Желание под солнцем

Глава 13

Шторм обрушился на них с яростью морского чудовища. Лайле с трудом удавалось удерживаться на ногах, тем более ухаживать за больными, когда судно, швыряемое неистовым ветром, раскачивалось из стороны в сторону, как детские качели. День перешел в ночь, и порывы завывающего ветра стали еще сильнее, а дождь неумолимо обрушивался с небес, таких же черных, как и океан под ними. Тимберсы и шпангоуты скрипели в угрожающем предостережении, когда корабль продирался сквозь бешено вздымающиеся волны. Зигзаги молний змеились по небу, сопровождаемые оглушительными раскатами грома. Насмерть перепуганной Лайле хотелось одного – сжаться в комочек на кровати, натянуть на голову одеяло и молиться о спасении. Но больные продолжали нуждаться в уходе, а очень больные продолжали умирать. Она не могла поддаться страху, который терзал ее, словно поселившееся в ней живое существо. Она должна была оставаться на ногах и делать все возможное, чтобы облегчить ужасные страдания больных людей.

Бетси, которую доктор Фримен снарядил для ухода за больными рабами в трюме, принесла весть, что снизу просачивается вода. Она была напугана не меньше Лайлы, но они ничего не могли сделать, чтобы помочь себе. Они, как и все на борту, находились во власти Бога и стихии.

Дрожа от страха и холода, потому что из-за опасности пожара все лампы и печки были потушены, Лайла на ощупь пробиралась по темным, неистово раскачивающимся коридорам, ухаживая за больными вместе с полудюжиной других женщин, остававшихся живыми и здоровыми. За исключением доктора Фримена, все немногие мужчины, которые были на ногах, требовались на палубе для борьбы со штормом.

В ту ночь умерли миссис Мингерс и двое рабов. На следующее утро шторм был таким яростным, что тела пришлось поспешно бросить в море, в зубы воющему ветру, двум матросам, привязанным к палубе веревками. Те, кто оставался внизу, лишь пробормотали молитвы, тщетно прислушиваясь к всплеску, который сказал бы им, что еще трое из них нашли свой последний приют на дне. Всплеска они так и не услышали. Его поглотили звуки беснующейся стихии.

Из-за потушенных печек не было ни горячей воды, чтобы ухаживать за больными, ни горячей пищи, чтобы поддержать здоровых. Внутри «Быстрого ветра» было холодно, темно и сыро. Больных пришлось привязать к кроватям, чтобы их не сбросило на пол сильной качкой. Нескольких выздоравливающих – Кевин среди них – кормили жидкой кашицей из овсяной крупы, смешанной с холодной водой. У тех, кто переболел холерой и выжил, появился зверский аппетит, и они постоянно просили есть. Лайлу тоже мучил голод, но это было ничто по сравнению с усталостью и страхом.

Вновь пришла ночь с ударами грома. Ветер снаружи стал еще неистовее, и это продолжалось до тех пор, пока он не превратился в леденящий душу вой тысяч духов, доносящийся из недр преисподней. Волны, высокие, как горы, то и дело обрушивались на корабль. «Быстрый ветер» содрогался от каждого удара и несся дальше.

Приблизительно каждые два часа двое или трое мужчин, пошатываясь, спускались вниз поесть и отдохнуть. Лайла и другие женщины ухаживали за ними в зависимости от того, кто был в это время не занят. Когда мужчины, спотыкаясь, спускались по ступенькам, мокрые насквозь, им предлагали сухую одежду и еду, укутывали в одеяла. Джосс приходил из шторма в свою очередь, как и остальные. Лайла присутствовала в общей комнате только дважды в то время, когда он был там, и оба раза о нем уже заботился кто-то другой. Один раз это была Бетси, которая суетилась вокруг него, укутывая его плечи одеялом, пока он торопливо глотал жидкую овсянку. Заботливый вид служанки, ухаживающей за мужчиной, о котором она, Лайла, запрещала себе даже думать, поразил ее ревностью. Бросив один лишь взгляд, она вернулась к своим делам, но непрошеная картина еще долго стояла у нее перед глазами.

День был серым. Волны беспрестанно ударялись о закрытый люк, ведущий на палубу. Вода стекала по ступенькам, текла по коридору и просачивалась под двери кают. По приказу доктора Фримена всех больных перенесли в кают-компанию, которая была как самым большим, так и самым сухим помещением на корабле. Твердый дощатый пол вскоре был от края до края уставлен самодельными лежаками. Несмотря на тесноту и вонь, было гораздо легче ухаживать за больными, когда все они находились в одной комнате.

На третий день шторма над ними раздался оглушительный треск, за которым последовал сильнейший удар. Потолок над их головами заходил ходуном, когда что-то очень тяжелое рухнуло на палубу. Корабль сотрясся. Лайла в ужасе застыла, уверенная, что пришел конец. Пронзительные крики прорезали мрак, когда остальных настиг тот же страх.

