Гелен: шпион века

В течение четырех лет, с 1953 по 1957 год, карьера Рейнхарда Гелена как гения шпионажа периода холодной войны достигла наивысшего предела. В самом начале этого временного отрезка произошло несколько важных событий, в корне изменивших представление о мировой политике. Для США война в Корее породила глубочайший кризис неуверенности в собственных силах. Большинство американцев охватило состояние, близкое к панике, которое они почти не пытались скрывать, полагая, что коммунизм от тактики вредительства и подрывной деятельности уже готов перейти к вооруженной агрессии против цивилизованных стран. Им повсюду мерещился призрак Пёрл-Харбора. Действуя через подставные политические режимы, Сталин поймал в западню Вооруженные силы США, численность которых с восьми миллионов в конце Второй мировой войны сократилась всего до каких-то пятисот тысяч. И пока американцы сражались с коммунизмом где-то на краю земли, русские готовились к новому походу на Европу. Неужели, Сталин рискнет замахнуться на Западный Берлин, Западную Германию, другие европейские страны?

Своей убедительной победой на выборах 1952 года генерал Эйзенхауэр не в последнюю очередь обязан разработанному Джоном Фостером Даллесом курсу внешней политики. Последний пообещал, что новая республиканская администрация «покончит с бесплодной и аморальной политикой ублажения коммунизма, обрекающей бесчисленные людские души на угнетение деспотизмом, а также с терроризмом безбожников, что, в свою очередь, дает верхушке коммунистических стран возможность делать из собственных пленников оружие нашего разрушения». В 1953 году в своей декларации внешней политики Эйзенхауэр, и особенно Даллес, который фактически возложил на себя разработку внешнеполитического курса США, высказались о своей приверженности «решительным мерам», благодаря чему не США, а СССР вынужден будет занять оборонительную позицию. Даллес провозгласил крестовый поход во имя духовного освобождения порабощенных народов Восточной Европы. Правда, он умалчивал о том, что этот крестовый поход может перерасти в открытую эскалацию военного конфликта.

В этом же году сенатор Джозеф Маккарти, пользуясь поддержкой американского общественного мнения, нарисовал устрашающую картину вселенского коммунистического заговора. «Сталин — это сатана, ничем не ограниченный в своем всемогуществе, это враг, способный вести борьбу с самим Господом Богом, и, возможно, даже победить». Сталинские эмиссары в те годы были повсюду, подрывая устои западной цивилизации, подтачивая основания американского образа жизни, свободы и демократии. Маккарти имел немалое влияние на администрацию США, хотя бы потому, что конгресс позволил ему подчинить себе значительную часть органов исполнительной власти, возглавлять которые стали верные ему люди.

Для Гелена это было подобно бальзаму на душу. С приходом к власти администрации Эйзенхауэра — Даллеса последний возглавил не только ЦРУ, но и всю Центральную разведку. Это был первый пост, предполагавший для его обладателя место в Совете Национальной Безопасности, рядом с президентом, вице-президентом Никсоном, Госсекретарем (родным братом Даллеса) и главами военных штабов. Из практических соображений, Аллен Даллес возглавил всю американскую развед-деятельность. Вскоре о нем уже говорили как о «самом влиятельном человеке в мире».

Смерть Сталина и последовавшая за ней борьба за власть в Кремле явились причиной таких событий, как смещение и казнь Лаврентия Берии и его сторонников. Все это временно ослабило советскую разведывательную деятельность. Вскоре Москву постиг очередной серьезный удар — в Австралии советский перебежчик Владимир Петров выдал Западу немало военных секретов.

В октябре 1954 года ФРГ вступила в НАТО, и канцлер Аденауэр вскоре передал сформированные незадолго до этого вооруженные силы под контроль Верховного Союзного командования в Европе. До самого 1955 года, несмотря на приход к власти Хрущева, цели внешней политики Москвы оставались по сути дела прежними. И после Сталина лидеры СССР, несмотря на различия в личных качествах, проводили в жизнь в сущности все ту же политику всемирной экспансии коммунизма. Капитализм надлежало победить во что бы то ни стало. Однако начиная с середины 1955 года, когда Хрущев распорядился вывести советские войска из Австрии, вернул Финляндии военную базу в Порккали, согласился с Тито в том, что каждая социалистическая страна имеет право прокладывать собственный путь к социализму, и, что самое главное, признал Федеративную Республику Германии и даже предложил переговоры о разоружении, вновь затеплилась надежда на возможность мирного сосуществования. Увы, жестокое подавление советскими танками Венгерского восстания 1956 года вновь показало миру истинное лицо Москвы, разбив вдребезги надежды Запада на близкое окончание холодной войны.

С точки зрения немцев, ситуация значительно ухудшилась. Что бы там ни сулила встреча на высшем уровне в Женеве в июле 1955 года, октябрьская встреча (того же года) министров иностранных дел обнажила непримиримость позиций Запада и Москвы относительно будущего Германии. Русские выражали открытое несогласие со вступлением Западной Германии в НАТО, требуя ее «нейтрализации», и однозначно отметали возможность объединения страны. Появление независимой и суверенной Западной Германии подтолкнуло восемь коммунистических государств к подписанию Варшавского договора и введению единого, разумеется советского, командования объединенными вооруженными силами этих стран. В 1958 году Москва предприняла очередное покушение на свободу Западного Берлина, попытавшись вытеснить западных союзников из этого города.

Генерал Эрих фон Манштейн

Генерал Франц Гальдер

Генерал Гейнц Гудериан

Р. Гелен — офицер оперативного отдела генштаба вермахта

Р. Гелен (отмечен кружком) в обществе офицеров отдела «Иностранные армии — Восток,». Крестом на снимке отмечен майор Герхард Вессель

Р. Гелен с Г. Бесселем (слева) и Й. Зельмайером

Р. Гелен с капитаном Штрик-ШтрикфельДом и генермом В. Мышкиным из власовской РОА

Генерал-майор Гелен в своем служебном кабинете в отделе «Иностранные армии — Восток»

Лагерь армии США в Оберурзеле близ Франкфурта-на-Майне

Крестьянин Рудольф Крейдль, сообщивший американцам о местонахождении Гелена

Деревенский домик в Элендс Альме, в котором Гелен дожидался прихода американцев

Вход в штаб-квартиру Р. Гелена в Пуллахе

Главное административное- здание в Пуллахе

Вильгельм Цайссер и Эрих Мильке, в разное время возглавлявшие министерство госбезопасности ГДР

Эрнст Волльвебер

Здание министерства госбезопасности ГДР. Восточный Берлин, Норманненштрассе

Редкий снимок, на котором запечатлена встреча генерала Гелена со своим осведомителем

Дом Р. Гелена в Берге, приобретенный им в 1956 году

Один из поздних предполагаемых снимков Р. Гелена

В середине пятидесятых годов статус Гелена и его могущество достигли небывалой силы и величины. Более того, теперь его влияние простиралось и на внешнюю политику Западной Германии, поскольку сам он близок к руководящим кругам НАТО. Через своих друзей, таких как Госсекретарь Ганс Глобке (в течение целого десятилетия тот исполнял роль своеобразного «серого кардинала» при канцлере Аденауэре), Гелен взял под свой контроль фактически все отделы западногерманской разведки, сумев поставить на ключевые посты своих людей. Теперь военная разведка и внутренняя контрразведка были в его руках. В те годы около семидесяти процентов получаемой НАТО развединформации о положении дел в Советском Союзе, странах Варшавского договора и многих других уголках Европы так или иначе поступали из Пуллаха.

