Фортуна.
На заднем дворе особняка Громова ничуть не лучше, чем на остальной территории. Та же безжизненность и мрачность. За исключением Аришки в ярко-желтом костюме. Дочь разбавляет скучную серость.
Я в стороне обнимаю себя руками и молча наблюдаю за малышкой и Касымом. Сначала наемник мне показался отвратным и наглым, когда, вопреки протестам, вторгся в игровую. Сейчас же я пытаюсь найти хоть крохотную дольку человечности, давно затерявшуюся в каменном сердце преступника. Мужчина сам вызвался с нами на прогулку. Лично смастерил для Аришки нечто похожее на тарзанку, привязав веревку с палкой между высоких железных столбов. Не то что этот невоспитанный варвар Замут.
В отсутствие Громова мы с дочерью успели ознакомиться с новыми темами уроков, чтобы не отставать от программы. Я бы очень хотела позвонить директору школы, да вот на участке связь на моем телефоне не ловит совсем. Это странно, но я догадываюсь о наличии специальных блокирующих приспособлений. И интернета нет. Как в тюрьме.
Я обнимаю себя руками и носком ботинка ковыряю бетон под ногами. Аришка вдоволь накачалась на тарзанке и сейчас они с Касымом в игровой форме изучают кунг-фу. Касым в роли мастера Шифу, а Арина, естественно, Тигрица.
Я слышу скрежет металла и глухие хриплые голоса. Слышу рев мотора и дверной хлопок. Громов вернулся, стало быть.
— Фортуна…
Знакомый голос за спиной звучит радостно и тихо. Мне непривычно слышать этот тон из уст Громова, становится не по себе. До внутреннего напряжения в каждой мышце. До легкого покалывания в груди.
Оборачиваюсь. Мой здоровенный Громов уже расстегнул вполовину черную спортивную кофту. Он словно застыл за углом дома. Аж светится. Светлые почти бесцветные глаза блестят.
Касым и Аришка увлечены игрой и не замечают Громова. Да и он не спешит показываться, а жестом подзывает меня подойти. Окидываю взглядом дочь. Душа не на месте. Впиваюсь в себя руками, с опаской шагаю к Артёму, очень странно выглядит… Под кайфом, что ли?
— Слушаю, Громов.
— Идем со мной. Фортуна. Зачем отстраняешься?
Я чувствую резкий запах алкоголя и начинаю понимать, откуда неслыханная радость Громова.
— Ты пьян.
— И что?
Я до конца не могу раскрыться перед Громовым, когда он трезвый и полностью контролирует себя. А что говорить сейчас? Не скажу, что Артём в стельку, но его сознание затуманено. Походка шаткая. Мне страшно, хотя страх уже начал входить в привычку.
— Куда ты меня тащишь? Пусти. Руку больно. Можно поаккуратней? Я вообще-то женщина, а не твой наемник, — шиплю, чтобы никто не услышал.
Бессовестный вандал. У меня еще не прошли синяки на пояснице с прошлого раза.
— Я соскучился. Прости.
Громов чуть ослабляет захват и быстро идет к входной двери дома. Я замечаю Замута с бутылкой в руке. Безымянных наемников, окруживших бородатого чеченца. Громов заводит меня в дом и приказывает остальным выйти.
— Что ты задумал, Громов? Нет, не надо. Уронишь!
Он берет меня под ребра и закидывает на плечо. Поднимается по лестнице наверх.
— Я же говорю тебе — соскучился.
— Ты дикарь, Громов.
Бью кулаком в мужскую спину и тут же вздрагиваю. Артём ногой пинает дверь в свою спальню, так что она с грохотом ударяется о стену. Кратковременное ощущение полета сменяется ощущением холода от постели. Моей тахикардией и Громовым. Он расстегивает до конца кофту, снимает, отшвыривает на пол.
Ставит одно колено на кровать, проминая матрас. Склоняется. Упирается руками по обе стороны от моего лица. Аромат Громова смешан с алкоголем. Зажмуриваюсь. Принимаю беспорядочные поцелуи в губы, щеки, нос. Извиваюсь, пытаюсь оттолкнуться.
— Ну ты чего? Девочка моя. Хрупкая. Хрустальная. Расслабься. Я хочу сделать тебе приятно.
