Фауст

Суд над доктором Фаустом

Одно из событий, возможных, но так и не случившихся при жизни Фауста, выглядит тем не менее весьма знаменательным. Фаусту так и не довелось предстать перед судом, церковным либо светским, по обвинению в занятии магией. В то же время магия подразумевала сношения с дьяволом – потому что образованные богословы отвергали саму возможность независимого обладания магической властью. Ведьм всегда обвиняли в связи дьяволом, и документы ведовских процессов дают немало свидетельств того, как обвиняемые признавались (обычно под пыткой) в том, что они были связаны договором. По собственному признанию Фауста, он занимался практической магией – и, следовательно, был обязан заключить договор с дьяволом. Этот вывод дополнительно подкрепляется эксцентричными высказываниями Фауста о его «куманьке», то есть дьяволе. Заключив договор, Фауст оказывался таким же виновным в ереси и отступничестве, как ведьмы. Но почему Фауста не постигла их участь?

По одному из предположений, сама инквизиция (и, пожалуй, всякий нормальный человек) опасалась преследовать Фауста ввиду его теснейшей связи с дьяволом{404}. Но обычно именно страх заставлял инквизицию сжигать еретиков на костре. Мы уже знаем, что поведение некоторых современников Фауста обернулось для них самым суровым наказанием. Фауста, которого выдворили из Ингольштадта, посадили в тюрьму в Батенбурге и едва не взяли врасплох в Виттенберге, спасал от петли палача вовсе не страх.

Благодаря докторской степени Фауст принадлежал к классу патрициев, как комтур ордена иоаннитов он должен был обладать происхождением, к тому же он вращался в кругу аристократов вроде фон Зиккингена, фон Гуттена и епископа Бамбергского. Могла ли близость к власти защитить от обвинений в колдовстве? В истории известно немало свидетельств, когда обвинения в колдовстве выдвигались против римских пап, королей, королев и их придворных, и если иммунитета не имели представители высшей духовной и светской власти, то несомненно, что это распространялось и на более низкие уровни феодального порядка. Несмотря на то что большинство ведьм принадлежали к низшим слоям общества, социальная иерархия не обеспечивала надёжной защиты.

Однако степень доктора – не важно, присуждённая официально или нет, – могла служить Фаусту своего рода профессиональным прикрытием. В 1983 году Лиланд Эстес написал о потрясающем факте. В ходе исследования он обнаружил, что по обвинению в колдовстве в Европе не было казнено ни одного профессионального врача с университетским образованием. По данным Кристины Лэрнер, внимательнейшим образом изучавшей охоту на ведьм в Шотландии, среди обвинявшихся в ведовстве были представители всех групп и слоёв общества, кроме врачей-терапевтов, хирургов и аптекарей. Столь особым эффектом обладала вовсе не степень доктора. Например, в 1453 году по обвинению в колдовстве был осуждён доктор богословия, а в 1589 году – доктор права. Решающим фактором была степень доктора медицины либо принадлежность какой-либо официально утверждённой медицинской программе. Медики обладали уровнем иммунитета, превосходившим иммунитет более высоких слоёв общества: их профессиональный статус был важнее социального положения.

Хотя Филипп Бегарди писал о выдающихся способностях Фауста в области медицины, современные ему источники указывают, что Фауст если он вообще был доктором, то доктором философии. Это несомненно означало, что он действовал под эгидой менее уважаемой профессии. Возможно, Фауст не попал в тюрьму лишь по воле случая. Мы слишком часто читали о том, что Фауст уехал в страшной спешке, и в одном таком случае в тексте прямо говорилось о том, что его собирались арестовать. К сожалению, мы не знаем, каковы были обвинения. Наконец, известно более или менее легендарное свидетельство о том, что Фауста всё же посадили тюрьму в Батенбурге. Точно так же репутации Фауста как чёрного мага и содомита оказалось достаточно, чтобы в 1532 году перед ним закрылись ворота Нюрнберга.

Другой тесно связанный фактор – это бродячий образ жизни Фауста. Обвинения в ведовстве по большей части выдвигались соседями или знакомыми предполагаемых ведьм, входивших с ними в одну компактную социальную группу. Их оговаривали из зависти, или они становились жертвами женской болтливости, а затем, под пыткой, оговор превращался в обвинение. Фауст, вечно бродивший между университетами и дворами знати, не участвовал местечковых разборках (даже если они происходили в крупных городах). Гендерная принадлежность обвиняемых в ведовстве, по-видимому, отражала то маргинальное и экономически непродуктивное положение женщины в обществе, о котором часто говорили сами женщины. Хотя, по статистике, мужчины гораздо реже попадали под обвинение в колдовстве, такое всё же случалось. Но ещё важнее был тот факт, что Фауст почти никогда не вмешивался в процессы разрешения локальных общественных конфликтов. Ни какая-нибудь торговка рыбой, ни прачка не могли питать к нему неприязни, которая могла бы оформиться в клевету. Напротив, обвинения сыпались на Фауста из его собственной среды, где обитали представители учёного мира и гуманизма.