Более того, в ЦРУ Виснер и новый заместитель директора отдела «Планов и операций» продолжали полагаться на Гелена — даже после того, как «Организация» последнего была официально передана под контроль Федерального правительства и в июле 1955 года переименована в «Бундеснахрихтендинст» (БНД).

Тем временем по обеим сторонам границы, по живому прорезавшей тело страны, не утихала холодная война. Говорили, что в те годы в Западном Берлине свои шпионские центры держали двадцать две страны. Воистину, пестрое сборище разношерстных антикоммунистических организаций и агентств, нередко откровенно продажных по духу, пыталось поодиночке и сообща противостоять шпионской машине коммунистов. В вечерних клубах, кофейнях и пивных полным ходом шли торговля и обмен «секретной» информацией. Для многих тысяч самодеятельных «агентов» это превратилось в образ жизни. Их еще называли «мальчиками за сто марок». За хороший обед они обещали добыть для вас самые что ни на есть «секретные секреты» Кремля, Пентагона, Уайтхолла, Кэ-д’Орсе.

Тогда, как и сейчас, в Западном Берлине существовало несколько десятков шпионских и пропагандистских центров. В конце пятидесятых нейтральные наблюдатели утверждали, что в Берлине работает около семи тысяч тайных агентов и информаторов, из них две или три тысячи были официально задействованы разведками США, Великобритании, Франции и СССР. Остальные же представляли собой темные личности и банды, пытавшиеся урвать себе, кусок от сомнительного шпионского пирога.

В последующие годы шпионская деятельность переместилась из Берлина в другие города ФРГ. Любой локальный конфликт, любой мятеж в самом отдаленном уголке земли пополнял ряды агентов, изгнанников и приспешников того или иного политического режима в Мюнхене, Гамбурге или Франкфурте. Эти города превратились в излюбленное место встречи бандитов всех мастей. На улицах немецких городов хорваты убивали хорватов, в небе над Германией арабские угонщики самолетов захватывали израильские лайнеры. Не проходило и месяца без разоблачений еще одной советской, польской или чешской агентурной сети.

В середине 50-х годов из Западного Берлина было удобно наблюдать за интригами между Западом и Востоком, торговлей оружием и «промывкой мозгов». В городе работали — и работают до сих пор — многочисленные «исследовательские институты», службы по связям с общественностью, экономические консультанты и культурные общества. Некоторые из них полностью посвящали себя шпионажу, передавая информацию в вышестоящие инстанции, в то время как большинство других сочетали сомнительную работу на одну из сторон с настоящим бизнесом в сфере торговых отношений между Востоком и Западом..

На первый взгляд, обе половины Берлина, одна — кричащая рекламой и процветающая, другая — все еще убогая и подавленная, могли показаться перенаселенными, оживленными человеческими муравейниками. Но за всем этим скрывались грязные игры, продажность, заговоры, шпионаж и черная пропаганда. Более того, Берлин все еще оставался «пороховой бочкой». Одной спички было бы достаточно, чтобы весь мир взорвался.

Волльвебер

Только в такой специфической обстановке, которая сложилась в Германии первой половины XX века, мог развить свои таланты такой человек, как Эрнст Фридрих Волльвебер. Всю свою жизнь он посвятил злодейству. После подавления беспорядков в Берлине он сменил Вильгельма Цайссера на посту министра госбезопасности и главы восточногерманской разведки. Цайссера сняли за то, что он не сумел предотвратить восстание и более того — за неспособность воспрепятствовать успешному внедрению в ГДР геленовских шпионов, агитаторов и операторов подпольных радиостанций. Советское руководство ожидало, что Волльвебер сумеет исправить ситуацию. Он «унаследовал» большой и достаточно отлаженный шпионский аппарат, созданный русскими и до сих пор ими контролируемый.

Вскоре после оккупации Восточной Германии МГБ СССР устроило'в здании больницы св. Антония в Карле — хорсте свою немецкую штаб-квартиру. Преемник Берии генерал Иван Серов возглавил организацию системы политического надзора, согласно которой советская зона разделялась на районы и округа. Каждому из них полагался свой советский «надзиратель». Помимо этого, как Восточную, так и Западную Германию покрывала густая сеть советских шпионских организаций. Представители немецкой компартии — многие из них вернулись из России, где находились в ссылке во время гитлеровского режима — были прикреплены к этим советским региональным и местным органам, но обладали исполнительной властью.

Во время второго периода советской оккупации, начало которому 17 августа 1947 года положил приказ № 201 главы Советской военной администрации в Германии, была создана уже своя, немецкая служба политического сыска и надзора, которая также взяла под контроль некоторые функции разведки и контрразведки. Ее штаб-квартира, известная как «Пятый комиссариат», или К-5, подчинялась представительству МГБ СССР в Карлсхорсте. Цайссера поставили главой, а заместителем назначили Эриха Мильке. В конце концов в феврале 1950 года К-5 был переименован в Министерство госбезопасности ГДР. Его исполнительным органом, особенно в том, что касалось шпионажа, стала служба госбезопасности «Штаатс-зихерхайтсдинст». Ее немецкая аббревиатура SSD навевала воспоминания о гиммлеровско-гейдриховской СД (SD).

Цайссер и Мильке, хотя и были закаленными «чекистами», тем не менее имели при себе «советника», генерал-майора Труханова, из числа высших чинов советского МГБ. В 1951 году это трио пополнилось четвертым, гораздо более юным участником по имени Маркус Иоганн Вольф. В 1933 году, еще будучи ребенком, он вместе с отцом перебрался из Германии в Москву, где окончил Академию имени Карла Либкнехта и училище Коминтерна в Кушнаренкове, где готовили шпионов высшего класса. Позднее Вольф оттачивал свое мастерство на дипломатических постах. В возрасте 28 лет, имея звание генерал-майора, Вольф занял кресло главы SSD. В ту пору служба госбезопасности располагалась в мрачном здании одноименного министерства на Норманненшт-рассе в берлинском районе Лихтенберг.

Именно с этими людьми Гелен вел свою «битву умов» — до тех пор, пока на арене сражения не появилась новая фигура, Эрнст Волльвебер, один из самых опасных сообщников Кремля. На протяжении целых четырех лет он был для Гелена противником номер один, нередко превосходя в хитрости и коварстве своих советских «кукловодов».