Поддатый Громов разувает меня. Стягивает наполовину мои штаты с трусами. Буквально впечатывает весом своего тела в матрас, трогает меня между ног, проводит пальцами, выпрямляется и рывком снимает с меня штаны полностью. Бешеный опьяненный Громов явно не отдает трезвого отчета своим действиям.
— Ты об этом пожалеешь завтра!
— Мне похуй. Я тебя выбрал из тысячи женщин. Ты моя, Фортуна. Люблю тебя. Всю.
Артём крепко сжимает меня за талию, касается губами живота. Засасывает кожу. По телу будто огонь хлещет. Мне безумно нравится и стыдно одновременно. Громов ласкает ниже и задевает губами лобок.
— Это уже слишком!
Брыкаюсь что есть силы. Пинаюсь, дергаюсь. Выскальзываю из хищных лап Диктатора. Перекатываюсь по кровати, падаю на пол. Я не знаю, что со мной происходит, перед глазами все меркнет. Словно в бреду подбираю одежду. Лихорадочно натягиваю на себя, пока Громов неотрывно медитирует на опустевшие простыни.
— Сука ты, а не баба, — хрипит мне в спину, с размаха ударяет кулаком в изголовье кровати.
— Ты бы завтра со стыда сгорел, проспавшись! Вспомнил, об оральных утехах!
— Не вспомнил…
Я бегом вылетаю из комнаты. Только в коридоре могу еле-еле дышать. Растираю ладонями глаза. Быстро спускаюсь на первый этаж и выхожу на улицу.
Я забираю у Касыма дочь и до позднего вечера провожу с ней время в нашей спальне. Ужинаем там же. Громова я больше не вижу. Может, спит. Может, как всегда, уехал нарушать закон.
Ближе к десяти купаю Аришку и сама принимаю ванну. Укладываемся спать. Я долго ворочаюсь, прислушиваясь к каждому шороху, но к нам никто не приходит и не тревожит. Засыпаю, но вдруг вздрагиваю от приснившегося кошмара и открываю глаза.
В комнате уже светло, настенные часы показывают половину восьмого. Арина еще спит. А у меня такое ощущение, будто и вовсе не отдыхала.
Устало поднимаюсь с постели. Я хочу пойти в душ, но замираю посреди коридора. С первого этажа доносится монолог Замута. Крадусь на цыпочках ближе. Я должна знать все. Внизу нет наемников. В гостиной пусто. Оно и к лучшему.
На время мои уши превращаются в локаторы.
Дверной проем в столовую открывает лишь часть помещения, но я вижу за столом Громова. То ли грустного, то ли с похмелья болеет. Размешивает в кружке сахар или что еще. Рядом Замут потрепанный и лохматый. В мятой, но чистой рубашке и с минералкой в руке.
— Гром, зря мы вчера полночи коньяком давились. Сегодня опять мероприятие, а стопка в горло не пойдет. Хотя мне понравились сиськи той подружки. Мягкие. С такой не грех и второй раз…
— Поебать на нее, — перебивает Громов, с шумом отхлебывает из чашки, опирается локтями на стол.
— Тебе-то конечно.
Какая еще подружка? Я полна возмущения и… ревности. Какого черта?! Ух, этот Замут! Точно Замут — мутит свои делишки и Громова за собой тащит. Бесит меня чеченец.
Резко он переводит взгляд в мою сторону. Заставляет меня краснеть. Едко щурит черные глазищи. Будто кожей почувствовал мое присутствие.
— О… Вероника Сергеевна, а ты что там притаилась? Подслушиваешь, что ли, взрослый базар?
— Глупости. Я тоже собиралась выпить кофе. Или нельзя?
— Для вас все что угодно.
Мне неуютно. Язва-Замут ухмыляется, словно застал меня на месте преступления. Громов смотрит на меня нейтрально, но с какой-то благодарностью.
Было бы хорошо гордо спуститься к мужчинам, как ни в чем не бывало приготовить завтрак и выпить злосчастный кофе. Но это сложно. Разворачиваюсь, чтобы уйти обратно.
— Фортуна, сегодня к вечеру будь готова. Поедешь на сходку в качестве моей женщины.
Всего несколько фраз, но они парализуют. Я застываю на лестнице. Даже перестаю испытывать неловкость. В голове сразу всплывают картинки из просмотренных кино и сериалов, где лысые братки в кожаных куртках стоят напротив друг друга с чистым намерением избавиться от противников.
— Какая еще сходка?
Громов вздыхает. Со скрежетом отодвигает стул, поднимается на ноги.
