Фаворит богов

ГЛАВА 60

Лёжа на тюфяке в глинобитной хижине, расположенной среди гор Пандатерии, Агриппина следила за облаками, проплывающими в небе за окном. Сквозь окно в помещение проникало солнце, но Агриппине не было жарко. Глинобитные стены обладали особенностью не пропускать зной.

Она находилась на Пандатерии уже много месяцев. Иногда ей казалось, что она тут пребывала годы, долгие годы...

В здешней хижине когда-то жила её мать, Юлия. Дочь самого Октавиана Августа. Агриппина часто вспомнила свою мать в последнее время. Раньше она редко думала о Юлии, потому что та почти не воспитывала её и не заботилась о ней. У Юлии был любовник Гракх, с которым она рассталась, когда вышла за Тиберия. Но едва Тиберий бросил её и уехал на Родос, как Юлия вновь сблизилась с Гракхом. Вместе они клеветали на Тиберия Октавиану. Прошло время, Гракх казнён, Юлия убита. Тиберий победил.

— Он всегда побеждает! Он же фаворит богов, — прошептала Агриппина.

И её, Агриппину, он победил. Вчера ей доложили, что её первый сын покончил с собой, а второй погиб от болезни. Есть ещё маленький Гай, которому на роду начертано править Римом, но Агриппина знает, что, пока она жива, её будут обвинять в несуществующих заговорах, а сын продолжит подвергаться опасности.

На улице за окном послышались шаги центурионов, и она нервно сжалась на тюфяке. Её тело болело от побоев. Сейчас никто не узнал бы в этой изувеченной солдатами женщине прекрасную, гордую жену Германика. Условия её содержания были на редкость суровы. Тело Агриппины покрывали ссадины, порезы и кровавые гноящиеся раны. От плохого питания она сильно похудела, а при ходьбе хромала на правую ногу. Во рту её теперь не доставало нескольких зубов. Нос был сломан и очень портил лицо, веко распухло, а глаз не открывался.

Она не знала, кто приказал её мучить. Возможно, что Тиберию даже неизвестно об этих издевательствах. Вряд ли он вообще о ней вспоминает. Он предаётся разврату на Капри, а государственные дела нынче ведёт Сеян. Быть может, это Сеян велел бить Агриппину? А быть может, центурионы, считая, что она неугодна кесарю, изощряются в жестокости, рассчитывая на безнаказанность?

Много дней прошло с тех пор, как её насильно увезли из дома Антонии. Она вспоминала о той ночи, о Лиоде, о спящем Гае, об испуганных рабах и родственниках, наблюдавших за её арестом. Маленькая Агриппина, любимая дочка Германика, тогда обнимала Клавдия за шею. При мысли о ней по щекам старшей Агриппины текли слёзы.

— Я не знаю о том, как сложится твоя судьба, дочь моя... Не увижу, как ты выходишь замуж. Такова участь великих, девочка. Мы боремся, мы властвуем и платим за всё высокую цену...

Она много раз представляла, какой красивой вырастет маленькая Агриппина. У девочки были рыжие волосы, очаровательное лицо во многом напоминало Германика. Уже в детстве Агриппина Младшая проявляла сообразительность. Из родственников, живущих в большим доме Антонии, она дружила со своим дядей Клавдием, потому что он, благодаря простодушию, легко находил с детьми общий язык. Один Гай не любил сестру и ревновал её к матери.

Вновь прозвучавшие за дверью шаги заставили Агриппину настороженно прислушаться. Дверь распахнулась. Вошли два центуриона. Один из них был прежде не знаком Агриппине. Второго она хорошо знала, но он никогда не причинял ей вреда.

Увидав её, избитую, измождённую, изменившуюся до неузнаваемости, незнакомец в растерянности застыл на пороге.

— Приветствую, госпожа, — сказал он. — Вы меня не помните?

— Нет, — глухо ответила Агриппина и покачала головой.

