Фауст

Обед в Базеле (ок. 1535)

Вспомнив байку про случай с нечистой силой в Ликсхайме, Гаст приводит «другую историю о Фаусте»:

«Когда мы с ним обедали в Большой коллегии в Базеле, он отдал повару изжарить птиц, и не знаю, где он купил их или от кого получил в подарок, потому что их тогда нигде не продавали, да и птиц таких в Базеле не водилось. Были у него собака и конь, которые, полагаю, были бесами, ибо они могли выполнять все, что угодно. Слыхал я от людей, что собака иной раз оборачивалась слугой и доставляла хозяину еду»{376}.

Хотя место действия переместилось на юг, в новую местность, мы видим уже знакомые детали вроде колдовского пира и дьявольского коня, напоминающие о пребывании Фауста в Эрфурте или Праге. Добавление собаки перекликается с тем, что рассказывали об Агриппе, а позднее роль собаки затвердили в своих литературных произведениях Марло и Гёте. Меланхтон также рассказывает похожий случай, вероятно, впервые связав это с именем Агриппы: собака Фауста была дьяволом, а у Агриппы была собака по кличке Дьявол.

Гаст признаётся в тесном знакомстве с некромантом. В отличие от Муциана, Гаст встречается с Фаустом отнюдь не на постоялом дворе: они вместе обедают в «Большой коллегии» (Сollegium magnum). Базельский университет был основан в 1460 году в соответствии с хартией, подписанной римским папой Пием II. Обучение проходило по знакомой схеме: за факультетом искусств следовали факультеты права, медицины и богословия. В эти двери входил Парацельс, не раз возмущавший общее спокойствие, так что университет уже привык к неоднозначным визитёрам.

При населении около 10 000 человек, Базель с его знаменитым собором с двумя шпилями стал центром развития печати, фармакологии, гуманизма и общественных реформ. Базель, ранее входивший в Верхнерейнский имперский округ, в 1501 году вступил в союз со Швейцарской конфедерацией, получив независимость от Священной Римской империи. Здесь Иоганн Фробен (1460–1527) установил печатный станок, опубликовав работы не раз гостившего у него Эразма. Парацельс, приехавший в город в 1520-х годах, излечил Фробена от ужасных болей в ноге. Базель дал жизнь учению Цвингли; сам Иоганн Гаст также служил в этом городе протестантским священником. Впрочем, репутация Гаста держалась в основном на его «Застольных беседах» – собрании забавных анекдотов и небылиц.

В «народной книге» Фауст навещает Базель во время своего кругосветного путешествия и, ненадолго задержавшись в городе, узнаёт интересную легенду. По обыкновению, Фауст находит время для осмотра достопримечательностей, восхищаясь кирпичными стенами города и глубоким рвом{377}. Впрочем, название города кажется необычным, и Фауст интересуется у Мефистофеля его происхождением:

«Город этот, как он узнал от своего духа, получил свое имя от василиска, который здесь некогда жил»{378}.

Само собой, нашёлся благородный рыцарь, решивший сразиться с чудовищем. Рыцарь оказался не только храбрым, но и ловким: он соорудил себе латы из стекла, закрывавшие всё тело. Надев поверх лат чёрный плащ, он отправился на поиски зверя. Почуяв жертву, василиск медленно выполз из своего логова. Как только чудовище разинуло пасть, рыцарь сбросил плащ. Не успев испустить даже беспомощного крика, василиск разлетелся на тысячу кусков{379}. Базельские сказки не выглядели чем-то необычным. В конце 1530-х годов базельское общество зачитывалось языческими откровениями, опубликованными в любопытной работе швейцарского историка Гильга (Эгидия) Чуди (1505–1572). В его книге Die uralt warhafftig Alpisch Rhetia (нем. «Истинная древняя Альпийская Ретия»), опубликованной в 1538 году, содержалось детальное описание языческих обрядов плодородия, бытовавших тогда в Швейцарских Альпах. Чуди рассказывал о ежегодных обрядах, в которых участвовали группы мужчин в масках, называвшихся штопферами (пробойниками). Переходя от деревни к деревне с огромными дубинами в руках, они высоко подпрыгивали, делая вид, что ударяют друг друга своим оружием. Позднее реформатор Дурих Шампель опубликовал свою подборку схожих обрядов, целью которых было обеспечение хорошего урожая. То, что Чуди и Шампель объявляли языческим суеверием и заведомой бессмыслицей, было тем не менее живой традицией, продолжавшей существовать в далёких горных селениях. Хотя Фауст и штопферы принадлежали к очень разным мирам – высшая магия и народные обычаи никогда не дружили, – тем не менее борьба за искоренение народных традиций, которую вели как протестантские, так и католические священники, весьма сильно повлияла на превращение Фауста из мага в приверженца дьявола. Историю часто переписывали, причём далеко не сочувственной рукой.