— Не так выразился. Культурное мероприятие.
— Разве у вас может что-то проходить культурно?
— Может. За нелюдей нас считаешь?
— Неважно.
Я снова сама не знаю, что говорю. Во мне до сих пор бушует обида за некую подружку с мягкими сиськами. За вчерашний вечер с не очень обходительным выпившим Громовым. Дергаюсь. Пружинисто шагаю наверх. В тело будто иголки вонзаются. Громов нагоняет меня на втором этаже и хватает за локоть.
— Пойдем поговорим.
Он уводит меня в свою комнату. Сегодня Громов не такой радостный, как вчера, у него точно головная боль. Тошнота. Жажда. Так ему и надо. Он плотно закрывает за нами дверь.
— В чем дело, Фортуна?
Отхожу к окну, отворачиваюсь.
— Ну и как там сиськи? Мягкие, да? Замут говорил — мягкие. Понравились? Это что ж у тебя за любовь такая?
Я слышу, как Громов медленно подходит. Чувствую его запах — свежий парфюм вперемешку с табаком. Мужчина дотрагивается моих плеч, прижимает к своей груди, упирается подбородком в мой затылок.
— Ну ты же сама не дала приласкать свою бэ́сичку, — шепчет Громов.
А у меня от стыда наливаются жаром уши. Бэ́сичка.
— И что теперь? Нужно сразу изменять?
Громов смеется, склоняется к моему лицу и дотрагивается кончиком носа до щеки. Замираю душой и телом. Мне приятны объятья Громова, жаль, что он преступник.
— Красивая, неужели ты ревнуешь?
— Просто интересуюсь.
— Каролинку Замут ебал.
— Эм… А ты смотрел?
Господи. Зачем мне это знать?
— Нет.
Громов не намерен раскрывать детали вчерашнего кутежа в подробностях, как и оправдываться, словно неверный муж перед супругой — статус не позволяет. Да и услышать вранье из его уст точно как увидеть рыбный дождь в Гондурасе. Явление редкое, практически нереальное. Громов привык говорить все в лоб. Нравится это кому-то или нет.
Мне становится легче. Я бесконечно рада за чертового Замута и его совокупление с Каролинкой. Честное слово!
Разворачиваюсь к Артёму, кладу ладошки на его плечи, провожу вверх-вниз, задевая руки и шею. Он называет меня красивой, но он сам красив. Невероятное сочетание безупречных черт. Силы и власти.
— Что от меня требуется на сегодняшнем мероприятии?
— Просто не будь училкой.
— А дочь?
— Я принял на работу проверенную няню. Ей можно доверять.
— Что? Нет! Я не оставлю дочь на незнакомого человека! Кто она?
— Бабка Замута. — Громов добивает окончательно, пока я от недовольства и растерянности глотаю ртом воздух. — Названная бабка. К ней можешь не ревновать. От нее уже землей пахнет. — Громов пытается шутить. Плохо получается. — Приедет сегодня, как раз познакомитесь.
— Не смешно. Больше не ставь меня перед фактом, а сначала советуйся. Артём захватывает меня в крепкое кольцо своих рук, удерживая за талию. Он клонит голову набок и слегка щурится:
— Фортуна, посоветуй, мне Чебану сегодня ногу сломать или челюсть? Парень хотел украсть крошку от алмазов, засунув ее за щеку.
Я невольно закатываю глаза в потолок. Ирония Громова — сущее наказание. Надо привыкать и пытаться реагировать спокойнее. Он отпускает меня и говорит, что ему нужно отлучиться по делам. Вернется вечером вместе с бабкой Замута.
— Езжай, — разрешаю.
Интересно, в этом доме есть седативное?
Провожаю Громова взглядом и тоже покидаю спальню — иду проверить дочь. Аришка уже проснулась и разговаривает с подаренным Артёмом плюшевым медведем. Я бесшумно замираю в дверном проеме, и по сердцу будто лезвием полоснуло. До боли впиваюсь ногтями в ладони от того, что Аришка шепотом загадывает желание медведю, чтобы Артём стал ее папой.
— Доченька, пора умываться и кушать, — перебиваю ее, незаметно смахиваю слезу.
Веду Арину в ванную, потом переодеваю в новый спортивный костюм с тремя полосками. Заплетаю косу. Спускаюсь вместе с дочерью в столовую.
