Наши дни
Даня
— Какого ты так долго? — наезжает на меня Егор, стоит мне только сесть в машину.
— Так вышло.
— Сказал же, одна нога там, другая здесь! — напоминает недовольно.
Молчу.
— Починил чёртов генератор?
— Нет. Поломка серьёзная. Мне нужны кое-какие запчасти.
— Стопэ, это чё, кровь у тебя? — в шоке таращится на мою голову.
Дотрагиваюсь пальцами до саднящего затылка.
Похоже на то.
— Чем приложила? — интересуется он мрачно, сразу же предположив очевидное.
— Табуреткой, — отвечаю, усмехнувшись.
— Неугомонная, твою мать, — открывает бардачок, достаёт оттуда салфетки и протягивает мне. — А с виду та ещё тепличная неженка.
— Её можно понять. Она очень напугана.
— Надеюсь, ты пояснил ей, как нужно себя вести? — заводит движок и переключает передачу.
— Без света и обеда осталась.
— Без света и обеда? — фыркает громко. — Это чё за детский сад, Дань? Надо было двинуть по щам разок. Задрала со своими выкрутасами.
— Егор, не забывай о том, что она девчонка.
— Девчонка… — повторяет за мной и кривит лицо. — А ты, братан, соплежуй у меня, оказывается. Заруби себе одну истину на носу: бабы должны знать своё место. Особенно такие, как она. Иначе…
— Мы едем, нет? — перебиваю раздражённо.
— Едем, — кивает он, и машина наконец трогается. — Я вот чё думаю, опасно туда-сюда по окрестностям мотаться. Не дай Бог какая падла нас срисует по маршруту. Сделаем так: закупим всё необходимое и осядешь тут, на маяке. Будешь приглядывать за нашим лебедем. Не нравятся мне её финты.
— Когда ты собираешься связаться с Зарецким?
— Ещё рано. Пусть Эдик помучается пару недель. А может и дольше, я ещё не решил, — расплывается в шакальей улыбке.
— Ты спятил? — смотрю на него в шоке. — Хочешь так долго держать её там, в подвале?
Пусть Эдик помучается пару недель.
Ушам своим не верю.
— А чё… Сидит и сидит. Вентиляция есть, вода есть. Жрачку раз в день подкидывать будешь. Не подохнет наша Цаца.
— Ты не думал о том, что менты могут добраться сюда на Песчаную Косу?
— Ой вряд ли, на кой им сдалась эта глушь? — машет в сторону густого леса, окружающего узкую дорогу по периметру. — Маяк давно заброшен. Бомбоубежище нашего шизанутого деда им ни за что не обнаружить. О нём кроме меня никто не знает.
— Ты в этом уверен? — выражаю сомнение.
— На все сто. Не ссы, малой! — толкает меня в плечо.
— Мне кажется, что искать девчонку будут не только в Красоморске.
— Пусть ищут. Сюда даже если доберутся, в жизни не допрут, что она под маяком.
— Как вообще дед до такого додумался? И сколько лет на это ушло?
— До фига, — щёлкает поворотником. — Верил в то, что пересидит там с семьей ядерный взрыв.
Качаю головой.
Знал конечно, что дед у нас был со странностями… Но о том, что бункер строил, как-то не догадывался. Хоть и помню, что он постоянно говорил про то, что скоро начнётся ядерная война.
— Давай новости послушаем, как раз сейчас начнутся, — брат включает радио и ловит местную волну. — Федо звонил, говорит, шумиха поднялась в городе. Шмонают тачки.
— Ну ещё бы.
— Журналисты со всего края приехали. Губер наш вернулся. Примчался на всех парах.
— Сейчас подключит все свои связи.
— Пусть подключает, мы сработали на отлично. Всё прошло как по маслу. Долбоклюи, — смеётся подобно гиене. — Девку вывезли из города на раз-два…
— Просто повезло, — говорю своё мнение на этот счёт. — Одна была. Плюс они поздно кинулись её искать.
— А ну тихо…
— Полдень, в эфире Пётр Селезнёв и главные новости прошедшей недели.
Егор делает звук погромче и опускает козырёк. Взобравшееся на небо солнце палит просто нещадно.
