Фараон

Глава 12

Фабрицио Феррарио вошёл с жёсткой чёрной сумкой в кабинет Авнера и поставил её на пол перед письменным столом своего начальника.

— Вот как они умудряются перемещаться в пыльной буре, — промолвил он, расстёгивая застёжки-молнии.

Авнер поднялся и обогнул стол.

— Что это такое? — полюбопытствовал он, уставившись на находившийся внутри прибор.

— Радиомаяк. Они установили их повсюду вдоль направлений вторжения. Армейские подразделения продвигаются в самом густом тумане, руководствуясь сигналами, излучаемыми этими приборами.

— А мы-то можем использовать вертолёты и авиацию только на двадцать процентов наших возможностей. Погодные условия к востоку от Иордана просто губительны... Как тебе удалось заполучить такой аппарат?

— Они установили их в бедуинских палатках, везде по нескольку штук. Мне удалось перехватить один по сигналу осведомителя. Какой там прогноз погоды?

— Отвратительный: ещё на сутки предвидится только ухудшение. Когда прояснится, мы рискуем обнаружить их у двери нашего дома.

Феррарио закрыл сумку.

— Я должен отправиться на совещание с Генеральным штабом и американскими экспертами. Ты тоже должен идти. Хотя и следует ожидать плохих новостей, но по крайней мере будем знать, какой смертью умрём. Возьми сумку с собой.

Феррарио подхватил свой объёмистый багаж и дотащил его до лифта, подождал, пока войдёт Авнер, и нажал кнопку вниз. На улице их ожидал автомобиль Генерального штаба, оба мужчины расположились на заднем сиденье.

— Кажется, заявили о себе те, кто подбросил видеокассету. Поэтому сегодня на совещании будут присутствовать и американцы. Я должен хорошенько поддать им под зад. Они не дали нам нанести упреждающий удар, а теперь будут говорить, что не могут действовать, — предрекал Авнер. — Могу поклясться в этом.

— Если у них в стране есть три вражеские бомбы, то нельзя осуждать их, — заметил Феррарио.

Автомобиль остановился перед домом № 4 на улице Ашдод, и Феррарио доверил людям из охраны хлопотное занятие — поднять наверх, на пятый этаж, принесённый с собой громоздкий груз. Именно там проходило совещание.

Присутствовали те же самые люди, которые принимали участие в первом совещании. Одновременно с Авнером прибыл генерал Иегудай, начальник Генерального штаба и командующий сухопутными силами.

С другой стороны стола сидели три человека в гражданской одежде, только что подъехавшие из американского посольства. Авнер дал знак Феррарио, чтобы он ожидал со своей сумкой снаружи, и вошёл в помещение, поприветствовав присутствующих. По их лицам было легко понять, что ожидать хороших новостей не стоило.

Один из троих, генерал Хукер из Пентагона, не без смущения начал говорить:

— Мы с сожалением признаем, что допустили ошибки... — изрёк он. — Генерал Иегудай был прав: присутствие ядерных ракет на нашей территории, которое нам продемонстрировали в видео, переданном в газету «Трибьюн», напрямую связано с тем, что происходит в этом регионе мира. В Государственный департамент поступил телефонный звонок, а затем голос с магнитофонной плёнки зачитал следующее сообщение.

Он нажал кнопку магнитофона и запустил кассету. Странный голос, с металлическим тембром, но совершенно лишённый акцента, произнёс:

«Пока вы слушаете это сообщение, разворачивается атака исламских сил против сионистской клики, чтобы раз и навсегда вымести её со всех территорий, которые она незаконно захватила с помощью американских и европейских империалистов. Речь будет идти о честной схватке, потому что на этот раз не может быть никакой интервенции извне. Если американское правительство или какое-либо другое правительство стран — их союзников осмелится вмешаться, то будет немедленно взорвано ядерное оружие, которое было продемонстрировано вам и которое находится на территории Соединённых Штатов Америки».

Последовало лёгкое гудение, а затем — молчание. Все присутствующие переглянулись. Авнер ничего не сказал, подумав, что то, что он хотел сказать, уже было известно всем, но взгляд его был красноречивее тысячи слов.

— Однако эта угроза совершенно реальна. Наши эксперты выяснили, что видео является подлинным. К тому же, как вы уже знаете, террористы дошли до такой наглости, что позволили нашим специалистам добраться до мест, где снималось видео. Там остались физические следы операции, показанной на видео, так что не может быть никаких сомнений.

— Полагаю, что эта новость держалась в тайне до сегодняшнего дня, — высказался министр внутренних дел.

— Совершенно верно, — отозвался генерал Хукер, — но, если мы попытаемся стабилизировать положение там, где находятся заряди, тогда надо приводить в действие меры нейтрализации и одновременно программу эвакуации населения. Самолёты со сложнейшей аппаратурой на борту облетают территорию Соединённых Штатов, пытаясь определить возможные источники радиации, но успешный исход этой операции сомнителен.

Весьма вероятно, что наши враги обеспечили маскировку ракет во избежание их обнаружения нашими приборами. Попытки перехватить их связь также до сих пор не принесли никакого результата.

Тем не менее вся страна является заложницей этих преступников, и сегодня нет никакой возможности прийти на помощь кому бы то ни было, поскольку мы не в состоянии помочь самим себе. С сегодняшнего дня мы не можем даже взять на себя риск провести другие совещания, подобные тому, что протекает в настоящий момент, поскольку если о нём узнают, то оно может быть расценено как форма помощи, и начнутся ответные действия.