— Касым, разве Громов не взял тебя с собой?
— Он разозлен за неловкую ситуацию в игровой комнате.
— Это плохо, я поговорю с ним.
— Не нужно, Ласточка… кхм… Вероника Сергеевна. Вы здесь ни при чем. Любите кофе? Я добавил немного корицы.
Либо кажется, либо у меня взыграло чувство собственной важности, но такое ощущение, будто я нравлюсь Касыму как женщина. Но он никогда в этом не признается — головы лишится сразу. Пойти против Громова все равно что подписать себе смертный приговор.
Так странно, но только к Касыму лежит моя душа. Он отличается от остальных. От непотребного Замута. От безымянных наемников, что тенями слоняются по огромному дому и от которых веет мертвечиной.
И как бы это странно ни звучало, но даже от Артёма. Касым не настолько потерян, и я чувствую в нем остатки человечности и благородства.
— Спасибо, Касым.
Мужчина обращается к Арине:
— Принцесса, вы желаете омлет?
— Только Артём может меня так называть! Уходи!
Тут же одергиваю дочь:
— Нельзя хамить взрослым!
В кои-то веки к нам относятся с добротой и заботой. Касым опускает глаза, поправляет рубашку и удаляется прочь. Так повелела Арина…он вынужден исполнять. Стыдно-то как.
Мы завтракаем и возвращаемся в комнату. Занимаемся уроками и развивающими играми. На полчаса выходим во двор.
Ближе к четырем включаю Арине мультики, сама копаюсь в шкафу. Я не жила в лесу и не молилась колесу. Я смотрела множество фильмов про бандитов и их пассий — было время. Целых семь лет.
Вот Бони и Клайд — символы преступной романтики. Бони везде следовала за любимым, разделяла его интересы, грабила банки и помогала бедным. Да и вообще жили они недолго, но счастливо и умерли в один день.
Громову как воздух нужна такая Бони. Наверное, он мечтал о ней всю жизнь. А досталась Вероника Фортуна. И я представить себя не могу с автоматом наперевес, убивающей людей. Бред.
Помимо шмоток а-ля выкинуть жалко, рабочих и домашних у меня есть платье для женщин, живущих одним днем. Платье львицы, купленное со скидкой пятьдесят процентов и так ни разу и не надетое.
Черное платье в обтяжку — как вторая кожа, длиной выше колена, без лямок и с декольте. Я выгляжу в нем дерзко и соблазнительно. Ну насколько мне позволяет так думать менталитет учительницы начальных классов. А еще у меня есть лодочки в тон. Они всегда натирают ноги, и в них неудобно ходить. Зато красивые. Приобретенные еще три года назад. Выглядят как новые.
Я принимаю душ, гладко зачесываю волосы, собираю в низкий пучок, делаю макияж в голливудском стиле, чтобы не посрамить господина Диктатора.
Без пятнадцати шесть слышу голоса на первом этаже. Откладываю блеск для губ в сторону и выхожу из спальни.
В гостиной Касым стоит ко мне спиной. Громов катит небольшой чемодан. И еще тут пожилая тощая дама в сером брючном костюме с короткими седыми волосами. Лет семьдесят пять, может, чуть больше. Она оглядывается по сторонам.
Спускаюсь, и меня сразу замечают мужчины. Касым оборачивается и успевает осмотреть с ног до головы за секунду, потом, конечно же, отворачивается. Громов замирает. Не хмурится и не улыбается. Просто сверлит глазами. Холодными и бездонными. Редкими на цвет. Не понимаю его реакции. Поджимаю губы, приподнимаю подбородок с аристократической надменностью. Скольжу вспотевшей ладонью по перилам, обхожу Касыма, останавливаюсь рядом с бабкой Замута и Громовым.
— Вероника Сергеевна Фортуна, — официально представляюсь и подаю руку женщине.
— Глафира Ивановна Невезучая.
Таращусь на смуглое лицо дамы и ее алую помаду, потом на Громова:
— Вы издеваетесь?
— Нет, — как отрезал. — У нее действительно такая фамилия.
А еще сказал, чтобы я привела дочь для знакомства с новой няней. Я все понимаю, но у женщины почтенный возраст. И как она сможет уследить за резвой шестилеткой? Скрещиваю руки на груди, отвечаю четко и ясно, и плевать хотела на приказы Громова:
— Я хочу, чтобы Касым тоже остался. Я всецело доверяю ему!