Если бы они могли говорить

ОХОТА С ГОНЧИМИ

Добравшись до открытой местности, охотники выстроились в шеренгу на расстоянии пяти-шести метров один от другого и двинулись вперед. Рядом с Василом ехал Мавроди — один из братьев Энчевых, знаменитых охотников из Сарнено. Рядом с его лошадью бежали две белые гончие, которых Энчев держал на веревке. Дальше скакал Марин, батрак, а рядом с ним — татарин, приятель Мавроди, тоже с двумя гончими. Одна из них была черная в белых пятнах.

В этой охоте существовало неписанное правило: если гончая хватала зайца, охотники мчались туда во весь опор. Тот, кто первым подоспеет на подмогу, гончей, берет его себе. Вот почему, как только охотники выстроились в шеренгу, лошади сразу же пришли в возбуждение, рвались вперед, бросая друг на друга испепеляющие взгляды, с нетерпением ожидая, пока охотники отпустят поводья. Снег летел из-под копыт.

— Эгей, Юсуп, приготовься! — крикнул Мавроди. — Да придержи веревку, отпустишь сразу!

«Отпустить сразу» на языке охотников означало освободить лишь тот конец веревки, который держит охотник. Тогда веревка легко выскальзывала из кольца на ошейнике у гончей, и она с места могла набрать скорость.

— Вроде мелочь, а человек не всегда знает, как ему поступить, — объяснял Мавроди, — вот и теряется…

Вокруг царила мертвая тишина. Все зайцы куда-то попрятались. Кое-где чернела промерзшая блестящая земля, словно покрытая глазурью. Ни души в этом застывшем поле. Даже птицы не пролетали. А на снегу — множество следов — куропаток, зайцев, волков.

— Тьфу, чтоб ему пусто было! — вознегодовал Мавроди. — Куда это все зайцы подевались? — И, повернувшись в ту сторону, где был Юсуп с гончими, прокричал: — Приготовься, Юсуп! Хорошенько держи веревку, отпустишь сразу!

В одном месте из-под снега тяжело взлетело несколько дроф. И опять воцарилась прежняя мертвая тишина. Мавроди уже не скрывал своей досады, постоянно недоумевая: — И куда ж косые подевались?

Охотники выехали на невысокую возвышенность и остановились. Перед ними простиралось другое поле, однако такое же ровное, мертвое, пустое. Нужно было менять направление: их манили сухие заросли бурьяна, темневшие вдали. Там непременно должны водиться зайцы. Они направили туда коней, но Васил остался на месте, засмотревшись в противоположную сторону. Далеко-далеко на снегу что-то шевелилось. Охотники остановились и тоже посмотрели туда.

— Это волк! — убежденно заявил Васил.

— Какой волк, пес это!

— Нет, волк. Погляди на его хвост. Видишь, лег. Марин, — обратился Васил к слуге. — Ну-ка, скачи туда, посмотри, что это. Мы тебя подождем.

Через некоторое время охотники увидели, что Марин почти вплотную подъехал к животному, но то осталось лежать на снегу. Марин описал круг и двинулся обратно. Еще издали он закричал: «Волк! Волк!»

А в это время волк — сомнений не оставалось! — встал со снега и неторопливо побежал прочь. Охотники загалдели, повернули коней и поскакали за ним. Не нужно было спускать гончих, но в суматохе их спустили с веревки, и в мгновение ока четыре гончие, как четыре живых клубка, настигли волка и завертелись вокруг него. Когда охотники подъехали поближе, они увидели, что волк — а это был крупный матерый зверь с очень темной шерстью, — щелкнул зубами, зарычал, обнажив при этом острые зубы и кроваво-красные десны, и спокойно прорвал кольцо гончих, при этом одна из них — черная в белых пятнах, вдруг заскулила и покатилась по земле.

— Юсуп! Юсуп, держи гончих! — закричал Мавроди. — Васил, давай догоним его!

— Давай! — ответил Васил и пришпорил коня.

