Фаворит богов

ГЛАВА 43

Известие о гибели Германика застало Пизона во время его плавания у берегов Греции. Послание из Антиохии ему доставили прибывшие на лодке моряки и раб, которому Пизон успел пообещать золото за доставленные вести.

Прохаживаясь на корме, вместе с сыном Марком и другом Домицием Целером, он думал о том, как ему вести себя дальше. Он уже отправил в Рим новое послание и рассказал Тиберию о судьбе Германика. Но возвращаться в Сирию Пизон пока не решался. Его одолевал трепет при мысли, что Германик успел восстановить против него армию. К тому же своим указом Германик как полководец запрещал Пизону появляться в Антиохии.

— Я написал Тиберию, что этот негодяй готовил переворот, — говорил Пизон, внимая шуму ветра в вершинах кедров, растущих на горе у входа в бухту. — Но что толку? У меня нет надёжных людей, которые меня поддержат, если я отправлюсь в Сирию.

— Раздоры с Германиком могут навлечь на тебя людскую ненависть, но осудить тебя на основании пустых слухов нельзя, — возразил Марк.

Он был толстым, грубым в общении юношей, во многом похожим на Планцину. Тем не менее, Пизон очень любил его.

— Пустые слухи?! — фыркнул Пизон. — Не совсем так. Ведь раб, который пробовал вино Германика, тоже погиб!

— Мой совет тебе: возвращайся в Рим, — сказал Марк. — Тиберий обещал тебе должность наместника, но ответь, разве эта должность стоит всех тех страхов, что ты испытываешь? К тому же отнятие у тебя провинции вполне удовлетворит врагов. Оставь Сирию.

— Между прочим, власть — это то, что меня особенно привлекает, — огрызнулся Пизон.

Прочистив горло и громко откашлявшись, Домиций приблизился к наместнику. В его суровых глазах читалась решительность.

— Пизон. Позволь напомнить, что тебе были вручены в Сирии фасции[19], преторская власть и легионы. Со временем слухи испарятся. А ненависть часто преследует и ни в чем неповинных людей, — молвил он. — Ты обязан укрепить свою воинскую мощь. Ты обязан возвратиться в Сирию и вернуть себе власть. У нас есть наёмники — киликийцы. Мы можем рассчитывать на них. Предлагаю тебе немедленно отбыть назад в Сирию и вновь принять полномочия, доверенные тебе кесарем. Не бойся ничего. Да, рыдания Агриппины способны разжалобить толпы людей. Но ты пользуешься расположением самой Ливии. А ещё на твоей стороне кесарь.

— Хм! Я склонен с тобой согласиться, Домиций, — произнёс Пизон. — Марк, немедленно распредели наших наёмников по манипулам[20] и проведи смотр войска. Мы возвращаемся в Сирию!

— Но, отец, я считаю, что для нас там очень опасно. Твои киликийцы не выдержат натиска римских легионов, если нам придётся вступить в схватку, — попробовал возразить Марк.

— Выполняй приказ! — воскликнул Пизон. — Мы едем в Сирию!

Молодому человеку пришлось смириться с волей отца. Отдав приказ капитанам готовиться к плаванию в Сирию, он занялся сборами отрядов киликийцев. Тем же вечером флотилия Пизона взяла курс на восток.

Погода стояла ветреная, по небу стремительно ползли угрюмые тучи. В это время года плавание по морским просторам было небезопасно, но обстоятельства подчас вынуждают людей идти наперекор стихии. Триремы, рассекая волны, двигались к сирийским берегам, и на их мачтах пёстрые паруса с орнаментами наполнялись потоками свежего холодного воздуха.

Ночь прошла на удивление спокойно. Пизон, накануне отправив в Рим своего человека с посланием для Тиберия, хорошо выспался и чувствовал прилив сил. В послании кесарю он сообщал, будто Германик затевал переворот и что распря, возникшая в Антиохии, произошла из-за того, что верные римскому престолу люди, и в их числе он, Пизон, помешали полководцу осуществить задуманное.

Наступило тусклое пасмурное утро. По-прежнему дул попутный ветер, и триремы продолжали уверенно следовать в нужном направлении.

В полдень на горизонте были замечены встречные суда. При их приближении солдатам, служившим у Пизона, стало очевидно, что это корабли флотилии Германика.

— Триремы Германика! Судя по всему, на одной из них его родственники возвращаются в Рим, — пробормотал Пизон, облокотившись о перила.

Суда прошли недалеко друг от друга. На кораблях Германика тоже опознали триремы Пизона и из-за опасений за жизнь Агриппины вдоль палуб были выстроены солдаты, готовые в случае необходимости драться с врагами.

Это уже напоминало войну. На душе у Пизона стало скверно. Он почувствовал страх. Однако схватки между его людьми и солдатами Агриппины не случилось. Её флотилия продолжила плавание к берегам Италии.

Отправившись на корму, Пизон долго смотрел вслед удалявшимся триремам. Впервые его охватило дурное предчувствие. Он боялся за свою жизнь. Кесарь мог отказать ему в поддержке, предать его. В этом случае Пизону угрожала жестокая расправа со стороны врагов. Он решил, что не позволит им покарать себя и, опередив, покончит с собой. Самоубийство могло стать лучшим выходом из ситуации, в которой он находился. Но пока он всё ещё рассчитывал на кесаря.

Спустя несколько суток его флотилия подошла к Антиохии. Несмотря на то, что он до сих пор считался наместником, солдаты, служившие в его сирийских легионах, не открыли ему городские ворота.

Его флот тщетно пытался осадить Антиохию в течение нескольких дней. Город не сдался, и Пизон, из страха перед военной мощью римской армии, скрывающейся за стенами Антиохии, предпочёл отступить. Удаляясь от городских стен, он принял решение последовать совету Марка. Он возвращался в Рим.