— Почти двое суток назад, у ворот Государственного Академического Театра имени Галины Улановой, была похищена дочь крупного бизнесмена и губернатора нашего края, Эдуарда Владимировича Зарецкого. Со слов очевидца, неизвестный напал на девушку и силой затащил в машину, марку которой женщина издали распознать не смогла.
— Говорил же, что нас видели…
— Давай дослушаем.
— Напомним, что восемнадцатилетняя Анастасия Зарецкая, является примой местного театра, в главном зале которого в тот вечер проходила премьера спектакля «Лебединое озеро». Балерина посетила фуршет, после чего покинула стены театра. Известно, что последним её видел охранник. В руках у девушки была сумочка и цветы. Те самые цветы, лежащие на асфальте… Два часа назад «Море news» сообщило о том, что губернатор в срочном порядке вернулся из столицы. Комментарии журналистам Эдуард Владимирович пока не даёт. Полиция тоже. Нам остаётся надеяться на то, что в скором времени Анастасию найдут живой и невредимой. Будем следить за развитием событий.
— Надейтесь, — усмехается Егор, выезжая из леса на трассу.
Честно говоря, я не представляю, каким образом он хочет провернуть всю эту канитель с выкупом. Обычно именно в такие моменты менты и накрывают.
— Чё грузишься?
— Сколько дают за похищение, организованное группой лиц?
— От пяти до двенадцати вроде.
— Зашибись.
Уже в уме считаю, сколько лет мне будет, когда выйду из тюрьмы.
— Тааак… — он съезжает на обочину и резко тормозит. — Малой, послушай-ка меня, — глушит мотор. — Всё будет найс, если ты перестанешь пессимиздить.
— Это кончится плохо, Егор.
— Хватит ныть! — начинает злиться. — Я целый год тебя ждал!
— Только ради того, чтобы провернуть свой план, — отзываюсь спокойно.
— И это тоже. А как по-другому? Брат за брата, Данила. Зарецкий лишил нас семьи. Матери, отца. Ты понимаешь, нет? — мёртвой хваткой стискивает моё плечо.
— Понимаю.
— Из-за него ты вырос в детском доме, из-за него мы сейчас на нуле! На дне! Мы должны были это сделать!
— Родителей это не вернёт, — смотрю на дорогу.
— Поздно включать заднюю, Малой. У нас теперь только один вариант. Довести дело до конца. Получим наши бабки назад — и свалим отсюда к чёртовой матери…
Посетив пару хозяйственных магазинов, отправляемся в супермаркет. Там затариваемся продуктами, которые можно хранить без холодильника, и бутылками с питьевой водой. Благо, на улице жара, и покупки эти вряд ли способны вызвать подозрение и вопросы.
До позднего вечера сидим с Егором на съёмной квартире и лишь глубокой ночью выдвигаемся на Песчаную Косу.
— На связь выйдешь через три дня. Если вдруг раньше срока возникнет какая-то серьёзная проблема, поднимешься наверх и напишешь в сообщении три нуля. Это будет означать, что я срочно должен приехать.
— Ясно.
— Без надобности не звони вообще. Мало ли… Сейчас всех подряд шерстить начнут, могут и мной заинтересоваться.
— Окей.
— С девчонкой будь поосторожнее. Лицо закрывай всегда. Зашёл, дал пожрать, ушёл. В разговоры не вступай. На вопросы не отвечай. На провокации и слёзы не поддавайся. Никаких лишних контактов, ты понял?
— Да.
— Будь всегда начеку. Не расслабляйся!
— Я понял, Егор.
— Надеюсь. Всё, давай, дуй туда и не высовывайся, — осматривается по сторонам, открывая багажник.
Забираю пакеты и направляюсь к маяку.
Густой, тёмный лес шелестит по обе стороны. В небе висит огромная луна.
Тревожно.
Отвратительное чувство. Так и мерещится, что за тобой кто-то наблюдает. Немного отпускает только лишь тогда, когда оказываюсь под маяком, на лестнице.
Держа фонарь перед собой, шагаю по бесконечным ступенькам. Сколько этажей вниз — даже не считаю, но в очередной раз поражаюсь тому, насколько отбитым был мой дед.
В одном Егор прав: найти это место — вообще нереально. Учитывая тот факт, что обнаружить вход случайно невозможно. Уровень конспирации и хитрожопости моего предка на высоте…
Открываю вторые двери. Захожу, закрываю на ключ изнутри, как и предыдущую.