Он опустил голову и замолчал.

— Спасибо, генерал Хукер, — вымолвил президент Скокот. — Мы отдаём себе отчёт в серьёзности вашего положения, по тем не менее благодарны вам. Ведь вы были вынуждены столкнуться лицом к лицу с этой ужасной угрозой вследствие дружбы, которую вы всегда проявляли по отношению к нам. — Он повернулся к начальнику Генерального штаба: — Генерал Иегудай, не могли бы вы охарактеризовать ситуацию на сегодняшний день?

— Три армейских корпуса, два иракских и один сирийский продвигаются в районе пыльной бури, явно не смущаясь плохими метеорологическими условиями. Господин Авнер объяснит вам позже, каким образом им это удалось. Четвёртый армейский корпус, иранский, пересекает Кувейт в направлении нефтяных месторождений Саудовской Аравии. Они явно хотят захватить контроль над ними. Наши информаторы сообщают о неминуемом государственном перевороте фундаменталистского характера в Египте при поддержке Ливии и Судана, так что нам следует опасаться угрозы и с этой стороны. Возможным вариантом является тот, что теперешнее правительство может быть вынуждено денонсировать мирный договор с нами и вступить в войну вместе с другими воинственно настроенными государствами. Имеют место волнения и открытые выступления ультранационалистов. Атака может произойти с минуты на минуту также в районе Синая. С большинства наших аэродромов докладывают, что взлёт наших истребителей осложняется большими трудностями из-за чрезвычайно плохих погодных условий, но по меньшей мере их самолёты находятся в таких же условиях. Проблема возникнет, когда нам придётся бороться со всеми объединёнными вражескими воздушными силами: кроме всего прочего, иранцы возвратили иракцам те самолёты, которые были переданы им во время войны в Персидском заливе. Сейчас господин Авнер продемонстрирует вам, каким образом танковым дивизиям удаётся продвигаться в облаке пыли к нашим границам.

Авнер подошёл к двери и впустил Феррарио. Молодой человек открыл сумку и показал содержимое присутствующим.

— С помощью таких радиомаяков, — пояснил он, — питающихся от аккумуляторов или подзаряжаемых там, где имеется источник тока. Они излучают постоянный сигнал, который направляет танки точно по маршрутам.

— Было ли сделано объявление войны? — спросил генерал Хукер.

— Нет, — ответил президент. — Таксун сообщил, что речь идёт о совместных манёврах с Сирией. Смелости ему не занимать, как и понимания того, что ему нечего бояться.

В этот момент кто-то постучал в дверь, и Феррарио вышел, чтобы узнать, в чём дело. Офицер вскоре возвратился, бледный и взволнованный.

— Господа, — доложил он, — поступили сообщения, что начались массированные налёты боевиков Хезболлы в Галилее, при поддержке пусков ракет и... что ещё хуже, в Тель-Авиве, Хайфе и Западном Иерусалиме десять минут назад взорвались три бомбы. Уже есть семьдесят погибших и около сотни раненых, причём многие из них в очень тяжёлом состоянии. Есть опасение, что в ближайшие часы нападения боевиков-смертников ХАМАСа умножатся.

— Что вы думаете делать? — спросил Хукер.

— Сражаться, — отрубил генерал Иегудай. — Что же ещё? Один раз мы уже одержали победу над объединёнными вооружёнными силами арабов. Для противодействия Хезболле я прикажу высадить моих парашютистов по всему Южному Ливану, поднять все бомбардировщики, способные держаться в воздухе, и мы осыпем их всеми бомбами, которые есть на наших складах. Танки и артиллерия готовы вести битву по реке Иордан. Весьма возможно, что Иордания присоединится к ним или будет сметена, а у Египта тоже не будет выбора... Но если нам не удастся остановить их, всегда остаётся последняя карта для розыгрыша. Мы не позволим сбросить нас в море. Мы не вернёмся в положение народа без земли...

Генерал Хукер поднялся со стула и посмотрел ему прямо в глаза.

— Генерал Иегудай, — медленно и подчёркнуто чётко произнося слова, проговорил он, — вы хотите сказать, что планируете применить ядерное оружие?

— Без малейшего колебания, — отчеканил Иегудай, мгновенно обменявшись взглядом с президентом. — Если это станет необходимым.

— Но вы отдаёте себе отчёт в том, что они также могли обеспечить себя ядерными ракетами из бывших советских исламских республик? Ведь определённо оттуда происходят бомбы, ввезённые на нашу территорию. Ядерный ответ может спровоцировать аналогичные репрессии. Их ракеты обладают небольшой дальностью полёта, но достаточно...

Иегудай бросил взгляд сначала на своего президента, затем на американского генерала.

— Армагеддон... — мрачно бросил он. — Чему быть, того не миновать. А сейчас, генерал Хукер, прошу извинить меня, но я должен присоединиться к своим людям на линии огня. — Он попрощался, отдав честь: — Господин президент, господин Авнер... — И удалился. Стук подошв его походных сапог отдался звуком сильнее обычного в тишине, воцарившейся в комнате.

Трое американцев попрощались и направились к выходу, но, пока открывалась дверь, чтобы выпустить их, Авнер сделал знак Феррарио. Тот обратился к генералу Хукеру, покидавшему помещение последним.

— Господин генерал, — негромко проговорил он, — господин Авнер дал мне поручение просить вас о личной беседе. Он будет ждать вас через час в баре отеля «Кинг Давид». Он полагает, что там спокойнее. Вы можете подтвердить встречу?