С трудом им удалось собрать гончих. Собак привязали и оставили их на попечение татарину, а Мавроди и Марин повернули коней и рванули вслед за Василом. Волк все так же неторопливо бежал поперек поля, чернея одинокой точкой на фоне белого снега. Теперь началось преследование по всем правилам, принятым в этом краю: с одной стороны волка, отстав от него на двести-триста шагов, мчался Васил, с другой стороны — приблизительно на той же дистанции — Мавроди. Марин двигался посередине. Толстая шея волка не позволяла ему оборачиваться на ходу, и потому через каждые сто метров он останавливался, слегка поворачивался назад и смотрел на Васила. Еще через сто метров снова останавливался и смотрел на Мавроди. Эти частые остановки, а также растущая в сердце тревога, которую вызвало столь упорное преследование его охотниками, утомляли волка, выводили его из себя. Он все чаще и чаще останавливался и смотрел назад, его бег стал прерывистым, волк нервничал, терял силы. А охотники методически преследовали зверя, не спуская с него глаз.

Они уже давно покинули территорию поместья, миновали и сарненские угодья, так и не встретив ни живой души. Сейчас они находились в границах другого села. Зайцы буквально лезли под ноги. Они появлялись неизвестно откуда, делали два-три длинных прыжка, поставив уши торчком, потом, прижав уши к спине, бросались наутек. Мавроди так и подмывало хотя бы гикнуть им вслед, но он боялся упустить волка.

Показалось какое-то село, скрытое в тумане. За полянами, разбросав пучки сена на снегу, пастухи кормили овец. Увидев волка, за которым гонятся охотники, пастухи закричали, загикали, собаки залаяли. Но никто из пастухов не бросился охотникам на помощь — ни с палкой, ни с ружьем. А один крестьянин даже повернулся и, кто знает, почему, побежал к селу.

Волк высунул длинный язык, но все еще держался: бежал, останавливался, глядел назад и вновь бежал. Страх гнал его вперед. Стало смеркаться. Похолодало. Под серым насупленным небом летели на юг гуси, оглашая воздух жалобными криками. Охотники видели, что надвигаются сумерки, но даже и не думали оставить волка, отказаться от добычи.

Теперь и Васил, и Мавроди заметили, что Марин проявляет неосторожность, часто приближается к волку больше, чем это необходимо. Однажды волк даже остановился, сделал в его сторону несколько прыжков и угрожающе щелкнул зубами. На ходу Марин размахивал толстой, неизвестно где подобранной палкой.

— Марин, берегись! Марин, не приближайся! — кричали ему то Васил, то Мавроди.

Места им были знакомы — они ехали на территории третьего села. Поляна переходила в лог, где находился источник, куда летом женщины со всей округи сходились стирать белье. Не очень-то широкая канава замерзла, волк без труда преодолел ее. Он лизнул лед и, перебежав на другую сторону, остановился. Постоял так немного, высунув язык — явно, силы его были на исходе. Теперь он уже не смотрел, далеко ли охотники, будто потерял всякую надежду спастись, и его дальнейшая судьба была ему безразлична. Но, постояв так немного, снова побежал.

Охотники пришпорили лошадей и с буйными криками ринулись следом. Копыта коней застучали по льду. Но вот перед ними вырос высокий, крутой склон. Не только крутой, но и неровный, покрытый огромными ямами, из которых добывали камень, но ныне засыпанными снегом. Охотники остановились, ища дорогу. Волк попал в сугроб, наметенный над ямой, и никак не мог из него выбраться. Рванет, рванет, потом обессиленный опускается на снег. Отдышавшись немного, опять рванет, и опять валится в снег.

Васил и Мавроди торопливо спрыгнули с коней. Марин опередил их. Он первым соскочил на землю и побежал наверх.

— Ты куда, Марин? Стой! Марин! — закричал Васил.

— Волк упал… Упал волк, — весь дрожа, Марин бессознательно повторял одно и то же, порываясь бежать.

— Стой, тебе говорят! Останешься здесь. Держи коней!

— Зачем держать коней? Разве не видел — волку конец…

— Тебе говорю, держи коней! — прикрикнул на него Васил.

Насупившись, разом потемнев от обиды, Марин закусил губу, чтобы не вырвалось плохое слово, и схватил поводья всех трех лошадей. Васил и Мавроди лихорадочно принялись шарить рукой на поясе, где висели пистоли.

