Желанная для диктатора (СИ)

Глава 20

Доктор отвечает, что прибудет к нам через тридцать минут максимум. Он соберет необходимое оборудование и медикаменты. Нужно будет доплатить за срочность. Но деньги ничто, когда на кону стоит жизнь.

Я не скажу об этом никому и лично пойду встречать доктора. Громов в особенности знать не должен. Артём как Аришка — тоже не выносит врачей и противится. Вот только одной еще семи нет, второму за тридцать. Весь в дочь. Упертый.

Я выхожу из кабинета и чувствую себя победительницей. Одной противостоять целой армии наемников сложно. Хорошо, что Касым пока еще на моей стороне и не думает о выгоде. Он будет вознагражден за это. Громов наградит его и повысит, когда правда раскроется.

А я бы очень хотела, чтобы Касым нашел истинную любовь и был по-настоящему счастлив. Жаль, это невозможно. Таким людям нельзя иметь семью.

Открываю дверь кабинета и шагаю вон. Весь концентрат наемников сосредоточен в гостиной за своей смутой. «Низы» охраняют территорию, патрулируя улицу. Их походу вообще за людей не считают.

У порога спальни я поднимаю чашу.

Аришка спит. С Громовым не понятно что. Совсем побелел. Критически.

Бегу, ставлю посудину на тумбу и сразу к Артёму.

— Что с тобой?

Шепчу, осторожно тормошу, прислоняюсь ухом к груди. С облегчением выдыхаю — его сердце бьется. Откидываю одеяло. Беру полотенце, смоченное водой, и протираю тело Громова.

— Холодно.

— Ничего-ничего, это уксус испаряется. Терпи.

— Заебался.

Дабы облегчить ожидание врача, решаю отвлечь Громова. Провожу полотенцем по его плечу. Радую улыбкой.

— В Африке людоеды схватили двух туристов. Притащили в деревню. Разожгли костры и повесили два котла. Засунули в них туристов. Один плачет. Второй хихикает…

— Фортуна, пожалуйста.

— Разве тебе не интересно дослушать?

— Потом. И если мне понравится, то обязательно посмеюсь. Сейчас, знаешь ли, вообще не до этого.

Громов хмурится и терпит. Что он испытывает, я представляю лишь приблизительно. Поглядываю на часы. Но ни через тридцать минут, ни еще через столько же после врач со мной не связывается. Я выхожу в коридор, набираю его номер. Десять раз подряд набираю и слышу лишь гудки. Несколько секунд даю себе на размышление и бегу на первый этаж.

— …Слон и Панкрат завтра отправятся в город, прошерстят все отели. Сизый проверит ломбарды.

— А чего это ты раскомандовался тут, Замут?! — возмущаюсь.

Наемник цыкает раздраженно и говорит, что я могу лично отдать приказ, где искать Якута, если имею догадки. Мне кажется, я откровенно мешаю Замуту, путаюсь у него под ногами, не позволяю окончательно подмять под себя людей Громова и устроить революцию. При виде меня остальные наемники утихают. Один Замут — камикадзе.

Я в ответ смотрю гордо, кивком зазываю Касыма. Я не могу оставить Артёма, мне проходится рассказать о враче, чтобы отправить Касыма для проверки в город.

Только мой личный наемник скрывается за высокими железными вратами, как я подпрыгиваю от четких шагов. По спине разливается липкий жар и потеет лоб. Оборачиваюсь, вижу темную фигуру.

— Грому хреново, а ты взялась за самоуправство? Не наломай дров, Вероника Сергеевна. Ты понятия не имеешь, с кем связываешься.

— Имею, Замут. Еще как имею. Быстро отошел! Дальше!

— Прекращай истерику. — Рычит он.

Он расчетлив и бессердечен. Как и все эти… волки.

Я выглядываю из-за широких плеч Замута — явилась его бабка. Шаркает своими подкрадулями так не вовремя, морщит красные губы. Бабка обходит Замута и становится между нами.

— У Тёмушки предположительно заражение крови. Это серьезно.

Тёмушка. Какой фарс!

Бабка переглядывается с Замутом, и я понимаю, что они уже о чем-то договорились.

— Громов выкарабкается, можете не волноваться! — я не уверена, и сейчас мне хочется биться головой о стенку. А нельзя. Стискиваю зубы и иду обратно в гостиную. — Черт! Кто опять выключил свет?! Не прикасайтесь к лампам, все остается так же!

