Если завтра случится

Глава 16

Что есть настоящий страх?

Пожалуй, до сегодняшней ночи я не совсем понимал, что это такое.

Заявляю с полной уверенностью: то чувство, которое я испытываю сейчас, — это нечто настолько пугающее и ужасное, что не поддаётся никакому описанию.

— Настя? — в шоке наблюдаю за судорогами и пытаюсь понять, что происходит.

Приступ? Это какой-то приступ?

Хватаю фонарик с кровати и подсвечиваю бледное лицо девчонки.

Гортанный стон.

Сжатые челюсти.

Стеклянный взгляд.

Расширившиеся зрачки никак не реагируют на свет.

— Насть… Твою мать, твою мать! — растерянно на неё смотрю.

Что я должен делать? ЧТО Я, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ???

Стащив подушку с кровати, подкладываю её Насте под голову.

Надо, чтобы она повернулась на бок.

Это единственное, что я помню из курса ОБЖ. Больше, увы, ничего…

Дотрагиваюсь до девчонки и охреневаю от того, как сильно она напряжена. Буквально каждой мышцей. Каждым оголённым нервом.

— Ты только не умирай, прошу тебя, Насть…

Никогда ещё в своей жизни я не впадал в столь крайнюю степень дикого отчаяния.

Поистине жуткие минуты. Просто убийственные. Ты смотришь на лежащего перед тобой человека и осознаёшь лишь свою беспомощность. А ещё тот факт, что этот самый человек может сейчас погибнуть. Погибнуть из-за тебя…

«По твоей милости я здесь»

«Поверить не могу. Кто угодно, но не ты!»

«Да лучше б я не знала, кто скрывается под балаклавой!»

«Предатель!»

«Ты был моим единственным другом!»

Всё, что она говорила, переживаю повтором. Пропускаю через себя. Переосмысливаю заново. Ужасаюсь тому, что мы с Егором натворили. Тому, как далеко зашли.

— Насть… — осторожно фиксирую положение её содрогающегося тела, чтобы не ударилась о стоящие поблизости предметы мебели.

Когда я молился последний раз? Не могу вспомнить. Впрочем, как и слова, которые нужно произносить.

— Господи, не дай ей умереть. Не дай, прошу, — раз за разом повторяю, как заведённый.

Хочется выть от бессилия и, в противоречие молитвам, проклинать тот день, в который мы с братом совершили чудовищную ошибку.

— Настя…

Ей больно. Больно и мне.

Если она умрёт, то я тоже следом. Потому что не смогу жить с чувством вины. Не смогу простить себя за то, что с ней случилось.

Помоги, Всевышний. Если ты есть, помоги…

Кошмар заканчивается так же резко, как начался. Я вдруг понимаю, что судороги прекратились. И знаете, почему-то это пугает гораздо сильнее, чем всё предыдущее.

— Насть, — смотрю на неё — и сердце кровью обливается. — Ты меня слышишь? — осторожно поглаживаю по волосам, наклоняюсь к ней ближе. Чуть поворачиваю к себе.

Она по-прежнему молчит в ответ. Тяжело и часто дышит. Смотрит в одну точку.

— Давай поднимем тебя с пола.

Осторожно укладываю девчонку на кровать. Укрываю одеялом, присаживаюсь рядом и с опаской жду того, что будет происходить дальше, ведь её состояние всё ещё очень тревожит.

— Прости меня, — беру её ледяную ладошку в свою и аккуратно сжимаю.

Какой идиот! Не нужно было поддаваться эмоциям и вываливать на неё всю правду разом. Стоило догадаться, что подобная информация, касающаяся её отца, глубоко шокирует её и будет воспринята максимально болезненно и близко к сердцу.

— Миииууу, — доносится из-за двери.

Кот.

Я про него совсем забыл.

Скребётся, настырный. А я вдруг вспоминаю сказанное Настей. Про крысу. Теперь понятно, почему в большой комнате кругом разбросан мусор. Видимо, гостья каким-то образом пробралась в подземелье через вентиляцию.

