Филипп II Македонский

Реакция

Убийство Филиппа имело далеко идущие последствия, не последним из которых стало восстание греков против македонской гегемонии. По словам Эсхина,[763] первыми весть о смерти Филиппа в Афины принесли разведчики афинского полководца Харидема, который в то время, возможно, занимался какими-то тайными военными приготовлениями во Фракии. Вне себя от радости, Демосфен убедил Совет устроить благодарственное жертвоприношение и наградить венком Павсания, убийцу Филиппа, а затем «появился среди народа в светлом, красивом плаще, с венком на голове, хотя всего за семь дней до того умерла его дочь».[764] По этому поведению можно судить о степени его ненависти к Филиппу, так как он обожал свою дочь, а траур обычно длился месяц.

В Македонии смерть царя вызвала смятение и крайнее замешательство:

В столице, по сообщениям источников, друзья Александра вооружились, потому что «вся Македония таила в себе опасность, тяготея к Аминте и сыновьям Аэропа».[766] Впрочем, эти действия приближенных могли просто означать, что они опасались за жизнь Александра — в конце концов, было неизвестно, нет ли у Павсания сообщников, которые задумали убить наследника престола. «Тяготение» к определенным лицам, перечисленным в цитате, вероятно, свидетельствует о том, что воцарение Александра еще не было окончательно решенным вопросом. Аминта был сыном Пердикки III и племянником Филиппа (законным наследником в 359 году). Тремя сыновьями Аэропа из Линкестиды (отправленного Филиппом в изгнание[767]) были Аррабей, Геромен и Александр (зять Антипатра). Если бы они воспользовались неожиданной гибелью царя, то все его западные походы, предпринятые в начале царствования, и последующее основание на западных рубежах страны колоний, очевидно, не привели к полному подчинению этих областей, как он надеялся.[768]

Воцарение Александра

В конечном итоге у Александра не возникло никаких трудностей, скорее всего, благодаря быстрым действиям Антипатра, который вывел его к народу и провозгласил царем.[769] Народ выразил свое согласие, а Парменион прислал из Малой Азии изъявления своей верности. Между тем Александр созвал Народное Собрание, чтобы успокоить страхи и ободрить подданных.[770] Так Александр III унаследовал македонский престол.

Первым делом новый царь должен был похоронить отца в Эгах. Занимаясь приготовлениями к похоронам и восстанием греков, одновременно он провел ряд репрессий, чтобы устранить противников своей власти,[771] которые продолжились и в следующем 335 году. Александр немедленно казнил трех сыновей убийцы Павсания (по македонским законам, можно было казнить предателей с их семьями), а вслед за ними Аррабея и Геромена (Александру пока была дарована жизнь), а также Аминту, сына Пердикки. Позже он послал письмо Пармениону в Малую Азию с приказом убить своего старого врага Аттала.[772] Между тем Олимпиада убила седьмую жену Филиппа Клеопатру и ее только что родившуюся дочь Европу.[773] Сводный брат Александра Арридей избежал репрессий, и это, возможно, свидетельствует о более тесных семейных узах, связывавших его с Александром.

Похороны Филиппа

Похороны Филиппа состоялись в то время, когда еще шла первая волна репрессий. Тело царя вместе с его доспехами и оружием положили на огромный погребальный костер, мимо которого маршем проследовала вся македонская армия. Рядом проходила казнь Аррабея и Геромена; здесь же убили лошадей, которых для побега приготовил убийца Павсаний. Тела казненных и трупы лошадей затем также бросили в костер. После того как пламя погасло, кости Филиппа извлекли, омыли в вине, завернули в пурпурную ткань и положили в золотой оссуарий (ларнакс), украшенный изображениями македонской шестнадцатиконечной звезды, эмблемы царского дома, и розетками.

