Фаворит богов

ГЛАВА 54

В саду за окном дома Антонии громко стрекотали цикады. Возле масляной лампы, горящей на столе, кружились мотыльки.

Сидя на скамейке у постели Гая Калигулы, Агриппина с нежностью напевала ему колыбельную. Это была очень старая песня, которой она научилась у Лиоды. Много лет назад, когда Агриппина не могла заснуть, старая рабыня подолгу пела ей.

Калигула напоминал внешностью Агриппину. Но цвет волос ему передался от отца. «Со временем Гай станет красивым и благородным», — так предполагала Агриппина, глядя на спящего белокурого мальчика.

В углу комнаты Лиода перебирала в вазочке фрукты, убирая те, что были недостаточно зрелыми. Калигула не любил кислое.

— Послушай, — вдруг тихо сказала Агриппина и повернулась к рабыне, — В тот далёкий вечер, когда ты читала линии на моей руке, что тебя так сильно испугало? Ты увидела жестокую гибель моего мужа?

Лиода не ожидала этого разговора. Подняв взор на Агриппину, она тяжело вздохнула:

— Неужели вам так хочется узнать сие, госпожа? Вдруг мой ответ вас испугает?

В глазах Агриппины сверкало любопытство. Опасаясь разбудить Гая, она пересела поближе к Лиоде и взяла её за руки. Пальцы у старой рабыни загрубели от домашней работы и старости. На тыльной стороне рук вздулись вены.

— Умоляю, расскажи мне! — попросила Агриппина.

— Нет, — нахмурилась Лиода.

— Но почему?

— Не стоит знать будущее, госпожа. Оно способно вас напугать.

— Значит, не гибель Германика взволновала тебя?

— Мне известно, как пылко вы любили его, госпожа, но из-за него я не стала бы так огорчаться.

— Всё же тебе известна моя судьба?!

Лиода согласно кивнула голой. Смуглое, некрасивое лицо старой рабыни помрачнело от досады.

Агриппина лишь крепче сжала её ладони:

— Молю тебя, Лиода! Расскажи! К тому же нечестно — знать обо мне что-то важное и не сообщить. В конце концов, речь идёт о моей судьбе!

— Ну, хорошо, — молвила Лиода и пригладила распущенные вдоль плеч кудри Агриппины. — Я знаю, что судьба ваша ужасна, госпожа. Не такой должна быть участь внучки Октавиана Августа. И тем не менее от грядущего никто не может скрыться. Никому не удалось добровольно избежать будущего.

— Что же страшного ждёт меня? — прошептала Агриппина.

— С вами поступят так же, как поступили с вашей матерью, Юлией. Я видела удивительное сходство в ваших судьбах. Как и её, вас ждёт изгнание и убийство.

Сдвинув брови, Агриппина опустила голову. Она раздумывала над словами рабыни.

— Это Тиберий расправится со мной? — спросила она.

— Да. Он.

— Ужасно! Убийца моего мужа восторжествует надо мной! А где же справедливость?

— Увы, госпожа. Боги испытывают нас, — произнесла Лиода.

— А что будет с Гаем? Ведь Тиберий уже арестовал двух моих сыновей! Но Гай... Он же ещё совсем ребёнок! — пробормотала Агриппина.

— Когда-то я предрекла вам, что один из ваших сыновей станет царём, — вдруг сказала Лиода. — Вчера я изучала ладошку Гая. Это его судьба.

— Гай будет кесарем? — недоверчиво произнесла Агриппина.

— Да. Пусть это вас утешит.

В тот момент во дворе дома послышались голоса и звон оружия. На крыльцо поднялся отряд стражи. Центурион громко постучал в дверь.

Встрепенувшись, Агриппина устремилась к окну. Её сердце бешено забилось в груди от страха. Первая её мысль была о Гае.

— Быть может, кесарь велел арестовать его? — прошептала она и, велев Лиоде оставаться с мальчиком, решительно направилась к дверям.

Голоса стражников звучали уже в вестибюле. Рабы, разбуженная Антония, Клавдий, дети в растерянности толпились на лестнице. «Он не получит Гая! Не получит!» — в ярости подумала Агриппина, проталкиваясь сквозь собравшихся родственников и слуг.

— Передай Августу, что он не получит моего сына! — дерзко вскричала она, глядя в глаза центуриону.

Тот долго и внимательно изучал её, а потом поднял руку, сжимая указ.

— Госпожа Агриппина, у меня распоряжение, подписанное претором Луцием Сеяном, согласно которому мы обязаны взять вас под стражу, — сказал он.

— Теперь Сеян командует римскими солдатами?! — воскликнула Агриппина.

— Сеян получил на это одобрение кесаря, — возразил центурион. — Следуйте за нами.

— Нет! Я не пойду с вами! Я внучка Октавиана, меня любит римляне! На каком основании кесарь посмел арестовать меня? Где доказательства моей вины?

— Агриппина, — произнесла Антония, осторожно тронув невестку за плечо. — Не лучше ли тебе покориться?

— Никогда! — резко возразила Агриппина и вскинула голову. — Я уже покорилась, отдав Тиберию двух моих сыновей. Он хочет искоренить нас всех, ибо боится заговоров! Но и для него существует кара! Боги уже покарали его, когда Друз повторил участь Германика! Кесари — тоже люди, и для них, как и для остальных, есть наказание свыше.

Не вступая с ней в спор, стражники взбежали по лестнице и, схватив Агриппину за руки, волоком потащили к выходу.

— Отпустите меня! Вы не имеете права так со мной обращаться! Антония! Иди к сенаторам! Пусть государственные мужи Рима, глаголющие от имени народа, заступятся за меня! — требовала Агриппина, но Антония лишь горько плакала.

Клавдий, опустившись на колени, крепко зажал уши ладонями. По его щекам текли слёзы. Он успел горячо полюбить Агриппину и её детей, которые приходились ему родными племянниками. Старшая из девочек Германика, как и её мать, носившая имя Агриппина, нежно обвила руками шею Клавдия. Ей было жаль свою мать, но и дяде она тоже сочувствовала.

Тем временем вопли и яростные протесты Агриппины стихли вдали. Дверь на улицу оставалась по-прежнему распахнута. По вестибюлю гулял ночной ветер.

Наконец один из рабов захлопнул дверь. Ничего не говоря, Антония медленно пересекла коридор и, пройдя мимо Клавдия, направилась в свои покои. Она не смогла бы добиться от сенаторов заступничества. Те во всём слушались кесаря. Агриппина была обречена. Тиберий боялся её, заговоров и мятежей.