Вовремя усатый тут оказался. Если не поймает, то хотя бы спугнёт грызуна.

Прислоняюсь спиной к железному изголовью кровати. Дыхание Насти постепенно выравнивается, а через некоторый промежуток времени она засыпает, так и не придя в себя.

Часто ли у неё бывают такие приступы?

Что это?

Похоже на эпилептический припадок. Воочию я никогда его не видел, поэтому могу лишь предполагать. А ещё задавать бесчисленное количество вопросов, ответов на которые у меня нет.

Сквозь дрёму ощущаю поблизости какое-то движение. Открыв глаза, рассеянно всматриваюсь в кромешную темноту.

— Дань, — слабый голосок Насти возвращает меня в реальность. В ту реальность, где у неё случился приступ. В ту реальность, где я чуть её не потерял.

— Тихо, успокойся, я здесь, — вновь нащупав её ладонь, даю понять, что рядом. — Сейчас свет включу, не бойся, — свободной рукой нащупываю фонарик, брошенный на пол.

Нажимаю на кнопку, и комната тут же подсвечивается тусклым светом.

— Батарейки садятся, надо вставить новые, — подмечаю хмуро. — Ты как? — принимаю вертикальное положение и чувствую, как в груди нарастает беспокойство, стоит мне увидеть её потерянный взгляд. — Что у тебя болит, Насть?

— Голова, — отвечает она тихо.

— Пить хочешь?

Кивает, непроизвольно размыкая губы.

— Я принесу воды, — встаю с постели. — Подождёшь? Я быстро.

— Да.

Подхожу к двери, не успеваю открыть, как в комнату проскакивает настырное животное, очевидно услышавшее наш разговор.

Настя, вскрикнув, испуганно замирает.

— Кот, — спешу успокоить. — Увязался за мной следом. Там, наверху.

Она шумно выдыхает.

— Сейчас вернусь.

Оставляю её ненадолго. Направляюсь в ту каморку, где установлен генератор. Отыскав бутылку и прихватив с собой кое-какие продукты, годные для перекуса, возвращаюсь.

Застаю Настю в слезах.

— Что такое?

— Что со мной было? — спрашивает взволнованно.

Наливаю воды в стакан.

— Выпей, — отдаю его ей. Замечаю, что обхватывает его двумя руками прежде, чем поднести к губам. Видимо, организм конкретно истощён. Оно и неудивительно. После такого.

— Ты… помнишь что-нибудь? — начинаю издалека.

— Ммм. Нет, — отрицательно качает головой.

— Мы ругались, и внезапно у тебя начался приступ.

— Пприступ? — в её глазах читается абсолютное замешательство и недоумение.

— Насть, ты эпилепсик? — всё же спрашиваю я.

— Что? — потрясённо замирает.

— Тебе не говорили, случалось ли что-то подобное когда-нибудь? В детстве или…

— Нет, — перебивает ошеломлённо.

— Честно говоря, всё, что происходило, очень напоминало именно это. Ты здорово меня напугала. Я не знал, что делать. Твоё тело… Оно билось в конвульсиях и… — замолкаю, встретившись с ней взглядом.

Как же жалко её, чёрт возьми.

Такой беззащитной и маленькой кажется.

— Значит, это с тобой впервые?

— Да, — вытирает слёзы, стекающие по щекам.

— Так бывает. Вроде эти приступы не всегда случаются только в детском возрасте.

— Можешь выйти? — просит вдруг, смущённо опуская глаза вниз.

— Да, если надо, — пожимаю плечом. — Может тебе… — хочу сказать помочь, но она отвечает категорическим отказом ещё до того, как я заканчиваю фразу. — Вдруг упадёшь? Давай…

— Уйди, Дань, — голос дрожит, и я решаю не испытывать на прочность её и без того расшатанную нервную систему, ведь, как выяснилось, последствия могут быть крайне непредсказуемыми.

— Ты осторожно. Если что, я буду тут, за дверью, — отдаю ей фонарик.

— У тебя есть спички? Там свечи, — указывает на полку, что за моей спиной.

Оборачиваюсь.