Они словно надсмехаются, смотрят, как я снова щелкаю выключателями. Голова идет кругом, сердце болит. Юлой верчусь по первому этажу и восстанавливаю заведенные порядки. Без Касыма мне страшно, и у меня потеют ладошки.

Входная дверь распахивается — возвращается Касым. Никогда прежде не была так счастлива его видеть. На секунду мне становится хорошо и, кажется, все позади. Касым перешагивает порог и закрывает створку.

— А… где?

Я забываюсь. И теперь уже все равно на посторонних. Моя последняя ниточка надежды вот-вот порвется. Я дышу часто, и воздух в доме будто исчезает.

— Произошла авария. Летальный исход. Тот, кого вы ждали, не справился с управлением.

Мои ноги подкашиваются, и я падаю на колени. Берусь за голову. Это не случайность. Громов, как всегда, был прав.

Касым подходит ближе и протягивает мне руку:

— Встаньте, Вероника Сергеевна. Вы должны быть сильной.

А у меня помутнение. Я рассматриваю туфли наемника, рядом с ними появляются еще одни. Чувствую, как меня хватают за кофту и против воли вынуждают подняться. Ничего не соображаю. Кричу, когда Замут резко отталкивает Касыма и тащит меня. Я будто возвращаюсь в прошлое и вспоминаю подсобку ювелирного магазина. Пытаюсь вырваться. Царапаю ногтями руку наемника.

— Хорош, Сергеевна!

Он затаскивает меня в кухню, а там его бабка уже стоит у плиты, надела фартук в ромашку. Она поставила кастрюльку и разложила на столешнице какие-то травы и склянки.

— Что происходит?

Наемник подпирает собой дверь, чтобы Касым не смог войти следом.

— Глафира может помочь.

— Чем же?

— Она знает рецепт снадобья, который увеличит действие лекарств. Глафира поставит Грома на ноги.

Я мобилизуюсь. Делаю глубокий вдох.

— Делайте все, что нужно. Только, Глафира, приготовь три порции.

Медленно отхожу к соседней тумбе. Поглядываю на непонятную семейку. Грубый мужлан и названная бабка. Невероятное сочетание. Бабка шкрябает поварешкой по кастрюле и говорит:

— Не хватает одного ингредиента.

— Какого?

— Твоих слез. Собери их в серебряную ложку. Без них ничего не получится.

— Ты несешь чушь, Глафира! Какие слезы?! — Возмущаюсь.

Да я готова продать душу Дьяволу, лишь бы Артёму стало легче. Но, извините… слезы? Серьезно?

Бабка пожимает плечами и настаивает на своем.

Ладно.

В самый ответственный момент у меня не выходит и слезинки выдавить. Замут еще уставился. Лыбится, неандерталец такой.

— Глафира, а если лук понюхать? Он не испортит слез?

Я переживаю, ведь каждая минута на счету.

— Нет. Поторопись.

Кидаюсь к коробу с луком. Ногтями и зубами разрываю шелуху. Жадно вдыхаю. Прислоняю ложку к векам. Бред какой-то. У меня режет ноздри и глаза. На что только не пойдешь ради Громова. Хлюпаю носом.

— Столько хватит? — протягиваю ложку.

— Хватит, — говорит не глядя. — Теперь вымой ложку и положи обратно.

— Ты издеваешься?! — ору, швыряю ложку в раковину и растираю глаза.

— Нет. Тебя нужно было отвлечь, чтобы не мешала. Готово.

Бабка снимает кастрюлю с плиты и достает кружку. Подхожу ближе. Чувствую запах дерьма и эвкалипта. Кривлюсь. Я слышу, как Замут шагает к нам. Наемник хочет лично отнести спасительное снадобье лидеру, а Глафира сияет.

— Э, нет, — обхватываю запястье наемника. — Порции три. Сначала вы с Глафирой выпьете. В том же количестве, что собираетесь споить Громову.

— Сергеевна, совсем ку-ку? У Грома жар, а нам напиток собьет температуру.

— Не прибедняйся, Замут. Переживете.

— Мелодрам пересмотрела? Бесишь. — Замут шипит, но делает глоток.

Взглядом разбираю бабку до самых костей, и ей ничего не остается, как последовать примеру внука. Я наблюдаю за ними внимательно и для надежности засекаю еще три минуты после.

— Давай сюда пойло! Громов не желает никого видеть.

Я забираю бокал и фурией вылетаю. Никого вокруг не замечаю, отмахиваюсь от Касыма, бегу наверх. Плечом толкаю створку и несусь к постели Артёма.

