Если вы дадите отцу-одиночке няню

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

— Привет, Марлоу.

— Привет, леденец.

— Не волнуйся, я позабочусь о папе и Ваффлзе, пока тебя не будет.

Она похлопывает меня по руке с широкой улыбкой на лице.

У меня дрожат губы, я борюсь со слезами от ее заботы.

Это мой последний раз, когда я укладываю ее спать перед отъездом в Париж, и я нахожусь в состоянии эмоциональной катастрофы.

Последние три недели пролетели как один миг.

Дилан, Лола и я проводили вместе каждую свободную минуту. Делали попкорн и смотрели фильмы, устроившись на диване. Вместе ужинали. Ходили на занятия в «Уголок семейного творчества» и совершали долгие прогулки по окрестностям с Ваффлзом. Как настоящая семья.

Я буду очень скучать по ним.

Мой рейс вылетает рано утром. Дилан отвезет меня сегодня в отель в городе, так что мы будем ближе к аэропорту и сможем побыть наедине перед отлетом. Его родители останутся с Лолой и Ваффлзом, пока его не будет.

Когда мы сообщили Лоле новость о том, что я уезжаю в Париж, она была потрясена. Первым ее вопросом было, можно ли ей поехать со мной, чтобы она могла увидеть Эйфелеву башню, как Мадлен. Вторым вопросом, который она задала был — может ли Ваффлз переехать в ее комнату на время моего отсутствия.

По последнему вопросу присяжные еще не определились.

Дилан настаивает на том, что Ваффлз будет спать в гостиной. Я даю этому соглашению одну ночь, прежде чем он сдается и разрешает Ваффлзу остаться в комнате Лолы.

— Я ценю это, леденец. Им повезло, что у них есть ты. — Говорю я.

— Почему ты едешь в Париж?

Каждые несколько дней она задает один и тот же вопрос.

— Я еду в школу, чтобы стать лучшей художницей. — Объясняю я.

— Там тебя научат рисовать розовые картины?

Ее глаза загораются от восторга.

Когда я показала Лоле картину с маргаритками, которая теперь висит в ее гостиной, она подумала, что это очень красиво, но была разочарована тем, что цветы не розовые. Однако была вне себя от радости, когда я сказала ей, что по возвращении нарисую огромную розовую маргаритку на одной из стен в ее комнате.

— Конечно. — Пообещала я. — Я люблю тебя, леденец.

— Я тоже тебя люблю, Марлоу.

Лола выпрыгивает из-под одеяла, обхватывает меня за шею своими маленькими ручками и прижимается поцелуем к моей щеке.

Я крепко прижимаюсь к ней, запечатлевая этот момент в памяти. Прощаться с ней — одна из самых тяжелых вещей, которые мне когда-либо приходилось делать, и я буду отсчитывать дни, пока она снова не окажется в моих объятиях.

Поездка в отель прошла в тишине. Дилан забронировал номер люкс, желая, чтобы мы провели ночь вместе, не отвлекаясь ни на что.

Когда мы наконец добрались до нашего номера, он бросил наши сумки у входа и взял меня за руку. Он ведет меня мимо роскошной гостиной через главную спальню, минуя кровать королевских размеров, направляясь прямо к двери, ведущей в ванную. Включив свет, он поднимает меня на белую мраморную столешницу и наклоняется, чтобы нежно поцеловать кончик моего носа.

— Дилан, что ты делаешь?

— У тебя был напряженный день, поэтому мы собираемся принять расслабляющую ванну.

Я киваю. Пока я могу провести остаток ночи с ним, это все, что имеет значение.

— Вот это моя девочка. — Хвалит он. — Оставайся здесь, пока я наполняю ванну.

Этот момент напоминает мне о том, как он заботился обо мне, когда я болела. Его самоотверженный поступок открыл мое сердце для возможности того, что мы можем стать чем-то большим. Невероятно оглядываться назад и видеть, как далеко мы продвинулись с тех пор.

Дилан может считать меня краской в своей жизни, но в моей он — мазок кисти и холст.

Он подходит к отдельно стоящей ванне и включает кран. Пока вода поднимается, опускает в нее лавандовую бомбочку для ванны.

Когда он переключает свое внимание на меня, я сгибаю палец, приглашая его подойти ближе. Я с содроганием выдыхаю, когда он приближается ко мне, его решимость очевидна. Это последняя ночь, которую мы проведем вместе до моего возвращения из Парижа, и никто из нас не собирается принимать ее как должное.

