Фантасмагория и другие стихотворения

Раз поздно вечером, зимой,

Рассержен и простужен,

Я чуть живой пришел домой,

Где, знал я, ждут меня покой,

Вино, сигара, ужин.

Но что-то было здесь не так,

Бледнело, прячась в угол,

Взглянул я пристально во мрак:

Какой-то, я решил, пустяк

Оставила прислуга.

Тут кашель, вздохи, стоны вдруг

Во мраке зазвучали,

И я спросил: «Ты кто, мой друг?

Я не люблю подобных штук,

Их прекратить нельзя ли?»

«На вашем я простыл крыльце», —

Мне что-то отвечало.

Я с удивлением в лице

Взгляд поднял: привиденьице

Передо мной стояло!

И тут же скрылось. Я сказал

Ему довольно сухо:

«Откуда ты сюда попал

И как? Я в жизни не видал

Застенчивее духа».

«Я был бы рад сказать вам, — он

Ответил очень внятно, —

Но (здесь последовал поклон)

Не в духе вы, я обречен

Быть понятым превратно.

Я все еще испуган, но

Замечу вам на это,

Что, видно, так заведено —

Боитесь вы, когда темно,

А мы боимся света».

«Я знаю, — я ответил, — свет

Смущает привидений.

Но дух — непрошеный сосед,

И люди вправе ждать в ответ

Подробных объяснений».

Он отвечал: «Я вижу, не

Настолько вы сердиты.

Я здесь освоился вполне.

Вы объяснить позвольте мне

Смысл моего визита.

Дом, взятый Духами внаем,

Обычно называем

Мы по числу живущих в нем

(Владельца с прочим барахлом

В расчет не принимаем).

Ваш дом для одного как раз.

И вы могли заметить,

Как летом здесь один из нас

Все делал, покидая вас,

Чтоб новосела встретить.

На виллах так уж повелось —

Пусть даже с низкой платой:

Сменяет гостя новый гость,

Вот только жизнь с друзьями врозь

Бывает скучноватой.

С тех пор как вас покинул дух,

Нам не сказав ни слова,

Дом пустовал, пока вокруг

Вдруг не распространился слух,

Что дом свободен снова.

Дух может первым, выбрав дом,

Обзавестись жилищем,

Вторым, естественно, Фантом,

За ними — Гоблин, Эльф; потом

Мы Вурдалака ищем.

Вы вин, как видно, не знаток,

И дом стоит в низине —

Дух вашим домом пренебрег

Так мне достался ваш чертог,

Раз я в фантомном чине».

«У вас, — сказал я, — существа

Крупнее нет взамен там?

Ведь для мужчины в сорок два

Такой малец, как ты, едва

Ли будет комплиментом».

«Я не настолько молод, сэр,

И повидал немало.

Где только не был! Например,

Во тьме и сырости пещер

Я обитал, бывало.

А здесь тепло, ваш дом так мил.

И мне в новинку это.

И я от радости забыл,

Хотя когда-то изучил,

Пять Правил Этикета».

Оттаял как-то я душой,

А робкий посетитель

Был от волненья сам не свой,

Кров обретя над головой

И, так сказать, «обитель».

Я отвечал: «Я очень рад,

Что ты в речах искусен.

Я думал, призраки молчат.

Присядь! Есть мясо и салат,

Давай-ка перекусим,

Хотя и кажешься почти

Ты равнодушным к пище.

Успеешь ты произнести

Пять Правил Как Себя Вести,

Когда поешь, дружище».

«Спасибо! Дайте только срок», —

Ответил он учтиво.

«Что предложить тебе, сынок?»

«Я съел бы курицы кусок,

Поскольку так добры вы.

Один лишь ломтик. И чуть-чуть

К нему подливы». Все же

Я должен здесь упомянуть:

Не видел я, чтоб кто-нибудь,

Настолько был встревожен.

При тусклом пляшущем огне,

Струясь прозрачной тенью,

Гость стал вдруг призрачней вдвойне,

Когда решил поведать мне

Свой «Кодекс Поведенья».