Родился Волльвебер в 1898 году в семье шахтера в городке Ганноверш-Мюнден в Гессене. Юношей ушел во флот. В 1917 году, служа в Императорском флоте на боевом корабле «Гельголанд», он 28 октября стал одним из зачинщиков пресловутого матросского мятежа в Киле, этого провозвестника революции и крушения кайзеровского рейха. Как член первого Совета рабочих и солдатских депутатов, он возглавил группу мятежников, штурмовавших берлинскую ратушу, над которой, разоружив полицию, они затем подняли красный флаг. Эрнст Волльвебер и немецкая компартия росли и мужали одновременно. Мечтой Волльвебера было попасть в Москву на курсы политических организаторов. С горсткой товарищей он сел на борт траулера в Бремерхафене. Выйдя в море, они захватили в плен шкипера и команду и приказали им плыть в Мурманск. Оттуда «революционеры» добрались до Москвы, где их приняли как героев германской революции. Волльвебер встречался с Лениным и Зиновьевым — последний возглавлял созданный незадолго до этого Коминтерн. Вскоре он с рвением приступил к учебе в военно-политическом училище, которое вело подготовку шпионских кадров для Коминтерна. По окончании учебы Волльвебер был зачислен в агенты для выполнения особо ответственных заданий.

Надеждам Ленина и предсказаниям Зиновьева о том, что германская революция завершится созданием Советской Германии, не суждено было сбыться. В начале двадцатых годов Веймарская республика пыталась установить демократический режим, но не устояла, став жертвой мятежей как левых, так и правых. Все это время Москва не расставалась с мыслью прибрать Германию к своим рукам. Отдел агитпропа при Коминтерне, военный комиссариат Троцкого и ГПУ (нынешний КГБ) уже разрабатывали тактику ведения «боевых действий» на немецкой земле. Германию поделили на шесть «военнореволюционных» округов, во главе каждого предполагалось поставить немецкого коменданта, направлять которого будут наделенные истинной властью «советники» из революционной России.

В самый разгар этой заговорщицкой деятельности Германию наводнили сотни советских агентов, под их командованием находилась целая армия агитаторов, информаторов и подстрекателей, которых без конца поставляла германская компартия. В Берлине, а также во всех крупных и средних городах страны были созданы специальные центры, организованные' на армейский манер. Волльвебер с великим рвением окунулся в агитаторскую деятельность, работая в основном среди матросов и докеров в портах на севере страны.

А в то же самое время Рейнхард Гелен, который был на пять лет младше Волльвебера, поступил в военное училище в Ганновере, где получил базовую шпионскую подготовку. Его уже успела увлечь идея сбора информации о коммунизме, о СССР, о советской подрывной деятельности, о работе коммунистических агитаторов в Германии. Хотя вряд ли он в то время мог что-то слышать о Волльвебере. А ведь этот молодой человек уже тогда стремительно поднимался вверх по ступенькам партийной карьерной лестницы. Во время одной из своих поездок в Москву он встретился со Сталиным и даже сумел расположить его к себе. На протяжении последующих тридцати лет, когда большинство коммунистических главарей сами пали жертвами кровавых чисток, Сталин продолжал благоволить Волльвеберу.

Вскоре деятельность Волльвебера приобрела международный размах. В тридцатые годы Коминтерн учредил несколько «фронтов», таких как «Лига мира и демократии», «Международная организация помощи рабочим», «Всемирная федерация демократической молодежи» и международные «Общества’ дружбы и культурного сотрудничества с СССР».

Любимым детищем Коминтерна стали разного рода ассоциации, целью которых было внедрение своих людей в профсоюзные движения по всему миру. В этой области коммунисты воистину преуспели: основанная в 1913 году Всемирная федерация профсоюзов, членами которой являлись Британский совет профсоюзов и Американская АФЛ, в конечном итоге оказалась целиком и полностью под коммунистическим влиянием, и английские, американские и французские организации вышли из ее состава.

Одним из таких «фронтов», созданным с участием Эрнста Волльвебера, стал Международный союз моряков. На первый взгляд могло показаться, что это вполне респектабельная организация, в задачи которой входило обеспечение нормальных условий труда для моряков. Союз занимался также обустройством гостиниц и общежитий для моряков, а также созданием клубов в крупных городах. Штаб-квартира Союза располагалась в Гамбурге, а его генеральным секретарем являлся немецкий социал-демократ Альберт Вальтер. Но фактически реальная власть принадлежала Волльвеберу.

Он организовал филиалы Союза в двадцати двух странах и пятнадцати британских и французских колониях, куда то и дело наезжали с «инспекторской проверкой» пятьдесят его верных коммунистических агентов. Членские взносы, как и стоимость проживания в гостиницах и питание в специальных столовых, были, в сущности, символическими, поскольку львиную долю расходов взял на себя Морской отдел Коминтерна. А они составляли, ни много, ни мало, восемьсот тысяч долларов в год. Безусловно, Союз моряков был задуман с определенной целью. С его помощью нетрудно было сорвать морские перевозки оружия и живой силы, в частности предназначенные для борьбы против СССР, отправить в любую гавань, в любой морской порт своих агентов и курьеров, шантажировать стачками докеров любое правительство. И самое главное: прошедшие специальную подготовку члены Союза могли быть использованы для куда более зловещих целей, скажем, организации саботажа на судах, в портах и доках.

Виртуоз морского саботажа

На этом поприще Эрнсту Волльвеберу не было равных. Это был крупный и сильный мужчина, который впоследствии погрузнел и оплыл от сытой жизни, чем снискал себе прозвище «Ходячая кулебяка». Ему было не занимать энергии и хватки, умения организовать самые отчаянные акции. Дабы прибавить себе респектабельности, он в 1928 году добился избрания своей особы в прусский парламент, а в 1932 году получил депутатский мандат парламента общегерманского, что, по крайней мере временно, дало ему свободу от любых судебных преследований.

В 1928 году Волльвебер уже вовсю занимался саботажем против западных судоходных компаний. Его первые «подвиги» были нацелены против Германии и Франции — двух стран, «созревших», по его мнению, для революции. В Гамбурге, Бремене, Бордо и Марселе были спровоцированы массовые стачки. В Марселе кто-то поджег незадолго до этого построенный сухогруз «Поль Лега», все еще стоявший в сухом доке. Вскоре в Гавре та же участь постигла пассажирский лайнер «Париж». Замечательный немецкий лайнер «Европа» также стал жертвой пламени, потушить которое оказались не в состоянии тысяча двести пожарных. Французская «Азия» сгорела буквально накануне своего отплытия в Красное море. В США Волльвеберу удалось создать весьма эффективную агентурную сеть. Среди ее участников особенно «прославились» такие агенты, как Джордж Минк и Томас Рей. С ними тесно сотрудничал Джеймс Форд, чернокожий агитатор, который позднее, благодаря финансовой поддержке коммунистов, даже баллотировался на президентский пост. Хотя ФБР удалось предотвратить наиболее серьезные акции саботажа, тем не менее люди Волльве-бера сумели-таки осуществить операцию по уничтожению судна «Город Гонолулу» — оно сгорело вскоре после отплытия с Гавайев.

К началу тридцатых годов Волльвебер развернул крупнейшую в мире диверсионную кампанию на флоте. В течение трех лет лондонским страховым агентствам пришлось выплатить более 7 миллионов фунтов стерлингов (в то время приблизительно 35 миллионов долларов) за поврежденные или уничтоженные (в основном сожженные) морские суда. Эта кампания по сути дела являлась логическим продолжением международной политики Коминтерна и советского правительства. Здесь и поддержка движения гражданского неповиновения в Индии, спровоцированная тюремным заключением Ганди и его угрозами «голодать до смерти», и оказание помощи восстаниям против французов в Тонкине и других областях Индокитая, и поддержка националистского мятежа в Сиаме, и поддержка Мао Цзэдуна в борьбе против реакционного правительства в Нанкине во главе с Куоминтаном, и неприятие претензий Японии на китайские территории и оккупация ею Маньчжурии, и так далее.

