Желание под солнцем

Глава 9

Неделю спустя Лайла стояла на мягко покачивающейся палубе «Быстрого ветра», чьи белые паруса раздувались на фоне голубого неба, отрывисто хлопая на ветру. Она обхватила себя руками в тщетной попытке защититься от крепкого океанского бриза. Невидящим взглядом она смотрела поверх поручней на горизонт в отчаянной попытке не замечать рабов, прыгающих вверх-вниз на палубе в каких-то двадцати шагах от нее. Кевин прохаживался среди них, заставляя их двигаться и несильно ударяя симулянтов по ногам тростью. Цепи, которыми были обвязаны пояса и запястья рабов, при этом громко звенели. Босые ноги неритмично стучали по деревянному настилу палубы.

Корабль подпрыгивал на морских волнах, усеянных пенящимися белыми барашками, солнце клонилось к горизонту в прекрасной панораме темно-красного, розового и оранжевого, и игривые соленые брызги осыпали тонкий голубой муслин ее платья каждые несколько мгновений. Ничего этого Лайла не замечала. Все ее сознание было сосредоточено на высокой фигуре Джосса, прислонившегося к поручню футах в пятнадцати от нее. Сломанные ребра освобождали его от упражнений, которые Кевин требовал от других рабов, и цепь, которая обычно связывала его с другими, была отстегнута. Она даже не смотрела на него и все же чувствовала каждое его малейшее движение. Она ненавидела себя за то, что так остро ощущала его присутствие, за то, что вообще думала о нем теперь, когда исполнила свой христианский долг, избавив его от ужасной судьбы, которая, несомненно, постигла бы его после аукциона. В конце концов, сейчас она точно знала, кто он и что, поэтому не было оправдания ее слабости в том, что она никак не могла вырвать его из сердца. Но как бы она ни боролась с собой, она так же не могла не думать о нем, как пострадавший от ядовитого сумаха не мог забыть об этом растении. Но она отказывалась даже взглянуть в его сторону, как побуждал ее сделать инстинкт – сейчас, пока Кевин повернулся спиной и все его внимание было полностью сосредоточено на остальных рабах. Хотя чувствовала, что он тоже ощущает ее присутствие.

Как добросовестный надсмотрщик, Кевин заботился о том, чтобы выводить рабов «Услады сердца» на палубу для моциона и упражнений почти ежедневно, в зависимости от погоды. Это просто хорошо выполняемая работа, ответил он, когда Лайла, встревоженная тем, что Джосса вывели вместе с другими рабами на второй день путешествия, спросила, зачем он это делает. Рабы – это крупное капиталовложение, и он хочет привезти их на «Усладу сердца» вполне здоровыми и способными выполнять работу, для которой их купили. Почти все другие владельцы рабов преспокойно оставляли свою собственность на волю судьбы без свежего воздуха и солнца в продолжение всего путешествия, но Кевин поступал иначе.

Лайла знала, что он прав, но присутствие Джосса в грубом одеянии, которое Кевин выдал всем рабам, предназначенным для «Услады сердца», тревожило ее. Теперь, чисто вымытый, без непривлекательной щетины на лице, с вновь блестящими иссиня-черными волосами, стянутыми на затылке куском веревки, он был почти таким, каким она его помнила с той волшебной ночи. Единственным отличием были одежда – свободная белая рубашка и плохого качества черные бриджи – и отсутствие тех щегольских усов. Рабы не носят усы. Синяки у него на лице почти зажили, и она догадывалась, что и остальные его повреждения заживали так же быстро. Если бы не цепь вокруг пояса, связывающая запястья, ей было бы трудно помнить, что он раб, как и остальные.

Но она должна помнить. Позволить себе забыть это хотя бы на мгновение опасно для того хрупкого душевного равновесия, которого она достигла с тех пор, как приняла предложение Кевина. А если Кевин заподозрит, что она испытывает хотя бы малейшую заинтересованность в Джоссе сверх того, что диктует христианское милосердие, то ее забывчивость станет опасной и для Джосса тоже. Кевин может быть безжалостен, когда дело касается защиты своей собственности. Не говоря уж о том, что Кевин и отец, да и остальные ее знакомые, будут испытывать ужас и отвращение, если догадаются, что она никак не может выбросить из головы мерцающие зеленые глаза раба.