«Итак, вот первый мой урок:

Что делать при условье,

Что жертва спит? Чтоб вышел прок,

Возьмите полог (не у ног,

Но и не в изголовье),

Пошевелите им слегка

Направо и налево,

И тот, кто спит еще пока,

Проснется, и наверняка

Он будет полон гнева.

Затем вам следует молчать,

Ему отдайте право

Беседу первому начать.

Так должен призрак поступать,

Когда он мыслит здраво.

«Как ты попал сюда?» — не зря

Же вы спросили первым.

Ответьте, медленно паря, —

«Я? На спине нетопыря!»

Теперь понятно, сэр, вам?

Он станет нем. Но не беда,

Не утруждаясь слишком,

Трясите дверь туда-сюда,

Уж если он уснет тогда,

Ваш труд под стать мартышкам.

Когда один скучает он

Здесь или на прогулке,

Издайте скрежет или стон,

Тут нужно верный выбрать тон,

Чтоб дребезжало гулко.

Когда с друзьями он, другой

Придумайте подарок.

Совсем несложно в кладовой

Найти на полках жир свиной

Или свечной огарок.

Найдя, натрите пол вокруг

Со всем понятной целью,

Затем скользите. Этот трюк

У жертвы вызовет испуг,

У вас — одно веселье.

А для торжеств Закон второй:

В изысканной манере

Огонь зажгите голубой

(Упущен этот случай мной)

Затем скребитесь в двери».

«Ты хочешь мой испортить пол

Дурацкими кострами? —

Сказал я. — Ты зачем пришел?

Услышать я бы предпочел,

Как ты скрипишь дверями».

«А жертвы Третий защитит

При нашей с ними встрече

Гостите, так Закон гласит,

Не причиняя им обид

И не противореча!»

«Прекрасный принцип прозвучал.

Хотелось бы поближе

Узнать мне духа, — я сказал, —

Который бы не забывал

Суждения свои же».

Ответил он: «Повежливей

Быть самому вам нужно.

Не любят призраки людей,

Которые своих гостей

Встречают нерадушно.

А если нас зовут «оно»,

Грозят стальным предметом,

Нам Королем разрешено

Из наших Правил ни одно

Не соблюдать при этом.

Закон четвертый. Если дух

Нарушил чьи владенья

И наш Король остался глух

К его мольбам, то в прах и пух

Разносят привиденье.

Хотя нам кажется смешным

Подобное несчастье:

Мы лишь отчасти погрустим,

Затем опять соединим

Себя мы часть за частью.

Последнее из Правил я

Скажу без сокращений.

«Сир» — первый титул Короля.

Его употребляйте для

Обычных обращений.

Учтивость требует порой

Внести разнообразье —

«Мой венценосный домовой»

И «Ваша Призрачность» к любой

Тогда добавьте фразе.

Я, кажется, охрип слегка,

Измучен долгой речью.

Коль вы не против, выпьем-ка

По кружке горького пивка

За нашу с вами встречу».

«Так ты, — заметил я, — пешком

Бродил по этой стуже?

Я думал, что любой фантом

Летать умеет с ветерком

И выше туч к тому же!»

«Парит Король наш в облаках,

Тут спорить я не стану.

Но крылья — это роскошь… Ах! —

Вздохнул он. — Нам такой размах —

Увы! — не по карману.

Вот Духам крылья хоть бы хны

Приобрести — они же

Богаты, но не так умны:

От них держаться мы должны

Подальше и пониже.

В гордыне Духи не хотят

Признаться почему-то,

Хотя на нас они глядят,

Как на назойливых цыплят

Индюк глядит надуто».

«Все ясно — дом мой не в цене

У эдакой гордыни,

Но как узнали вы, что мне

Совсем неясен толк в вине,

И дом стоит в низине».

«Инспектор Гномберг побывал

У вас, мой друг, сначала…»

«Инспектор кто — берг? — Я вскричал.—

Чтоб призрак должность исполнял —

Такого не встречал я».

«Такое имя — Гномберг. Он

Из нашего сословья

И очень часто облачен

В колпак и желтый балахон,—

Сказал мой гость. — Здоровье

Он подорвал в родном краю.

Затем, покинув Брокен,

Приплыл лечиться в Англи-ю,

Где, пристрастившись к питию,

Леченьем пренебрег он.