Таким образом, с 1930 по 1933 год деятельность Волльвебера была в основном направлена на подрыв мощи английского и французского флота. Перечень судов, которые были выведены из строя или понесли значительный ущерб, говорит сам за себя: «Ламартин» в Марселе, «Андре Лебон», «Азайле-Ридо», «Фонтенеб-ло», огромный лайнер «Франция», «Иль де Франс», роскошный лайнер «Атлантика» водоизмещением 2 тысячи тонн, «Жорж Филиппар» водоизмещением 17 тысяч тонн — все они ходили под французским флагом. Некоторые из них перевозили войска и оружие в Индокитай. Среди британских судов — «Бермуда», вначале его подожгли в Гамильтоне (Бермудские острова), затем, после ремонта в Белфасте, на нем снова «поработали» диверсанты, и корабль сгорел окончательно. В Хеншеймской гавани, на верфи Гарланда Вульфа в Белфасте был сожжен корабль «Герцог Ланкастерский»; та же участь постигла еще несколько кораблей — в Ливерпуле, Бристоле, Гулле и Ньюкасле. В то время у Волльвебера были контакты даже с ирландскими боевиками, которые по разным причинам были враждебно настроены против Британии.

В результате поджога в Роттердамском порту большому голландскому судну «Мольдангер» был нанесен ущерб размером в 1 миллион фунтов стерлингов. Через несколько месяцев в том же порту было уничтожено еще одно голландское грузовое судно, «Питер Хоофт», пришедшее рейсом с Дальнего Востока. В Роттердаме был также сожжен третий корабль, «Демпо».

«Биао», одно из крупнейших японских грузовых судов, взорвалось, едва выйдя из одного европейского порта. На нем перевозилось оружие для японских войск в Маньчжурии. Такая же судьба постигла судно «Таджима Мару», отплывшее из Роттердама по этому же маршруту.

Сюда же можно добавить еще большой список немецких судов, уничтоженных или поврежденных в портах или открытом море. Вместе с «Европой,), считавшейся «королевой>) немецкого торгового флота, в огне погиб «Мюнхен». Огромное множество более мелких судов также были взорваны или серьезно повреждены.

Не был забыт и американский флот, главной потерей явилась «Сеговия» — это еще не достроенное судно погибло в огне в доке гавани Ньюпорт-Ньюс, штат Вирджиния.

Во всех этих случаях причиной трагедии явились диверсии, спецслужбы даже обнаружили осколки взрывных устройств. По возбужденным уголовным делам были проведены официальные расследования, секретные службы Британии, Франции, Германии и Голландии обменялись имевшейся у них информацией. Но виновные избежали правосудия, хотя след обычно вел к Волльвеберу и его Союзу моряков. По возвращении из Парижа и завершении секретных переговоров со специальным французским представителем Шарлем Каленом один служащий страховой компании Ллойда, которая потерпела огромные убытки, заявил: «Помимо помощи своим друзьям-коммунистам, которая заключается в уничтожении судов, перевозящих оружие и боеприпасы, русскими движут и другие интересы в том, что касается этих диверсий. Их пятилетний план предусматривает строительство собственного мощного торгового флота. Не исключено, что Сталин решил избавиться по меньшей мере от нескольких судов капиталистических стран и тем самым обеспечить себе в будущем добрый «кусок пирога» международных морских перевозок. В любом случае, уничтожение судов и верфей — еще одна песня в коммунистическом репертуаре, так же как уничтожение людей, неугодных сталинскому режиму».

Волльвебер становится союзником Британии

После того как в Германии к власти пришли нацисты, Волльвебер ушел в подполье и в конечном итоге был вынужден бежать из страны. Он отправился в Москву, а в 1935 году объявился в Копенгагене, где открыл фирму, занимавшуюся перевозками, под именем «Адольф Зеело и К⁰». За ее фасадом скрывался центр разработки изощренных акций саботажа и диверсий против судов нацистской Германии. Вскоре скандинавские порты стали небезопасны для итальянских и немецких судов. Между 1937 годом и началом Второй мировой войны в Германии и иностранных портах были уничтожены или серьезно повреждены 900 немецких судов. Несмотря на усиленные меры безопасности и специальную охрану, обеспечением которой занимались гестапо и СС, диверсии случались даже в открытом море. В течение последнего мирного года Волльвебер организовал в Швеции четыре диверсионные группы — в Стокгольме, Кируне, Лулеа и Порьюсе. Некоторые из этих портов имели особо важное значение, так как оттуда в Германию для производства танков и вооружения отправлялась шведская руда. Во всех этих портах стали происходить загадочные взрывы, с началом же военных действий число диверсий возросло в несколько раз.

Так получилось, что Волльвебер невольно стал союзником Британии. Несмотря на «пакт о дружбе», подписанный Молотовым и Риббентропом, Москва стремилась всячески ослабить военный потенциал Гитлера, в частности, лишить военные заводы Рура поставок шведской руды. Для Британии же это тоже являлось одним из приоритетов экономической войны. В декабре 1939 года отдел «Д» британской разведки разработал план диверсий портовых сооружений в Окселезунге и Нюкёпинге, откуда вывозилось шведское стратегическое сырье. Уильям Стивенсон — канадский миллионер и председатель одной из сталелитейных компаний, у которого имелись в Швеции неплохие контакты — вызвался руководить осуществлением этого плана. В Стокгольм отправилась команда во главе с агентом СИС Альфредом Фредериком Рикманом, однако шведская полиция перехватила письмо на его имя, и операция провалилась. Сам Рикман и несколько его помощников из числа англичан и шведов угодили под арест. В июне 1940 года Рикман был приговорен к 8 годам тюрьмы, его помощник Эрнест Биггс — к пяти, два других английских агента получили по три года тюремного заключения. В конце концов сроки им скостили, а самих выдворили из страны.

Фиаско, постигшее англичан, не лишило Волльвебера присутствия духа. В портовых складах Лулеа, где хранилась руда, одна за другой случилось несколько диверсий — в результате поставки стратегического сырья в Британию оказались сорваны более чем на месяц. Диверсии также произошли в Кируне. Акции против германских кораблей в немецких и шведских портах продолжались.

8 мая 1940 года в Бремерхафене один из волльвебе-ровских агентов по имени Рихард Кребс заложил взрывные устройства на борту транспортного судна «Марион», перевозившего в Норвегию четыре тысячи немецких солдат. После вторжения Германии в эту страну в апреле 1940 года британские войска старались удержать Нарвик. Через восемь минут после того, как судно вошло во фьорд, прогремел чудовищный взрыв. В живых не осталось ни единой души.