Чтобы уберечь себя от неосторожного взгляда, способного выдать ее тайну, Лайла старалась не выходить на палубу, когда туда выводили рабов. Но в этот день она покинула душную тесноту каюты, которую делила с Бетси, в надежде поднять себе настроение, как обычно, совершив несколько быстрых проходов по палубе и вдыхая свежий морской воздух, и потеряла счет времени. А потом, когда Кевин вывел рабов и поставил их не дальше двадцати шагов от того места, где она стояла, Лайла не стала убегать прочь из страха привлечь его внимание к своей неловкости в присутствии Джосса. Она жила с рабством и в окружении рабов всю свою жизнь. Она считала присутствие их вокруг нее таким же само собой разумеющимся явлением, как воздух, которым дышала. Никогда прежде она не ощущала ни малейшей неловкости, находясь рядом с ними, даже самыми грубыми и неотесанными. Но было трудно считать Джосса таким же рабом, как другие.

О, как же ей хотелось поскорее вернуться домой! Казалось, она уже целую вечность не ступала по прогретой солнцем земле Барбадоса. Странно, что теперь, когда она была ближе к дому, чем все эти пять месяцев, ее охватила ностальгия. Через три недели или около того, если погода продержится, «Быстрый ветер» бросит якорь в бухте Бриджтауна. И она сможет выбросить эти ужасные три недели из своей головы навсегда…

– Я принесла вам шаль, мисс Лайла. Вы, видно, замерзли, если обхватили себя руками. – Бетси подошла и встала рядом, держа в руках красивую нориджскую шелковую шаль, которая была прощальным подарком двоюродной бабки Лайлы. Обрадовавшись тому, что можно отвлечься, Лайла повернулась и улыбнулась своей горничной, затем взглянула на шаль, которую держала Бетси, и покачала головой:

– Спасибо, Бетси, но не нужно. В сущности, ты можешь забрать ее себе, если хочешь.

– Вот эту красоту? Но вы ведь не хотите ее отдавать! Она же новая!

– Полагаю, я могу сделать тебе подарок, если мне так хочется, Бетси. Набрось ее на себя, слышишь?

Несколько мгновений Бетси смотрела на нее, и ее глаза видели больше, чем Лайла хотела бы обнаружить. Затем она опустила глаза на шаль в своей руке и пощупала тяжелый белый шелк.

– Как скажете, мисс Лайла. – Бетси набросила изящную шаль поверх своего простого хлопкового платья и взглянула на шестидюймовую бахрому, затрепетавшую на ветру. – Как сказала бы моя мама, золотые зубы не для свиного рыла.

Это была распространенная на Барбадосе поговорка, означающая, что красивые вещи смотрятся не к месту на тех, кто к ним не привык.

– Мейда бы так не сказала, и ты это знаешь. Шаль смотрится на тебе чудесно. Бену лучше не зевать, когда ты вернешься. Уж на этот раз ты его точно охмуришь, – добавила Лайла с дразнящей полуулыбкой.

– С чего вы взяли, что он мне нужен? – фыркнула Бетси, тряхнув головой и улыбаясь.

Лайла улыбнулась в ответ:

– Ты бегаешь за Беном с пятнадцати лет. Ты влюблена в него, меня не обманешь.

Бетси внезапно помрачнела:

– Но уж вы-то точно не влюблены в мистера Кевина, мисс Лайла! Меня тоже не обманешь.

Лайла вернулась к созерцанию моря.

– Я больше не желаю говорить об этом! – сурово сказала она.

– Ха! – Хорошенькие губки Бетси сложились в нечто весьма напоминающее презрительную усмешку. – Вы просто не хотите слышать правду, вот и все. Вы всегда были такой, даже в детстве. Ноте, кто любит вас, скажут: мистер Кевин не для вас.

