завсегдатай «Поросенка», произошло бы то же самое, с поправкой, разве что, на форму конечности. Оскорбляемый поступил иначе: он с силой толкнул мою миску, в которой оставалось еще добрых полпинты отличного стаута.

Миска опрокинулась, содержимое разлилось по стойке и закапало на пол.

Так, видите ли, не положено. Я неоднократно был свидетелем (чего греха таить, и участие принимал сам) того, как вусмерть упившиеся драчуны танцевали между столов, разбивая друг другу носы и подбивая глаза, но не задевая ни напитков, ни еды. Просто потому, что делать этого примерно так же нельзя, как доставать в пьяной драке любое оружие, хоть нож, хоть пистолет, хоть жезл.

Просто потому, что между собой вы можете драться так, как вам вздумается, но бросать на пол еду или проливать (намеренно) напитки — это неуважение к Месту и его Духу. Проявлять неуважение к Духу места, особенно, старого и весьма посещаемого — это надо быть или совершенным безумцем, или не менее совершенным архимагом, каковой, по должности своей и умениям, не боится вообще ничего и никак.

Однако, Уже-Почти-Сухой Плащ сделал то, что сделал, проявил неуважение, и буквально всем своим видом требовал соразмерного наказания.

Прямо посреди зала из воздуха, пивных паров и нечувственного эфира, соткалось бородатое лицо в шлеме без рогов: дух великого кормчего, Манфреда «Полтора Поросенка» Торфинссона, обратился к своему потомку, пусть не по крови, но по духу, сиречь — ко мне. «Вали козла!» - то ли разрешил, то ли приказал мне на староисландском древний дух.

Ну, я и ввалил, ввалил со всей своей звериной ненависти к попирателю устоев, нарушителю обычаев, и, скорее всего, тайному содомиту, предпочитающему женский эль.

Совсем-Уже-Сухого Плаща снесло с высокого барного стула прямо на скобленый дощатый пол. Стало ясно: потехе — быть, и была потеха!

Подраться сокрушаемый, на удивление, был не дурак. Кроме того, за содомита вступились туристы, оказавшиеся в изрядном количестве по левую, гостевую, сторону зала, не зачем-то, а просто потому, что в кабацкой драке положено делиться на две и более сторон, а не пинать всем вместе тушку нарушителя спокойствия.

Разумеется, мою сторону немедленно приняли выпивохи правой, местной, стороны, и что-то куда-то понеслось.

Дрался я яростно: кулаки мои сокрушали носы и челюсти (или, по меньшей мере, щедро расставляли синяки), зубы, сохраняя морду моего лица в неприкосновенности, щелкали грозно и стремительно, шерсть на загривке приподнялась вместе с пиджаком. Со мной, опасаясь, видимо, укуса, связывались в последнюю очередь, я же был неостановим.

Самому мне, кстати, чувствительно прилетело только один раз, и то — в спину: тайный, а, судя по поведению, и явный, содомит, упущенный мной из виду и внимания, подобрался со стороны предмета своего вожделения, и огрел меня по хребту барным табуретом, чем еще раз нарушил правила доброй кабацкой драки.

Прилетело изрядно, но не таков Локи Амлетссон, чтобы свалить его каким-то единственным ударом! Следовало немедленно показать, чего стоит слава ulfheðnar — а ведь все достоверно известные истории человечества волкоголовые воители Севера поголовно были такими, как я!

Когда (примерно через полчаса) посетители «Поросенка» натешились доброй потасовкой, перемешались по обеим половинам зала, пили многочисленные мировые и делились заживляющими эликсирами, в паб наконец-то ворвалась полиция.

Полицейские, толстый Ронни и тощий Гарри, вошли в зал неспешно и озираясь. Оружие (жезл у Гаррета и пистолет у Рональда) оставались в кобурах: оба местных стража понимали, что жизни и здоровью их ничего не угрожает, благо, и драка уже закончилась. Тем не менее, проявить власть закона требовалось.

- Что здесь произошло? - уточнил, в рамках охраны порядка, толстый Ронни, главный в полицейском патруле.

- !!! - непонятно выругался на староисландском Торфинссон, временно воплотившийся целиком, и помогающий бармену Ласси передвинуть последний стол, под которым стоило помыть полы. - Не видите: генеральная уборка! - немедленно перевел со староисландского на новоанглийский полулепрекон.

- А у нас тут жалоба и даже вызов! - поддержал напарника Гаррет. - С пострадавшим! Кстати, где он? - тощий полицейский обернулся напрасно: следом за патрулем в паб никто не зашел.

- Тут он я! - я отвлекся от мировой миски, щедро наполненной хорошим человеком из города Киева (это в России, среди бескрайних снегов и дремучих лесов, то есть, почти как дома), и, чтобы никто не ошибся, просигналил поднятой лапой. - Я, я пострадавший!

- На тебя, Амлетссон, как раз и жалоба! - уточнил Рональд.

- Что, вот прямо на меня? - удивился я. - Подошел, значит, такой, или по элофону позвонил, и говорит: «Жалуюсь, стало быть, на Локи Амлетссона, каковой меня злодейски…» - кстати, а что я с ним злодейски сотворил?

- Амлетссон, не паясничай! Понятно, что жаловались на псоглавца, но у нас тут на всю округу ты такой один! Мохнатый, алкоголик и ходишь по пятницам в «Полтора Поросенка»! - было не очень понятно, какая конкретно муха укусила обычно весьма лояльного полицейского, поэтому я действительно бросил паясничать и построжел.

- Если серьезно, офицер, этот деятель зашел сюда как к себе домой, намочил кучу народу своим мокрым плащом, нахамил Ласси, заказал себе — трижды! — женского эля, а в финале злонамеренно опрокинул мою миску, а она была полнехонька! - О том, что и как говорил мистеру Ябеде-В-Плаще уже я сам, пришлось деликатно умолчать. - И по спине меня табуретом, больно, между прочим! И псиной меня обозвал, собака!

Рональд расслабился, зримо и обрадовано. Получалось, что жалобщик сам вполне виноват, всех оскорблял, по закону и обычаю, полез драться, и драться нечестно, да и вообще — вон же, сам куда-то делся, стало быть, и претензий быть не должно. Однако, на всякий случай…

- И все-таки, Амлетссон, тебе должно быть стыдно. Это был гость нашего города, врач, между прочим, приехал на конгресс! Ну откуда ему было знать, какие тут правила и обычаи? - толстый полисмен решил оставить за собой последнее слово в несостоявшемся споре.

- Откуда мне было знать, что он гость, да еще и доктор? - уточнил, в свою очередь, я. - И Вы, офицер, тут представляете закон, так? - И, дождавшись утвердительного междометия, - а что у нас в законе Королевства сказано про расизм?