Ещё вчера…

Первыми словами Дмитрий Николаевич ставит меня на уши:

– Нам надо срочно научиться варить алюминий и нержавеющую сталь в аргоне. Почти все стыки алюминиевых труб, сваренные газовой сваркой, не держат окислитель больше недели. У нас крупные неприятности. Вопрос на контроле заместителя министра. Завтра ожидаю от вас заявку на материалы, требующихся людей и все остальное. Для ваших работ очищена комната в подвале. Начинайте работать немедленно!

Дело серьезно, если ДН стал сторонником редкого аргона. Беда в том, что любимый начальник думает, что я сам что-нибудь понимаю в аргоновой сварке… Что же мне надо???

В технической библиотеке сгребаю всю литературу по сварке и все последние журналы. Впитываю всю информацию по аргону, крупицами разбросанную по источникам. В старых учебниках этого способа вообще нет, там для алюминия описаны только технологии с применением флюсов, против которых я должен бороться. Начинаю кое-что понимать. Несмотря на последующую очистку после сварки, часть едкого флюса остается в металле шва. Флюс продолжает свою работу – разрушает пленку окислов. А именно пленка окислов делает алюминий стойким против азотной кислоты. Она же, пленка, – не позволяет сварить металл…

Пленку окислов в сварочной дуге можно разрушить электрически – так называемым катодным распылением в среде аргона, когда на металл подается минус (катод) от источника. Но при этом начинает плавиться и разрушаться анод – вольфрамовый электрод, который по определению обязан быть неплавящимся. Найден компромисс – сварка переменным током, от обычного сварочного трансформатора, давно и широко применяемого. Однако при этой простоте сварочная дуга гаснет сто раз в секунду и частично выпрямляет переменный ток. По этим причинам возникает такая уйма проблем, что для их преодоления сварочная установка неимоверно усложняется…

Выделенная мне комната, площадью около 20 квадратных метров, имеет два узеньких окна на шоссе Революции, сквозь которые можно наблюдать фасоны обуви пешеходов. Называется комната с самого начала гордо "лаборатория". ДН дает мне карт-бланш, и сюда я отбираю лучших матросов и старшин: Зуева, Егорова, Степанова, Кащеева, Николаева. Это питерские ребята – электрики, механики, сварщики – со средним образованием, выученные в ПТУ, успевшие поработать на заводах, трудолюбивые и способные.

Спустя несколько дней комната, как черная дыра, начинает поглощать оборудование, кабели, шланги, баллоны с аргоном, огромные танковые аккумуляторы. Снабженцы стают на уши от моих заявок с неслыханными раньше материалами: вольфрам, окись тория (кстати – радиоактивная), кристаллокорундовые сопла, трубки медицинские и еще вагон и маленькая тележка. Мы собираем свою установку для сварки алюминия в аргоне.

Вообще-то такие установки, они называются УДАР-300 или 500, по заказу делает завод "Электрик", но они нам не годятся для монтажа: слишком громоздкие, многоэлементные. А главный их непреодолимый недостаток: сварка должна быть на расстоянии не более 3-х метров от установки, иначе не проходят высокочастотные импульсы, которые 100 раз в секунду поджигают гаснущую дугу. Такие же проблемы на заводе им. Жданова, где варят алюминиевые надстройки на военных кораблях. Дружу с начальником лаборатории сварки завода М. С. Кернером, невысоким, вечно озабоченным сварочными проблемами человеком. Его, как и меня, достали осцилляторы – высокочастотные генераторы для возбуждения дуги: в них постоянно пробивают высоковольтные конденсаторы колебательного контура. Добываю десяток более совершенных конденсаторов, половину отдаю Михаилу Сауловичу. Теперь он мой друг, и помогает мне горелками, соплами, вольфрамом и советами…

Наша самодельная установка начинает работать рядом с УДАРом завода "Электрик", учимся сварке на обрезках листового алюминия и труб. В комнатке теперь не только не провернуться, – не продохнуть.

Напротив, через коридор, – большая комната, заполненная до потолка всяким имуществом: рукавицами, метлами, мылом и т. п. Я с вожделением смотрю на эту комнату: хорошо бы ее заполучить.

– Ха, ха, чего захотели, – смеется отменно упитанный мичман Смирнов, хозяин этого богатства. – А шХиперское имущество куда девать?

Со вздохом признаюсь, что мне действительно некуда девать такое ценное имущество. В конце дня в нашу закопченную и забитую оборудованием комнатку приходит ДН. Уже утром мичмана и его имущество начинают куда-то перевозить. Теперь у нас просто огромное пространство под камбузом. Потолки у нас изначально невысокие, да по ним еще проходит вентиляция камбуза. Зато в нее врезаем собственную, и аэрозоли металлов, возникающие при сварке, теперь частично минуют наши легкие. На новом месте у меня появляется небольшая выгородка, где устанавливаю стол и даже "пожалованный" ДН городской телефон.