Ларнакс поместили в каменный саркофаг, который захоронили в гробнице (построенной Александром) вместе с различной погребальной утварью — золотыми и серебряными сосудами, доспехами, оружием и небольшими головами членов царской семьи из слоновой кости. Затем над гробницей насыпали большой курган 13 м в высоту и 100 м в диаметре. Туда же бросили разного рода остатки от царских похорон, включая прах Аррабея и Геромена, а также лошадиные кости. Спустя более двух тысячелетий в нынешней деревне Вергине (древних Эгах) был раскопан курган (рис. 18). Внутри были найдены четыре захоронения, в одном из которых (захоронение II), по-видимому, обнаружились останки Филиппа и одной из его жен (подробное обсуждение см. в Приложении 6).

Греческое восстание

Греки подняли серьезный мятеж. Хотя ряд государств поддержал восставших лишь красивыми словами, другие перешли к настоящим военным действиям. Амбракийцы и фиванцы изгнали македонские гарнизоны и свергли олигархические правительства, поставленные Филиппом после победы при Херонее. Фессалийцы заняли Темпейскую долину и приготовились отразить нападение Александра, если бы он двинулся против них. Александр не мог допустить свержения македонской гегемонии в Греции, учитывая его решимость пойти походом на Персию, поэтому он быстрым маршем отправился на юг и подавил восстание почти в зародыше. Источники сообщают, что он вернул под свою власть одни города при помощи дипломатии, другие — угрозами, а третьи захватил силой.[774] Прежде всего в Фессалии он восстановил свое положение в Совете амфиктионии, и, вероятно, именно тогда он стал, подобно отцу, пожизненным архонтом Фессалийского союза.[775] Затем в Коринфе он созвал представителей греческих государств, как немногим более года тому назад поступил его отец, и воскресил Коринфский союз. Теперь он был его гегемоном, и греки (за исключением Спарты) принесли ему клятву верности.[776] У Александра не возникло проблем с Эпиром, так что можно считать, что брак между Александром Эпирским и Клеопатрой, устроенный Филиппом, сделал свое дело. Спустя пять лет Александр Эпирский опрометчиво двинулся походом на Италию и был убит в бою.

Первые походы Александра: разрушение Фив

Македонская гегемония в Греции была восстановлена, но на севере возмутились трибаллы и иллирийцы. В 335 году Александр выступил против них; в случае с трибаллами одним из мотивов, вероятно, было желание отомстить за ущерб, причиненный ими войску Филиппа, когда тот возвращался домой из фракийского похода. Было убито около трех тысяч трибаллов, а войско Александра, по сообщениям источников, потеряло всего 11 всадников и 41 пехотинца. Молодой царь уже добился перевеса в войне с иллирийцами, когда до него дошли вести о том, что Фивы вновь подняли мятеж. Фиванцы не только призвали к оружию остальных греков, но и, скорее всего, предложили политическое убежище Аминте. Вполне вероятно, что они даже намеревались посадить его на македонский престол.[777] Александр бросился на юг с такой скоростью, что фиванцы сначала не поверили своим глазам, увидев его армию, так как полагали, что он не мог бы так быстро пройти такое расстояние.[778] Он предложил противнику сдаться; когда фиванцы отказались, он осадил город. Вскоре он взял Фивы и в назидание остальным приказал стереть их с лица земли. Жители были либо убиты, либо обращены в рабство.[779]

Как и Филипп, Александр с уважением относился к врагам, проявившим доблесть в бою, и обходился с ними весьма благородно. Примером такого отношения может служить гибель фиванского Священного отряда, оплаканная Филиппом, или решение Александра похоронить Дария с царскими почестями. Еще один подобный случай произошел во время грабежа Фив. Македонский солдат изнасиловал женщину из знатного рода по имени Тимоклея, сестру Феагена, сражавшегося при Херонее (возможно, во главе Священного отряда). После этого она заманила насильника в колодец, сказав, что бросила туда серебряные чаши, золото и деньги, а затем завалила его камнями. Представ перед Александром, она не просила пощады, но сказала ему так:

На Александра произвела такое впечатление ее смелость, что он приказал не трогать ее и отпустить на свободу.

