Желанная для диктатора (СИ)

Глава 19

До пояса обнаженный Громов сидит на кушетке. И только он может сам себе зашивать рану иглой. Даже бровью не ведет.

— Кто это сделал? — в полуобмороке бормочу при виде крови.

От запаха смерти меня выворачивает наизнанку, внутренности сжимаются. Я опускаю взгляд на правый бок Артёма и еле успеваю придержаться, чтобы не упасть.

— Якут, — сквозь зубы отвечает и делает очередной прокол.

Я охаю и вспоминаю рассказ одной из спутниц бандитов, что была на встрече в клубе. Она лично бралась за спасительные манипуляции своего рискового мужчины, что изо дня в день разгуливает по лезвию ножа.

— Давай помогу, — говорю.

— Испугалась, что ли? Красивая, мне не больно. Пуля прошла по касательной.

— Столько тряпок окровавленных… — оглядываю пол рядом с кушеткой, разворачиваюсь к железному столику. — Я обработаю рану.

Беру раствор. Мне страшно вздохнуть, а Громов бранно ругается, обрезая нить. Я возвращаюсь, лью жидкость на марлю, трясущейся рукой прислоняю к ране. Марля тут же пропитывается кровью. Мне сложно быть невозмутимой и соответствовать преступному лидеру.

А он наблюдает с упоением, будто он очень давно ждал моей заботы. Искренней. С переживаниями и трепетом. И вот дождался, жаль, ситуация страшная. Лучше бы массаж попросил сделать.

Громов наблюдает, и взгляд его становится совсем мягким, а на лице появляется легкая улыбка. Он опирается руками на кушетку и лишь изредка хмурится, когда я давлю слишком сильно.

А по-другому никак. Нельзя, чтобы зараза попала в кровь. Она окрасила мои пальцы в алый и пропитала кожу.

— Вам удалось схватить Якута?

— Он напал неожиданно. Падла. Мы перебили его людей, но Айхан вырвался, шмальнул в меня и прыгнул в тачку. Мои бойцы преследовали его. Скрылся.

— Гад такой, — фырчу с раздражением. Громов шипит. — Ой, прости, Артём. Опять надавила? Вроде все. Зеленка есть? Нужно пройтись по краю.

— Это лишнее. Спасибо, Фортуна.

Я киваю и беру новый бинт. Помогаю с перевязкой. Командую уже смелее:

— Ручки в стороны, Громов!

— На бантик завязывать не надо.

— Ладно-ладно…

Я хотела отстраниться, чтобы вернуть на место остатки бинта, но Громов неожиданно заводит руку мне за спину. Пальцами сжимает кофточку. Резко подтягивает к себе так, что я еле успеваю придержаться и не завалиться на него.

Его светлые глаза слишком близко к моим. Его дыхание окутывает мое лицо. Я замираю. Застываю и не верю себе. Громов смотрит на меня с нежностью. Нет, это не мираж. Его взгляд наполнен любовью, аж дух захватывает. И быть такого не может. Невероятно.

— Желанная моя, — говорит совсем тихо, почти неслышно и глубоко вдыхает. — Лучшая анестезия.

Я обнимаю его за плечи, одариваю теплом своего тела. Склоняю голову.

— Желанная для Диктатора.

— Почему Диктатора?

— Но ведь ты же здесь всеми командуешь.

— Смешно.

Он отвечает так, будто не смешно. И, скорее всего, с каменной мимикой. Громов не слишком эмоционально реагирует на мои шуточки. Но оценил. И оценит еще. Ведь у меня есть козырь в рукаве. Коронная и тайная шуточка про говно. По секрету рассказанная Викторией Алиевой.

Мужчина скользит пальцами вдоль моего позвоночника и слегка щекочет. А мне до дрожи не хочется, чтобы откровение, возникшее между нами, заканчивалось.

— Думал повременить с вашим переездом, но медлить нельзя. Завтра же я отвезу вас в безопасное место.

— Ты ранен.

— Царапина.

— Не очень-то похоже на царапину.