Действительно. Упаковка свечей. Доисторических, но всё же.

Достаю одну из пачки и ретируюсь в соседнее помещение. Спички у меня имеются, так что зажечь найденный Настей трофей — не проблема. Что я сразу и делаю.

Устанавив горящую свечу на чудом уцелевшее блюдце, принимаюсь за уборку, решив навести порядок. Складываю крупный мусор в пакет. Мелкий — заметаю веником на совок.

А животина-то оказалась прожорливой. Всё сточила. Печенье, хлебцы и даже пряники.

Услышав шорох, замираю.

Где-то тут, падла?

Ну ничё, либо кот поймает. Либо свидание с мышеловкой организуем. А то лежит пылится в коробке. Натыкался на неё, когда искал детали для генератора.

— Дань…

— Да, — отставляю веник и совок к стене. Подхожу к двери.

— Можешь… дать мне вещи? — просит неохотно. — Они в шкафу.

Направляюсь по заданному маршруту. Распахнув створку, громко матерюсь, потому что из шкафа выпрыгивает та самая крыса. Чтоб её.

Довольно большая, надо сказать.

— Звездец, — смотрю ей вслед. Втопила резво, ушуршав в сторону коридора.

Делаю глубокий вдох и выдох. Снимаю с полки стопку вещей и тащу их Насте.

— Держи, — приоткрываю дверь и не глядя протягиваю ей. Однако она не спешит их забрать, и это настораживает.

Наплевав на этикет, заглядываю спальню.

— Что такое?

— Голова кружится.

Настя, завёрнутая в полотенце, сидит на кровати, не до конца застеленной новым комплектом постельного белья.

Зачем менять сейчас?

— Давай, лучше я, — вызываюсь ей помочь.

Кивает, шмыгая носом. Судя по всему, плачет.

— Ты…

Собираюсь как-то приободрить, но вдруг слышу, как урчит её живот.

— Сколько не ела? — интересуюсь, наблюдая за тем, как она медленно пересаживается на стул. — Погоди, только не говори, что сидела тут из-за крысы и…

— Три дня, — отзывается тихо.

— Ты че, Насть! Разве так можно? — офигеваю от услышанного.

— Мне было страшно, — обнимает себя руками.

Замёрзла.

— Это блин не повод, — снимаю с себя худи и накидываю на неё. Ещё не хватало, чтобы опять простыла.

Лезу в пакет, достаю продукты и на скорую руку варганю бутерброд с колбасой.

— Мииу…

— Заткнись пока, — обращаюсь к наглому гостю, отдавая бутерброд Насте.

— Спасибо.

— Кроме головной боли беспокоит что-нибудь ещё? — иду возится с пододеяльником. Терпеть это не могу, но у девчонки сил нет точно. Сама бы она сейчас ни за что не справилась.

— Жуткая слабость. Хочется спать. Даня… Крыса, она, там ещё? — её передёргивает при одном лишь упоминании о представителе семейства грызунов.

— Пока да, но ты не переживай, мы её устраним, — трясу одеяло, как учила Михална, наш педагог-воспитатель.

Бессмысленная война с советским постельным бельём, почему-то дико пахнущим земляничным мылом, длится ещё минут пять, в течение которых девчонка не произносит ни звука.

— Готово, — поворачиваюсь к ней и натыкаюсь на внимательный взгляд. — Чего?

— Почему ты исчез тогда? — задаёт вопрос, который уже звучал. Перед её приступом. — Мы ведь… так хорошо дружили, — смотрит на меня с грустью.

Всё-таки да, получается, что она совсем не помнит того, о чём я ей рассказывал.

Может, и к лучшему?

— Надо поговорить, — хотел дать ей небольшую передышку, но времени у нас не так чтобы много. Тянуть нельзя. — Скажи, насколько плохо ты себя чувствуешь по шкале от одного до десяти? Где десять — это очень плохо.

Она хмурится.

— Идти можешь?

— Куда? — шепчет одними губами.

— Наверх, Насть.

— Наверх? — явно не верит.

— Да. Я хочу, чтобы ты вернулась домой…