Но Фауст не представлял исключения. Репутация, которой обладали Агриппа, Парацельс и даже сам Тритемий, могла легко привести каждого из них в суд по обвинению в колдовстве. Клеветники во главе с алхимиком и нумерологом Шарлем Булье заставили оправдываться даже Тритемия, о котором распустили слух, будто бы он занимается чёрной магией. Впрочем, несмотря на это, Тритемий продолжал консультировать императора по вопросам богословия и магии. Напротив, астрология была в моде, и должность придворного астролога, например Вирдунга, не выглядела чем-то исключительным. Не меньший интерес для властителей представляла алхимия. Обедневший учёный мог продать свои знания сильным мира сего, испытывавшим постоянные затруднения с наличностью. Как и Фауст, Агриппа и Парацельс были бродячими учёными, а Тритемий почти всю жизнь провёл в безопасности и комфорте. Этих людей вряд ли могли обвинить в том, что из-за них у соседской коровы сворачивается молоко.

Фауст и ему подобные в силу своего гендерного и профессионального статуса находились в позиции, более защищённой от обвинений в колдовстве. Если ведьмы, как правило, оказывались необразованными женщинами, жившими в условиях мизагонистского общества, то маги пользовались всеми преимуществами своих обширных познаний. Маги самостоятельно выработали защитный дискурс, позволявший им дистанцироваться от ведьм{405}. Такие, как Тритемий, могли привлекать в свою защиту довод о широкой образованности. При этом обладание магическими книгами не выглядело порочащим фактом и демонстрировало приверженность натуральной магии, вполне совместимой с идеями гуманистического христианства. В отличие от деревенских сплетниц, учёные-гуманисты и гуманисты-маги не обвиняли оппонентов в колдовстве. Обычно они использовали риторику, построенную на демонстрации глупости или недостойного сексуального поведения. Хотя с ходом Реформации отношение к магии изменилось (в основном под влиянием Лютера, во всём видевшего козни дьявола) и соответственно изменился подход к научной дискуссии, к этому времени земная жизнь Фауста близилась к концу, или, возможно, он был уже мёртв.

Фауст вполне мог закончить жизнь совсем иначе. В 1594 году Кёльнская газета Warhafftige newe Zeitung (нем. «Поистине новые вести») опубликовала отчёт о недавнем случае колдовства, в котором бывшего бургомистра Трира и доктора права называли «предводителем» или «царём» ведьм, занимавшимся «дьявольским колдовством», и напрямую сравнивали его с Фаустом{406}. В 1589 году доктора Дитриха Фладе (1534–1589) пытали и признали виновным. Была ли Фаусту уготована судьба Фладе?

Фладе был доктором, но доктором права, а не медицины или философии. Он также был профессором права Трирского университета, а позднее являлся деканом факультета и ректором. Фладе возглавлял светский суд Трира (одна из высших судебных должностей в Германии) и был советником Трирских архиепископов. Фладе не только занимал высокий пост, но к тому же был одним из богатейших людей в Трире. По слухам, его годовой доход превышал доход целого города. Однако ни профессиональная деятельность (правда, Фладе не имел отношения к медицине), ни общественное положение не спасли его от преследований фанатиков. Не помогли и его знания в области права. Вся хитроумная защита Фладе рухнула после неоднократных пыток и под давлением подтверждающих свидетельств, выбитых пытками из других обвиняемых. Обвинительный вердикт был неизбежен. Отличительными чертами дела Фладе являются его политическая мотивация и то, что суд происходил в конце XVI века, когда прошло много лет после смерти Фауста. Наступили другие времена. Фладе скорее напоминал легенду, созданную «народной книгой», чем реального Фауста.

В начале XVI века охота на ведьм в Европе на время утихла. Годы начиная с 1490-го по 1560-й прошли относительно спокойно. После 1517 года, когда началось движение Реформации, проблема борьбы с ведьмами ушла на второй план. Сам Лютер в 1535 году отметил происшедшие изменения, сказав:

«Когда я был ребёнком, повсюду были ведьмы и колдуны… Но теперь, когда у нас есть Евангелие, об этом слышишь не так часто»{407}.