Хукер на секунду задумался, затем так же негромко ответил:

— Подтверждаю. Я буду там.

Авнер прибыл к шестнадцати часам и уселся перед своим собеседником в небольшом зарезервированном для него зале.

— Здесь намного спокойнее, чем в Генеральном штабе, да и мы меньше привлекаем внимания к себе. Вы не возражаете, если я закурю? — спросил он, зажигая сигарету.

— Что вы, — отозвался Хукер, — в данный момент надо как-то отвлечься.

— Генерал, мне нужна ваша помощь.

— Сожалею, Авнер, но я ничего не могу поделать. То, что я высказал сегодняшним утром на совещании, не допускает никаких отступлений...

— Знаю, но речь идёт не о том. Существует другая проблема.

— Другая проблема? Вы хотите сказать, помимо тех, которые у нас уже имеются?

— Да, но не такого значения, надеюсь... Вы, естественно, в курсе операции «Уоррен майнинг корпорейшн» в Митцпе-Рамоне, не так ли?

— Я в курсе. Но там, похоже, всё улажено... Наша команда убыла.

— Речь идёт не об этом, генерал. К сожалению, возникло осложнение. Лагерь «Уоррен майнинг корпорейшн» сегодня ночью подвергся разрушительной атаке, возможно, подготовительному налёту вражеских сил для создания вакуума на подходе к зоне большого стратегического значения или же карательному рейду: в иракском Генеральном штабе ещё много офицеров, преданных покойному президенту, которые, возможно, знали о команде, размещённой вами в этой местности для устранения Аль-Бакри.

— Но это было не наших рук дело.

— Для них нет никакой разницы, насколько я их знаю. Однако мы провели там разведку и не обнаружили никого в живых: эти ублюдки нанесли удар с редкостной точностью.

Тем не менее мои информаторы уверяют меня, что кто-то избежал этой бойни, некто, кто может оказаться для нас драгоценным свидетелем этого кровопролития, жертвами которого стало немало ваших сограждан. По моему предположению, если кто-то и спасся, то только потому, что ему позволили спастись. Я не знаю, точно ли я выразил свою мысль.

— Вы прекрасно её выразили, — понимающе кивнул головой Хукер. — Вы считаете, что спаслись те, кто стал предателем.

— Я не могу объяснить это никаким другим образом. Лагерь был полностью окружён, каждый квадратный метр прочёсан с автоматами в руках, потрясён мощными взрывами. Но какой-то вездеход уехал буквально за несколько минут до того, как разверзся этот ад, — вам это не кажется странным? Его нашли брошенным неподалёку от египетской границы в местности, именуемой Рас-Удаш, и вполне логично предположить, что на борту были люди из лагеря «Уоррен майнинг корпорейшн»; они направились в сторону Египта, где, возможно, их поджидали.

У нас также имеются радиоперехваты лагеря «Уоррен майнинг корпорейшн», и мы знаем, что кто-то там поддерживал контакты с исламскими фундаменталистами по ещё не до конца выясненным причинам.

В конторе управления была найдена картотека с анкетными данными обитателей лагеря, в том числе тех двух единственных лиц, чьи тела так и не смогли обнаружить. Они могут оказаться именно теми, кого мы ищем. Вот о чём я прошу вас: предупредить, если вы узнаете, где они находятся, или же если они обратятся к вам, поскольку являются американскими гражданами.

— Я сделаю то, что смогу, господин Авнер. И если мы найдём кого-нибудь, то вы первым узнаете об этом.

— Благодарю вас. Я знал, что вы окажете мне помощь.

Они распрощались, и Авнер просидел ещё некоторое время, докуривая свою сигарету и размышляя об этом секрете, похороненном посреди пустыни Паран, секрете, который, выплыви он на свет божий, разрушил бы душу его народа...

но, возможно, навсегда покончил бы с войнами типа той, которая вот-вот разразится.

Он предавался размышлениям долго, сосредоточенно, глядя на тлеющий окурок, который медленно догорал, превращаясь в пепел. Но в глубине души Авнер прекрасно понимал, что не хотел только одного: чтобы народ Израиля исчез вместе со своей историей и своим самосознанием. И никакая цена не была для него слишком высокой, чтобы помешать этому.

Он вздрогнул, услышав шаги у себя за спиной.

— Феррарио? Какие новости?

— Иегудай пустил в ход авиацию и вертолёты, несмотря на плохую погоду, но столкнулся с сопротивлением воздушных сил противника: есть потери, а в ближайшие часы предвидится дальнейшее ухудшение положения. Организация Объединённых Наций предъявила иранцам ультиматум, чтобы они немедленно убрались с территории Саудовской Аравии, но это имело такой же эффект, как если бы ультиматум предъявил папа римский. В саудовских войсках все переругались. Без американской помощи они не в состоянии даже высморкаться.

— Северный фронт?

— Налёты сирийской авиации, ракеты в Галилее и на Голанских высотах, Хезболлу словно с цепи спустили по всей линии фронта: мы постоянно осуществляем высадки парашютистов для облегчения напряжения, но это удаётся с большим трудом. Правительство эвакуирует гражданское население, проживающее на расстоянии двадцати километров от границы, вглубь страны.

— Египет, — произнёс Авнер. — Там муха не должна пролететь без моего ведома.