Вторжение в Азию

Александр вернулся в Пеллу в конце 335 года и начал готовиться к азиатскому походу. Все его противники, подлинные или мнимые, были мертвы, Греция была усмирена, и Александр наконец мог без помех устремиться к военной славе, которую так хотел снискать. Он решил оставить Антипатра блюстителем (epitropos) Македонии и Греции и представителем гегемона в Коринфском союзе. В какой-то момент Александр отозвал из Малой Азии Пармениона, чтобы тот помог ему в подготовке. Этим воспользовались персы, отвоевавшие большую часть городов, захваченных передовым отрядом в предыдущем году. Однако, вступив в Малую Азию в 334 году, Александр быстро уничтожил все достижения персов, после чего освобожденные греческие города, скорее всего, вновь вступили в Коринфский союз.

Весной 334 года молодой царь (ему было тогда всего 22 года) переправился через Геллеспонт. Под его началом было 48 100 пехотинцев и 6100 всадников, а также 120 военных и транспортных судов, команды которых в целом насчитывали около 38 000 человек.[781] Во время его отсутствия Греция сохраняла спокойствие, если не принимать во внимание попытку объединить греков против македонского владычества, предпринятую царем Спарты Агисом III в 331 году. Мятеж был подавлен, а сам Агис погиб в сражении с войсками Антипатра в следующем году.[782] Александру не было суждено вернуться в Грецию: он умер в Вавилоне (323 год). Его поразительные подвиги, совершенные в Азии, где за тринадцать лет он успел захватить всю Персидскую державу, включая Египет, раздвинуть границы Македонской империи от Греции на западе до стран, которые греки называли Индией (нынешний Пакистан), на востоке и открыть новый мир для греков, — это уже совершенно другая история.

Демосфен: последние годы и смерть

В целом Греции македонская гегемония принесла процветание,[783] хотя это вовсе не означает, что греки были довольны таким положением дел. В Афинах, например, Демосфен и Гиперид в 335 году ответили отказом на просьбу Александра предоставить ему афинские корабли,[784] но после этого Демосфен как-то перестал резко обозначать свою оппозицию македонскому владычеству. До нас не дошло ни одной его речи, написанной при Александре, но мы знаем, что он их произносил и некоторое время надеялся, что Александра «растопчет персидская конница».[785]

Он продолжал пикироваться с Эсхином, который в 330 году предпринял попытку полностью подорвать его репутацию во время знаменитого судебного процесса по поводу венка. Своими корнями он уходит в 336 год, когда Ктесифонт предложил наградить Демосфена золотым венком за заслуги перед Афинами.[786] В то время Эсхин убедил Народное Собрание проголосовать против этого предложения, заявив, что должностное лицо, по афинским законам, не имеет права на такую награду, пока находится при исполнении обязанностей,и что Демосфен следовал неблагоразумной политике и потому не действовал в интересах государства. Казалось, вопрос был решен, но в 330 году Эсхин вновь к нему вернулся, решив, что настало время привлечь Демосфена к суду, но в конечном итоге не добился успеха.[787] Эсхин призвал к суду Ктесифонта за нарушение афинских законов, допущенное в 336 году. Так как, по сути, Эсхин метил в Демосфена, Ктесифонт ограничился краткой речью, а вслед за ним поднялся сам Демосфен, выступивший с речью «О венке», в которой полностью разбил доводы Эсхина. До нас дошли речи и Эсхина, и Демосфена, произнесенные на этом разбирательстве. Это довольно необычно для судебных выступлений и показывает, насколько важным был вопрос. Обе речи являются важными историческими источниками своей эпохи, хотя и изобилуют риторическими преувеличениями и натяжками.[788] В своем выступлении Демосфен освещает всю свою политическую карьеру, приводя множество аргументов для того, чтобы доказать верность отстаивавшейся им политики в отношении Македонии. В конце концов, ему удалось убедить присяжных; он одержал сокрушительную победу над Эсхином, так как тот не получил и одной пятой голосов.[789] Затем Эсхин удалился на Родос, где открыл школу риторики. По легенде, он произносил перед учениками речь, принесшую ему поражение на судебном процессе, и когда они удивлялись, почему он проиграл, Эсхин отвечал, что если бы они слышали речь Демосфена, то сразу бы поняли.[790]

