Эйлин Пеони
Первое время я ничего не видела из-за слез. Да и куда смотреть? Солнце скрылось, едва различимые силуэты гор маячили на фоне ночного неба, словно уродливые клыки древнего чудовища. Я летела наугад, по памяти, надеясь только, что затеряюсь во мраке раньше, чем меня найдет Готрид. Уж лучше заблудиться, чем попасть в его лапы! Именно поэтому я не притронулась к флейте, — сверкающие искры только привлекли бы его внимание.
Странно, но я не испытывала к Рондару никакой злости. В тот момент, когда он выгнал меня из Фервира, боль была такой сильной, что вытеснила все остальные чувства. Меня жгло изнутри, я не могла ни думать, ни говорить, ни, казалось, даже дышать. Только слезы катились по щекам, замерзая на холодном ночном ветру.
А потом и они иссохли. Не осталось больше ничего, лишь пустая оболочка. И я не знаю, откуда у меня взялись силы махать крылышками, наверное, организм работал по инерции, — нес меня куда-то, и будто со стороны я слышала за спиной тихий стрекот.
Подумать только, не так давно я мечтала вернуться в Тайфо! Теперь, стоило мне представить радужные острова, к горлу подкатывала тошнота. Как я буду без Рондара? Каково это — просыпаться и не видеть его рядом с собой, не слышать его голоса, не ощущать теплых прикосновений? Нелепица какая-то. Академия, ноты, экзамены, репетиции фейского оркестра… Жалкая пародия на настоящую жизнь! Попытки заполнить пустоту там, где раньше билось мое влюбленное сердце…
Когда сзади раздался душераздирающий рев, я отчего-то даже не дернулась. Слишком глубоко меня затянул черный омут отчаяния, — разум отключился, и только мелькнула мысль, что это, наверное, я сама и кричу в попытках сбросить хоть часть невыносимой ноши. Однако рев повторился, и на сей раз до меня уже дошло, что я издать подобный звук не способна.
Не успела я обернуться, как все вокруг озарилось ярким рыжим светом, — рядом со мной вспыхнула огненная струя. Я отлетела в сторону, резко развернулась назад, чтобы понять, что происходит, но огонь уже погас, а перед глазами от внезапной вспышки все еще плыли пятна. Поморгав, я взглянула снова и увидела разверзнутую драконью пасть, в которой уже зарождалась очередная порция пламени.
Готрид. Сопротивляться ему в воздухе было бесполезно: я помнила поединок Рона с Анриком и догадывалась, что рано или поздно меня либо превратят в пепел, либо раскусят пополам гигантскими челюстями. Пока он в облике дракона, я обречена. Значит, надо заставить его превратиться в человека.
Не знаю, может, эту идею послали музы, или мой мозг от страха заработал вдвое быстрее, но в голове что-то щелкнуло, и я сложила крылья.
Меня с дикой скоростью несло вниз. В ушах свистело, откуда-то издалека доносился возмущенный рык Готрида, я же молилась только об одном — не напороться на камни.
Что-то колючее хлестнуло по спине, я замахала крыльями, попутно хватаясь за все, что попадалось под руку. Ветка! Я уцепилась за шершавую кору, содрав кожу, но мелкие царапины меня не беспокоили. Повисла, вглядываясь в полумрак, и возле меня вспорхнула стайка летучих мышей.
Я упала где-то в лесу. О большей удаче нельзя было и мечтать! Над головой полыхнуло драконье пламя, — похоже, Готрид не догадывался, что этим только оказывает мне услугу. Его огонь светил лишь секунду-другую, но этого времени мне хватило с лихвой, чтобы осмотреться.
Меня частоколом окружали вековые сосны. Протиснуться между ними, не застряв, дракон не смог бы при всем желании, — лесные прогулки не предназначены для гигантских ящеров, не зря ведь они обитают в горах.
Разжав руку, я слетела на землю, прижалась к стволу, чтобы перевести дух, и достала флейту. Сначала хотела пуститься в бега, но, к счастью, сообразила, что в таком случае Готриду легче будет отыскать меня на слух. Да и споткнуться о какую-нибудь корягу, распластавшись по земле на радость врагу, — такая себе стратегия. А потому я решила затаиться и ждать. Либо мне повезет, и этот гад сочтет, что я разбилась насмерть, — либо перевоплотится и пойдет искать меня. Вот тогда-то я из засады оглушу его музыкой и выиграю эту битву.
Минуты тянулись медленно, сводя с ума. Мне чудилось, что мое сердце колотится так громко, что его только глухой не услышит.
Хруст веток — и снова тишина. Это Готрид? Или ночной хищник? Уже ближе… Шелестит сухая хвоя. Чье-то сбивчивое дыхание. Может, мое собственное? Вот опять все стихло. И это странное чувство, как будто на меня кто-то смотрит из темноты… Спокойно, Эйлин. Пусть подберется поближе.
