Фотография

Элейн и Полли

Когда-то Элейн подумывала о том, чтобы не рожать Полли. То есть совсем не иметь детей. Сознательный выбор. Ибо видела, насколько дети усложняют жизнь. Присмотревшись к своим сверстникам, она заметила вот что. Среди них были те, кто не покладая рук трудился денно и нощно и не знал покоя ни ночью, ни днем, и те, кто чувствовал себя куда свободнее и отвечал только за себя.

Так что ей оставалось лишь выбрать. Пару лет она время от времени задумывалась над этим вопросом, но ненадолго. И в один прекрасный день обнаружилось, что она забыла принять таблетку. Ничего страшного — она и прежде забывала.

Когда она поняла, что беременна, Ник сказал: «Да ну? Круто!» Она так и не поведала ему своих сомнений касательно материнства. Конечно, ребенок мог появиться только у двоих, но она чувствовала, что с мужем станет обсуждать это в последнюю очередь. Ибо и так знала, на кого ляжет большинство забот.

Ник оказался неплохим отцом. Когда он был дома и ничем особенным не занят, он охотно возился с дочерью. Лет с двух Полли видела в нем симпатичного, но диковатого домашнего питомца, с которым бывает здорово поиграть и порезвиться, но всерьез воспринимать не стоит. Когда она стала старше, это отношение переросло в привязанность и радостное изумление, к которым примешивалось легкое раздражение: «Как это похоже на папочку!» «Доверься папочке!» — казалось, Полли быстро переросла его, превратившись в умелого и ответственного взрослого, тогда как он так и остался вечным подростком.

Теперь Полли стала более осторожной, когда звонила матери. Она оставила уговоры, побежденная вежливым упреком Элейн: «Давай не будем об этом». Вместо этого разговор вращается вокруг да около. Она упоминает о том, сколько проблем появилось, когда Ник сломал ее стиральную машинку и пришлось вызывать мастера. Элейн тут же предлагает заплатить. «Дело не в деньгах, — говорит Полли, — просто зачем мне лишний геморрой?» В красках описывается то, как она таскала Ника по различным агентствам недвижимости: «В субботу утром, когда у меня и без того куча дел… И мы ходили смотреть квартиру — очень хороший вариант, и он сказал: да, подойдет, но стоило нам вернуться ко мне, как тут же пошел на попятную и сказал: нет, не хочу, я еще подожду. И мое субботнее утро коту под хвост». Она мрачно намекает на то, что иногда он целыми днями пьет.

Утверждает, что Ник похудел. Не то чтобы ему не шло, но тем не менее.

Все это не может не подействовать на Элейн. Новости смущают ее. Прежняя решимость стремительно тает. Вместо того чтобы спокойно думать о работе, о каждодневных обязанностях и планах на будущее, она снова и снова вспоминает слова Полли. И представляет, как Ник бесцельно блуждает по Лондону, накачивается пивом, как он похудел и оброс.

Полли приезжает к ней в гости. Как обычно не известив, попросту влетает в дом воскресным утром.

— Папа знает, куда я поехала, — многозначительно говорит она. — Он… он передает большой привет.

Они с Элейн обедают в оранжерее.

— Не могу поверить, что папы тут больше нет, — говорит Полли. — Все жду, что он вот-вот войдет. Хорошо, хорошо, не буду начинать снова. Просто… ну, не верится, и все.

Элейн с ней согласна, но вслух этого не произносит. Полли рассказывает о своем приятеле. Том самом Энди.

— Не то чтобы я влюбилась или что-то в этом роде, — говорит она — Но это… интересно, скажем так. — Она задумчиво смотрит на Элейн: — А как у вас с папой было? Вы — бац! — и влюбились или как?

Элейн растерялась. Она не привыкла говорить на подобные темы, да и Полли обычно не задает таких вопросов. Неужели старые добрые семейные устои и те подорваны?

— О, — говорит она, — это было так давно.

Но Полли и не думает отступать:

— Да ну, мам. Все же помнят, как влюблялись.

Элейн возится с салатом.

— Все с грядки, — объявляет она. — Этот сорт кресс-салата я вырастила в первый раз. Неприхотливый, как сорняк. — Она щедро накладывает зелень в тарелку Полли. — И молодая свекловица. Угощайся.

Полли пристально смотрит на нее:

— Мам, извини, конечно, но мне кажется, тебе будет лучше, если ты станешь откровенней. А то из тебя слова не вытянешь. Я, конечно, понимаю, такой уж у тебя характер, но пользы тебе это не приносит.

Элейн привыкла к тому, что Полли ее критикует. Полли стала критиковать ее лет этак с трех. Обычно она придиралась к тому, как мать питается, одевается, как ведет хозяйство. Теперь, кажется, добралась и до самого важного.