Иду по узкому коридору дальше. Повторяю аналогичную процедуру, и вот, наконец, попадаю в небольшую комнатку, предназначенную для обслуживания всего помещения, расположенного глубоко под землёй.
Как раз здесь и находится сломанный генератор, который мне предстоит починить. Если не справлюсь, то мы с девчонкой так и останемся без света. Перспектива удручающая.
Кстати про девчонку… Надо бы проверить, как она.
Снова достаю связку ключей и отправляюсь к ней. В последний момент вспоминаю о том, что нужно закрыть лицо и мне приходится вернуться.
В общем, к дочери Зарецкого попадаю лишь несколько минут спустя. В комнату вхожу осторожно, памятуя о том, что от неё можно ожидать всякое. Ещё раз получить по хребту тяжёлым предметом как-то не хотелось бы.
Подсвечиваю ограниченное пространство фонариком.
И где она?
На кровати пусто.
Оборачиваюсь, на всякий случай. Ибо бережёного Бог бережёт.
Куда пропала?
Медленно прохожу вперёд. Проверяю, нет ли её в туалете.
Нет.
Сбежала? Как? Это просто невозможно.
Отгоняю подступившую панику прочь.
Спокойно. Она сидела под замком. В этой маленькой и абсолютно герметичной комнате. Прятаться негде. Тут же даже взгляду не за что толком уцепиться…
Разворачиваюсь. И с облегчением выдыхаю.
Вон она, закутанная в одеяло, сидит у стены, между тумбочкой и кроватью. Потому и не заметил сразу.
— Эй, ты в норме?
Не двигается абсолютно. Лицо спрятано в коленях.
Не понимаю, спит или что? Почему там?
Подхожу ближе, присаживаюсь на корточки.
— Насть, — обращаюсь к ней по имени. — С тобой всё в порядке?
Терпеливо жду ответа.
— Слышишь? — касаюсь плеча, и она тут же резко дёргается, поднимая голову.
— Чудища… повсюду.
Заплаканные глаза. Растерянный, испуганный взгляд.
— Встань с пола. Здесь холодно.
Вроде на меня смотрит, но будто сквозь. Мне даже как-то не по себе от этого становится.
— Настя…
Только сейчас замечаю, что её трясёт. Вся мелкой дрожью заходится.
— Ты боишься темноты? — озвучиваю вслух своё предположение.
— Ппошёл ты, — тихо, но яростно шепчет она.
Так и есть значит.
Вздыхаю.
Честно говоря, забирая тогда фонарик, я об этом как-то не подумал. Это ведь детский страх, а она вроде как уже вполне себе взрослая.
— Встань с пола, — повторяю более настойчиво.
— Нет, — упрямо сопротивляется.
Приходится «помочь». Тяну за локоть, вынуждая выполнить мою просьбу.
— Не трогай меня! — шипит змеёй.
— Я сказал тебе, встань!
— Отстань! — в глазах читается злость и отчаяние. — Отстань, отпусти!
— Вставай.
— Пошёл ты! — жмётся к стене и снова оседает на пол.
— Поднимайся! — приходится проявить настойчивость.
— Не трогай! Убери от меня свои руки! — сипит она сорванным голосом.
— Ты кричала? Это бесполезно. Ты глубоко под землёй. Никто тебя здесь не услышит.
— Вы нелюди! — шмыгая носом, трясёт головой. — Ради денег на всё готовы! На всё…
Молчу.
Что сказать? По большому счёту, получается ведь, что так и есть.
— Мой отец сотрёт вас обоих в порошок! Понял? Сотрёт! — хрипит, беззвучно плачет и ожесточённо дерётся. — Ты понял? Он вас просто уничтожит!
Да я, в отличие от Егора, даже не сомневаюсь в этом.
— Сядь на кровать, — спокойно требую вновь.
— Не трогай меня! — вырывается, но в какой-то момент вдруг заходится приступом кашля.
Какого чёрта?
— Ты заболела? — доходит до меня внезапно.
— Не трогай!
Невзирая на протест, прикладываю ладонь ко лбу, и она наконец замирает, переставая буянить.
Горячий. Очень горячий.
Да она буквально горит!
Похоже, и правда заболела…