Под давлением Германии, угрожавшей оккупацией, а также опасаясь за дальнейшую судьбу своих портов, шведское правительство развернуло борьбу против Вол-львебера и его команды. Несколько его агентов были арестованы, а сам он взят под стражу по обвинению во въезде в страну по поддельным документам. Пока Волль-вебер сидел под арестом, диверсии приняли еще больший размах. Заместитель Волльвебера, Якоб Либерзон, организовал диверсионные акции в Крюбооле, Лулеа и Луоссе. В Крюбооле на воздух взлетели двадцать грузовых составов. В конце концов Либерзон и его подручные также оказались под арестом и получили до восьми лет тюрьмы.' Германия потребовала выдачи Волльвебера. Однако он сумел доказать в шведском суде, что нацисты лишили его немецкого паспорта еще в 1933 году. Считая себя лицом без гражданства, он попросил о депортации в Советский Союз, куда и прибыл как герой вскоре после нападения Германии на СССР.

До самого конца войны Волльвебер оставался в Москве вместе с другими жившими в изгнании немецкими коммунистами, такими как будущий глава ГДР Вальтер Ульбрихт, а также Цайссер и Мильке. Они вынашивали планы победы, хотя до нее было еще ох как далеко — под сапогом гитлеровской Германии находилась тогда почти вся европейская часть СССР. Своим советским покровителям Волльвебер мог предоставить внушительный перечень проведенных им в первые годы войны диверсий: в портах Германии и оккупированных ею нейтральных стран, а также в открытом море затонуло по меньшей мере семьдесят немецких, итальянских и японских судов. Было уничтожено также несколько судов третьих стран, перевозивших стратегические грузы для Германии. По меньшей мере еще ста из них были нанесены серьезные повреждения. Акты саботажа и диверсий имели место в портах, доках, на верфях и железнодорожных ветках.

Когда Волльвебер в 1945 году вернулся в Восточную Германию, русские поручили ему вполне конкретное дело. Сначала его сделали «комиссаром транспорта и морских перевозок», когда же в 1949 году было сформировано марионеточное правительство ГДР, Волльвебер получил в нем пост министра. Первое, что он сделал, это открыл в Вюстрове, на Балтийском море, морскую диверсионную школу — вскоре в ней обучалось уже около двухсот человек. В последующие годы в немецких портах объединенной американо-британской оккупационной зоны — в Гамбурге, Любеке и Бремерхафене — произошли многочисленные диверсионные акты, направленные против судов, осуществлявших поставки грузов согласно «Плану Маршалла». Взрывы также прогремели во французских портах Гавре и Бресте.

Гелен предупреждает Великобританию

Американская СИС обратилась к Гелену с просьбой оказать содействие в расследовании всех этих возмутительных преступлений. Он единственный мог предоставить необходимую информацию, ведь, как мы увидим дальше, ему удалось внедрить своего агента в волльвебе-ровское Министерство «морских перевозок». Докладная записка Гелена, переданная с некоторым запозданием в ноябре 1952 года через ЦРУ генеральному директору британской службы безопасности (бывшей службы МИ-5) сэру Перси Силлитоу, предупреждала, что в организованной Волльвебером разведшколе прошли подготовку и теперь прибыли назад в страну для совершения особо опасных диверсий 96 британских моряков и докеров, все до единого — убежденные коммунисты. К тому времени британская контрразведка уже ломала голову над несколькими нераскрытыми диверсионными актами. В 1947—48 годах в британских портах получили повреждения тридцать судов, убытки страховых компаний составили около десяти миллионов фунтов. Среди особо пострадавших судов был, например, лайнер «Монарх Бермудский». На причалах Клайда произошло двенадцать'загадочных случаев возгорания. В 1950 году поджигатели сумели нанести британскому флоту серьезный ущерб. В Пемброкских доках случился сильный пожар, а на артиллерийском заводе в Кингсвуде в течение двадцати четырех часов рвались боеприпасы на загоревшемся складе. Взлетело в воздух перевозившее оружие для британских войск на Ближнем Востоке судно «Ин-диан Энтерпрайз». Диверсионные акты причинили значительный ущерб авианосцам Королевского ВМФ — «Вен-дженс», «Тезей» и «Глори». Все три судна держали курс на Корею. «Беденхэм» — судно, перевозившее оружие и боеприпасы — было взорвано в порту Гибралтара. В Росите имела место диверсия в машинном отделении эсминца «Кавендиш», а на Мальте на субмарине «Та-бард» были перерезаны электрические провода.

И хотя после предостережения Гелена британское Адмиралтейство, военно-морская разведка, Директорат службы безопасности и специальный отдел Скотленд-Ярда и объединили усилия в борьбе с терактами на британском флоте, диверсии все не прекращались: в течение 1952—53 годов в Ливерпуле необъяснимый пожар уничтожил лайнер «Императрица Канады», буквально спустя три дня в Саутгемптоне разбушевавшееся пламя причинило серьезный ущерб лайнеру «Квин Элизабет». В Гулле произошел пожар на корабле «Рибера». Диверсии были направлены против британских, датских, норвежских, итальянских и турецких судов, входивших в военно-морские силы НАТО. Без официального объяснения остались повреждения, причиненные таким кораблям, как «Неустрашимый» (водоизмещением 23 500 тонн), «Кентавр» (20 330 тонн), «Воин» и «Триумф» (каждое водоизмещением 13 350 тонн), эсминец «Герцогиня», и многим другим. Повреждения получили и военные корабли НАТО, в том числе и несколько принадлежащих флоту США — например, авианосец «Бенингтон». Они по несколько месяцев простояли на ремонте в доках.

«Брут»

Стремясь обезвредить саботажников и диверсантов еще до того, как они смогут нанести новые удары, Гелен распорядился внедрить в волльвеберовское министерство и подведомственные ему диверсионные школы новых агентов. Помимо диверсионных школ в Лабедове, близ Грейсвальда, и Богензее, агентов также направили в Гамбург, Бремен и Любек — им было поручено завести дружбу в среде моряков и докеров, особенно тех, кто подозревался в причастности к волльвеберовским терактам. Но прежде всего Гелен полагался на донесения, которые он получал от человека, чей кабинет располагался буквально через две двери от Волльвебера, в центре подготовки диверсионных актов Министерства морского флота в Восточном Берлине. Звали этого человека Вальтер Грамш. В прошлом он занимал пост в немецком Союзе моряков, а до 1933 года состоял в социал-демократической партии. В 1939 году Грамш, подобно многим другим профсоюзным деятелям, принимал активное участие в антифашистском движении и провел два года в концентрационном лагере, был призван на службу в торговый флот и в 1940 году, находясь у берегов Норвегии на борту грузового немецкого судна, попал в плен к англичанам. Большую часть войны он провел в британском лагере для военнопленных и в 1946 году вернулся в Восточную Германию. И хотя Грамш никогда не был коммунистом, он знал Волльвебера еще с догитлеров-ских времен. Узнав, что бывший глава Союза моряков при новом режиме поднялся по карьерной лестнице до высоких постов, Грамш решил напомнить ему о себе. Собственно говоря, сделано это было согласно инструкциям Гелена. Чуть ранее на него обратил внимание один из геленовских «коллекционеров», который и привлек его к сотрудничеству с «Организацией».