Для Громова все царапина. Это я уже поняла. Вот когда кишки в тазик вывалит, тогда да, признает, что ему нужно пару дней отлежаться. А я волнуюсь. И колкая холодная скорбь ядовитой змеей опутывает сердце.

— Не спорь, Фортуна. Доверься.

Артём от ранения и потери крови бледный. У Громова ледяные ладони. Хотя всегда он был раскален, горел подобно вольфраму. Непробиваемый Громов сейчас морозит мне кожу, дотрагиваясь до голой спины под кофтой. Спускается к пояснице, греет свою ладонь под резинкой шорт.

Осторожно касаюсь его груди и вздыхаю. Артём запрещает мне причитать и божиться. В его присутствии особенно. Несколько раз я была в этом замечена. Поэтому только вздыхаю.

— Хочу тебя…

— Нет!

— Почему? — искренне удивляется.

Несмотря на ранение, настроение у него порочное. А стоит ли ждать святости от такого человека, как Громов? Он обводит по кругу и расстегивает пуговицу на шортах. Движения четкие и автоматические. Будто Громов всю жизнь только этим и занимался.

— Ты ослаблен, надо отдохнуть… — растерянно пытаюсь остановить его.

— Ну так сейчас и отдохну. Чего ты опять трясешься? Я же не сильно.

— Не время, — говорю, опустив взгляд, смотрю, как Громов уже стягивает мои шорты вместе с трусами.

— Лезь наверх.

Мужчина откидывается на кушетку и сильно напрягает челюсть. Черт возьми, ему ведь больно! Меня корежит от его выходки. Перешагиваю свои вещи и дотрагиваюсь до ширинки на его джинсах. Приспускаю одежду.

— Ты возбужден даже сейчас?

— Не в хуй же выстрелил.

Аргумент. И возразить нечего.

Пылаю от злости и благодарности одновременно. Я не заперла дверь лечебницы, но не думаю, что кто-то посмеет войти. Дотрагиваюсь ладонью до груди Артема, поглаживая, провожу ниже, рассматриваю разноцветные символы, выбитые на его теле.

— Так красиво…

Касаюсь нежной плоти и, захватив ее, провожу вверх-вниз по всей длине. Громов напрягает пресс и выдыхает с шумом. Словно нервничает и торопится. Он прожигает меня взглядом. Рывком заставляет сесть на него и широко расставить ноги. Одной рукой он приподнимает меня за ягодицы, второй берет член.

Я напрягаюсь от предвкушения, когда теплая головка скользит по моей интимной зоне, самой чувственной точке, проникает внутрь. Заполняет собой. Артём берет меня за талию. Контраст его ледяных рук и моей горячей кожи особенно острый.

Я опираюсь на плечи Громова, выгибаюсь и сама насаживаюсь на него. Медленно, аккуратно, растворяюсь в ласках. В плавных приятных движениях, захлебываясь собственной похотью.

Так у нас еще не было. И это не просто секс, а нечто большее. Я то приподнимаюсь, то опускаюсь, позволяя Громову насладиться. Насытиться. Приглушить боль.

Сейчас я управляю нашим водоворотом страсти. Наблюдаю, как Громов закрывает глаза и прерывисто дышит. Сжимает мои ребра холодными руками. Ведь я его, и только. Никуда не вырваться из хищных лап Громова.

Он скользит руками к моей груди и терзает. Сдвигает чаши лифа, дотрагивается до сосков. Сдавливает пальцами и слышит мой умоляющий стон. Берет меня за плечи и прижимает к себе. Рана еще не вытянула из Громова все силы. Я опираюсь локтями по обе стороны от его лица и принимаю в себя импульсивные движения.

Громов кончает через стон и крепко целует меня в висок, не выпуская из объятий. В его руках спокойно. Мне хорошо тысячекратно от того, что хорошо Артёму. Чувствую внутри горячую сперму и сладкие пульсации. Утыкаюсь носом в шею Громова. Надышаться не могу им. Он нужен мне.

Приходится уговаривать, чтобы отпустил меня, дав возможность с него слезть и одеться. Поправляю одежду на себе, Громов делает то же самое со своей.

— Возвращаемся. Я соскучился по дочери. — Хрипит Громов.