Портвейн хороший, по словам

Вот этого субъекта,

Дает тепло больным костям,

И часто мы, признаюсь вам,

Зовем его Винспектор».

Я не терял присутствия —

Невольный юмор! — духа,

Пока (хотя был кроток я)

Речь провоцирующая

Вдруг не коснулась слуха:

«Кухаркам, кажется, всегда

Напомнить есть причина,

Что вкусной может быть еда,

А недоступные места

Совсем не для графина.

А ваш слуга? Не разогреть,

Лишь сжечь способен ужин!

Кем он работать сможет впредь?

(Чтоб это все уразуметь,

Специалист не нужен.)

Кусочек дичи был неплох,

Иначе все с гарниром!

Вы старый выбрали горох,

И я б на холод — видит бог! —

Не ставил гренки с сыром.

Хлеб, я бы так предположил,

Вкуснее из пшеницы.

А то, что я у вас здесь пил,

Чуть лучше выглядит чернил,

Но в пищу не годится».

Затем, смотря по сторонам

И бормоча: «О! Боже!»,

Сказал: «А комната? Она

Совсем уюта лишена,

Да и простора тоже.

А ваши окна так узки…»

Тут я вмешался резко:

«Мой архитектор мастерски

Оформил окна — их эскиз

Одобрил сам Джон Рескин».

«Я даже знать его не знал —

Все это показуха!

С тех пор как сам я духом стал,

Таких убогих не встречал

Я проявлений духа.

Почем сигары? Вкус хорош!

Они вполне отменны!»

Ответил я ворчливо: «Что ж?!

Развязно ты себя ведешь,

Как будто мы кузены.

Скажу я без обиняков

Мне не по нраву это».

«Так вот, — сказал он, — вы каков!

(Он взял графин.) Я был готов

К развитию сюжета».

Он, видно, знал, какая ждет

Меня за это кара:

«Приступим! — крикнул он. — Вперед!»

Так, что спастись не смог я от

Разящего удара.

Затем, не помня, где я есть,

Я этому задире

Все повторял, пытаясь сесть,

Что пять плюс два, конечно, шесть,

А два плюс пять — четыре.

Но, как и что, мне не узнать,

Стряслось на самом деле.

Когда очнулся я опять,

Свет ламп не от, а как-то вспять

Струился еле-еле.

Но все же я заметить смог

Сквозь мрак и мглу, спросонок,

Что Биографии урок

Мне гость дает, суров и строг,

Как будто я ребенок.

«О! Детство — чудная пора!

Я помню те мгновенья,

Как мы, вся наша детвора,

Жуем на сладкое с утра

Лепешки и варенье».

«В какой-то книжке твой сюжет, —

Сказал я, — мы читали,

Известной всем нам с детских лет,

Как Справочник Брэдшо». В ответ

Он процедил: «Едва ли».

«Я вспомню парочку цитат…

Там, кажется, «три крошки»…

Нет!.. «привиденьица» сидят

И с «наслажденьицем» едят

«С вареньицем» лепешки.

Сейчас найду я этот том…» —

«Оставьте проволочки!

Я вспомнил, — бросил мне Фантом,

Все дело, видите ли, в том,

Что я сложил те строчки.

Их «Мансли», кажется, издал,

А некий видный критик,

Как мне агент мой рассказал,

Хотел бы взять их в свой журнал,

И публике открыть их.

Отец наш был из домовых,

А мама наша — фея.

Но вот нашел на маму стих,

Что будем мы счастливей их,

Различный вид имея.

От этих маминых затей

Наш клан теперь раздроблен,

Поскольку двое из детей —

Конечно, из породы фей,

Затем — упырь и гоблин.

То, что один пошел в отца,

Забыл сказать вам раньше.

Затем — два юных сорванца,

Причем один — шотландец, а

Другой наш братец — баньши.

У вас, я вижу, здесь табак?

Я взять себе позволю

Понюшку? Дальше — вурдалак,

Я, эльф и два неясно как

Сюда попавших тролля.

Однажды Духи к нам зашли

И были так нарядны,

Что взгляд наш сразу привлекли

И показались издали

Нена- и неприглядны.