Волльвебер принял бывшего коллегу с распростертыми объятиями. Он ничуть не сомневался, что бывший участник антифашистского сопротивления перешел в «коммунистическую веру», и Грамш не стал его разубеж-дать. В считанные месяцы Грамш преодолел почти все ступени служебной лестницы в волльвеберовском «Центре морских перевозок», возглавив отдел планирования. Занимая эту должность, он отвечал за наращивание восточногерманского торгового флота и за восстановление доков и портовых сооружений. В конце концов его назначили главой отдела портов и морских перевозок. С самого начала своей карьеры в министерстве Грамш отправлял Гелену нескончаемый поток шифровок. Кстати, он выбрал себе кодовое имя «Брут».

Чтобы обезопасить столь ценного агента, Гелен изобрел изощренную систему связи. Занимая в волльвеберовском министерстве высокий пост, Грамш часто вступал в «неофициальные контакты» с Федеральным правительством в Бонне, которое, как известно, не признавало восточногерманский режим. Западногерманские производители были готовы торговать своей продукцией в Восточной Германии. К 1957 году объем западногерманского экспорта в ГДР достиг 145 миллионов немецких марок. Через пару лет эта цифра почти удвоилась. Донесения от «Брута» приходили в Пуллах как по частным, так и по официальным каналам. Между Западным и Восточным Берлином курсировали курьеры, правда, первоначально следовало удостовериться, что донесения успешно преодолевают все «перевалочные пункты». Последних специально было устроено много, для того чтобы избавиться от возможной слежки.

В то время США наложили жестокие ограничения на торговые отношения с Востоком. Имелся большой список товаров, запрещенных к экспорту в коммунистические страны — в него вошла практически вся промышленная продукция. Федеральное правительство было связано этим эмбарго по рукам и ногам — к великой досаде многих западногерманских производителей. Гелен обратился с просьбой к ЦРУ проследить за незаконными перевозками, которые осуществлялись по поддельным сопроводительным документам — липовым сертификатам и накладным. Как правило эта продукция, в основном станки и запчасти к ним, доставлялась через Скандинавию в балтийские порты. «Брут» снабжал Гелена конфиденциальной информацией о всех этих махинациях, которыми, собственно, и занималось его родное ведомство. Все это позволило Гелену разработать операцию «Вулкан». Ее результатом стало создание восточногерманской агентурной сети, осуществлявшей нелегальную торговлю и шпионаж.

«Фасадом» для Восточной Германии служили институт экономических исследований и ряд торговых фирм в Гамбурге, Франкфурте-на-Майне и Западном Берлине. Кстати, попутно следует заметить, что личный финансовый интерес в этом деле имели ведущие фигуры компартии ГДР и члены их семей, в том числе министр госбезопасности Вильгельм Цайссер, дочь президента ГДР Вильгельма Пика и, возможно, также и сам Волльвебер. В конце концов было арестовано тридцать пять человек. В их число входили и те агенты, которые, помимо «экономических сделок», занимались также шпионажем. Надо сказать, что суд проявил снисходительность и вынес предельно мягкие приговоры — по всей видимости, потому, что в деле были замешаны видные предприниматели и промышленники Западной Германии.

Основную информацию по этому делу предоставил Грамш. Он также держал Пуллах в курсе относительно развития политических событий, советского военного присутствия в ГДР, планов реконструкции железных и автомобильных дорог, развития сети водного транспорта. Он также снабжал Гелена сведениями, касавшимися деятельности восточногерманских агентов, что позволило тому обезвредить несколько агентурных сетей на территории Западной Германии.

Правда, «Брут», при всех своих несомненных достоинствах, был не единственным. В «нужных местах» у Гелена имелись и другие люди. Геленовским «коллекционерам» удалось заманить в свои сети даже личную секретаршу премьер-министра ГДР Отто Гротеволя. Звали ее Элла Бартшатис. Это была старая дева сорока двух лет, то есть дама давно не первой молодости. От «Брута» Гелену стало известно, что она по уши влюблена в некоего юриста Карла Лауренца, который какое-то время являлся сотрудником центрального министерского аппарата.

Вскоре «доверенные люди» Гелена выяснили, что Лауренц, в прошлом член социал-демократической партии, разочаровался в своих новых начальниках. С ним осторожно установили контакт, предложив ему солидное вознаграждение. И как результат его «невеста», фрейлейн Бартшатис, согласилась работать на Пуллах. На протяжении нескольких месяцев копии сверхсекретных документов со стола самого премьер-министра ГДР проделывали путь из Берлина в Пуллах. Фрейлейн Бартшатис, высококлассная стенографистка, которую Господь к тому же наградил отличной памятью, составила практически дословный отчет о переговорах Гротеволя с советским генералом Владимиром Семеновым, а также восстановила по памяти содержание протоколов заседаний кабинета министров ГДР.

Секреты кабинета уже не для кого не секрет

Был у Гелена и другой нужный человек на нужном месте — собственно говоря, в коридорах власти ГДР работала целая команда агентов и информаторов. Звали этого другого «нужного человека» профессор Герман Кастнер. Он возглавлял Либерально-демократическую партию. Придя к власти в 1948 году, коммунисты великодушно не стали ее запрещать. Более того, Москва поддержала идею сохранения партий некоммунистической ориентации — в «независимой» Восточной Германии это создавало иллюзию демократии. Помимо Либерально-демократической партии, существовала также Христианско-демократическая партия — по идее, двойник партии Аденауэра в ФРГ. На самом же деле обе они являли собой типичные «карманные» партии. Их лидеры, которые стремились играть хоть какую-то роль в политической жизни и, разумеется, хоть что-то благодаря этому иметь для себя, во всем следовали за коммунистами. Их партии входили фракциями в так называемый Национальный фронт, который по сути дела находился под пятой Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) Гротеволя и Ульбрихта. Кандидаты в Национальный фронт избирались голосованием, и коммунисты затем «делились» местами со своими раболепствующими «политическими попутчиками». Так, например, имелось даже несколько министров из числа «либералов» и «христианских демократов» — они занимали наименее ответственные посты и пребывали под бдительным оком госсекретарей из числа коммунистов.

Одним из таких политиков, обеспечивавших демократический фасад тоталитарному режиму, и был Кастнер. Сначала он занимал пост министра юстиции, а затем был заместителем премьер-министра «без портфеля». Отлично понимая всю двусмысленность своего положения, Кастнер рискнул пойти на контакт с Геленом. В геленовских архивах он значится под довольно неуважительным кодовым именем «S» — «Источник Хельвиг». Правда, следует добавить, что «S» означает «Spitze», то есть источник высшей степени важности.

Гелен решил, что передаваемую Кастнером информацию нельзя доверить даже самым надежным курьерам. «Хельвиг» не только сам по себе представлял великую ценность и им нельзя было рисковать: если дело окончится его разоблачением, спецслужбы ГДР наверняка усилят бдительность во всех правительственных учреждениях, а это, в свою очередь, грозит провалом и других внедренных в них агентов. Вот почему Кастнер посвятил в это деликатное дело супругу, и из нее получился первоклассный курьер.