Он располагается между моих ног, крепко обхватывая одной рукой мое бедро, а другой наклоняя мой подбородок. Его шоколадно-карие глаза отражают тоску в моих, передавая наше глубокое желание.

— Я люблю тебя, солнышко. — Это признание свободно льется с его губ. — Ты владеешь моим сердцем и душой, я проведу остаток своей жизни, показывая тебе, как много ты для меня значишь. Независимо от расстояния между нами, ты моя. Сейчас и навсегда. — Клянется он.

Возможно, он не в первый раз произносит эти три слова, но они обретают новый смысл. Я с человеком, который любит меня безоговорочно. С человеком, который дает мне шанс расправить крылья и будет ждать, когда я буду готова лететь домой к нему.

— Я тоже люблю тебя, Дилан. — Шепчу я. — Всегда.

— Ты будешь скучать по моему члену, милая?

Он наклоняется, чтобы погладить раковину моего уха.

— Да. — Простонала я.

Мои трусики намокли от одной мысли об этом.

Он чувственно целует меня в губы, прежде чем отстраниться, я ворчу в знак протеста.

— Не волнуйся. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не станешь умолять меня остановиться.

Он встает прямо, на его лице появляется хитрая ухмылка.

Я никогда не насыщусь этим мужчиной.

— Давай разденем тебя. — Говорит он.

Дилан поднимает мою правую руку и протягивает ее через рукав рубашки, а затем повторяет то же самое с левой. Он стаскивает рубашку с моей головы и бросает ее в угол. Через несколько секунд его руки снова оказываются на мне, и он расстегивает мой бюстгальтер. Я очень разочарована, когда Дилан не обращает внимания на мою грудь.

Вместо этого он мягко берет меня за запястья, притягивая к себе, и без труда расстегивает мои джинсы. Он стягивает их и проводит пальцами по бедру, пока не добирается до трусиков, спуская их по ногам.

— Я оставлю их себе. — Говорит он, кладя их на стойку.

Я не могу вынести того, как клинически он раздевает меня, когда я хочу, чтобы он сорвал с меня одежду и трахнул меня до беспамятства. Я сойду с ума, если он не даст мне больше — и быстро.

— Дилан, ты мне нужен, пожалуйста.

— Будь моей хорошей девочкой и бери то, что я тебе даю.

У меня практически потекли слюнки, когда он снял рубашку, обнажив свою крепкую грудь. У него перехватывает дыхание, когда я наклоняюсь вперед, прослеживая каждый рельеф его мышц пресса. Когда я провожу пальцем по V-образной линии, он отступает назад, снимая с себя остатки одежды.

— Дилан? — Стону я в разочаровании.

— Терпение, солнышко.

Он проводит рукой вверх и вниз по своему толстому члену. Я завороженно наблюдаю, как он поглаживает себя, начиная снизу, добираясь до кончика, размазывая капли спермы по головке члена.

— Смотри, что ты, блядь, делаешь со мной, солнышко.

Он смотрит на свой эрегированный член, быстро двигая рукой вверх и вниз по нему. Его глаза греховно темные, челюсть напряжена, ноздри раздуваются. Он выглядит диким, раскованным и полностью моим.

Его темно-карие глаза впиваются в меня, как будто он отмечает меня не одним, а несколькими способами, оставляя мое лицо только для того, чтобы посмотреть вниз, туда, куда направлен его член. Он стонет, прижимаясь к моему входу, и струйки спермы выплескиваются на мою голую кожу, когда он находит свою разрядку. Одной рукой Дилан выжимает все до последней капли из головки своего члена, а другой размазывает ее по моим обнаженным бедрам и киске.

Как будто он — художник, а я — картина.

Великолепный и развратный шедевр.

— Ты моя грязная девочка. — Пробормотал он, прежде чем прижаться своим ртом к моему, впиваясь страстным поцелуем в мои губы.

Его член все еще твердый, он вытирает кончик о мою кожу, а затем одним глубоким толчком входит в меня, его терпение давно иссякло.

О. Боже. Мой.

— Я буду скучать по твоей идеальной киске. — Говорит он гортанным тоном.

Я обхватываю его шею руками, запутывая пальцы в волосах, пока он входит и выходит глубокими, уверенными толчками, наслаждаясь моментом. Я стону от восторга, наслаждаясь тем, что я полностью заполнена его большим членом.

— Еще, Дилан. Пожалуйста, дай мне еще. — Умоляю я.

Он берет мой подбородок рукой, пока без устали вбивается в меня.

— Кому ты принадлежишь?

— Тебе. — Пролепетала я.