После суда Демосфен все-таки получил венок за заслуги. После этого он держался в тени до 324 года, когда в Афины приехал попавший в опалу хранитель македонской казны Гарпал, попытавшийся поднять мятеж против Македонии. Демосфен не поддержал Гарпала; он даже побудил афинян посадить подстрекателя в тюрьму, но позже тот бежал. Полагали, что бывший казначей давал взятки Демосфену и некоторым другим политикам и полководцам. Вопрос оказался настолько серьезным, что Ареопаг провел особое разбирательство и обвинил Демосфена в получении взятки в 20 талантов (огромная сумма). В 323 году его привлекли к суду, и хотя не было выявлено никаких прямых доказательств обвинения, его признали виновным. Демосфену пришлось бежать из Афин. Отсутствие доказательств, как и тот факт, что некоторые обвиняемые по тому же делу были оправданы, так как против них также не было никаких улик, говорят о том, что это был политический процесс, устроенный для того, чтобы раз и навсегда устранить Демосфена с политической сцены.[791]

После смерти Александра в июне 323 года греки вновь подняли восстание против Македонии. Началась так называемая Ламийская война.[792] Демосфен, по-прежнему находившийся в изгнании, сыграл важную роль в дипломатических переговорах, убеждая прочие греческие государства присоединиться к восстанию. В результате на первом году войны ему было дозволено вернуться в Афины. Война была недолгой: несмотря на первоначальные успехи греков, летом 322 года их флот был разбит, а вскоре после этого Антипатр разгромил греческое войско в битве при Кранноне (в Фессалии). Афинян ожидала незавидная участь. Им было приказано выдать вождей антимакедонской партии; в Мунихии (холм в Пирее, афинской гавани) был поставлен македонский гарнизон; и с этих пор афинское гражданство определялось строгим имущественным цензом. Хотя точные цифры неизвестны, в результате гражданских прав лишилось около 12 тысяч афинян, а в городе было дозволено остаться лишь 9 тысячам граждан (то есть тех лиц, которые имели более 2000 драхм).[793] Демосфен был приговорен к смертной казни, но бежал в Калаврию (ныне — Порос). Когда люди Антипатра выследили его, он совершил самоубийство, приняв яд.[794]

Так закончилась жизнь величайшего греческого оратора, чья антимакедонская политика, вероятнее всего, и привела к уничтожению греческой независимости; но его упорное сопротивление империализму Филиппа и блистательное ораторское мастерство, страсть и патриотизм повлияли на многих будущих политиков. Например, Цицерон назвал свои знаменитые речи против Марка Антония «Филиппиками»;[795] а его слова о подкупах и взятках, которыми Филипп якобы проложил себе дорогу к успехам, повторялись не только Цицероном, но также и Горацием с Ювеналом.[796] Идеалы античного мира часто перенимаются и в современную эпоху. Так, во время Первой мировой войны в Лондоне отрывки из погребального слова Периклу из Фукидида о ценности демократии были вывешены в автобусах.[797] В 1930-х годах Уинстон Черчиль сравнивал себя с Демосфеном, а Гитлера — с Филиппом. В глазах исследователей предыдущих поколений Демосфен был героем и образцом греческого патриотизма.[798] За последнее время произошла определенная переоценка его политики,[799] но в любом случае не следует забывать, что, учитывая слабости системы полисов, ни одно греческое государство не смогло бы успешно противостоять Филиппу.