— Проснись, проснись, миленький. Ну же, открой глаза…

Трясусь сама, трясу Громова. Аришка услышала. Соскочила.

— Ну-ка быстро вернулась в кровать! — гаркнула на нее. — Артём же сказал — подходить нельзя!

Срываюсь на ребенке. Эта ночь забрала у меня последнее самообладание. Шлепаю по щекам Громова. Чуть не вою.

— Спокойно. Не кричи.

— Господи… Ты живой? Приподнимись. Выпей.

— Что это? Воняет дерьмом. — Он брезгливо морщит нос, но глотает. — На вкус мятный.

Вспыхиваю со стыда, однако другого выхода не остается. Громов опустошает бокал и вновь ложится. Сползаю на пол, откидываюсь на край постели Артёма, глаз с него не свожу.

Я прислушиваюсь к каждому шороху и держу наготове зеркальце. Периодически мне приходится вставать на ноги и прислонять его к лицу Громова. Молиться, чтобы оно запотело.

Под утро опять пасмурно.

В гостиной неожиданно раздается грохот, шум и множество грубых голосов. Началось. Стая потеряла вожака и вот-вот устроит революцию. Я уже говорила, что с наемниками нужно всегда быть начеку, не стоит забывать — от людей в них ничего не осталось.

Громов, кажется, уснул. Я опять дотрагиваюсь его лба — огненный. Температура не спадает. Влажным полотенцем стираю пот и возвращаю тряпицу в чашу. Отстраняюсь и замираю не только телом. Грохот усиливается — наверное, черти принялись крушить мебель.

— Мамочка… — Аришка просыпается.

— Испугалась, доченька? Так не бойся. Дяденьки ремонт затеяли. — Дрожащим голосом отвечаю и кидаюсь к ребенку. Обнимаю, целую. Кончиком пальца щекочу носик-кнопочку. Моя маленькая копия Громова. Они всё ради чего я живу. — Арина, — сменяю тон на учительский. Когда говорю им, дочь слушается на сто процентов и без капризов. — Артём спит, и будить его не надо. Помнишь, как мы играли в королевишну и храброго рыцаря?

— Ага.

— Так вот. Артём — королевишна, а ты — храбрый рыцарь. Охраняй его сон, только не заходи за ширмы. Ведь пол — лава! С постельки наблюдай. Когда вернусь, доложишь мне все в подробностях.

— Не уходи.

— Я быстро.

Еще чуть-чуть, и мы с Аришкой разревемся дуэтом. В ней и моя кровь тоже. Мы чувствуем друг друга, и эту связь не обмануть словами. Отвожу взгляд и, сохраняя остаточную невозмутимость, шагаю к двери. Я запираю комнату на ключ и краем глаза замечаю движение справа.

— Глафира, что там происходит?

— Ожидаемая реакция. Бойцы Громова разнесут дом. Они думают, что лидер умер и ничего им не сделает. Ох, Вероника, добром это не кончится. Помог отвар? — Она ждет ответа и похвалу.

Я искренне благодарна бабке за помощь. Она сделала что могла, но все впустую. Громов, выпив отвар, не исцелился и не пошел по воде. А я почти поверила в чудо…

Бабка Замута поправляет свое откровенное платье с декольте, у нее размазалась помада.

— Помог, — вру. — И еще, Глафира, я запрещаю тебе подниматься на второй этаж.

Бабка сводит брови и морщится:

— Тёмушка разрешал. И как мне приглядывать за Ариной?

Перед бабкой Замута объясняться не собираюсь. Тем более сейчас. Огибаю ее сбоку и захожу в соседнюю комнату, ту, где осталась наша с дочерью одежда. Скидываю с себя трикотажную кофточку и шорты, надеваю черный брючный костюм с приталенным пиджаком и длинными рукавами. Обуваю лакированные лодочки в тон. У ростового зеркала собираю растрепанные локоны в тугую балетную шишку. Влажными салфетками стираю растекшийся макияж.

По ту сторону отражения на меня больше не смотрит Вероника-учительница. Я узнаю в себе Фортуну. С озлобленным взглядом, бледным лицом и темными впадинами под глазами. Я надеваю черный костюм не потому что опустила руки и приняла траур.

Я надеваю черный костюм, чтобы надрать задницы бунтовщикам! Никто не посмеет причинить вред моей семье! Особенно — дочери. Я же мать!