— Я Аррунций. Мне доводилось на Рейне преданно служить вашему мужу, генералу Германику.

Вздрогнув от его слов, Агриппина подняла голову.

— Вы знали моего мужа! — прошептала она.

— И очень хорошо знал, — кивнул Аррунций. — Я был горд служить под его командованием. Нынче я прибыл на Пандатерию на палубе галеры. Меня прислали к вам из Рима.

В тот час ни вдова великого полководца, ни её собеседник — центурион, ещё не знали, что к брегам Пандатерии движется судно, на борту которого находится человек, везущий приказ о её освобождении.

— Оставь нас наедине, — велел Аррунций своему спутнику, и тот неохотно покинул хижину.

Когда за ним закрылась дверь, центурион приблизился к Агриппине и сел возле неё. В его взоре она прочла сочувствие и отчаяние.

— Мне стыдно, что солдаты, в интересах которых всегда действовал Германик, избивают вас, — проговорил он. — Армия бездействует в то время, как жену знаменитого воина истязают на чужбине. Позор!

— И всё же вы покорились воле командиров и прибыли на Пандатерию, — усмехнулась Агриппина.

— Да. Я был вынужден им покориться. Но я не мог даже вообразить, что центурионы способны так жестоко избивать вас...

— Аррунций, — проговорила молодая женщина, подавшись вперёд. — Что с моим сыном Гаем? Я волнуюсь о нём, ибо он находится в Риме среди врагов. Тиберий на Капри, но он в любой момент может подписать указ об убийстве Гая.

— Юный Гай живёт в доме своей бабушки, Антонии, — ответил Арруций. — Возможно, он действительно находится в опасности, но мы, люди, верные вашему мужу, не в силах его защитить. Над нами тяготеет власть кесаря. Мы служим Риму.

— И вас устраивает власть Тиберия? — резко спросила Агриппина.

— Если бы она нас не устраивала, мы бы всё равно ему служили. Он законный правитель, он получил право на трон от самого Октавиана. Никто из легионеров не поднимет против него оружия.

— Когда-то легионы готовы были поднять против него власти восстание!

— Да. И мятеж подавил Германик, — согласился Аррунций. — Но всё это происходило давно, с тех пор многое изменилось. — Он глубоко вздохнул и посмотрел за маленькое оконце.

В небе разгорался закат. До слуха центуриона и Агриппины долетал рокот прибрежных волн.

— Сеян нынче правит в Риме, — произнесла Агриппина.

— Это так, — отозвался Аррунций. — Но Тиберий очень недоволен его правлением. Сеян не оправдал доверия кесаря, живёт в роскоши, предаётся разврату и ведёт себя с недопустимой для солдата наглостью. А ведь Сеян — солдат, состоящий на службе у кесаря. В последнее время он забыл о том, что находится во власти Тиберия. Увы, Агриппина... Прошли те времена, когда правители жили скромно, водили армии в походы и подавали пример подданным. Теперь кесарь окружён огромной охраной, он стал для нас недоступнее Юпитера, а его богатства вызывают лишь справедливое негодование. Много лет назад я был одним из легионеров в войске генерала Германика. Мне доставляло радость служить ему. Я чувствовал, что нужен Риму. Тогда я думал о том, каким бы замечательным кесарем мог бы стать в будущем Германик! Он обладал всеми достоинствами превосходного правителя — умом, отвагой, искренним сердцем и, самое главное, — великодушием. Германик так и остался единственным человеком, перед которым я преклоняюсь. Он во многом стал для меня, юного солдата Аррунция, кумиром. Но судьба распорядилась так, что он погиб, и многие обвиняли в его убийстве Тиберия. Но разве могут быть доказательства у преступления, которое вершит сам кесарь? Пострадал Пизон. Но я по-прежнему служу кесарю, ибо служу римскому престолу. Теперь я здесь, рядом с вами. И хочу быть вам полезен.