– Я собираюсь за него замуж, – решительно проговорила Лайла и, вздернув подбородок, дала понять, что разговор окончен. Бетси не обратила ни малейшего внимания на намек, как Лайле и следовало догадаться. После многолетней дружбы они всего лишь назывались госпожой и служанкой. Бетси была семьей, а семья может быть раздражающей, как заноза под седлом.

– Поступайте, как вам будет угодно, как вы всегда и делаете, но на вашем месте я бы подождала. Подходящий мужчина однажды встретится вам. Так всегда бывает.

– Кевин мне прекрасно подходит.

– Мистер Кевин подходит вашему батюшке и «Усладе сердца». Вам он не подходит. И в глубине души вы это знаете, мисс Лайла. Вы просто слишком упрямы, чтобы признаться в этом.

– Довольно, Бетси. Я больше не желаю это слушать! – Лайла бросила сердитый взгляд на служанку.

Бетси неумолимо продолжала:

– Вам даже не нравится, когда он вас целует! А что вы будете делать, когда придется ложиться с ним в постель после того, как вы поженитесь?

Щеки Лайлы вспыхнули.

– Ты шпионила! – обвиняюще воскликнула она, зная, что Бетси имеет в виду сцену, которая произошла между нею и Кевином прошлым вечером.

Он проводил ее до каюты после поздней прогулки по палубе. Когда она открыла дверь, чтобы войти, он удивил ее, шагнув вместе с ней в каюту и почти захлопнув дверь за собой. Бетси спала – Лайла так думала! – на верхней койке, но все равно было уже поздно, в каюте было темно и слишком уединенно, чтобы это выглядело вполне прилично. Она подняла на Кевина вопросительный взгляд: не в его правилах нарушать условности. Не говоря ни слова, он крепко прижал ее к себе и накрыл ее рот своим. Впечатление, которое создалось у нее от его поцелуя, было таким, будто он пытается съесть ее губы. Жадная влажность его языка, слюнявящего ей рот, вызвала у нее тошноту. Этот поцелуй не шел ни в какое сравнение с мягким огнем… нет, она не должна вспоминать об этом. Рассерженная, она оттолкнула Кевина. Он тут же извинился и поцеловал ей руку с нежным раскаянием, прежде чем удалиться, но все это происшествие оставило у нее ощущение неловкости. Неужели это то, что она может ожидать от него, когда они поженятся? Тогда уже будет не так-то легко оттолкнуть его…

– Я не спала, – поправила Бетси с достоинством. – Я видела, как он пытался поцеловать вас, и видела вашу реакцию – как будто вас вот-вот вырвет. Не такие чувства испытывают к мужчине, за которого собираются замуж, мисс Лайла.

– А ты-то что об этом знаешь? – горячо возразила Лайла, злясь, потому что слова Бетси так отвечали ее собственным сомнениям.

Бетси самодовольно усмехнулась:

– Я знаю достаточно. Я целый год водила дружбу с Джоном Генри, а потом был Норман и… ну, не важно. Что я хочу сказать, это что я никогда не испытывала ничего подобного, когда кто-то из них целовал меня. А если бы меня поцеловал Бен… Мисс Лайла, меня бы пришлось оттаскивать от него крюком! Вот что вы должны испытывать к мужчине, за которого собираетесь замуж.

– Леди не испытывают подобных эмоций, – сказала Лайла, впрочем, ощутив укол тревоги, когда снова вспомнила восторг других губ на своих губах… Она решительно отбросила запретную мысль прочь. Нельзя позволять той единственной ночи безумия окрашивать всю ее жизнь. Это была ночь вне реальности, не более материальная, чем сон. И ей лучше никогда не забывать об этом!

Бетси громко фыркнула:

– Как скажете, мисс Лайла. Но вы знаете, и я знаю, что вы только обманываете себя. Леди или служанки, все мы сделаны из одного теста. Все мы женщины.

