Ах, Громов. Он смотрит на меня, как удав на кролика. Крепко сжимает ручку чемодана.
— Ладно… — говорит тихо, сдержано. Переводит внимание на серо-зеленого Касыма. — Бухать в клубе ты сегодня не будешь. Останешься с Ариной весь вечер собирать пазл. Глафира Ивановна может отдохнуть с дороги.
— Но, Гром… Я не…
А Гром раздраженно перебивает:
— Благодари Фортуну! Вижу, вы успели сблизиться? Знаешь, Касым, с этого момента назначаю тебя шестеркой Фортуны. Чтобы в кулуарах шептаться. Панталоны ее стирать. Лично. Руками.
Громов задавил взглядом окаменевшего Касыма и добрался до меня. На миг я вообще забыла, где нахожусь и с кем. Пространство будто расплывается, стирая посторонние лица. Остаются лишь глаза Артёма. Пожирающие. Ледяные. Злые.
— Артём…
Я потребовала на эмоциях, а ответочка пришла Касыму. Это самое унизительное для меня. Громов знает толк в моральном уничтожении.
— Не хочешь себе «подружку»?
— Как ты можешь так говорить?! — Сжимаю кулаки за спиной и разворачиваюсь к лестнице, кричу от волнения: — Арина! Иди сюда быстрее! — Через пару секунд выбегает дочь. Непонимающе смотрит на бабку Замута, улыбается всем, а я проявляю нарочитую строгость: — Скажи Артёму, что тебе не нравится Касым, и он не должен постоянно находиться рядом с нами!
— Мне не нравится Касым…
А что? По факту, Арина — единственный человек, кто имеет хоть малую власть над неукротимым Громовым. Только ее он слушает. Ей подчиняется.
Громов ухмыляется:
— А теперь скажи искренне.
— Я хочу Киндер!
— Отлично. Спускайся к нам, принцесса, заодно познакомишься с бабой Глашей. Бабу Касыма ты уже знаешь.
Громов еще раз окидывает нас холодным взглядом. Обнимает дочь, удаляется в кухню. Бабка Замута шаркает за ним следом.
Я готова сквозь землю провалиться. Прямо сейчас. Виновато рассматриваю лицо Касыма. Его темные волосы всегда аккуратно зачесаны, раскосые глаза, что всегда казались хитрыми, сейчас словно погасли.
— Прости меня, пожалуйста…
— Вы не виноваты, Вероничка Сергеевна. Громов так отыгрывается. Он же здесь ГЛАВНЫЙ, — дергает бровью и выходит на улицу подышать.
— Фортуна! — слышу голос Артёма и понимаю, что звучит он не из кухни, а из комнаты на первом этаже.
— Что?
— Пройди. Встань напротив зеркала.
Я выполняю приказ, а Громов мрачной тенью встает за моей спиной. Вздрагиваю, чувствуя холод металла на шее — Артём надевает бриллиантовое колье. Тяжелое и сияющее. Глубоко вдыхает и целует меня в обнаженное плечо.
— Ты прекрасна, Фортуна.
Я очарована своим отражением и не замечаю посыла, с которым говорит Артём. Сейчас я действительно выгляжу сногсшибательно, а Громов и без прикрас чертовски хорош собой. Но уродлив душой. Сглатываю и склоняю шею так, чтобы ему было удобно скользить губами к мочке уха. Прикрываю глаза.
— Ты очень жестко обошелся с Касымом. Унизил его.
— Жалеешь наемника? Это плохо, Фортуна. Кто знает, может, завтра он захочет тебя убить.
— Не говори так.
Громов дотрагивается кончиками пальцев до моей талии. Заигрывает. Щекочет. На днях точно выпадет снег. Громов — заигрывает! Нонсенс! Он разжимает мою ладонь и кладет в нее что-то холодное.
— Жду тебя в машине, — хрипло шепчет на ухо и выходит из комнаты.
Я раскрываю ладонь и вижу круглые бриллиантовые серьги и кольцо. Украшения из одного комплекта. Такую ценность я никогда прежде не носила. Дополняю образ. Беру внушительную сумку и заполняю ее, чем считаю нужным. Не то что маленькие клатчи.