— Ты ведь любил Германика, Аррунций, — прошептала Агриппина, с тоской глядя в окно. — И ты действительно ещё можешь быть полезен мне.

— О, Агриппина... Я сделаю для вас всё, что в пределах моих возможностей и тех прав, которыми я располагаю на Пандатерии, — ответил Аррунций и повернулся к ней.

Она продолжала смотреть в небо, приобретающее всё более насыщенный пурпурный оттенок. По её щекам потекли слёзы, но голос звучал твёрдо и уверенно:

— Во имя Гая ты должен убить меня. Гай будет в безопасности, если та, которая могла привести его к власти, свергнув Тиберия, будет убита. Тиберий боится меня. Он боится любви, которую народ питает ко мне. Поэтому он убил двух моих сыновей. Но Гая я ещё способна спасти. Я внучка Октавиана, вдова Германика, вокруг меня собирались недовольные правлением Тиберия люди. Мне было бы нетрудно свергнуть его. Но если я буду убита, он оставит Гая в живых. Гай очень юн и без влиятельных родственников ему не стать кесарем.

— Вы хотите, чтобы я... Чтобы я убил вас? — в растерянности пробормотал Аррунций.

— Да... Необходимо убить меня, чтобы Гай жил! — жёстко произнесла Агриппина.

Разглядывая её решительное, изувеченное побоями лицо, которое прежде он видел свежим и прекрасным, Аррунций почувствовал трепет.

— Но... Я не смогу! — глухо молвил он.

— Вы должны это сделать! — возразила Агриппина. — Когда-то вы служили моему мужу. Но теперь настал черёд послужить его сыну. Ради Гая, ради будущего нашего великого государства убейте меня.

Опустив голову, Аррунций хранил молчание. Ему было невыносимо тяжело исполнить приказ Агриппины. Но он понимал, что она права. В младшем сыне Германика кесарь видел угрозу. Без Агриппины Гай всего лишь мальчишка знатной крови. У него ещё нет ни влияния, ни людского признания.

— Вы хотите, чтобы я убил вас здесь? — спросил Аррунций.

— Да. И сегодня. Вы единственный преданный мне человек. Я верю вам.

В лачуге становилось темнее, но отблески заката всё ещё играли на стенах. В лучах света танцевали пылинки. Подставив потоку солнечного света голову, Агриппина крепко зажмурилась.

Отцепив от пояса кинжал, Аррунций встал с пола. Он возвышался за спиной молодой женщины, и оружие слегка дрожало в его руке. Собравшись с духом, он быстро достал кинжал и кинул ножны на пол. Агриппина не шевелилась. По её щекам текли слёзы, губы дрожали от волнения. Аррунций видел, что она нервно сжала пальцы рук. Ей было страшно.

Приставив кинжал к её горлу, он несколько секунд помедлил, борясь со своими чувствами, а потом движением руки опытного солдата стремительно разрезал ей артерии. Хлынула кровь. Издав стон, перешедший в хрип, Агриппина упала к его ногам.

В это же время за дверью лачуги раздались голоса центурионов. Дверь распахнулась. На пороге стояло несколько солдат из тех, что служили на Пандатерии. За ними виднелись только что прибывшие из Рима воины. При виде распластанного тела Агриппины вошедшие замерли.

Переведя дыхание, Аррунций прислонился затылком к стене.

— Мы полчаса назад сошли на берег, — дрогнувшим голосом произнёс незнакомый Аррунцию центурион. — Я должен был лично проводить внучку Октавиана Августа в Рим. Кесарь приказал освободить её.

— А она просила меня убить её, чтобы её сын мог жить, — вдохнул Аррунций. — Приказ кесаря опоздал всего на несколько минут.

Все присутствующие вновь перевели взоры с Аррунция на убитую им Агриппину. Каждый из них думал сейчас о великой власти судьбы.