В каждой бочке меда есть своя ложка бяки. Полчища тараканов, доселе мирно живших и кормившихся под пищеблоком, приходят в необычайное волнение. Теперь они вместе с нами настойчиво учатся и овладевают новыми технологиями: раскрывая утром рабочую тетрадь, вижу сотню убегающих зверей разного калибра. Медицина снабжает нас гексахлорановой (?) дымовой шашкой размером с приличную кастрюлю. Закрываются окна-двери, шашка поджигается. Белый ядовитый дым вырывается через все щели…

Утром полчища любознательных тараканов лежат поверженными в ядовитую серую пыль. Часа через два работы нам тоже хочется туда прилечь. Атмосфера – очень специфическая. Моя шинель теперь имеет такой запашок, что в метро вокруг меня образуется свободное пространство. Чтобы слиться с массами, я побрызгал шинель одеколоном, но гуманное мероприятие только увеличивает зону отчуждения. Пришлось досрочно отправить боевую шинель в запас…

Лаборатория обрастает оборудованием. Требуется изготовлять много приспособлений, всяких мелочей для горелок, разрезать и испытывать образцы и т. п. В нашей первой комнате теперь стоит токарный и фрезерный станки и гидравлическая машина для разрыва образцов. Для контроля сварки на объектах нам нужны радиоактивные изотопы. В торце подвала оборудуется хранилище радиоактивных изотопов на 5 глубоких колодцев с тяжелыми свинцовыми крышками. Уникальные рабочие контейнеры делаем сами.

Сначала они получаются не очень надежные и совершенные. Немного позже лаборатории придется разработать другую конструкцию, изготовить штампы и детали, освоить литье свинца под давлением и закрепление кусочков вольфрама вокруг источника. Для перезарядки источников из транспортных контейнеров изготовляем перегрузочный стол, позже – с дистанционными манипуляторами. Дело в том, что для повышения чувствительности снимков мы вынуждены применять в основном короткоживущие изотопы – селен, иридий, тулий. Их поэтому надо заменять свежими через 3-4 месяца. Само собой у нас появляется автомобиль с красными лепестками в желтом круге для перевозки опасных источников.

Негде хранить наши химикаты, и для лаборатории очищается еще помещение, где до того мирно пребывали бочки с огурцами.

Для металлографических и коррозионных испытаний на 2 этаже штаба нам выделяется еще одна комната. Тем не менее – места не хватает, и лаборатория выплескивается во внутренний двор. Здесь собираются все крупные изделия, например стенд для сварки рулонов, передвижные сварочные мастерские, передвижная лаборатория с гелиевым течеискателем и мощными вакуумными насосами.

Эта лаборатория, которую мы сооружаем в фургоне на колесах, – интересное и трудное наше изделие. Гелий – самый "жидкий" газ, он может просачиваться сквозь сплошной металл, благополучно выдержавший испытание воздухом при давлении 500 атмосфер. Мы должны испытывать на гелиевую плотность многие трубопроводы и баллоны для гелия, входящие в комплекс перегрузки ТВЭЛов в реакторах субмарин. Для испытаний в этих трубопроводах надо создать космический вакуум. Это чрезвычайно сложно: приходится изучить курс вакуумной гигиены(!), ставить несколько мощных насосов, связанных полированными внутри трубопроводами. Обычный вакуум создается мгновенно большим форвакуумным насосом. Чтобы добиться требуемого высокого вакуума, включаются инжекционные насосы, которые откачивают ничтожные остатки воздуха сутками. А если в испытываемом изделии остался кусочек органики, то достичь высокого вакуума вообще не удается, и все приходится начинать сначала. Когда вакуум достигает нормы (не менее 10^-4 мм рт. ст.), то труба или сосуд обдувается тоненькой струйкой гелия. Если "гелиевой" плотности нет, то атомы гелия через микротечи попадают в масс-спектрометр, который выдает сигнал. Если это сварной шов, то его исправляем, и все начинаем сначала. Если это заводское изделие, то оно бракуется. Так мы забраковали 3 из 10 больших баллонов, испытанных заводом на давление 600 атмосфер: гелий запросто проникал сквозь толстенную стальную стенку.

Инструкторы лаборатории проводят ответственную сварку на объектах, обучают сварщиков на заводах для всей части (около 40 человек в год). Мы изготовляем и ремонтируем сварочное и другое оборудование, ставим его на колеса, составляем проекты организации работ.

Уже давно лаборатории не хватает электроэнергии: постоянно горят плавкие вставки-предохранители. Увеличивать допустимый ток не разрешает главный инженер в/ч 15107, который ведает электроснабжением всего дома. Начинаю разбираться и выясняю, что величина входных вставок на весь дом тоже занижена. Говорю об этом главному инженеру соседей, подполковнику Михайлову

– Николай Петрович, нам надо разрешить вставки хотя бы 100 ампер, если вы входные поменяете на 150 или 200: разрешенная мощность это позволяет.

– Да нет, вы не понимаете: надо еще умножить амперы на cos? (косинус фи), есть такой коэффициент, которого вы не знаете!

– А зачем же вы умножаете? Здесь надо делить! – пишу ему формулу. Николай Петрович густо краснеет: он слегка позабыл, как надо учитывать cos?. (Позже я решал для НП и другие задачи, когда он стал целым ГИПом проектного института).

Энергию лаборатории добавили, но вскоре и этого нам стало не хватать…

В части создается целое сварочное направление. Г. Б. Каблукова назначают заместителем главного инженера, начальником сварочного направления; занимается он проектами. Я – командир группы, все люди, техника, лаборатория и сложная сварка на объектах – мои. Теперь это около 20 человек в лаборатории, 10 инструкторов и больше сотни сварщиков на объектах, 30-40 матросов в учебных группах. Начальником лаборатории назначается инженер-электрик Борис Мокров, окончивший училище Дзержинского. Мы оба сидим в подвальном отсеке, успешно сотрудничаем. В наших технических дебатах и рождается нечто, отлитое в металл. Боря при этом постигает сварку, а я – электротехнику. К нашему тандему часто примыкает Володя Волчков – главный механик.