— Знаю, командир. Мы постоянно нажимаем на нашу сеть осведомителей. Маловероятно, что от нас что-то укроется.

Авнер посмотрел на него:

— Не говорите глупостей, Феррарио, никто на этой земле не может предусмотреть всего того, что надлежит знать. Именно непредвиденное меняло судьбы в истории в течение тысячелетий... всегда непредвиденное, запомните это.

— Вы хотите, чтобы я отвёз вас в управление, господин Авнер?

— Нет, Феррарио, я пойду пешком. А ты тем временем сделай одно дело.

— Скажите какое.

Начальник протянул ему папку:

— Надо, чтобы до египтян дошёл слух относительно лиц из этого досье. По крайней мере двое из них уже находятся на их территории и представляют смертельную угрозу для нас. У нас нет возможности действовать в Египте достаточно свободно. Надо устроить так, чтобы их ликвидировали египтяне. Я понятно выразил свою мысль?

— Вы прекрасно её выразили, господин Авнер, — отчеканил Феррарио, перелистывая документы дела. — Я немедленно займусь этим.

— Да, я хочу также знать, что происходит в туннеле у Аллона, постоянно держите меня в курсе.

— Будет сделано, господин Авнер.

Авнер вышел на улицу и остановился взглянуть на всё ещё прозрачное небо Иерусалима, хотя со всех сторон до него доносился вой сирен «скорой помощи», увозящих изувеченные тела, затем зашагал по дороге, по которой он не ходил уже много лет.

Он шёл в одиночестве почти полчаса, засунув руки глубоко в карманы и подняв воротник, пока не оказался перед Дамасскими воротами. Он прошёл по улице Эль Валид, пересёк Хашальшелет и очутился перед ровной площадкой, над которой нависла западная стена Храма. Солдаты в полевой форме несли дежурство на всех подступах к площади и следили за каждым, кто проходил туда, держа палец на спусковом крючке «узи». Авнер пересёк площадь, продуваемую холодным ветром, и прислонился к стене. Несколько ортодоксальных верующих, с выбритыми надо лбом волосами и длинными пейсами на висках, ритмично раскачивались в своём тысячелетнем плаче по утерянному святилищу.

Авнер уставился на громадные каменные блоки, ставшие гладкими от проявления набожности миллионов сынов Израиля, изгнанников по всему миру и изгнанников на родине. В первый раз со дня гибели его сына им овладело желание помолиться, и по странной прихоти судьбы он не мог сделать этого, потому что хранил в душе тайну, которая не оставляла места ни для чего иного.

Гнев и досадные обстоятельства перешли в глубокую боль, и Гед Авнер, хотя и не проронил ни слезинки на похоронах своего сына, почувствовал, что глаза его увлажнились. Тогда он притронулся к ним кончиками пальцев и омочил своими слезами камень Храма, добавив их ко всем тем, кто предшествовал ему в веках.

Он не мог поступить иначе. Авнер повернулся, чтобы уйти, но когда дошёл до другого конца площади, то увидел окоченевшего старика, который сидел на тротуаре, прося милостыни. Он бросил взгляд на него и увидел в его взоре странный лихорадочный свет, почти что вдохновенное выражение.

— Подай мне что-нибудь утолить голод, — прошамкал старик, — а я дам тебе кое-что взамен.

Авнер поразился этим словам, которых не ожидал; он вынул банкноту в пять шекелей и протянул её нищему, спросив:

— А что же ты можешь дать мне взамен?

Старик положил банкноту в свою суму, поднял на Авнера глаза и пробормотал:

— Возможно... надежду.

Авнер почувствовал, как мурашки пробежали у него по коже, как будто холодный ветер, веявший с вершин Кармеля, пробрался под его одежду.

— Почему ты так говоришь? — задал он вопрос попрошайке.

Но старик не ответил: его потухший взгляд был направлен в пустоту, как будто он на мгновение стал неосознанным и невольным посредником неизвестной силы, которая затем столь же внезапно рассеялась.

Авнер некоторое время смотрел на него, не говоря ни слова, затем продолжил путь, погруженный в свои мысли.

Последний отблеск заката угас на огромной распростёршейся вокруг пустыне, и несколько звёзд засияли в темнеющем небе. Блейк продолжал идти вперёд, хотя ноги в туфлях кровоточили. Сара, обутая в кроссовки для бега трусцой, была более легка на ногу и меньше изнурена, но оба находились на пределе своих сил.

Внезапно резкий порыв ветра пронёсся по неохватному пустому пространству, и оба с тревогой переглянулись, прочитав в выражении лица спутника осознание того, что должно было случиться.

— Она надвигается, — процедил Блейк сквозь зубы. — Не будем падать духом.

— Как по-твоему, где мы находимся?

— Сейчас, наверное, где-то на пересечении дороги на Беэр-Менуху. Мы должны увидеть её, когда пересечём это небольшое возвышение вон там, перед нами. Но это ничего особо не значит: разве что на дороге можно легче встретить какого-нибудь проезжающего.

— А что будем делать, если нас застанет буря?

— То, что я тебе уже говорил: если найдём убежище, то воспользуемся им, в противном случае растянемся на земле, стараясь защитить друг друга. Закроем голову, рот и нос и подождём, пока она не пройдёт.

— Но буря может продлиться несколько дней...

— Может случиться и так, но другого выхода нет. Альтернатива — умереть задохнувшись: эта пыль — мелкая, как тальк, и забьёт все дыхательные пути за считанные минуты. Крепись.