Стараюсь прятать грусть и наблюдаю, как сложно подниматься Артёму с кушетки. Не выдерживаю, подаю ему руку и помогаю.

— Ты совсем ослаб, не нужно было заниматься любовью.

— А может, я завтра подохну? Почему бы и нет. Напоследок.

— Не говори так!

— Шучу, хватит ныть. И не смей показывать слезы моим бойцам.

Утираю их. Всхлипываю, подхожу к Артёму и заныриваю под его плечо. Он опирается на меня и медленно идет к выходу. Каждый шаг ему дается с трудом и через резь в боку. Громову нужно в больницу, но он слишком суров, чтобы обращаться к специалистам. Говорит, и не такое терпел. А мне смотреть страшно.

— Оставь.

Он замирает у выхода из лечебницы и отпускает меня. Превозмогая боль, выпрямляет спину, расправляет стать, поднимает голову и делает взгляд, от которого хочется прогнуться, почувствовав себя ничтожеством, и покориться.

Мне остается лишь молчать, спрятавшись за его мощью. И если бы не алое пятно, пропитавшее рубашку, я бы и не догадалась, что с Громовым случилась беда.

— Никогда не показывай слабость бойцам. — Его голос тверд и безупречен.

Громов ударом кулака распахивает створку, делает шаг вперед. А на улице промозглая ночь и наемники. Они давно разучились спать. Они окружают нас со всех сторон мертвыми черными душами. При свете фонарей их образы кажутся расплывчатыми, будто это не люди вовсе, а призраки.

— Замут, перетащите кровати Фортуны и Арины в мою комнату.

— О, Гром! Все в порядке?

— Не сдох еще, как видишь.

— И не сдохнешь. Хотя тебя нехило покоцали.

— Не дождетесь.

Услышав последнюю фразу, Замут опускает голову и отходит в сторону, освобождая нам путь. Громов берет меня за руку и тараном тащит внутрь дома. Рассекает своим телом холодный воздух. Такой же холодной рукой сжимает мою.

— Я заперла дочь в спальне, сейчас все сделаю. Ты присядь, присядь, Артём. — Указываю Громову на кресло.

Со всех ног бегу наверх, опережая безымянных наемников. Кидаю мимолетный взгляд на Касыма. С моим появлением он сразу отвлекся от кофе.

На втором этаже у двери в спальню натягиваю счастливую улыбку и трясущейся рукой пытаюсь попасть ключом в скважину. Не с первой попытки получается, и я тихонечко открываю дверь. Подхожу к дочери, сгребаю ее вместе с одеялом. Мне тяжело, но я иду обратно в коридор, кивком подтверждая наемникам приказ Громова.

— Что-то случилось, Вероника?

— Нет, Касым. Артём очень нас любит и после ранения решил, что мы должны быть всегда рядом.

— Грому повезло. Будто с неба на голову свалилась семья. Прекрасная женщина. Он говорил, что бог наделил вас редкой красотой?

— Ты забываешься, Касым. И у стен есть уши!

Касым дергается и резко отводит сверлящий взгляд на себе подобных, что перетаскивают мебель. Аришка сонно вошкается на моих почти онемевших руках. Подбрасываю дочку за жопку, чтобы центр тяжести переместился мне на плечо.

— Позвольте, я помогу. — Предлагает Касым, говорит спокойно и бархатно.

Как, в принципе, и всегда. Разворачивается, тянется руками к моей дочери. Я хмурюсь, крепче прижимаю к себе ребенка, на полшага отступаю назад.

— Нет. Арину ты трогать не будешь Фортуновская шестерка!

Это сказала не я…

Каменею. Вспыхиваю и, если бы не дочь, уже сгорела бы на месте. Рассыпалась в прах. По спине бегут токи волнения от того, голос за спиной звучит летально.

У Касыма глаза округляются. Впервые вижу его лицо таким. Мужчина бледнеет в секунду, только уши наливаются пламенным цветом.

Я поворачиваю голову и смотрю на Громова. Сейчас он совсем белый, почти в цвет рубашки, и у него жар — каплями пота проступает на лбу и щеках. Громову плохо. Откровенно. Это не скрыть. Но лидер все еще сохраняет свою власть.