Рабы, наконец закончив на сегодня свою разминку, потащились прочь, звеня цепями, когда направлялись к люку. Лайла отвела глаза, чтобы не смотреть на Джосса, теперь надежно пристегнутого в конце шеренги. Взгляд Бетси заострился.

– Вы хотите сказать, что не испытывали такого с ним? – тихо спросила Бетси, наблюдая за ней с понимающей проницательностью. – Вы забываете, мисс Лайла. Я знаю вас с раннего детства, и я видела, как счастливы и возбуждены вы были, переодеваясь во что-нибудь «бесподобное» для него. Вы никогда такой не были – ни до, ни после. Ладно, он тоже неподходящий для вас мужчина, но если вы чувствовали это к нему, то когда-нибудь почувствуете и к другому. Вы не удовольствуетесь мистером Кевином, хотя считаете его надежным и безопасным.

– Я больше не хочу это обсуждать!

– Ладно, прячьте голову в песок, если хотите, а я пошла заниматься делами!

Фыркнув, Бетси удалилась, оставив Лайлу в мрачных раздумьях. В глубине души она боялась, что в словах Бетси истины больше чем крупица. От самого мягкого поцелуя Кевина у нее не возникало ничего, кроме желания вытереть рот. А тот, которым он попытался поцеловать ее вчера вечером, вызвал волну отвращения, настолько сильную, что это сделало ее физически больной. Она не ребенок. Она прекрасно понимает, что подразумевается под физической стороной брака. Ей просто никогда прежде не приходило в голову примерить это знание на себя и Кевина. Сможет ли она позволять ему вот так целовать себя всю оставшуюся жизнь, не говоря уж о других интимностях, происходящих между супругами, точные подробности которых представлялись ей несколько смутно? Однако Лайла знала, что при этом имеется в виду – спать в одной постели и производить на свет детей. Сможет ли она вытерпеть его руки на своем обнаженном теле, и не раз или два, а ночь за ночью бог знает сколько лет? Лайлу даже передернуло от этой мысли. Но затем она перебрала в уме всех остальных мужчин, которые когда-либо просили ее руки, и осознала, что мысль об их прикосновениях ей тоже невыносима. Единственный мужчина, к которому она что-то испытывала, был…

Она закрыла глаза, прогоняя постыдное видение. Единственный мужчина, чье прикосновение было ей желанно, в данный момент скован цепями, как и все остальные рабы, которых Кевин купил для «Услады сердца».

На сердце у нее стало капельку легче от мысли, которая пришла ей в голову. Когда они благополучно доберутся до дома, она сможет поговорить с отцом о том, чтобы освободить Джосса. Если Кевин прав, с ним будут сплошные проблемы, как с теми африканцами, которых привозят прямо с их родины и заставляют работать на полях. Леонард Реми не желал иметь у себя таких рабов. Лишь пройдя несколько поколений рабства, они становятся послушными, а до этого – слишком непредсказуемы. Они часто пытаются сбежать и способны сеять смуту среди других своим стремлением к свободе.

Отца будет нетрудно убедить, думала она, если только ему не придет в голову, что она хочет освободить мужчину, потому что ее влечет к нему. Что, разумеется, совершенная нелепость. Она хочет освободить его, потому что он такой же человек, как и она сама. О том, что то же самое можно отнести и к Бетси, и ко всем остальным рабам, живущим и работающим на «Усладе сердца», она думать отказывалась. Этот человек не должен быть рабом. Как только он получит свободу, то сможет уехать с «Услады сердца» и с Барбадоса и ей больше никогда не придется его видеть.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и здесь, на палубе, становилось все прохладнее. Платье у нее было с длинными рукавами, но тонкий муслин не защищал от свежего морского ветра. Возможно, ей не стоило так поспешно отвергать шаль Аманды, но она не могла ее носить после того, что ее двоюродная бабка сделала с Джоссом… Ну вот, он опять в ее мыслях. Неужели теперь все будет напоминать ей о нем?