Блейк повернулся к востоку и увидел, что горизонт покрылся белёсой дымкой. Он из последних сил поспешил к небольшому холму, который подымался в нескольких десятках метров от них, а когда взобрался на его вершину, увидел перед собой дорогу на Беэр-Менуху, пустынную, насколько хватало взгляда. Но рядом с возвышением торчал валун высотой в рост человека, нечто вроде большого булыжника в форме луковицы, окружённый другими камнями меньших размеров, которые отвалились от него с течением времени в результате резких колебаний температуры.

Блейк обернулся, чтобы позвать Сару, и услышал, как она пробормотала:

— О Господи, смотри, какая красная луна, окровавленный лик Изиды...

Археолога также потрясло неправдоподобное зрелище: лунный диск, поднимавшийся в этот момент из-за горизонта, был затемнён кровавой тенью, отражение которой расползалось по пустынной равнине.

— Затмение, — воскликнул Блейк. — Пошли скорее, пока буря не захватила нас врасплох, она уже поблизости, я чувствую.

Сара поспешила за ним и увидела, как он, бросив рюкзак на землю, стал суетливо сваливать в кучу камни рядом с самым большим валуном с северо-восточной стороны, сооружая нечто вроде защитной стены. Она кинулась помогать ему, в то время как ветер крепчал с каждой минутой и воздух становился мглистым и плотным.

— Давай съедим что-нибудь и попьём, — предложил Блейк, — неизвестно, когда мы сможем сделать это в следующий раз.

Сара порылась в рюкзаке и подала ему пачку галет, немного фиников и инжира. Блейк достал из своего рюкзака фляжку с водой и протянул ей, а после того, как Сара выпила, сам сделал несколько продолжительных глотков. Теперь он начал ощущать во рту вкус пыли. Египтолог бросил взгляд на диск луны, который всё больше заволакивался этой странной кровавой пеленой, а затем сказал:

— Надо как-то защитить себя, или же мы умрём: буря на подходе.

Он лихорадочно огляделся вокруг и вновь устремил свой взор на горизонт.

— Что ты там высматриваешь? — полюбопытствовала Сара, прежде чем начать завязывать себе платок вокруг нижней части лица.

— Такого укрытия мало, даже и этот платок... Бог ты мой... у нас нет больше времени, совсем нет.

Затем, внезапно, он пристально уставился на рюкзак Сары.

— Из чего сделаны эти рюкзаки? — спросил египтолог.

— Полагаю, из гортекса, — ответила девушка.

— Тогда ещё есть надежда: если я не ошибаюсь, поры гортекса пропускают только молекулы водяного пара и потому должны задерживать пыль и позволять дышать...

Сара покачала головой:

— Не думаешь ли ты...

— Я думаю именно так, — перебил её Блейк и опорожнил рюкзаки, сложив всё их содержимое в пластиковый мешок и заткнув его между камнями. Затем строго посмотрел на Сару, протянув ей перевёрнутый рюкзак.

— Засовывай голову внутрь, — приказал он ей. — Другого выхода нет.

Девушка повиновалась; Блейк потянул за шнурки горловины и стянул их, потом закрыл шею своим шейным платком, обернув его вокруг горловины рюкзака.

— Ну как? — поинтересовался он.

Сара ответила мычанием, которое могло означать всё, что угодно, но Блейк воспринял это как подтверждение того, что всё в порядке. Он крепко пожал ей руку и проделал ту же операцию на себе, стараясь как можно лучше загерметизировать горловину рюкзака вокруг шеи парой носовых платков, связанных вместе.

Закончив манипуляции, он ощупью нашёл руки Сары и потащил её вниз; они улеглись на землю, прислонившись головами к валуну, прижавшись друг к другу, и стали ждать, когда примчится буря.

Через несколько минут вихрь разразился во всей своей мощи, поверхность пустыни была буквально выскоблена бешеными порывами ветра, и облако пыли поглотило всё, закрыв небо и землю, камни и холмы. Только луне ещё удавалось проглядывать в виде размытого оранжеватого нимба в западной части неба, но никто не мог видеть его в этой огромной нескончаемой пустыне.

Блейк судорожно прижался к Саре, словно хотел передать ей всю свою волю противостоять этому адскому натиску, сопротивляться всей своей энергией, чтобы либо выжить перед лицом смертельной угрозы, либо почерпнуть в ней новую силу.

Большой валун гудел, как при граде, поскольку сила ветра гнала перед собой мириады мелких камешков, и ему пришли на память слова пророка Илии: «Ветер был столь силён, что сотрясал горы и раскалывал камни...» Это был ад пустыни Паран, места, куда осмеливались проникнуть только пророки, направляемые рукой Господа.

Непрекращающийся пронзительный свист, непрерывный треск камешков, ударяющихся о валун, полная тьма, окружавшая их, заставили путников потерять всякое чувство времени. Блейк пытался сосредоточить мысли на теле Сары, на биении её сердца, чтобы противостоять устрашающим силам природы, гнетущему чувству собственного бессилия, всё более растущему и подавляющему. Пыль теперь была повсюду: покрывала каждый миллиметр их кожи, пропитала их одежду сильнее, нежели бы это удалось сделать воде, но ноздри и лёгкие не были затронуты. Он ощущал, что дыхание было затруднённым, но не невозможным.