Вдруг позади послышался топот. В стороне от них вихрем промчался какой-то незнакомый крестьянин. Низко пригнув голову, он скакал, держа наизготове короткую белую палку, а за ним следом по снегу волочился конец веревки. Взлетев на холм, крестьянин осадил коня, спрыгнув на землю и бегом направился к яме, где был волк. Охотники следили за ним недоумевающими взглядами: они увидели, как он карабкается наверх, потом крестьянин пропал из виду, и вновь показался, чернея на фоне белого снега. Заметив крестьянина, волк забеспокоился, заметался, но потом затих. Крестьянин будто упал на землю, лицом к волку. В потемках трудно было разобрать, где зверь, а где человек. Охотники видели лишь огромный черный клубок, катавшийся по снегу.

Васил и Мавроди, держа в руках огромные черногорские пистоли, что было сил помчались наверх. В это время из ямы вылез крестьянин, держа в руках нечто огромное, и как мешок обрушил его прямо под ноги охотникам. Это был волк, крепко связанный веревкой, во рту его торчала толстая палка, чтобы зверь не мог кусаться. Палка тоже была завязана веревкой, лапы волка были скручены. Только длинный толстый хвост свободно лежал на снегу. Глаза блестели каким-то стеклянным блеском.

Потрясенные, Васил и Мавроди переводили взгляд с волка на крестьянина.

— Ты… ты что… как ты это сделал? — проговорил, наконец, Мавроди. — Как ты мог поймать его?

— А чего ж мне его не поймать? Что мне — смотреть на него?

Незваный помощник был низким, кряжистым, с широкими плечами и большой головой. Бросались в глаза толстые губы. Он провел пальцем по лбу и стряхнул пот, как это обычно делают крестьяне. Потом взглянул на волка и улыбнулся.

— Откуда ты? Кто такой? — засыпал его вопросами Мавроди.

— Из Мусубея я. Намедни вы ведь мимо нашего села проехали. Я как увидел волка, вскочил на коня и сюда… А что такого?.. Я помогать вам приехал…

Только теперь Васил и Мавроди вспомнили того крестьянина, пастуха, который, завидев их, бросился к селу.

— Здорово ты нам помог, — лукаво заметил Мавроди и спросил: — Уж не из рода ли Коджамихалевых будешь?

Крестьянин кивнул головой.

— Ну, а теперь что?

Крестьянин улыбнулся:

— А теперь забирайте вашего волка… Мне не надо… А вы сегодня гостями моими будете… Заночуете у меня… Куда ж вам возвращаться, темно уже… Да и село наше близко, вон за тем холмом…

Через некоторое время волка погрузили на сани, случайно проезжавшие на дороге, и отправились в село. Крестьянин тоже забрался на сани, а коня повел рядом, держа за поводья.

Немного поодаль ехали охотники.

— Здоровый волчище, эй, — покачал головой Мавроди. — Вот ты, Марин, говоришь, что когда проехал мимо него, тот не поднялся… А чего ему зверюге огромному подниматься?

Марин, сердитый, нахмурясь молчал.

— Как же это вышло, — сказал вдруг Васил. — Мы гнались за волком, а другой поймал его?

— А чего тут удивляться, — пожал плечами Мавроди, — Знаю я их, Коджамихалевых этих. С дедом этого парня был хорошо знаком. Дед Филчо. Неприхотливый человек, скотина бывало напьется из корыта, а что останется — дед допьет. А коли на ниву пойдет, по дороге запросто пол каравая съест — так, идет себе, да отламывает по кусочку. Дед Филчо, помнится, тоже однажды поймал волка, только не так, как этот, а гнался за ним на коне. Когда догнал, наклонился и схватил его за шиворот. Скачет на коне, в правой руке волка держит. Волк лапами дрыгает, сопротивляется, а дед левой рукой веревку от седла отвязывает — и ну обматывать волка. Мотает веревку, мотает, а потом как швырнет его на землю, ровно мешок с овсом. Совсем как этот парень сделал. Крепкие они, Коджамихалевы, сильные, — с завистью в голосе закончил Мавроди. — Волкодавы! Медведеборцы!..

Уже совсем стемнело. Мороз крепчал. Вокруг простиралось белое, безмолвное поле, посреди которого чернели сани. Под копытами коней поскрипывал снег.