Уверенно иду, хлопаю дверью и понятия не имею, что ждет меня внизу. Стук моих каблуков не заглушает яростных возмущений и криков, усиливающихся с каждой минутой все сильнее. Но мне не страшно. Перед глазами мои любимые человечки, а на остальное плевать.

Останавливаюсь у лестницы.

Бабка слилась с краской на стене и глазеет внимательно. Замут и Касым на первой ступени, словно два стража, пытаются усмирить озверевшую свору и не пустить наверх. В комнату Громова. А напротив Они.

И у меня мороз по телу от лютых рож наемников. Сейчас их гораздо больше. Мужчины заполнили собой почти всю гостиную. Некоторые лица я вижу впервые. Но было бы лучше не видеть вообще. Даже воздух какой-то спертый. Запахи с трех десятков мужчин смешались. Мне тошно. И энергетика конфликта давит морально.

Собираюсь. Выпрямляю осанку. Скрещиваю пальцы за спиной. У меня в запасе только одна попытка. Облажаться нельзя.

— Молчать! Заткнулись все! Быстро!

Мои крики четко разлетаются в пространстве и привлекают всеобщий интерес. Я скольжу ладонью по перилам, медленно спускаюсь в самое пекло.

— Что с Громом? — хрипит наемник из толпы.

— Захлопни пасть, гнида подзаборная! — Вспоминаю коронное ругательство Громова. У него все гниды подзаборные, если они ведут себя не так, как Артёму надобно. На знакомое ругательство у бандитов срабатывает рефлекс — они смолкают. На меня смотрят все, а у Замута дергается левый глаз. — Касым и вы трое, — наобум тычу пальцем в мужиков, импровизирую, — прямо сейчас едут в город за врачом. И только посмейте сказать, что он тоже помер! Лично бошки поотрываю! — Приподнимаю высокомерно бровь. — «Низы» возвращаются на позиции. Бойцы идут в столовую и рассаживаются. Я лично проведу собрание. Остальные занимаются своими делами. — Наблюдаю, как действуют мои слова, и еще громче добавляю: — Замут, а ты следуешь за мной!

Мы поднимаемся на второй этаж, и там я чуть не падаю в обморок. Наемник успевает меня подхватить.

— Сергеевна, ну ты мать даешь. Достойно уважения, блядь…

Замут в шоке, я тем более.

— Подожди, мне нужно в уборную…

— А! Испугалась все-таки!

Как смешно. Это нервное. Скидываю на ходу туфли и бегу в туалет.

У меня две причины и два решения, что родились в голове, как только я взглянула на остервенелых наемников. Во-первых, Касым влюблен в меня. Его служба и тесная связь со мной продолжаться не может. Я не хочу травить ему душу. Во-вторых, держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Деловито возвращаюсь к черному Варвару.

— Что говорить на собрании?

Наемник дает мне указания и вводит в курс дел. Я слушаю вдумчиво, осмысливая каждое слово.

Все проходит гладко. Кажется, мне удалось навести порядок в адовом царстве Громова. Артём обязательно поправится. У него выбора не остается, ведь Касым вернулся непросто с врачом, а с целой бригадой. Они заносят капельницы, какие-то приборы. Много-много всего. Горжусь собой и с наслаждением любуюсь исходом этой ночи.

Все не зря.

***

Неделю спустя

Сегодня ясно, на небе не облачка. Пришла весна, пусть не за окно, но в мое сердце. Я достаю из духовки запеканку — точно такую же, как делают в детских садиках. А бабка Замута коршуном нависла рядом. Злит меня со своим корнем женьшеня для поднятия силы Громову.

— Не нужно, Глафира. Лидер и так сегодня спустится к вам.

Бабка ворчит, ссылаясь на мою неопытность. Хотя признаться себе в том, что из нее знахарка как из меня мыловар, она не желает.

Арина наряжена в бальное платье и пушистый бант. Словно принцесса. Как любит Артём. Я делаю праздничный завтрак лично и жду не дождусь, когда мой мужчина проснется.

Замут с шести утра уже недоволен. Ему как серпом по яйцам служить мне, и наемник намеревается вернуть свой статус, как только встретится с Громовым.

С Касымом я стараюсь не пересекаться, но каждый раз обжигаюсь его взглядом, проходя мимо. Встречаюсь лишь на собраниях, что стали неотъемлемой частью за эти долгие семь дней.

Безымянные наемники теперь в авторитет меня ставят и даже слушаются. Замут мне очень помог этого добиться.

А я просто хочу счастья. И тихих семейных посиделок без посторонних людей.