Блейк задавался единственным вопросом, сколько он сам продержится в этих крайне тяжёлых условиях и сколько выдержит Сара. В любом случае египтолог прекрасно понимал, что это был всего-навсего вопрос времени: рано или поздно влага дыхания превратит в замазку мельчайшие частицы пыли, забьёт поры гортекса, и тогда придётся выбирать между смертью от удушья либо от недостатка кислорода. Сколько времени осталось до того момента, когда эта разгулявшаяся в своём великолепии природа нанесёт решительный удар, швырнув их в пыль подобно насекомым?

Судорога напряжения и усталости растаяла, в какой-то момент своего полусознательного состояния Блейк ослабил руки, обхватывавшие Сару, и ему показалось, что сила шквала немного ослабла, что ветру также требовалось набраться сил.

Он поднялся, развязал обмотанную вокруг горла повязку и снял рюкзак из гортекса. Тотчас же перед ним явилось призрачное видение: очертания какой-то объёмистой тёмной массы, неразличимо огромной, оснащённой спереди двумя светящимися кругами, испускающими бледное молочное свечение. Масса испускала непрерывный ритмичный звук, как будто тяжело дышала. Блейк напряг зрение и смог разглядеть более чёткие контуры, различить лучи света, пробивавшиеся через пыльную завесу безумно бушующей ночи. Масса походила на подводную лодку, опустившуюся на дно океана, однако же это был всего-навсего пустынный автобус, одно из этих диковинных транспортных средств, которым удаётся перевозить по пять десятков пассажиров из Дамаска в Джидду, из Омана в Багдад по самым адским дорогам. Автомашины с герметизацией как у космических кораблей, оборудованные мощными фильтрами и кондиционерами воздуха.

Он стал трясти свою спутницу, которая, казалось, совсем лишилась чувств, и освободил ей голову:

— Сара, Сара, вставай, Бога ради, мы спасены! Посмотри, только посмотри вперёд!

Сара поднялась, стараясь защитить рукой своё лицо, в то время как Блейк побежал на свет фар.

— Эй! Эй! — заорал он. — На помощь! Мы заблудились в пыльной буре! Помогите нам!

В этот момент из автобуса вышли вооружённые люди: один из них внезапно повернулся в его сторону и выбросил руку с винтовкой в сторону какого-то услышанного им звука.

Блейк, влекомый ободряющей перспективой грядущего спасения, не сразу оценил ситуацию, но в тот самый момент, когда он принялся кричать, что-то упало на него сзади и повалило на землю. Сара прыгнула к нему на спину и прижала его к земле.

— Прекрати, — прошипела она ему в ухо. — Прекрати. Видишь... эти люди вооружены.

Человек с винтовкой в вытянутой руке немного продвинулся в направлении к ним, пронзая густую пыль лучом электрического фонарика. Но Блейк и Сара, распластавшиеся на земле и покрытые пылью, слились с окружающей их мглой. Человек ещё побродил немного вокруг, прислушиваясь к звукам пустыни, затем, удостоверившись, что всё это ему почудилось, вернулся к автобусу. Из его задней двери вышло несколько человек, вооружённых автоматическими винтовками, с головами, полностью закрытыми куфиями, и стали по углам машины, словно беря ситуацию под контроль, в то время как двое из них, похоже, проверяли протекторы.

— Кто бы это мог быть?.. — терялся в догадках Блейк.

— Кто бы это ни был, я считаю, что нам нельзя рисковать. Это определённо не израильтяне. Давай вернёмся в наше укрытие... Который час?

Блейк протёр стекло циферблата наручных часов:

— Немногим больше полуночи. До первых лучей восхода ещё шесть часов.

Они снова заползли за валун; дул всё ещё сильный ветер, но чувствовалось, что буря постепенно ослабевает.

В какой-то момент свет фар выхватил из мглы иные тёмные объекты, которые, казалось, возникли из небытия.

— Верблюды... — прошептала Сара. — Но как они передвигаются в такую погоду?

— Это бедуины, — пробормотал Блейк. — Они могут передвигаться в песках, как рыба в воде. Ты можешь рассмотреть что-нибудь?

— Да, вот прибыли другие люди с оружием... По-видимому, была намечена встреча: невероятно...

— Они приехали бы и с закрытыми глазами, — уверил её Блейк. — За тысячи лет, проведённых в пустыне, у них развилось потрясающее чувство ориентации... В такую погоду они могут передвигаться как призраки, практически невидимые.

Кто-то открыл заднюю дверь автобуса и впустил прибывших, все они были вооружены автоматическими винтовками.

После того как последний вошёл внутрь, автобус тронулся и вскоре исчез в облаке пыли в северном направлении.

Блейк и Сара снова спрятались за валуном, опять накрыв головы рюкзаками, и недвижно лежали под порывами разгулявшейся бури. Недостаток кислорода, усталость, разочарование, последовавшее за краткой вспышкой надежды на спасение, до которого, казалось, было рукой подать, ввергли их в состояние глубокой апатии, что-то вроде полного упадка сил, не бодрствования и не сна, в котором единственным ощутимым чувством был продирающий до костей холод и неосязаемая пыль, пробравшаяся внутрь рюкзаков и начавшая превращать в замазку слюну и слизистые выделения в ноздрях.

Внезапно Блейк поднял голову в направлении запада.

— Что такое? — вымучила из себя Сара, ощутившая его резкое движение.

— Кордит[32], — промолвил Блейк. — Чувствуешь этот запах ветра? Это запах войны.

Блейк на несколько минут снял с головы рюкзак и напряг слух: казалось, ветер на несколько мгновений принёс с собой отдалённые раскаты грома.