— Именно так. Ты моя.

— Навсегда.

Я ласкаю его щеку.

— Чертовски верно. А теперь спроси меня, можешь ли ты кончить.

— Пожалуйста, позволь мне кончить, Дилан. — Кричу я, отчаянно желая облегчения.

— Покажи мне, как ты играешь со своим клитором. — Приказывает он.

Его глаза пылают похотью, когда он смотрит, как я перекатываю свой клитор между пальцами, щипаю его, когда мне нужно что-то большее, чтобы переступить через край. Вскоре мы оба уже несемся к своей разрядке.

— О Боже, я собираюсь…

Я откидываю голову назад, когда оргазм обрушивается на меня, и катаюсь на эйфорической волне так долго, как только могу. Дилан прижимает меня к себе, пока мы оба выходим из этого состояния.

— Это моя девочка. — Он прижимается поцелуем к моим губам. — Черт, я забыл, что обещал тебе принять ванну. — Бормочет он, медленно выходя из меня.

Наполнив ванну, он помогает мне войти в горячую воду и устраивается позади меня. Я приветствую сопутствующее жжение, позволяя теплу впитаться в мои напряженные мышцы. Запах лаванды окутывает комнату ощущением спокойствия.

Я прислоняюсь спиной к груди Дилана, когда он обнимает меня.

Каждый мускул в моем теле расслабляется, когда его губы касаются моего плеча.

Дилан целует каждую веснушку, шепча мне на ухо:

— Не забывай, солнышко, ты моя.

— И ты мой. — Клянусь я.

— Может, это ошибка?

Я поправляю лямку рюкзака на плече.

— Подожди минутку.

Дилан ведет меня в более тихое место на дорожке аэропорта, подальше от других путешественников, направляющихся к пункту проверки безопасности.

— Не прошло и двадцати четырех часов, а я уже скучаю по Лоле и Ваффлзу. Как я смогу прожить три месяца, не видя их? — Спрашиваю я с намеком на уязвимость.

— Поверь мне. — Он заправляет прядь волос мне за ухо. — Ты проведешь невероятное время в Париже и будешь так занята, что у тебя не останется времени скучать по нам. К тому же мы будем общаться по видеосвязи каждый день, и не успеешь ты оглянуться, как вернешься домой, где тебе самое место.

Мне нравится, когда Аспен Гроув называют моим домом.

— Пока не забыл, я вчера упаковал тебе вот это.

Он протягивает пакет с ланчем в виде единорога.

Я разражаюсь смехом, забирая его у него.

— Я лечу первым классом, помнишь? Уверена, у них будет много закусок.

Дилан хотел, чтобы я полетела в Париж на самолете «Stafford Holdings», но я отказалась. Он сказал, что лучше всего лететь первым классом, и не отступит, пока я не соглашусь.

— А у них есть «Cheez-Its» и «Frosted Strawberry Pop-Tarts»?

Он ухмыляется.

Я показываю на пакет. — Пожалуйста, скажи, что ты положил сюда именно это.

— Тебе придется подождать и узнать. — Игриво говорит он. — Боже, я буду чертовски сильно по тебе скучать.

Он наклоняется вперед, прижимаясь своим ртом к моему, его язык проходит по моим губам. Дилан берет мою челюсть в свою руку, углубляя наш поцелуй. Кажется, что время остановилось, пока мы находимся в своем личном пузыре, не обращая внимания на прохожих и окружающих. Мы просто двое влюбленных друг в друга людей, которым трудно сказать «прощай», даже если это временная разлука.

Когда он наконец отстраняется, то прижимается лбом к моему.

— Я люблю тебя, солнышко.

— Я люблю тебя.

— Тебе лучше идти, иначе ты опоздаешь на самолет.

Он указывает в сторону пункта контроля.

Я бросаюсь ему на шею, чтобы обнять в последний раз, и подавляю слезы, когда мне приходится отстраниться. Оглянувшись, я смеюсь, видя, как он осыпает меня поцелуями.

Боже, я люблю его так сильно, что мне становится больно.

Пока я стою в очереди на досмотр, достаю пакет с единорогом, чтобы посмотреть, что внутри, и обнаруживаю сверху желтую липкую записку.

Доброе утро, солнышко,

Я люблю тебя и так горжусь тобой. Не могу дождаться, когда ты снова окажешься в моих объятиях.

— Дилан

Слезы текут по моим щекам. Я могу только надеяться, что приняла правильное решение и что, хотя это будет нелегко, мы с Диланом станем ближе благодаря этому опыту.