Возможно, что, сидя вдвоём в трапезной «Большой коллегии», Гаст и Фауст говорили о работе Чуди или о недавних процессах над ведьмами.

За несколько лет до этого в городском поселении Пфеффинген, относившемся к Базельскому епископству, по обвинению в колдовстве осудили трёх женщин. В документах суда значилось, что «без принуждения или пытки» Агнеса Каллате, Ита Лихтермутт и Дильге Глазерин признались в сношениях с адскими воронами, обещавшими доставить любые яства, какие они пожелают{380}. Доставленные воронами яства, вишня, птица и вино, по сути, были аналогичны эффекту улучшения плодородия земли, обещанного скачущими штопферами. Несколько дальше в ряду аналогий стоит банкет самого Фауста и его магические эффекты, не соответствовавшие времени года. Возможно, это отдалённое эхо таких же ритуалов плодородия.

Подобная интерпретация не противоречит образу мысли эпохи Возрождения. В 1561 году швейцарский преподаватель, врач и учёный Конрад Геснер (1516–1565) написал своему другу, штатному врачу императора Фердинанда I Иоганну фон Крафтхайму об известном странствующем учёном по имени Фауст. Геснер хотел поделиться кое-какими интересными мыслями о «запретных искусствах», практикуемых личностями вроде Парацельса и Фауста. «На самом деле я подозреваю, – писал Геснер, – что их ритуалы происходят от друидов, от тех самых жрецов древних кельтов, учившихся у демонов в подземных пещерах. Такие обряды по сей день проходят в испанской Саламанке»{381}. Геснер, которого современники называли «швейцарским Плинием», оставил обширное научное наследие в области зоологии, ботаники, филологии, медицины и изучения классиков. Самой известной из его работ было исследование «тайных средств» алхимиков и эмпириков – и в 1537 году Геснер находился в Базеле. Примерно в это же время в Базеле побывал Фауст.

Примерно в тот же период в Базеле жил другой выдающийся представитель эпохи Возрождения – беспримерный Эразм. Незадолго до своей кончины постаревший и больной Эразм с радостью принял приглашение Марии Голландской переехать в Брабант. Уже собравшись в дорогу, Эразм неожиданно заболел дизентерией. Так и не оправившись от тяжёлой болезни, он вскоре скончался. Вопреки обычному правилу, учёный отказался от последнего причастия. Эразма похоронили в соборе Базеле с великими почестями в 1536 году. О смерти этого великого человека знали не только в Базеле, но и во многих других городах.

При жизни Эразм сторонился Агриппы (несмотря на то что Агриппа хотел такой встречи), и поэтому маловероятно, чтобы он принял Фауста. Но Базель был небольшим городом, и новости в нём обычно дополнялись слухами. Круг общения Гаста, вероятно, состоял из учёных вроде гебраиста и географа Себастьяна Мюнстера (1488–1552), гуманиста, музыканта и богослова Оттомара Люскиния (Отмар Нахтгалл, ок. 1478–1537) или священника и драматурга Валентина Больца (умер в 1560 году). Хотя Больц перебрался в Базель лишь в 1546 году, Фауст мог с большой вероятностью встретить других учёных. В те времена люди были компанейскими, и Гаст вряд ли стал бы обедать с Фаустом наедине. Впрочем, хотя самому Гасту могли нравиться истории о Фаусте, он закончил свой рассказ в знакомом и вовсе не благожелательном тоне: «Господь хранит нас, чтобы мы не начали служить дьяволу»{382}.