Что в них такого? Белый сак

Висит на них мешком, но

Мне мать отвесила тумак,

Сказав, чтоб не глазел я так

Нахально и нескромно.

С тех пор желал я Духом стать, —

Вздохнул он с сожаленьем, —

Да только толку что мечтать?

К нам наша призрачная знать

Относится с презреньем.

Еще мне не было шести,

Когда, уйдя из дома,

Решил я славно провести

На предназначенном пути

Лихую жизнь Фантома.

Как часто в юности своей

Бывал я бесшабашен —

Порой, промокнув до костей,

Я выл на стенах крепостей,

Стенал на стенах башен.

Старо тут — просто так вздохнуть,

Давайте-ка освоим

Мы поновее что-нибудь…» —

И тут же страшным — просто жуть! —

Он разразился воем.

Вам не по нраву этот звук?

А вы рискните сами

Его издать, мой милый друг!

Я тонкости подобных штук

Осваивал годами.

Уж если через год-другой,

Явив все рвенье ваше,

Вы визг изучите и вой,

Вам жизнь покажется, друг мой,

Насыщенней и краше!

Но я замечу без прикрас —

Вам это не по силам,

Хоть день и ночь трудитесь, раз-

ве что природа щедро вас

Талантом наделила.

Еще Шекспир писал про Рим,

Где призраки «вдоль улиц

…гнусили», зябко было им;

Под легким саваном своим

Невзгод они хлебнули.

Мне фунты стоили покрой,

Покупка и починка

Одежки всякой, но порой

Я думал, выделки такой

Не стоила овчинка.

А так всех хочется сразить

Забавными вещами,

Вот только, чтобы их купить,

Мешком с деньгами надо быть,

А вовсе не с костями!

Возьмем, к примеру, башню: в ней

Пусть будут чьи-то мощи

И саван; парочка огней

(На каждый час), комплект цепей

И линз огромной мощи.

Что делать с этим барахлом?

Простейшее решенье —

Все нацепив, предстать потом

При зареве очередном

В шикарном облаченье!

В конце концов Синклит решит,

Где жить вам, но учтите,

Что негодует наш Синклит,

Будь франк вы или московит,

Будь даже вы из Сити.

Синклит особо нетерпим

К ирландскому акценту,

Но, если вы угодны им,

Вас назначают Домовым

И даже платят ренту.

«А «жертв» не мог ваш комитет

Спросить по крайней мере? —

Ведь у людей на вкус и цвет

Товарищей, ты знаешь, нет

В такой духовной сфере».

Гость усмехнулся: «Вы опять

Понятливы не слишком —

Ведь наша цель — пугать, стращать,

А также радость доставлять

Назойливым детишкам».

«С детей какой, конечно, спрос!

Но, если бы к мужчине

Вы отнестись могли всерьез,

Его б «Хозяином» пришлось, —

Сказал я, — звать отныне».

«Не исполняем мы причуд

Вскричал он, — и чудачеств!

Ведь то, что духи предпочтут:

Уйти или остаться тут, —

Во власти обстоятельств.

«Хозяин» выбора лишен,

Покуда ждет визит он,

Зато быть может заменен

Ваш постоялец, если он

Не так благовоспитан.

Когда «Хозяин» наш таков,

Как вы, — умен как будто,

И если дом не слишком нов…»

«Что ж нужно вам в конце концов, —

Спросил я, — для уюта?»

«Нам не подходит новый дом!

Тяжелая работа —

Нам наводить порядок в нем!

Ну, а за двадцать лет с хвостом

Развалится хоть что-то».

Какой «порядок» наводить,

Не смог понять я сразу

И должен был переспросить,

Нельзя ли точно объяснить

Столь вычурную фразу.

«Расша-тыва-ние дверей, —

Пропел мой гость с усмешкой, —

Проде-лыва-ние щелей,

Чтоб стало в доме посвежей…

Тут главное — не мешкай!

Учтите, что для сквозняка

Одной не хватит щели.

И даже двух. Наверняка

У вас порядка нет пока».

Съязвил я: «Неужели?

Жаль — приготовить не успел

Квартиру для тебя я.