Надеваю туфли. Первые шаги даются с трудом. Чувствую себя кузнечиком, потом становится легче, привыкаю к высоченным шпилькам и двигаюсь грациозно.
Заглядываю в гостиную. Бабка Замута пьет чай перед телевизором. Касым и Аришка на журнальном столике собирают пазл. Громов — садист. Там же деталей полторы тысячи! Еще бы заставил Касыма гречку от пшена перебирать. Жуть.
Молча двигаюсь к выходу и замечаю новое песцовое манто, как у знатных дам из Голливудских фильмов. Вещица точно не Глафиры. Зачем старушке меха? Значит, предназначена для меня. Наверное. Накидываю на плечи.
На улице не очень тепло, и манто пришлось в самый раз. Дохожу до ворот и расстраиваюсь. Во-первых, уже устала на шпильках, во-вторых, с нами в машине поедет ненавистный Замут. Он курит стоит. Весь салон теперь табаком провоняет.
— Ля…какая ты обворожительная, Сергеевна! — протяжно говорит.
Вздыхаю, усаживаюсь к Артёму поближе. Замут выкидывает окурок и умещается впереди возле безымянного водителя.
Темнеет. За окном, обтянутым черной пленкой, ничего не видно. Мужчины общаются между собой на языке, от которого уши вянут. Я пытаюсь дополнить общение своим мнением. И Громов отвечает, что оно очень важно, особенно в теме добычи камней на рудниках.
— Артём, я могу создавать эскизы для украшений. У меня есть вкус!
— Не сомневаюсь.
Водитель останавливается где-то. Не дожидаясь, сама распахиваю дверцу авто. Мы во дворе новых высоток. Не освещенном и безлюдном. Дома все одинаковые — из белого кирпича. Впотьмах виднеется спортивная площадка. Это я к тому, что здесь нет и намека на ночной клуб. Тишина абсолютная, только собака гавкает.
— Идем.
Громов берет меня за руку. Еле поспеваю за ним, и по асфальтовому тротуару мои железные набойки стучат с эхом. Замут шагает за нами.
— В цоколь? Громов, ты серьезно? — удивленно вопрошаю.
Именно туда мы спускаемся по ступеням каменным. Громов открывает толстую металлическую дверь. Вывески на ней нет. Неприметная дверь, словно портал в другое измерение — не в обоссанный притон, как подумалось, а с российского двора прямиком в Париж, в кабаре «Мулен Руж», не меньше.
Здесь все красное и золотое. До неприличия роскошное. Охранники в стороне — для вида. Они сами боятся посетителей этого клуба. И я боюсь. Попала в самый концентрат криминала и беззаконья.
— Засмотрелась на танцовщиц? — Громов ведет меня через общий зал. — Нам наверх.
Мимо бархатных диванов — родни царских тронов. Мимо гостей с протокольными мордами. Здесь пахнет дорогим виски и большими деньгами. А еще сигарами. Ловкие официантки с перьями на головах и в юбках, не прикрывающих задницы, снуют туда-сюда. Играет джаз. И я ощущаю себя странно до дрожи.
Мы поднимаемся на второй этаж. Замут — простой наемник, ему с нами нельзя. Он остается ждать внизу. Будет выпивать и глазеть на танцовщиц с намереньем снять очередную Каролинку. Мы поднимаемся на второй этаж и сворачиваем направо. Артём отодвигает плотную ширму, вынуждая мое сердце застрять в горле.
— Здарова, Гром!
Именно «здарова» говорит пухлый лысый мужик с цепью на шее. Но это не так важно. Я оглядываю жен, любовниц, эскортниц… Черт их знает. Сравниваю с собой. В мыслях калейдоскоп, в груди тревога. Они все такие разные. Я представляла себе моделей в соцсети, но в жизни совершенно иначе. Дамы в теле и совсем тощие. Есть рыжая с веснушками и женщина возрастом моей мамы. А еще блондинка с ангельскими голубыми глазами. Увидев такую девочку на улице, сроду не догадаешься, что она пара криминального авторитета. Девочка носит очки и похожа на девственницу. Все женщины без накаченных губ и грудей. Естественные.