Рассвело, и беглецы, обнажив свои головы, сели, прислонившись спиной к валуну. Ветер всё ещё дул довольно напористо, но самая мощная фаза бури уже миновала. Было пасмурно, как будто пустыню заволок густой туман, но с востока сквозь плотную дымку пробивались слабые лучи света.

— Ты в состоянии идти дальше? — спросил Блейк.

Сара утвердительно кивнула головой:

— У нас нет другого выбора. Если останемся здесь, умрём. Надо стараться идти по дороге на юг: рано или поздно наткнёмся на что-нибудь... если у нас достанет сил.

Беглецы собрали свою провизию, уложили её в рюкзаки и вновь пустились в путь. Они шли долгие часы с огромным усилием, и, когда уже были близки к тому, чтобы свалиться от усталости, Блейк увидел слева низкое строение из бетонных блоков, с кровлей из листового железа и с полузакрытыми ставнями.

Они приблизились, вошли и осмотрелись: всё было покрыто пылью, но нашлась небольшая комната, где они смогли сесть на землю, попить оставшейся воды из фляжек и съесть по плитке из крупы — последние запасы. Вскрытые пакеты с инжиром и финиками были облеплены пылью. Они отдохнули с полчаса, затем вышли на дорогу на Беэр-Менуху. Путники тащились часами под хлещущими порывами ветра, стараясь укрыться от него, отдыхая время от времени, когда силы были на исходе. Поздно вечером они подошли к перекрёстку и направились в сторону Йотваты.

Прошло совсем немного времени, когда их нагнал фургон, перевозивший коз, и подбросил их до Йотваты. Стемнело, и они без труда нашли ночлег. Управляющий гостиницы, человек лет за шестьдесят, озадаченно уставился на них. Они смахивали на призраков: белые от облепившей их тело, одежду, волосы, ресницы и брови пыли, а на лицах проглядывали следы ран и царапин.

— Мы туристы, — объяснил Блейк, — попали в бурю, и наша машина сломалась, не доезжая до Беэр-Менухи. Нам пришлось часами блуждать в песчаной буре.

— Всё понятно, — без лишних объяснений констатировал управляющий, — вы, должно быть, совершенно обессилели.

— Да, и голодны, — признался Блейк. — Есть хоть что-нибудь, чтобы нам подали прямо в номер?

— Выбор невелик. Правительство произвело реквизицию для армии, отправленной на фронт, и многие продукты исчезли. Но несколько бутербродов с хумусом и тунцом, а также пару бутылок хорошего холодного пива я могу вам обеспечить.

— На фронт? — переспросил Блейк. — Мы... довольно долго находились в пустыне, ничего не знаем...

— Идёт война, — печально сказал управляющий, — и мы опять оказались в одиночестве, никто не приходит нам на помощь... Вы можете оставить мне ваши документы, а сами тем временем...

— Послушайте, — заявил Блейк, — мы всё потеряли в буре. Если хотите, мы напишем вам все наши данные, чтобы у вас не было проблем в случае проверки.

Мужчина с минуту озадаченно смотрел на них, потом утвердительно кивнул головой, и Блейк под наблюдением Сары написал фальшивые данные, чтобы она могла написать нечто подобное о себе. Они вошли в гостиничный номер в качестве супругов Рэндолл, вымылись, приложили все усилия к тому, чтобы как можно лучше привести в порядок одежду, и с жадностью расправились с бутербродами, которые им прислал в номер управляющий.

Когда они покончили с едой, Сара свалилась в постель, но Блейк вышел на улицу и бродил в полутьме до тех пор, пока не обнаружил стоянку такси всего-навсего с двумя автомобилями.

— Мы должны уехать сегодня ночью, — объяснил он одному из водителей, — в Эйлат. Прошу вас подъехать в три ночи к газетному киоску.

Шофёр, фалаша[33], согласился, и египтолог возвратился в гостиницу. На улицах не было ни души, только время от времени проезжал какой-нибудь транспорт с военным патрулём.

Он обнаружил Сару, погруженную в глубокий сон: у неё даже не хватило сил погасить свет. Блейк завёл будильник в своих наручных часах, потушил свет и лёг, совершенно раздавленный усталостью. В темноте он почувствовал, что рука Сары шарит по постели, ища его, и, перед тем как заснуть, поцеловал девушку.

Пронзительный зуммер будильника без пятнадцати три разбудил его, всё ещё смертельно усталого и с дурной головой от недосыпания. Сигнал разбудил и Сару, которая села в постели с перепуганным выражением лица:

— Что такое? Что случилось?

— Пошли отсюда. Я здесь никому не доверяю. Уверен, что управляющий гостиницы тоже не доверяет нам. Утром нас, несомненно, ожидает неприятный сюрприз. Через четверть часа нас будет ждать такси. Пошли, быстро.

Блейк положил на прикроватный столик пятидесятидолларовую банкноту, затем вылез на пожарную лестницу и спустился по ней, стараясь не шуметь; Сара последовала за ним. Ветер всё ещё остервенело дул, и весь город был окутан туманной дымкой.

Блейк и Сара выскользнули за угол гостиницы и повернули на главную улицу, прячась под сенью деревьев акации и мимозы, которые обрамляли проспект.

На первом же перекрёстке они увидели киоск, а за ним — зажжённые фары приближающегося автомобиля.

— Вот и такси, — обрадовался Блейк. — Мы спасены.