— Гром, я лишь хотел облегчить ношу Вероники Сергеевны.

— Не твоя это ноша.

Громов хрипит и зверем оглядывает своих наемников. Контролирует всех и каждого в отдельности. Останавливается на мне. Вгоняет в краску, меня аж потряхивает от того, что нервы натянуты до предела.

Громов рассержен и с легкостью может уничтожить Касыма. Что, собственно, и собирается сделать, судя по его виду и груди, наполненной воздухом — он собирается отдать приказ.

— Артём, — говорю тихо, но твердо, — Касым — мой личный наемник и было бы правильней мне решать его судьбу. — На свой страх и риск беру ответственность и становлюсь так, чтобы прикрыть собой Касыма от сокрушающего взгляда Громова.

— Хорошо-о-о. — Грубо и подозрительно протягивает Громов.

Мне приходится принять на себя все вибрации ярости, исходящие от каждой его клетки тела.

— Свободен, Касым. — Вполоборота шепчу наемнику, и тот, кивнув, вихрем скрывается с глаз, оставляя после себя ветер и запах парфюма такого же сладковатого, как сам Касым.

Мы с Артёмом по-прежнему в окружении безымянных наемников, но кажется, что они растворились. Здесь только мы втроем. Наша маленькая хрупкая семья, воздвигнутая на фундаменте власти. Страха за жизнь. Больших грязных денег. И врагов.

Это все будто душит меня, как и вид Громова, что остановился вплотную. Я не боюсь его возмездия. Я рассматриваю почти насквозь промокшую рубашку.

— Артём пришел… Ура… — Сонно бормочет Аришка.

Громов осторожно дотрагивается до ее головы.

— Я тоже скучал. Не смотри на меня, Принцесса.

— Почему?

Громов поглаживает по голове дочь и оставляет ее вопрос без ответа. Он обращается к наемникам и приказывает принести три ширмы из лечебницы. Со всех сторон лидер скроет свою постель от глаз Аришки. Громов не хочет, чтобы кто-то видел его ослабленным.

Мы с дочерью заходим в комнату первыми. Я снова укладываю Арину. Рассказываю коротенькую сказку про королеву Матильду и ее волшебное бриллиантовое кольцо. Наблюдаю, как заносят ширмы. Дочка тоже смотрит, но моргает медленно. Дремлет.

Когда все оказывается на своих местах, и нет посторонних, дверь в комнату открывается. Я поднимаюсь с кровати Арины и вижу, как устало плетется Громов. Только здесь он может, наконец, выдохнуть и расслабиться. Сбросить с себя железную маску предводителя.

— Сейчас… я помогу тебе снять рубашку. — Шепчу и кидаюсь к мужчине.

— Я сам.

— Ну как же сам? Тебе ведь плохо, да? Давай принесу антибиотики? Обезболивающее?

— Ты, наверное, и без печени меня оставить хочешь? Пил уже. Заканчивай с суетой, Фортуна.

Громов снимает рубашку, небрежно вешает на ширму. А прямо за ней моя постель. Дочка не знает нашу общую тайну с Артёмом, и ей было бы странно увидеть свою мать на одном ложе с «другом». Но я не спешу отдыхать и усаживаюсь на край постели Громова. Да и возможен ли отдых?

— Тебе нужно в больницу, Артём. Что с нами будет, если ты не переживешь эту ночь?

— За стенами меня пришьют гораздо быстрее, чем ты сможешь об этом подумать.

Громов хмурится и кашляет. Я дотрагиваюсь его лба — огненный.

Мне приходится покинуть его, чтобы взять чашу и наполнить ее холодной водой. Взять полотенце и попытаться сбить температуру.

Я выхожу в коридор и прислушиваюсь. Сложно объяснить, но мне кажется, тучи над проклятым особняком сгущаются. Мрачно совсем. Тревожно. Я медленно крадусь в кухню. Где-то в глубине слышны тихие шепоты нескольких людей. Этой ночью никто не сомкнет глаз, кроме Арины.