Как и другие представители правящей элиты ГДР, Кастнер пользовался немалыми привилегиями, недоступными его простым товарищам по партии. Фрау Кастнер, которая либо действительно страдала какими-то хворями, либо только делала вид, высказала пожела-ниє пройти курс лечения в одной из клиник Западного Берлина. Безусловно, ей не составило труда получить необходимое разрешение, и раз в неделю служебный автомобиль супруга отвозил ее в Западный Берлин в клинику св. Франциска. «Народные полицейские» браво салютовали «фрау министерше», а она даже не пыталась прятать листки бумаг, которые везла с собой. В клинике ее поджидал один из помощников Гелена из отдела III/F — разумеется, в белом халате и со стетоскопом на шее. Этому мнимому доктору фрау Кастнер и вручала привезенные ею бумаги — копии протоколов заседания кабинета министров, деловой корреспонденции между Восточным Берлином и Москвой и другими коммунистическими столицами.

Но был и другой важный «Источник — С», удобно устроившийся в восточногерманском Министерстве госбезопасности. Между прочим, это была элегантная дама, чье сотрудничество с Геленом началась в начале 1950 года. Звали ее фрау Хильда Хальм. Родилась она в 1923 году в Обер-Барниме, к северу от Берлина. Во время войны служила секретаршей в штабе генерал-квартирмейстера вермахта. В 1945 году, когда Берлин стал жертвой советских бомбардировок, она вынесла несколько папок с важными документами из горящего здания и, по всей видимости, стала последней из немногих немецких женщин, кто удостоился за проявленное мужество награды — Железного креста. Но даже если она и была истинной нацисткой, это не помешало ей вскорости стать столь же ревностной коммунисткой. В 1946 году фрау уже сидела за столом в кабинете «Пятого комиссариата», штаб-квартиры советско-восточногерманского шпионского ведомства в берлинском районе Карлсхорст.

В 1950 году она отправилась в Западный Берлин — навестить свою старую школьную учительницу. Там судьба свела ее с фрау Тум, которая состояла в армии геленовских «коллекционеров», и ей как раз требовалась для работы барышня с мозгами. Обратить фрейлейн Хальм в очередной раз в новую веру заняло не так уж много времени. Так она превратилась в «фрау Квек», или же «Элизабет Шпан», и получила задание устроиться на работу в незадолго до этого созданное Министерство госбезопасности ГДР. Удалось ей это далеко не сразу, и какое-то время Гелену пришлось довольствоваться тем, что ее приняли в штат Министерства финансов. На протяжении четырех лет Хальм передавала на Запад ценнейшую информацию. На пользу пошел и опыт ее предыдущей работы в качестве секретарши в полицейском ведомстве. Во время июньского восстания 1953 года Хальм регулярно поставляла сведения об арестах повстанцев и агентов, об их допросах и тайных над ними судилищах.

В 1954 году она добилась перевода в Министерство госбезопасности, которое к тому времени уже возглавил Волльвебер. К величайшей досаде Гелена, Хальм проработала там всего полтора года. Она наверняка совершила какую-то оплошность — в апреле 1956 года ее арестовали по обвинению в шпионаже и государственной измене. Суд приговорил ее к пожизненному заключению. Правда, Хальм завербовала еще двоих служащих министерства — они продолжали снабжать Пуллах информацией еще долгое время после того, как за спиной Хальм закрылись тюремные двери.

И если у Гелена имелись основания быть довольным работой нужных людей, которых он поставил на нужное место, Волльвебер тоже не сидел сложа руки. Он делал то же самое, что и ненавистный ему противник: сумел внедрить двух своих лучших агентов в самое сердце геленовской «Организации» — в ее штаб-квартиру в Пуллахе и в ее западноберлинский филиал. Потребовались годы, чтобы Гелен сделал для себя пренеприятнейшее открытие: кто бы мог ожидать, что один из тех, кто пользовался его безграничным доверием, на самом деле работает на коммунистов.

Гелен находит и теряет Мартина Бормана

В своих мемуарах Гелен пишет, что только теперь, осенью 1971 года, он «наконец-то может нарушить обет молчания и пролить свет на один из самых загадочных случаев нынешнего века». Сделав столь громкое заявление, он далее говорит о том, что адмирал Канарис якобы как-то раз признался ему во время войны, что давно уже подозревает Мартина Бормана в сотрудничестве с Москвой. По всей видимости, заместитель фюрера тайком поддерживает с русскими радиосвязь. Гелен умалчивает, где и когда Канарис поделился с ним своими’подозрениями, ограничившись лишь следующими словами: «Канарис поведал мне, что именно является причиной его подозрений или предположений, а также привел доказательства мотивов предательства Бормана».

Гелен добавляет, что только в 1946 году он смог приступить к расследованию «таинственного исчезновения Бормана». Любой неблагоразумный шаг в дни гитлеровского режима мог стоить ему жизни. Всего в пяти строках на странице 48 немецкого издания его мемуаров Гелен утверждает, что «в пятидесятые годы два надежных информатора убедили меня, что Борман жив и находится в Советском Союзе, где его содержат в строгой изоляции. Когда Красная Армия вошла в Берлин, он якобы перешел на сторону русских. Какое-то время спустя он умер в России».

Вот это и есть «свет», который Гелен пролил в своих широко разрекламированных мемуарах на загадку Бормана. Однако это новое его заявление абсолютно не согласуется с несколькими его же собственными официальными записками — на протяжении многих лет Гелен регулярно отправлял их Даллесу, а затем в ЦРУ, когда к нему обращались за содействием в розыске Бормана.

Так, Даллес обратился к Гелену в январе 1953 года — тогда ЦРУ получило от британских спецслужб прелюбопытнейшую информацию. 12 января 1953 года в британской оккупационной зоне по распоряжению ее верховного комиссара сэра Айвона Киркпатрика были арестованы несколько бывших нацистов, заподозренных в планах создания неонацистской организации. Всех их доставили в британскую военную тюрьму в Верле, под Дортмундом. В их числе был и сорокавосьмилетний доктор Вернер Науманн, бывший служащий геббельсовского Министерства пропаганды. Выйдя из заключения в 1946 году, Науманн — не имея возможности открыть юридическую практику — работал управляющим на одном из химических заводов в Дортмунде. Во время допросов в январе 1953 года Науманн категорически отрицал свою причастность к неонацистской деятельности. По его словам, он до конца разочаровался в нацизме. Даже если во время войны он и испытывал к нацистам какие-то симпатии, то они бесследно исчезли, когда он, вместе с другими сотрудниками геббельсовского ведомства, узнал' что Борман — на самом деле «советский агент». Геббельсу также было об этом известно, но ни он, ни кто-то другой не решались поставить Гитлера в известность.

Науманн рассказал допрашивавшим его представителям британских спецслужб, как 1 мая 1945 года он, узнав о самоубийстве Гитлера и Геббельса, покинул здание рейхсканцелярии. Науманн оказался в одной компании с Борманом и еще несколькими высокопоставленными нацистами. Все они бросились через Тиргартен в направлении вокзала Лертер и вскоре угодили под перекрестный огонь, который вели русские и части СС, все еще пытавшиеся обороняться на подступах к вокзалу. В этом заявлении не было ровным счетом ничего нового — за исключением фразы, которую затем, как бы походя, обронил Науманн: «Русские спасли Бормана. Он был советским шпионом и наверняка договорился с ними заранее о том, где его будут ждать передовые отряды Красной Армии. Мы все были вынуждены спасаться бегством. Один из нас, доктор Штумпфеггер, был наповал сражен картечью. — Помолчав пару секунд, Науманн добавил: — А Борман до сих пор живет в Москве».