К запаху хвои примешивается что-то еще, — терпкий, кисловатый аромат. Прикрываю глаза, принюхиваюсь осторожно. Глинтвейн! Он точно рядом. Наверняка пил, — с утра начал отмечать грядущую победу. И пусть я не вижу его, не слышу его шагов, я всей кожей ощущаю, что Готрид близко.
Все, хватит. Либо сейчас, либо никогда. Моей новой магии хватит, чтобы усыпить его, даже если он не стоит вплотную, — Свара ведь через стенку пробрало! Сжимаю флейту покрепче, подношу к губам… Колыбельная, ля бемоль мажор. Спокойной ночи, Готрид Янброк.
Последний такт сыгран, тусклый розоватый магический шлейф растворяется в ночном воздухе. И я уже готова сыграть световой этюд, чтобы вызвать искры поярче и отыскать спящее тело врага, но сильный удар наотмашь выбивает флейту из рук. Но как?! Почему не сработало?! Раскрываю рот, чтобы спеть, — как тогда, с Роном, — но на губы ложится сухая горячая ладонь.
— Ну, здравствуй, Эйлин!
Руки Готрида сдавливают меня тугим кольцом, словно удав. Вырывайся, не вырывайся — толку никакого. Я не вижу его, но знаю, что это он. От него пахнет гарью и вином, а этот низкий вкрадчивый голос… Я бы узнала его из сотни других, — голос опасности и злости.
Он нашел меня по мягкому свечению музыки… Вот же я дура! Надо было вспомнить что-то из боевой музыки! А я побоялась ошибиться, выбрала знакомую, заигранную до дыр колыбельную…
На мгновение из-за туч выглядывает луна, и серебристый луч выхватывает из полумрака осклабившуюся физиономию старого дракона. Хищно поблескивают его глаза, ноздри трепещут, будто учуяв свежую кровь.
— Ты же не думала, что я попадусь, как твоя тетушка? — дышит мне в лицо, заставляя содрогаться от отвращения.
И какой смысл задавать вопросы, если ты сам заткнул собеседнику рот? Нет, Готриду плевать, что я скажу. Он хочет исполнить сольную арию, и этот вопрос — лишь короткая увертюра. Вступление перед одой самому себе.
— Я затыкал уши, моя дорогая, — чуть не лопается от гордости. — Так что магия твоя усыпила разве что птиц и ежей. А знаешь, мне тебя даже жаль… Почти. Не на того ты поставила! У нас ведь могло бы получиться. Я хотел жениться на тебе после смерти Рона. Уж прости, сразу не сказал… Сюрприз готовил. А ты все испортила. Но я щедр, Эйлин! Нет, правда! Я готов дать тебе выбор. У тебя два варианта: поделишься магией сама… — его левая рука змеей сползает мне на грудь. — И умрешь быстро. Один удар в сердце — это даже почти приятно! Будешь сопротивляться… Я все равно возьму тебя, но убивать буду медленно. Сначала отрежу крылья, потом… Потом уж как пойдет. Ну? Что из двух ты выбираешь, Эйлин?
— Почему ты не сказал ей про третий вариант? — слышу откуда-то сбоку самый приятный баритон в мире.
Рондар! Музы, вы привели его?! Он ведь не заодно с Готридом? Не казнить меня прилетел?
— Рон? — оборачивается Готрид, вздрогнув, а меня от облегчения прошибает холодный пот.
Этот гад явно не в курсе, что племянник следовал за ним по пятам. Заткнуть уши от музыки — идея, конечно, отличная, только если за тобой нет погони. Видимо, пока он довольно ждал, когда я доиграю колыбельную, Рондар нашел его.
Не зажимай мне рот жесткая ладонь Готрида, я бы рассмеялась от радости. Рон не добить меня хочет, он пытается меня спасти! А это значит только одно: он все слышал. Каждое слово, пропитанное ядом. Каждую угрозу! И неважно, что мне пришлось рискнуть собой, и я чуть не расшиблась. Главное — любимый, наконец, знает правду!
— Не отвлекайся, дядя. Расскажи Эйлин про третий вариант, — продолжает Рондар, приближаясь к нам.
Свет луны бликует на острие его меча, словно он пропитан магией. Неужели я снова обниму Рона, почувствую вкус его нежных губ? Какой же он… Сумасшедше красивый с этим своим суровым взглядом! А как вены, будто лианы плюща, увивают его мускулистую руку… И какой дурак сказал, что воинственный нрав делает драконов дикарями?! Вот такого Рона я полюбила! Мощного, несокрушимого… Совершенного.