Хотя Лютер закончил фразу резкими словами в адрес Рима, обвинив католическую церковь в «духовной магии» за поклонение святым, продажу индульгенций и другие действия, это всё же нельзя считать обвинением в колдовстве. В то же время реально существовало тайное движение, стремившееся к радикальному изменению существовавшего общественного и религиозного порядка и практиковавшее так называемую «чёрную мессу» – намеренную пародию на христианское богослужение. Это движение получило название «анабаптизм». От исследователей иногда ускользает тот факт, что начиная с 1520 и по 1565 год значительное число людей было казнено по обвинению в ереси. В этот период казнили около 3000 еретиков, причём 2/3 из них были анабаптистами. Обычно анабаптистов обвиняли (а они, в свою очередь, обвиняли других) в тех же преступлениях, что и ведьм, но особенно часто – в сговоре с Сатаной. Несмотря на пересечения, обвинения в религиозной ереси и колдовстве всегда несколько отстояли друг от друга. Так же как и ведьм, анабаптистов могли обвинять в сговоре с Сатаной, но их казнили именно за веру, а не за ведовство. Не следует забывать, что многие бунты времён Крестьянской войны возникали отчасти из-за религиозных разногласий или их участники выступали с религиозными требованиями. Погибшие в борьбе за крестьянскую христианскую веру или за примитивный коммунизм и самоопределение были также отступниками от линии традиционной церкви.

Хотя причины всех этих явлений весьма сложны, в определённом смысле происшедшее в конце XVI века нарастание борьбы с ведовством можно рассматривать как сублимированный ответ на происшедшее разделение христианского мира на протестантов и католиков. Вслед за периодом относительно мягкого сдерживания Реформации Карлом V, нуждавшимся в поддержке протестантских князей, движение протестантизма вышло на новый уровень. Богословские дискуссии освободили место аргументам толпы. Охота на ведьм была заменой агрессии по отношению к католикам, которых Реджинальд Скотт называл «ловцами ведьм» (witchmongers), или к еретикам-протестантам, а также служила необычайно грубым инструментом установления групповой идентичности обеих партий. К середине 1560-х годов «угроза» со стороны анабаптистов была устранена при помощи их массового уничтожения. Точно так же, силой оружия, уничтожили и хилиастические крестьянские движения, освободив место для тех самых мелких склок и диких обвинений, которые оказались настоящим бичом компактных сообществ. Суды того времени располагали утверждённой процедурой и опытом борьбы с ересью, вполне отвечавшими возникшей лет за сто лет до этого теории борьбы с еретическим колдовством, озвученной «Молотом ведьм».

Нельзя забывать и об уголовном преследовании колдовства. По статье 109 обнародованного в 1532 году Уголовно-судебного уложения Карла V «Каролина» колдунов подвергали смертной казни только за причинение вреда или ущерба другим людям. Хотя статья 44 гласит, что «нарочитое общение» с колдунами являет «достаточный повод для применения допроса под пыткой», статья 21 в явной форме исключает применение доказательств, полученные путём колдовства или гадания. Несмотря на то что Фауста могли обвинить в занятии колдовством (он сам утверждал, что является некромантом), мы не располагаем свидетельствами причинённого им вреда. Информация о несчастном приоре докторе Дорстене, «побритом» далеко не самым удачным способом, или надоедливый полтергейст в Ликсхайме не находят подтверждения в исторических документах и не могут быть проверены. Лишь в конце XVI века колдовство стало считаться преступлением само по себе, вне зависимости от причинённого кому-либо вреда. Заглянув в уголовное законодательство курфюршества Саксония от 1572 года, мы обнаружим, что к преступлениям относили не только «вредную» магию, но и любые формы договоров с дьяволом. В 1582 году такая же формулировка появилась в уголовном законе Палатината. Несомненно, что подход, принятый в начале XVI века, когда колдовство считали лишь частично уголовным преступлением, объяснялся относительно небольшим количеством судебных процессов над ведьмами.

При жизни Фауста обвиняли в мошенничестве, а не в сговоре с дьяволом. Его объявляли содомитом (что было тяжким преступлением, каравшимся смертью), но не колдуном. Его осуждали за некромантию, но не за ересь (впрочем, Тритемий вплотную подошёл к этому). То, что Фауст не разделил судьбу несчастного Фладе, объяснялось сочетанием нескольких факторов. Он жил во времена, когда гонения на ведьм не получили большого размаха, а отношение к магии оставалось сравнительно терпимым; как учёный, Фауст обладал привилегированным положением, и его жизнь проходила вдали от сообществ, в среде которых обычно выдвигались обвинения в колдовстве. Само по себе бродяжничество не гарантировало безопасности (об этом свидетельствует огромное число нищих, осуждённых за колдовство), но в комбинации с образом жизни учёного это обстоятельство обеспечивало Фаусту иммунитет профессионала и определённую социальную дистанцию. Имеющиеся документы доказывают, что клиенты (епископ Бамбергский и фон Гуттен) прибегали к астрологическим способностям Фауста. Несмотря на все обвинения Тритемия, окружающие относились к Фаусту вполне серьёзно, что усиливало защитный эффект его профессионального статуса.

То, что Фауста не осудили за колдовство, является одним из главных вопросов, возникающих при изучении его жизни. В 1563 году Вир с раздражением писал, что Фауст и другие «чародеи с дурной репутацией» ушли от наказания в то время, как сотни старух были посланы на смерть. Даже в легендах более позднего времени Фаусту приходилось говорить, что он избежал наказания не по воле судьи, а лишь благодаря дьяволу.