Ни британская разведка, ни ЦРУ, которое было поставлено в известность о показаниях Науманна, не стали придавать особого значения поведанной им истории, усомнившись в ее достоверности. Гелена также поставили в известность относительно этих столь невероятных откровений. Возможно, они и послужили основой того самого заявления в его мемуарах. Однако на протяжении целых восемнадцати лет он почему-то так и не воспользовался якобы имевшейся у него информацией о судьбе Бормана.

Пока шли допросы Науманна, Аллен Даллес попросил Гелена предоставить аналитический отчет о вероятности того, что Борман еще жив. Гелен выполнил эту его просьбу — хотя почему-то молчит об этом в своих мемуарах. Подготовленный им материал был передан в руки агента ЦРУ Джеймса Макговерна. В своем отчете Гелен пишет, что слухи о возможном спасении Бормана представляются ему крайне маловероятными и вряд ли остались хоть какие-то сомнения в том, что Борман погиб 1 мая 1945 года.

Исчезновение заместителя фюрера, единственного из всех нацистских главарей, кто так и не был пойман, а лишь заочно приговорен к смертной казни Нюрнбергским трибуналом, оставалось загадкой на протяжении многих лет. Существовало по крайней мере четыре версии его дальнейшей судьбы, одна фантастичнее Другой. Согласно одной из них Борман, еще с довоенных лет работал на британскую разведку и лично уговорил Рудольфа Гесса совершить в 1941 году перелет в Шотландию. После бегства из рейхсканцелярии он якобы направил стопы в Гольштейн, в ту пору оккупированный британскими войсками, а оттуда перебрался в Англию, где стал консультантом по германским вопросам. Выйдя на пенсию, Борман якобы продолжал вести размеренную жизнь британского пенсионера.

Согласно второй версии, он достиг Балтийского побережья, где его поджидала подводная лодка, переправившая его в Аргентину. Там Борман якобы стал советником Хуана Перона. (Симон Визенталь, глава Еврейского центра документации, выследивший в 1960 году в Буэнос-Айресе Адольфа Эйхмана, который затем был оттуда тайно вывезен двумя израильскими агентами, твердо убежден, что Борман, которому нынче исполнился бы 71 год, нашел спасение в Центральной Америке, в Гватемале. В мае І 967 года немолодой плотник по имени Хуан Мартинес снискал себе кратковременную известность, будучи задержан 'Полицией, по ошибке принявшей его за Мартина Бормана. Но этот случай — чистейшей воды недоразумение).

Третья версия имеет точки соприкосновения с той, что была рассказана доктором Науманном: Борман, как советский агент, поддерживал во время войны тайные связи со знаменитой «Красной капеллой». Это он договорился по радио о встрече с советскими офицерами из 8-й гвардейской армии генерала Василия Чуйкова, передовые части которой 1 мая 1945 года уже вошли в Берлин и находились практически рядом с рейхсканцелярией. Бормана русские якобы подобрали рядом с вокзалом Лертер, после чего отвезли в штаб Чуйкова, а оттуда доставили в Москву, где он получил высокий пост в советской разведке. Впоследствии Борман сделал себе пластическую операцию, после чего вернулся в Восточную Германию. Там он, возможно, и умер в середине шестидесятых годов.

Последняя и наиболее правдоподобная версия судьбы Бормана одновременно и самая простая. Именно ей Гелен сумел найти вполне убедительные подтверждения. Борман не был ни британским, ни советским агентом (хотя Гелен не исключал возможность того, что, подобно Гиммлеру, Герингу, Шелленбергу и другим нацистским главарям, он наверняка, спасая свою шкуру, имел тайные контакты либо с западными союзниками, либо с русскими, либо с теми и другими). Спасаясь бегством из рейхсканцелярии вместе с еще четырьмя нацистами, они с доктором Штумпфеггером, по всей видимости, попали под обстрел и были убиты.

Улицы, прилегающие к вокзалу Лертер — Инвалиденштрассе, Ганноверштрассе, Луизенштрассе, — и площадь перед клиникой «Шарите» были усеяны телами погибших — мужчин, женщин, детей, попавших под жестокий перекрестный огонь в районе к северу от Тир-гартена. Через два дня после того как генерал Ганс Кребс сдал Берлин генералу Чуйкову, русские собрали отряд немцев, приказав им захоронить тела в трех общих могилах в парке возле вокзала.

Два года спустя Гелен поведал представителю ЦРУ Макговерну, что один из его агентов видел фотокопии дневника Бормана, найденного русскими у погибшего. Перед тем как предать трупы земле, их обыскивали с целью установления личности. Именно так и было опознано тело Бормана. Гелен пришел к выводу, что русские захоронили останки Бормана отдельно от остальных погибших. Причина того, почему русские так и не объявили официально о его гибели, возможно, заключалась в том, что точные обстоятельства стали известны Москве лишь по окончании Нюрнбергского процесса. Было бы явной глупостью приговаривать к смерти заведомо мертвого человека, и Москва решила промолчать. Или, как выразился в своем отчете сотрудник ЦРУ Джеймс Макговерн, Сталин был не против, чтобы весь остальной мир ломал голову над «загадкой Бормана». Это служило своеобразным напоминанием о творившихся нацистами зверствах, ответственность за которые лежала и на совести заместителя Гитлера.

Еврейский центр документации в Вене тем не менее продолжал собственное расследование. И вдруг, в 1965 году, Гелен решил обнародовать новые ошеломляющие данные, подтверждавшие его собственную теорию о том, что Борман вот уже двадцать лет как мертв, а его бренные останки покоятся в земле.

Согласно переданным в ЦРУ сведениям, руководитель одного из геленовских филиалов в Западном Берлине «откопал» некоего пенсионера, бывшего почтальона по имени Альберт Крумнов. В мае 1945 года он был одним из тех, кого русские отрядили захоронить тела. По словам этого человека, он опознал Бормана и похоронил его в парке возле вокзала Лертер. Гелен договорился с западноберлинской полицией о проведении в парке раскопок, что и было сделано 20–21 июля 1965 года в присутствии представителей геленовской «Организации» и ЦРУ. В результате было эксгумировано большое количество человеческих костей и Несколько неплохо сохранившихся скелетов. Черепа доставили в криминологическую лабораторию в надежде, что один из них может принадлежать Борману. Идентификация должна была проводиться по зубам. Но ни лечивший Бормана дантист, ни медицинская карта бывшего рейхслятера так и не были найдены, и вся затея так и осталась нереализованной. Дальнейшего расследования не последовало.

Это и есть реальная история поисков Бормана. Гелен участвовал в них, результатом чего и стали те несколько отчетов, о которых он почему-то предпочел умолчать в своих мемуарах. Сталкиваясь со столь противоречивыми свидетельствами из уст одного человека, любой наверняка осудит Гелена за попытку просто пробудить интерес к своей книге подобными дешевыми трюками. Все-таки жаль, что он позволил тщеславию взять верх над собой и в погоне за сенсацией заставил читателя сомневаться в достоверности других изложенных в книге фактов.