Любовницы и эскортницы тут же отсеиваются. От этого мне только хуже. Мне предстоит иметь дело с верными спутницами самых опасных мужчин в городе. Да, они разные и объединяют их лишь изысканные наряды и украшения. Проституткой в своем платье для куража здесь выгляжу только я.
В помещении вип-зоны работает кондиционер, но холод по коже уж точно не от него. Перевожу внимание с блондинки, похожей на непорочного ангела, и не верю своим глазам:
— Фархад Каримович?!.
А отец моего ученика что здесь забыл? Виктории нет, он один. Алиев тоже удивлен, приподнимает брови — меньше всего на свете он ждал встречи с учительницей в этом закрытом клубе среди предводителей преступных группировок.
Громов кладет ладонь ниже моего копчика, слегка подталкивает, чтобы шла. Для нас освобождают место во главе стола. В хрустальных бокалах пузырится игристое. От закусок рот заполняется слюной. Я только успеваю сделать глоток шампанского, как слышу предложение одной из дам:
— Девчонки, пойдемте покурим, что ли?
Только Громов берет прозрачный стакан и мешает водку с «Чинзано». Я растеряно смотрю на эти манипуляции и не понимаю, что делать. Я не курю, и теоретически могу спокойно оставаться с мужчинами.
— Иди, Фортуна, — подсказывает Артём.
И я начинаю догадываться, что все участники действа собрались, а наш поход в курилку лишь повод оставить лидеров наедине. Серьезный разговор намечается у них. Переживаю за Фархада больше, чем он сам за себя.
Осторожно поднимаюсь. Глянцевый стол и диван буквой П вокруг него. Мне снова приходится сверкать пятой точкой перед лицами чуть отстранившихся бандитов, чтобы протиснуться. Почему нельзя было сесть с краю? Ах да, Громов главенствует и место занимает соответствующее.
Задеваю ногами коленки многоуважаемых бандитов, жмусь к столу. Назад проще будет пролезть под ним, а не вот это все.
Разномастные дамы шествуют спереди, я предпочитаю держаться поодаль. Не то чтобы дикая, просто очень сложно влиться в компанию. Да еще в такую компанию.
Мы проходим мимо таких же закрытых балдахинами зон, и никому не известно, кто скрывается внутри. Проходим сортир размером с мою бывшую квартирку. В ней наверняка уже засохли фиалки на подоконнике, и, чувствую, скоро постучатся в дверь коллекторы.
Сворачиваем за угол, и женщина — та, что возрастом моей мамы — толкает дверь. Курилка просторная, оформлена в стиле клуба. Здесь очень холодно и гулко работает вытяжка.
— Эм… угостите меня? — тянусь рукой к пачке, что держит рыжая девушка.
Выуживаю тонкую сигарету, подкуриваю от любезно предоставленной зажигалки. Нас ровно десять. В клубе собрались лидеры не только нашего города, но и соседних. Я понимаю, что девушки между собой знакомы, уже подружки.
— Наконец-то Гром показал тебя. А то мы думали, он так и останется волком-одиночкой.
Я мило улыбаюсь. Для вида набираю в рот горький дым, но не вдыхаю.
Слышу голос блондинки:
— Заю на днях наживую заштопывала. Пришлось даже капельницу ставить. Еле откачали.
— В Столыпина шмаляли? По нему и не скажешь…
— Ага. Сявка какая-то. Исподтишка. Хорошо, что его поймали и выпотрошили. — Блондинка выдувает ядовитый дым и оборачивается ко мне: — Какой антибиотик посоветуешь вводить после огнестрела?
Чего? Она говорит будто между прочим. Меня вообще-то от вида крови мутит, но я начеку и пытаюсь понять суть жизни спутниц криминальных мужчин.
— Пенициллин, — подыгрываю наобум.
— Не, параша.
Мне остается только глазеть и моргать через раз. Комната заполняется дымом, несмотря на наличие вытяжки. Дурно.
— Знаете, девки, а меня бесит Рустам. Он каждый раз обещает не втягивать в свои дела, но опять заставляет идти в качестве заманухи, ложиться под типа, чтобы вытащить его из охраняемого особняка. А тип — депутат. Я что здесь, самая рыжая?! — говорит та, что действительно самая рыжая.
— Кошмар какой-то… — забываюсь я и привлекаю к себе фразой внимание.
