Европейская поэзия XVII века

Всех сзываю, жаждущих прощенья,

Добрых христиан, и женщин и мужчин,

Слушать мессу, где господне поученье,

Ибо все мы люди, все грешим.

Тот блажен, кто знает: жизнь — мгновенье,

И умом достичь пытается вершин,

Для того местечко есть под райской сенью,

И Христу он станет брат иль сын.

О род людской, многострадальный,

Ты все благое забываешь,

Гордыне предан изначальной,

Грехом опутан пребываешь.

Будь ты старик или юнец,

Будь полным сил или уставшим,

Несчастный, вспомни наконец

О господе, тебя создавшем.

Из черной грязи сделан ты,

А не из золота литого,

Не из небесной чистоты

И не из жемчуга морского.

Зачем, издревле и поныне,

Не устаешь ты похваляться, —

Набравшись спеси и гордыни,

Не хочешь богу покоряться?

Не возносись, не льстись, не хвастай,

Ведь тот, кто матерью оставлен

В сей жизни горькой и злосчастной,

Всегда заботами отравлен.

Не принесут тебе отрады

Ни мудрость, ни хитросплетенья,

Ни все прославленные клады,

Ни драгоценные каменья.

Величья ты не обретешь

Ни сведеньями, ни искусством,

Ни храбростью, ни мощью тож,

Ни ловкостью, ни безрассудством.

В сей жизни не приносят власти

Ни бег прекрасного коня,

И ни удачи, ни напасти,

И ни свойство и ни родня.

Ты, человек, — ты все пятнаешь,

Идешь ты по дурной дороге.

И мать родную обрекаешь

Рыдать в печали и тревоге,

Поскольку, весь в пустых заботах,

Своей же пользе не внимаешь,

И все купаешь в нечистотах,

И сам себя не понимаешь.

И вот я вопию и плачу,

Воспомнив, как живешь впустую,

И не тебе, а наудачу

Об этом горько повествую.

Ведь беспрепятственно пришел

В земное ты существованье.

Откуда ж нынче столько зол,

Вражды, и плача, и страданья!

И ты, пришелец неудачный,

От бед лишившийся ума,

Готов уйти от жизни мрачной,

Но гонит жизнь тебя сама.

О спеси мы не размышляем,

Не рассуждаем, как нам быти,

И только одного желаем,

Чтоб в господа скорее выйти.

В сей жизни не противоречим

Им ни отвагой, ни войною,

Ни благородным красноречьем,

А все молчим любой ценою.

В сей жизни ценят лишь стальное

Оружье, да коней, да сбрую,

И не в цене все остальное,

Сулящее нам жизнь иную.

В сей жизни больше уж не гонят

Прочь богача и толстосума,

А все кругом в корысти тонет,

Подачек требуя угрюмо.

Глядите — сколько родовитых

И самых храбрых в этом мире,

Глядите — сколько знаменитых

Погребены в сырой могиле.

Где эти старики седые,

Что были сердцем благородны,

И где герои молодые,

Что быстрой молнии подобны?

Где юноши во цвете лет,

Где те красавцы в полной силе?

Ты видел их в глаза — их нет,

Тех, что прекрасно говорили!

И где они, те господа,

Что властвовали неустанно,

Которых жизнь текла всегда

Величественно или чванно?

Где императоры, которых

Так величали поколенья,

Цари, сидевшие в коронах,

В которых злато и каменья?

Где мудрецы и книгочеи,

Что прежде знаньями блистали,

Которые листы белее,

Чем снег, читали и листали?

Где девы в пышном одеянье,

Где недоступные матроны,

На коих гордое сиянье

Бросают отсветы короны?

Пришла к ним смерть и просвистела

Своим безжалостным булатом

И, выбирая, не глядела,

Кто бедным был, а кто богатым.

Она во всем равняет смертных —

И любомудра и профана,

Сокровищ не берет несметных

У господина и тирана.

Она и не посмотрит, кто он —

Юнец или старик почтенный.

И в час, который уготован,

Приходит им конец мгновенный.

И сколько люди ни являют

Сопротивленья и упорства,

Их от кончины не спасают

Ни храбрость, ни противоборство.

Но потому, что все вы жадны

И грубой завистью набиты,

Для вас поэтому наглядны

Лишь те, кто были имениты,

Которых прежде вы знавали,

С которыми вы говорили, —

Они теперь, забыв печали,

С землей во рту лежат в могиле.

Теперь одна лишь только ржа

Находится в протухшем теле,

Полуприкрытые глаза

На все взирают еле-еле.

Жди, смерти роковой удар

Тебя поставит на колени,

И кто б ты ни был — млад иль стар, —

Убьет тебя в одно мгновенье.

Ибо она повсюду рыщет,

Глаз днем и ночью не смыкает

И постоянно жертвы ищет,

И каждого она хватает

Там, где ты трудишься прилежно,

Как бессловесная скотина,

Где мыслишь ты, как безнадежна

Столетья нашего картина.

И как бы ты ни веселился,

Позабывая о кончине,

Как в хороводах ни резвился

В своем величье и гордыне,

Ты смерть словами не обманешь,

Она щадить тебя не станет,

А если откупаться станешь,

Любых сокровищ недостанет.

Нет, больше жизни мне не надо,

Где огорченья и печали,

Где мне одна была отрада —

Скоты, что мне принадлежали.

Но тем не менее, христьяне, —

Бог вездесущ! И в жизни страшной

Не полагайтеся заране,

Что выручит вас скот домашний.

Они, животные, понятны,

Им нужны лишь еда и угол.