– Мачта, должно быть, упала, – дрожащим голосом объявил доктор Фримен, когда все они наконец снова осмелились дышать.

В этот момент промокший насквозь моряк с обезумевшим лицом вбежал в дверь.

– Обшивку прорвало, когда мачта рухнула и пробила чертову дыру на носу! – вскричал он. – Капитан приказал всем немедленно на палубу! Мы покидаем корабль! Скорее, если вам жизнь дорога, скорее! Корабль в два счета пойдет ко дну!

– Вам придется помочь нам, парень! – крикнул доктор Фримен, когда моряк повернулся, чтобы уходить. – Нам же надо вынести больных, вы не забыли? Нам понадобится столько людей, сколько капитан Бун сможет нам выделить.

– Капитану требуется каждая пара рук, чтобы удержать проклятую посудину на плаву, пока мы не спустим шлюпки! А, ну ладно, ладно, я пришлю вам помощь, какую смогу.

Он исчез и вернулся немного погодя с тремя другими мужчинами.

– Давайте, давайте скорее! Корабль сильно кренится, и мы в любую минуту можем затонуть!

Теперь, когда худшее случилось, все были странно спокойными. Было разрешено зажечь фонарь для ускорения эвакуации, и тот свисал с руки доктора Фримена, когда он указывал на тех, кто больше всего нуждался в помощи. Тех, которые были слишком больны, чтобы идти, поспешно укладывали на носилки, сделанные из одеял и поднятые на плечи моряков. Доктор Фримен взял маленького Билли Паттерсона на руки, а миссис Паттерсон уцепилась за полу сюртука доктора с мрачной решимостью не разлучаться с сыном. Те больные, которые могли идти, опирались друг о друга. Бетси поддерживала за талию какую-то пожилую леди, имени которой Лайла не помнила, а миссис Горман и ее дочь помогали двум выздоравливающим – мужчине и женщине. Лайла повернулась, чтобы помочь Кевину. Отчаянные призывы поторопиться звенели у нее в ушах.

– Ты можешь стоять?

– Да, не волнуйся. – Но он был так слаб, что ему пришлось держаться за стену, чтобы подняться. Лайла поддерживала его как могла, но даже сильно потерявший вес во время болезни Кевин был тяжелым. Она молилась, чтобы они справились.

Общая комната пустела, и Лайла с ужасом отмстила, что пол сильно накренился. Корабль тонул…

– Скорее, Кевин! – выдохнула она.

– Я готов, – сказал он и оттолкнулся от стены. Он покачивался на ногах – мышцы его ослабли после болезни. Он был одет только в ночную рубашку, но уже не было времени беспокоиться о чем-то, кроме того, чтобы покинуть корабль, прежде чем он погрузится в глубину.

Кевин тяжело опирался на нее, и они кое-как дотащились до прохода, который был уже наполнен людьми, ковыляющими к палубе. Лайла с Кевином были на полпути к сходням, когда корабль накренился еще на несколько градусов. Кевин потерял равновесие и упал на колени. Люди позади них толкались, пытаясь протиснуться мимо в отчаянном стремлении добраться до палубы, пока Лайла силилась помочь Кевину подняться.

– Помогите же ему! – закричала она, но ее голос потонул в женских всхлипываниях и завывании бури. В любом случае те, кто протискивался мимо, никак не могли помочь ей: их руки были заняты другими больными. Наконец Кевину удалось подняться, и с помощью Лайлы, поддерживающей его, он преодолел оставшиеся ступеньки. Наверх они вышли последними.

Сцена на палубе походила на худший из ее ночных кошмаров. Паруса были порваны ветром на ленты. Рваные остатки хлестали по двум оставшимся мачтам, как хвосты каких-то гигантских котов. Небо над ними бурлило, как кипящий котел, море вздымалось и с грохотом обрушивалось вниз, обдавая палубу соленой водой, которая была неотличима, не считая вкуса, от дождя, падающего сплошным потоком.

Вдоль палубы были натянуты веревки, и пассажиры держались за них, пробираясь к поручням по тому, что осталось от полубака, разбитого ударом упавшей мачты. С этой стороны были спущены на воду шлюпки.

По восемь душ на шлюпку, а шлюпок было четыре. Только тридцать два человека пережили холеру. Примерно половина из них были больны. Никто из них скорее всего не выживет.

Шлюпки крошечные, они далеко от земли, а океан – чудовищный, ненасытный монстр. Какой шанс у этих хилых лодчонок противостоять неистовству стихий?

Кевин сказал, чтобы Лайла продвигалась по палубе впереди него. Ей стоило огромных усилий не выпустить из рук веревку, когда палуба ходила ходуном, а ветер пытался унести ее прочь. Волосы растрепались и хлестали по лицу, ослепляя ее. Волна за волной обрушивались на палубу, грозя затянуть неосмотрительных в океанские глубины. Гром гремел, а молния освещала грозовую черноту неба. Лайла, онемевшая от страха, не раз оступалась. Во рту ощущался привкус ужаса. Она также боялась за Кевина, который твердо держался за веревку позади нее. Где он, такой слабый, возьмет силы, чтобы добраться до шлюпки?