Все пялятся на меня, как на белую ворону. Ну или как на сумасшедшую — для женщин это повседневная реалия, для меня — жуть несусветная.
Самая старшая и прожженная тетка щурится, с недоверием спрашивает:
— Ты никогда не лечила Грома после выезда? Не помогала ему в делах?
— Не приходилось. Артём хоть и имеет конфликт с законом, но весьма уравновешенный человек.
Повисает немая пауза. Я начинаю жалеть, что вообще пошла с ними в эту вонючую курилку. Мне неприятно. Женщины выстраиваются напротив меня, и атмосфера в комнатке становится не безобидной.
— Детка, да ты хоть представляешь, кто такой Гром? Удивительно, почему ты еще не сдохла рядом с ним!
— А должна?..
— Дрожишь? Вот только бояться надо не нас и не тех, кто сидит рядом. А Грома. Ему тридцать три, и до тебя никто не продержался с ним дольше недели.
— Просто не сошлись характерами.
— Их больше никто не видел. Сечешь? Твой Гром — отморозок. И таких жестоких людей мы не встречали даже среди врагов.
— Зачем вы мне это говорите?
— Потому что он привел тебя сюда. К нам. Значит, у него интерес. Может страсть, да только звериная. Ты должна быть осторожной и осмысливать каждое слово, находясь с этим человеком.
Про звериную страсть я и без прожженной тетки знала прекрасно, но ее слова все равно заставили насторожиться. Проверяют меня, что ли? Дамочки тушат окурки в пепельнице. Делаю то же самое дольше всех — жду, пока они выйдут, хочу побыть одна.
Через пару минут покидаю курилку. За порогом меня никто не встречает — ушли боевые подруги, и пес с ними. Медленно плетусь по коридору с желанием заскочить в сортир и остудить запястья в холодной воде. Краем глаза замечаю крепкую фигуру в идеальной рубашке.
— Артём… — машу ему рукой.
После гнета дамочек Громов кажется мне спасительной каплей воздуха среди всего это смрада. Наверное, я еще морально не готова общаться с такими личностями. Волосы встают дыбом от понимания, что Громову приходится иметь дело с подобными ежедневно — озвереешь тут. Но это поправимо, я в это верю.
Громов не сводит с меня взгляда и идет слишком быстро, игнорируя всех на своем пути:
— За мной!
— Что случилось?
Он хватает меня за руку и тащит к уборным. Мужским. Пинает дверцу.
— Пошли на хуй отсюда! — выгоняет двух незнакомцев в костюмах, запирает за ними щеколду.
Я отшатываюсь. Сердечный ритм просто на разрыв. Бросает в жар моментально. Я больше не вижу Громова. В него будто вселился злой дух и сожрал его прежнюю сущность. Он двигается прямо на меня. Пячусь, прижимаюсь спиной к кафелю.
— Не любишь? Я противен тебе, Фортуна? Монстр, да? Животное.
Слова звучат, как из преисподней. Мне кажется, у него даже голос изменился. Низкий бас. Чужой. Не моего Артёма.
— Успокойся! Это что еще за чушь?! — строго спрашиваю, не желая показывать ужас, что застилает взор.
Громов упирается в меня грудью, захватывает края платья и задирает его, дышит, словно разъяренный лев — часто, шумно. Его трясет, а тело горячее, будто огнем горит. Обжигающие ладони срывают с меня трусы, распихивают ноги шире.
Я кричу:
— Ты сошел с ума?!
Но вряд ли кто-то посмеет сунуться к нам. Громов обхватывает мой подбородок пальцами, сжимает, несколько мгновений сверлит меня бешеным взглядом. Его зрачки расширены то ли от возбуждения, то ли от кайфа. Он целует меня, Жадно, голодно. Дышит мне в рот, очерчивает языком губы, напирает и свободной рукой в спешке расстегивает свой ремень. Слышу звук расстегивающейся ширинки. Успеваю только протестующе пискнуть, и Громов снова затыкает мой рот поцелуем. Спускает брюки, упирается членом между ног. Обхватывает меня под коленками и поднимает на руки. Обнаженной промежностью я прижимаюсь к его животу, завожу ноги за поясницу.