И все-таки они приятны,

Хоть и темны они, как уголь.

О господи, благодаренье

За все добро, что ты мне даришь,

За то, что ты свое творенье

Не по заслугам награждаешь;

За то, что я бывал утешен

На свете тварями земными,

Что Заной[4] озарен, взлетевшей

Над рукописями моими.

О господи, будь мой водитель

И книги дай послать в Албанию,

Чтоб каждый храм или обитель

Усерднее стремились к знанию.

А коль вкрадется опечатка,

В том нету умысла и цели.

Ибо душа моя так сладко

Цветет, как дерево в апреле.

Когда поутру птичье пенье

В чащобе бога восхваляет,

Птиц голоса, как вдохновенье,

Меня всего переполняют.

Оплакиваю я ужасные дела, —

Христа на крест воздели, и терзали,

И унижениям подвергли без числа,

И старцев семь его, еще живого, очерняли.

Сыны Израиля, вы, порожденье зла,

Отточенный клинок в распятого вогнали;

И матери глава в пыли пред ним легла,

И чернь в округе бесновалась, весела.

Ловлю благую весть и зрю дорогу в рай,

Мне слышен рокот гор, и слабый крик в пустыне,

И мощный глас веков: судьбе не уступай,

Пусть гнев небес крещеным будет страшен, ныне

В стране Париса[6] оставайся, поступай

Как знаешь, но живи без кривды и гордыни,

Предательство, и страх, и зверство отвергай,

Ходи прилежно в храм и людям помогай.

Гур[8] выходит ланью — Заной,

Нет такого уголка

Ни в Венеции туманной,

Ни на склонах Пештрика.[9]

Жены, юноши и девы

На него в поту лица

Трудятся,[10] а их напевы

Ублажают все сердца.

Македонец строил рати,[11]

Царь Саул[12] погиб от скверн,

Скандербег[13] страну утратил,

Был погублен Олоферн.[14]

Где-то Зана распевает

На вершине, а под ней

Радость в сердце навевает

Равномерный бег коней.

С гиацинтом вместе розы

Собираются в пучки,

Розы скручивают косы

В благовонные венки.

Зана — горная пастушка

Подарила мне букет

И танцует, так воздушна,

Что повсюду льется свет.

Как пройдешь ты мимо рынков

И увидишь молодцов,

Что годны для поединков,

Ты восславишь край отцов.

Шкодер закрепил границы,

Горы-долы покорил

И под власть своей десницы

Леж с Задримой захватил.[15]

Ловят в озере форелей

И огромных осетров.

Все умельцы в этом деле

Еле тащат свой улов.

Скопле[16] — город епископский

И имперский — градам град.

И царицею Родопской[17]

Назван он — Призрена брат…

Здесь епископом поставлен

Сын вардарских берегов.[18]

Он обилием прославлен

Копей, руд, земель, лугов.

Он не распри собирает,

А меха, сафьян и мед.

Пчел по пущам рассылает

И от них подарка ждет.

Есть три города большие,[19]

На морских они брегах,

Сербия и Арберия[20]

Дружат в этих городах.

Арберешка с выси горной

На руках несет венок.

Турок ходит непокорный,

А при нем большой клинок.

Богоматерь из Призрена,

Патронесса этих мест,

Да пребудут неизменно

Знамя и господний крест.

Боже, пастухов спаситель,

Взором землю охвати

И людей своих обитель

Светом счастья освети!

Текла та струйка,

Тонка, как струнка,

В траве бежала,

Цветок питала

И так премило

Заговорила:

«Благодаренье

Отцу творенья!»

И соловей

Среди ветвей

Не отдыхает,

А воспевает

Хвалу тому,

Кто дал ему

Крыла, и перья,

И жизнь, и пенье.

И ветр гудящий,

Над всем парящий,

Поет трубою

Над головою:

«Где ветер веет,

Нет травки лишней —

Всему всевышний

Благоволеет».

И эта роза

С росою вешней

Как бы сквозь слезы

Поет утешно:

«Весь небывалый

Наряд мой алый,

И цвет, и плоть

Мне дал господь».

И эти лилии,

Что на воскрылия

Надели жемчуг,

Безмолвно шепчут:

«Всю красоту,

Всю лепоту

И цвет наш млечный

Нам дал предвечный».

И даже солнце

На горизонте

Мир светом полнит

И так нам молвит:

«Лучистым златом.

Венцом богатым

Меня облек

Великий бог».

Теперь взгляни на

Скотов домашних —

И все едино

В лугах и пашнях

Своим наречьем

Нечеловечьим

Ревут, приветствуя

Отца небесного.

Любая птица,

Небес жилица,

Летает в небе том

С хвалебным щебетом:

«Бог дал обычай

И песнью птичьей

И шелком крыл

Нас одарил».

И вот, все сущее

И все живущее

Так на свободе

Поет о боге:

«Он созидает

И сострадает,

За все дела

Ему хвала».

Лишь человек

Грешит весь век

И, всюду скотствуя,

Не славит господа.

Глядел бы хоть —

Куда ступает,

И знать не знает,

Что есть господь.

Он горд собой,

Как вал морской,

Что бьет по скалам

Прибоем шалым.

Творит он грех

И хочет всех

Перебороть,

Но тверд господь.

Когда премного

Все славит бога,

Земли создателя

И благ подателя,

И все земное

Поет о чуде,

Одни лишь люди

Творят дурное.

Как мотылек

Сжигает крыльца,

Решив спуститься

На фитилек,

Так род людской

В огне измучится

Иль знать научится,

Кто он такой.