— Какой вариант? — напрягается Готрид. — Ты не расслышал, я просто хотел…
— Ты отпускаешь Эйлин, и я сохраняю тебе жизнь, — Рон холоден и внешне спокоен, но я чувствую, как вибрирует его голос. Ох, и не завидую я его дядюшке…
— Да… — блеет старый дракон. — Да, как скажешь! Я все объясню, только опусти меч. Я знаю, ты злишься, но…
Он бормочет что-то невразумительное, в одну секунду превратившись из матерого воина в дряхлое подобие мужчины. Лицо Рона искажается от брезгливости, — похоже, он разочарован не столько в самом факте предательства, сколько в трусости Готрида.
И зря. Зря Рондар ослабил бдительность…
Рывок — и Готрид уже прикрывается мной, как живым щитом, а к горлу прижимается лезвие кинжала. Легкая боль, — почти не ощутимая, — и теплая липкая струйка стекает по шее в вырез корсета.
— Готрид!!! — взрывается Рон. — Отпусти! Я убью тебя, слышишь?! Только посмей — и я лично казню тебя!
— Это должно меня испугать?! — выплевывает с презрением Готрид. — Самое страшное уже случилось! Мой кландостался тебе! Ты, сопляк, забрал все, что принадлежало мне! И после этого я должен бояться смерти?! Коротать столетия в каменном мешке за решеткой? Нет, Рон, ты слишком плохо меня знаешь. Или все — или ничего!
— Чего ты хочешь? Свободы? Земель? — Рондар медленно, без резких движений, кладет меч на землю и выпрямляется, подняв руки. — Я не трону тебя, даю слово! Но ее отпусти…
— Вот опять ты меня не слушаешь… — Готрид мерзко цокает у меня над ухом. — Или все, или ничего.
Тягостное молчание, нарушаемое только отдаленным криком совы, повисает в воздухе. Даже я уже понимаю, к чему ведет Готрид, — и от этой мысли становится жутко. Рондар не может согласиться! Не должен, не ради меня! Лучше пусть я умру, чем буду всю жизнь напоминать ему о том, чего он лишился! Это — часть его, он не имеет права разрубить себя пополам!
— Положи его на землю и дай разрешение, — требует Готрид.
Я думала, у меня внутри уже не осталось жидкости, но слезы жгут глаза с новой силой, льются градом. Сквозь соленую пелену я вижу, как Рондар срывает с шеи амулет в виде яйца и швыряет под ноги, словно он не стоит и гроша.
Нет… Нет! Подними! Улетай, забудь обо мне! Пожалуйста, нет…
— Я, Рондар Янброк, добровольно и осознанно вверяю тебе, Готрид Янброк, мой амулет двуединости на любой срок. Даю право распоряжаться им по своему разумению…
Я бы зажала уши, но Готрид держит меня крепко. Завыла бы волком, но проклятая ладонь дает мне только мычать. Я даже дернуться не могу: острое лезвие впивается в шею. Одно неверное движение — и я истеку кровью. Так не должно было случиться… Это ведь все происходит не с нами, верно?
— Брось меч подальше, — надменно командует Готрид.
Не представляю, что сейчас творится у Рона в душе! Он не скандалит, не спорит, не сопротивляется, — молча откидывает любимый клинок в темноту. Со стороны может показаться, что это решение далось Рондару легко, но если даже у меня разрывается сердце, то что тогда испытывает он?
— Отпусти ее, — глухо повторяет мой герд.
— Не спеши! — старый дракон усмехается, его жаркое дыхание щекочет мне затылок. — Я слишком хорошо знаю эту маленькую дрянь! Найди ее флейту.
Рон послушно шарит в опавшей хвое, будто в полусне вижу, как мелькает серебристый мундштук.
— Ломай! — не унимается предатель. — Давай же, Рон! Чем быстрее мы закончим, тем лучше нам обоим!
Рондар пристально смотрит на меня. Легкий ветерок доносит до меня еле различимый шепот: «Прости».
Но за что прощать?! Я достану себе еще хоть десять флейт, а ты своего дракона уже не вернешь. Если Готрид окопается в Фервире, заявит права и защитится армией, про амулет Рона можно забыть. Я не знаю, можно ли уничтожить яйцо двуединости, но если да — Готрид сделает все. Бросит на дно рудников, утопит в реке, расплавит, отнесет в гильдию магов… Позволить ему сейчас уйти означает смириться с поражением.
Я буду любить Рона любым, мне неважно, сможет он когда-нибудь летать и извергать пламя или нет. Но он рожден для другого, и жизнь человека сделает его несчастным. Я должна что-то придумать! Музы, ну где же вы, когда вы так нужны?!
Сломанная пополам флейта, будто тростинка, падает на землю.
— Ну?! — Рондар делает шаг вперед. — Теперь все?
— Все, племянничек, все. Может, стоило бы убить тебя, но к старости я стал таким сентиментальным… Растяну тебе удовольствие. Говорят, у простых людей в тоже полно радостей… Прощай, Эйлин!
Сильный удар по голове — и от боли мозг озаряет яркая вспышка, а в следующую секунду я проваливаюсь в небытие.