(Я улыбнуться не сумел.)

Прости, что я тебя от дел

Отвлек, мой друг, болтая».

«Всему быть должен свой черед, —

Сказало привиденье, —

Хороший призрак не начнет

Таких ответственных работ

Без предуведомленья.

Раз не смогли вы точно в срок

Принять меня и меры,

По состоянию дорог

Я — эдак — жду через часок

Вестей от Лорда-Мэра».

«А это кто?». Он отвечать

Не стал мне — в назиданье

Сказав: «Тут надо выбирать:

Спать или дальше продолжать

Мне ваше воспитанье?

Мэр ходит-бродит взад-вперед

И долг вершит исправно:

Бранит, пихает, щиплет, бьет

Тех, кто ест много на ночь… («Вот, —

Сказал я, — это славно!»)

Я буду очень удивлен,

Что кто-то съест на ужин

Омары, яйца, дичь, бекон,

И вслед за этим мерзкий сон

Им будет не заслужен.

Мэр, кстати, толст. Его размер

Себе представить жутко,

И мы считаем, например,

Пусть он над нами трижды мэр,

Но — подданный желудка.

Меня хотело большинство

Избрать, поверьте мне вы,

Но Мэром выбрали его,

Поскольку более всего

Его боялись гнева.

Толстяк, лишь выбор был решен,

Счастливый до предела,

К монарху мчался на поклон.

Две мили для таких, как он, —

Нешуточное дело.

Он так спешил, что весь камзол

В грязи был и измят, но

Немедля в рыцари возвел

Его Король, смеясь, что, мол,

Он вовсе не запятнан».

«Здесь доля грязной шутки есть!

Тут надо быть готовым,

Сказал бы Джонсон, что невесть

Кто может к вам в карман залезть, —

Я уточнил, — за словом».

«Но не Король…» — Фантом сказал.

В ответ я в речи пылкой

Контраргументы выдвигал,

Однако призрак мне внимал

С презрительной ухмылкой.

Я закурить решил, едва

Все доводы иссякли.

Изрек он: «Про свои слова

Сказав, ясны как дважды два,

Смеялись вы, не так ли?»

Он на меня смотрел змеей,

Сказал я: «Нет причины

Мне скептицизм отвергнуть свой,

Чтоб вдруг признать, что мы с тобой

Во мнениях едины».

Я кротко ждал. «Изречено, —

Вскричал Фантом, — отлично!

Спор разрешить пора давно:

У нас со-мнение — одно,

А мнение — различно».

Как тот, кто терний не боясь,

Впервые шел к вершине,

То оступаясь, то стремясь

Принять иную ипостась,

Свой долг отдав гордыне;

Кто, раз вступив на тяжкий путь,

Не смел свернуть с дороги

В слепой надежде отдохнуть,

Преодолев когда-нибудь

Ущелья и отроги;

Кто даже брань произносил,

Как будто заклинанья,

Но путь наверх не прекратил,

Хотя уже не стало сил,

И нервов, и желанья;

Кто на заветный пьедестал,

Венчающий вершину,

Нетвердой поступью вступал;

Кто каждый раз лицом встречал

Удар, разящий в спину;

Кто, совершив неверный ход,

В бреду полузабвенья

Скользил с заоблачных высот,

Чтобы закончить свой поход

В начале восхожденья.

Так правоту свою внушить

Пытался я Фантому,

Стремясь в немыслимую нить

Все доводы соединить

От одного к другому.

В конце концов, чтоб вышел прок

И все на место встало,

Все то, что знал я назубок,

Я в форму аксиом облек

И начал путь сначала.

Со слова «сле-до-ва-тель-но»,

О строгости радея,

Я начинал все фразы, но

В своих сужденьях все равно

Блуждал, не зная, где я.

Он молвил: «Что еще за вздор!

Речь ваша бестолкова!

Остыньте! Кончен разговор!

Нет, не встречал я до сих пор

Посмешища такого.

Я знал субъекта вроде вас

Как раз такого склада.

В разгаре спора как-то раз

Швырял он туфли в гневе». «Да-с, —

Сказал я, — Это ж надо!»

«Еще бы! Даже вы могли б

Решить, что я ошибся.