— Кажется, я припоминаю — мы постепенно сблизились друг с другом.

— Сблизились? — взвизгивает Полли. — Сблизились?! Какая чушь, мама!

На самом деле Элейн просто старается говорить правду. Это все, что она помнит. Она пытается припомнить страсть, желание, и ей на ум приходит такая картина: яркий солнечный день, они с Ником гуляют по холмам Суссекса незадолго до свадьбы, и ее переполняет радость, предвкушение… да, любовь.

— Нет, конечно, что-то такое было.

— Еще бы, — отрезает Полли. Она принимается размышлять вслух: — Я хочу сказать, я влюблялась, но, наверное, по-настоящему никогда не любила. Не полноценный обед в шикарном ресторане, так, чтобы из-под ног земля уходила и тому подобное. Пара закусок, не больше. Я все еще жду.

— Ну, время есть, — улыбается Элейн. — Как на работе дела?

Но Полли не хочет говорить о работе:

— А Кэт любила Глина?

С чего это Полли стала так интересоваться любовью? И какая именно любовь ее интересует — та, что была в прошлом, или та, что еще будет? Любовь Элейн — или ее отсутствие? Или потенциальная любовь самой Полли? Как бы то ни было, Элейн этот разговор неприятен.

— Ну, — говорит Элейн, — она казалась очень счастливой.

Кэт снова и снова спускается по ступенькам ЗАГСа, снова и снова улыбается. В объектив фотоаппарата Элейн и самой Элейн, которая стоит на другой стороне дороги. На Кэт перекрутилась юбка.

— А когда Кэт не казалась счастливой? — восклицает Полли.

Элейн хочет прекратить этот разговор, если это можно назвать разговором, но она видит, что Полли понесло. И уже не скажешь, мол, давай не будем об этом, ибо разговор о Нике Полли не начинает.

Зато теперь ее заносит в другую сторону.

— Дело в том, что я не понимаю. Не понимаю, как люди могут быть такими непостижимыми. Не понимаю людей. Ты думаешь, что знаешь их как облупленных, и тут они — бац! — и выкинут что-нибудь такое… Даже в твоей голове, черт возьми! Я не понимаю Кэт. То есть я знала Кэт. Не понимаю папу. Смотрю на него — а сейчас он выглядит таким жалким, мам, видела бы ты: в грязной рубашке, небритый, с отросшими волосами, — смотрю на него и не понимаю, что творится у него в голове. И тебя не понимаю, мам. Совсем.

В окно оранжереи отчаянно бьется, хлопая крылышками, бабочка-ванесса. Снаружи, в саду, сквозь листву диких яблонь сочится солнечный свет, превращая лужайку перед домом в шитое золотом зеленое парчовое покрывало. Пэм катит тележку в дальнем углу тропинки; с тележки что-то свалилось, и она нагибается, чтобы это поднять. Элейн видит знакомые декорации; лишь присутствие дочери нарушает идиллию. Точно Полли не тридцать лет, а восемь, или десять, или двенадцать.

— Я не понимаю, как получилось, что все вдруг слетело с катушек. То есть жизнь ведь должна идти дальше? Ну, в смысле… двигаться вперед. Что бы не случилось… Она… не должна. А вы ее отматываете. Ты и папа. Папа вообще стал как зомби. Абсолютно не в себе. Я уже подумываю о психоаналитиках. Слышала, есть одна женщина…

Элейн мгновенно вздрогнула:

— Нет. Ни в коем случае.

И она свирепо смотрит на Полли, которая, отодвинув от себя тарелку с недоеденным обедом, умудряется принять вид одновременно мученический и протестующий.

Элейн понимает, что чувствует себя виноватой, и уже довольно давно. Виноватой перед Ником. Как такое возможно? Это он должен чувствовать себя виноватым перед ней, но отчего-то они поменялись ролями. И теперь Ник становится жертвой обстоятельств, Нику нужны помощь и поддержка. А она, неумолимая и недобрая, повела себя неразумно.

Она вопрошает:

— Можно подумать, я развела это на пустом месте?

— Ой, мам… конечно, не на пустом. Но посмотри на себя… Честно, мам, выглядишь ты ужасно. Я же вижу — ты на себя не похожа: дергаешься, мешки под глазами.

Неужели так и есть? Элейн стала замечать, что Соня как-то странно на нее поглядывает. Да и Пэм недавно участливо предложила взять на себя еще кое-какую работу. Неужели она и вправду так сдала? Неужели всем это видно?

Воцаряется молчание.

— Ну ладно, — говорит Полли. — Хватит. Умолкаю. — Она тянется за своей тарелкой и снова принимается за еду. — А вкусно. Можно я возьму с собой пучок этого твоего салата — для нас с папой?