Пока они с трудом прокладывали себе путь по палубе, первая шлюпка была опущена с сильнейшим всплеском. Волны тут же подхватили ее и высоко подбросили. Лайла мельком увидела исказившиеся от ужаса лица и руки, вцепившиеся в борта лодки, прежде чем она нырнула вниз, в котловину, и скрылась из виду.

Крен палубы уже был довольно крутым, и усилия добраться до шлюпок стали более отчаянными. Сквозь сплошную стену дождя Лайла увидела, как Бетси забралась во вторую шлюпку, увидела также, что на весла были посажены двое рабов. Когда лодка ударилась о поверхность воды, мужчины наклонились к своим веслам. Но их усилия были тщетны против мощной силы волн. Лодка только еще раз промелькнула перед глазами Лайлы, прежде чем ее унесло прочь.

Оставалось спустить еще две шлюпки. Доктор Фримен забрался в следующую вместе с миссис Паттерсон и Билли, обеими леди Горман и двумя другими дамами, помимо мужчин, требуемых для гребли. Лайла чудом добралась до поручней с Кевином позади нее, когда эта лодка была заполнена. Уцепившись за поручень смертельной хваткой и силясь устоять на ногах на взбрыкивающей, как дикая лошадь, палубе, она осознала, что ни разу не видела Джосса. Его не было ни в шлюпке, ни в маленькой группке ожидающих людей, и он не приходил, чтобы помочь с эвакуацией. Она отчаянно огляделась, не признаваясь самой себе, почему делает это. Вполне возможно, что он был в первой шлюпке, или она не заметила его во второй…

Но нет, он был тут, и она почувствовала огромное облегчение, когда увидела его чуть поодаль у поручня. Его черные волосы насквозь промокли и прилипли к голове, а мокрая одежда облепляла тело, когда он крутил лебедку, опускающую шлюпки, с еще одним рабом. Он увидел ее примерно в то же время, что и она его. У нее создалось впечатление, что его плечи слегка расслабились, словно он, как и она, испытал облегчение, обнаружив ее местонахождение. Затем он вновь переключил внимание на свою работу. Последняя шлюпка была подвешена и опущена.

Оставалось шесть человек на эту последнюю лодку. Лайла была единственной женщиной среди оставшихся. Капитан Бун вывернул румпель, надеясь удержать корабль в как можно более устойчивом положении, пока они не отплывут. «Быстрый ветер» забирал в себя воду с устрашающей скоростью. Долго он не продержится.

Лайла села в шлюпку вместе с Кевином и устроилась возле кормы. Ветер с дождем так хлестали по лицу, что она почти ничего не видела. Волосы промокли насквозь и били по плечам и спине, пока она не собрала их и не сунула сзади под платье. От ощущения их холодной мокрой массы на спине ее пробрала дрожь. Привкус страха был сильнее, чем вкус соли на губах. Она облизнула их, уцепившись за сиденье мертвой хваткой, когда волна за волной поднимались, угрожая им, подвешенным высоко над морем. Капитан Бун забрался в лодку, следом за ним плотный невысокий человек, которого, как полагала Лайла, звали мистер Дауни. Капитан Бун сделал ему знак присоединиться к нему на носу, возможно, чтобы выровнять распределение веса в лодке. Теперь «Быстрый ветер» был пуст, не считая Джосса и другого мужчины, крутящих лебедку. Оба были рабами – очевидно, по мнению капитана, их жизни не представляли большой ценности, поскольку стало понятно, что они будут оставлены.

– А как же они? – прокричала Лайла, когда шлюпка покачнулась и устремилась вниз, падая в море с устрашающей скоростью. Никто не ответил. Завывание ветра и рев волн сводили все другие звуки на нет.

Лодка со шлепком ударилась о воду, и Лайла чуть не слетела с сиденья. Громадная масса воды, выплеснувшаяся из-под лодки, окатила их, когда маленькую шлюпку подхватило и вскинуло на гребень волны. Лайла увидела, что веревки, привязывающие шлюпку к «Быстрому ветру», еще не выброшены. Подняв глаза на корабль, возвышающийся над ними, Лайла почувствовала дурноту при мысли о людях, которых там оставили. Затем ее сердце подскочило к горлу, когда она увидела Джосса, повисшего, как обезьяна, на веревке, все еще соединяющей нос шлюпки с «Быстрым ветром». Он крепко обвивал ее ногами, спускаясь на руках с грацией и скоростью циркового акробата. Потом и другой мужчина заскользил по веревке, ведущей на корму. Волны окатывали их, корабль раскачивался и грозился упасть на них, ветер бешено швырял. Лайла думала, что у них ни за что не получится добраться до шлюпки – но у них получилось! Как только их ноги коснулись дна лодки, веревки были отвязаны. Шлюпка пустилась в самостоятельный путь по темному мстительному океану.