Но мне известен этот тип,

Как то, что ваше имя Тиббс».

Я проворчал: «Не Тиббс я».

«Не Тиббс?» — Ответ его поблек

На тон или полтона.

«Что здесь такого? — Я изрек. —

Я Тиббетс». «Тиббетс?» «Лишний слог!»

«Так вы НЕ ТА ПЕРСОНА!»

Он в подтвержденье этих слов

Чуть не разнес мой столик.

«Вы, повелитель всех ослов,

Мне не могли в конце концов

Сказать все раньше, что ли?

Пройти четыре мили сквозь

Дожди во мраке ночи,

Выходит, даром мне пришлось?

И все сначала? Гнев и злость

Мне застилают очи!

Молчите!» — Крикнул он, когда

Я начал извиненья.

«Разве такой, как вы, балда,

Столь бестолковый иногда,

Достоин снисхожденья?

Меня в неведеньи держать

Почти что час?! И вы не

Могли мне сразу же сказать,

Что дом — не тот? И шли бы спать!

Закройте рот, разиня!»

«Речь о моей идет вине? —

Вскипел я. — Что такое?

Ты почему, скажи-ка мне,

Сюда явившись, даже не

Спросил сейчас же, кто я?

Никто не спорит — ты устал

От длительной дороги.

Но в чем вдруг я виновен стал?»

«Да, да, вы правы, — он признал, —

Мои сужденья строги.

Ведь вы мне дали кров и стол,

И херес самый лучший!

А я себя так дурно вел.

Простите, сэр. Произошел

Весьма досадный случай!

Вы — мой родной Головотяп!

Я каюсь, вашу руку!»

Из глаз слеза упала: кап, —

И тут же духом я ослаб,

Предчувствуя разлуку.

«Прощайте, милый мой лопух!

Покину вас едва я,

Вас посетит тлетворный дух,

И станет он ваш чуткий слух

Тревожить, сна лишая.

Чтоб он визжал поменьше здесь,

Потребуйте сначала;

Затем возьмите трость и… (есть

У вас потолще?) сбейте спесь

С подобного нахала.

Затем скажите смело: «Шут!

Не знаешь ты, похоже,

Здесь эти шутки не пройдут!

А за устройство всяких смут

Я накажу построже!»

Уже светает! Так и знай,

Что лучший вид приема —

Устроить духу нагоняй!

Головотяпушка, прощай!»

И след простыл Фантома.

Казалось, было все во сне, —

Настолько эфемерно.

Подкралась тихо грусть ко мне,

Я сел и плакал в тишине

Час или два, наверно.

Куда же призрака влекли

И что за побужденья?

— Зачем спешить? — я думал. — И

Кто этот Тиббс? И стоит ли

Такого привиденья?

А если Тиббс, как я, пуглив,

Что вероятно, кстати,

Мой призрак был бы сверхучтив,

В три тридцать Тиббса навестив,

Подняв его с кровати.

Издавши скрежет, визг и стон

Раз десять — двадцать кряду,

Тем обслужил бы Тиббса он,

Я в этом просто убежден,

По высшему разряду.

Не мог слезами я вернуть

Фантома, а иначе

Мне оставался скорбный путь

Налив стаканчик, затянуть

Такую Песню Плача:

«Ушел мой призрак, мой кумир!

Где ты, мой друг дражайший?!

Какого духа прерван пир!

Прощайте, тосты, джем и сыр,

Мой чай, прощай, крепчайший!

Жизнь безотрадна и скучна,

Стакан последний выпит.

Уже испита грусть до дна.

Вернись скорее, старина!

Мой Параллелепипед!»

Не стал слагать я новых строф,

Утешившись вполне тем,

Что после столь роскошных слов

Нельзя найти в конце концов

Слов, даже равных этим.

С тех пор скучал я о былом,

Одну мечту лелея,

Что дружно явятся в мой дом

И Эльф, и Гоблин, и Фантом,

И Полтергейст, и Фея.

Но нет, не скрасил мой досуг

Дух ни одной породы…

Лишь эхом трогательный звук:

«Головотяп, прощай, мой друг!» —

Звучал все эти годы.