Фалаша открыл дверцу, Блейк сел впереди, Сара сзади, и они тронулись в путь. Они проехали Шамар, Элипаз, Беэр-Ору и достигли Эйлата, ещё погруженного в темноту, велев доставить их к египетской границе.

— Достаточно, если ты довезёшь нас до египетской границы, — заявил Блейк шофёру. — Потом мы справимся сами.

Фалаша кивнул и домчал их до египетской границы, остановившись перед контрольно-пропускным пунктом.

— У тебя есть египетская виза? — спросил Блейк Сару.

— Нет.

— Не важно. Можно оформить её на границе. Я вырезал из своего паспорта страницу с надписью, что являюсь персоной нон-грата. Надеюсь, что они не станут считать страницы и что данных обо мне на пункте нет.

— А если есть?

— Самое худшее, что может случиться, — нам откажут во въезде. В таком случае будем искать катер, который отвезёт нас в Эмираты.

Сара вышла из машины и втиснулась в кабинку для автоматического фотографирования, чтобы обзавестись тремя снимками форматом на пропуск, такими безобразными, что она получилась совершенно неузнаваемой, затем начала заполнять бланки. Блейк предъявил свою визу заспанному полицейскому с усами, жёлтыми от никотина, который поставил на неё печать, не задавая ему никаких вопросов.

Египтолог вздохнул с облегчением и сел в машину, ожидая прихода Сары, потом попросил водителя отвезти их на автобусную станцию. Местечко ещё не пробудилось, и ветер кружил вихрем пожелтевшую макулатуру и газетные листы, которые повсюду покрывали пыльную землю. Блейк вынул из бумажника пятидесятидолларовую банкноту, как и было договорено, и распростился с водителем, пожав ему руку:

— Прощай, друг, спасибо. Я дал бы тебе больше, но мне ещё предстоит долгий и тяжёлый путь. Шалом.

— Шалом, — ответил фалаша, на минуту задержав на нём взгляд своих больших тёмных и влажных глаз, как у африканского животного. Потом сел в машину и умчался в облаке пыли.

Вскоре открылась билетная касса. Блейк приобрёл два билета до Каира, потом купил две чашки кофе с кренделями, обсыпанными кунжутом, и подсел к Саре.

— Дело сделано, — удовлетворённо отметил он, — если доедем до Каира, то пойдём в наше посольство: там найдём кого-нибудь, кто окажет нам помощь.

— Если мы доберёмся до посольства, то проблем не будет, — заверила его Сара. — И кому-то придётся дать мне объяснение, что же такое произошло в Рас-Удаше: эта шуточка мне совершенно не понравилась. Такие непредвиденные осложнения перепугают кого угодно.

— Верно, — согласился Блейк, — я никак не могу объяснить это.

Египтолог порылся в карманах, и ему посчастливилось обнаружить расплющенную пачку «Мальборо»: все сигареты развалились на кусочки, кроме одной. Он сунул её в рот и закурил, сделав длинную затяжку.

— Мало у тебя всякой дряни в лёгких, — упрекнула его Сара.

— Курение расслабляет, — пояснил Блейк. — Я чувствую себя героем приключенческого боевика, оставшегося без основного противника: у меня болят все кости, ногти и волосы.

Сара посмотрела на него: на лице египтолога была гримаса, долженствующая изображать улыбку, но его взгляду не удавалось замаскировать тревогу, исходившую отнюдь не от усталости и не от физической боли. В тот момент, когда впереди забрезжило спасение, Уильям Блейк почувствовал, что, возможно, для человечества было бы лучше, если бы он и его спутница скончались, удушенные пылью в пустыне Паран.

— И что мы сделаем с этой тайной? — начала допытываться Сара, угадав его мысли.

— Не знаю, — честно признался Блейк. — В настоящее время мне не удаётся смотреть на то, что случилось, как на реальный факт. Кажется, будто я видел это во сне.

— Но ведь настанет момент пробуждения...

— Тогда и буду принимать решение. Если бы я был уверен, что могу остановить эту войну, обнародовав то, что я увидел... рассказав, что не было избранных народов ни с одной, ни с другой стороны, я бы сделал это...

— Однако же ты всё-таки должен сделать это: истина, по своей сущности, требует, чтобы её раскрыли. Ты так не считаешь?

Блейк покачал головой:

— Истине, по её сущности, никогда не верят. В действительности молчание почти всегда является единственно возможной истиной...

В этот момент его слова заглушил шум автобуса, подъехавшего к посадочной площадке. Они вошли в него первыми и уселись в самом конце, вскоре за ними последовали другие группки пассажиров, прибывавших по отдельности: женщины с увесистыми свёртками, мужчины с блоками американских сигарет, которые они, наверное, купили в Акабе.

В конце концов автобус рывком двинулся в путь, постепенно увеличивая скорость. Убаюканная колыханием автомашины и ворчанием двигателя, подкошенная усталостью, девушка положила голову на плечо своего спутника и погрузилась в глубокий сон. Блейк некоторое время пытался бодрствовать, но вскоре и он отступил перед усталостью и теплом тела Сары.

Он проснулся как от толчка, когда почувствовал, что автобус внезапно остановился, и подумал, что водитель притормозил у бензозаправки, чтобы пополнить запас горючего. Блейк хотел вновь опуститься в сон, но что-то твёрдое упёрлось ему в плечо и заставило его тотчас же пробудиться и повернуться. Перед ним стоял человек, наставивший на него дуло автомата.