Почти везде погашен свет ламп, хотя всегда даже в сумерках горело полное освещение. Кто-то вздумал пойти на самоуправство? Я раздраженно щелкаю выключателями и прибавляю шаг. Чем ближе двигаюсь к кухне, тем сильнее ненавижу всех вокруг. Спускаюсь на первый этаж и останавливаюсь в гостиной.

— Что замолчали? Продолжайте, или я вам помешала?!

— Сергеевна, прекращай панику.

— А я разве паникую, Замут? Нет, мне просто интересен ваш разговор.

— Не бабское дело.

Я щурюсь и перевожу взгляд на Касыма. Он понимает меня без слов и поднимается с дивана. Следует за мной в кухню. Наемник помогает мне быстро найти нужные предметы среди огромного количества шкафов и полок.

— Как Гром?

— Хорошо, — вру. — Он идет на поправку, думаю, через пару дней все пройдет.

Я не смотрю Касыму в глаза и намеренно разглядываю прозрачную струю из крана. Сливаю воду до состояния ледяной. Задумываюсь.

Касым становится за моей спиной так, что задевает мои бедра своими. Он тянется через меня, чтобы закрыть вентиль. Он выдыхает мне на ухо. Я чувствую на себе интерес Касыма. Неподдельный. Завязанный на остром риске.

— Вероничка…

Я подпрыгиваю от напряжения и мягкого шепота. Дергаюсь.

— Что?!

— Добавьте в воду немного уксуса. Так вы сможете легко сбить жар. Все настолько плохо?

Сейчас разревусь. Мне хочется орать и крушить все, что попадется под руку. Теперь не только Громов больше всего на свете желает приструнить Айхана. Гада ползучего. Я понятия не имею даже, как выглядит Якут, но уже испытываю к нему ненависть. Да чтоб он первым сдох!

Изловчаюсь и разворачиваюсь лицом к наемнику. Хотя лучше бы не разворачивалась. Так близко мы еще никогда не были. Это критическое расстояние, и мое личное пространство захвачено полностью. Я сгибаю колено, чтобы немного отстранить от себя Касыма, а получается коряво. Чашечка застревает аккурат между ног наемника. Это пошло.

Нет. Касым не пристает ко мне и не лапает. Просчитывает каждое действие. Невербальными жестами он уже показал свою позицию так, что только идиотка не поняла бы. А я ей, собственно, и притворяюсь. Но Касым, похоже, считает, что не притворяюсь.

— Где уксус?

Просачиваюсь между наемником и кухонной тумбой к противоположной стене. Беспорядочно распахиваю шкафчики и повторяю вопрос. Оборачиваюсь и смотрю на Касыма. Мужчина дотрагивается тыльной стороной ладони до кончика своего носа и щеки. Он нервничает, как и я. Поправляет и так аккуратную стрижку.

— Касым, ты должен мне рассказать, о чем был разговор в наше отсутствие.

Наемник делает шаг ко мне и заставляет опять напрягаться.

— Не бойтесь. Вот, держите. — Он достает из нагрудного кармана пиджака маленький диктофон и отдает мне. — Тут все. За это меня убьют, но знаете… Ради вас и умереть не жалко.

Охаю. Чуть не роняю бутылочку с уксусом.

— Прекрати. Это останется тайной.

— Можете доложить Грому — плевать. Вы мне нравитесь, Вероника. Очень. Но я всего лишь наемник без права на любовь и будущее. Я, как и все, ходячая машина для выполнения приказов, а Гром здесь лидер. Такая женщина, как вы, никогда не обратит на меня внимания. Оно и не надо. Мне достаточно того, что вы рядом.

Пошатываюсь. Я никогда не считала себя расхитительницей сердец и роковой женщиной. Разве что Угонщицей сердца Громова и то лишь с недавних пор.

Пошатываюсь сильнее, и с ног до головы меня окатывает волной лихорадки. В мгновенье мой мир рушится. И мир Касыма. Мы слышим голос. Четкий. Хорошо поставленный. Он звучит громко и ясно…слава богу это не Громов…

— Перестань вкручивать ей хуй в уши!

Испугавшись за Касыма, вскрикиваю:

— Замут? Это не то, что ты подумал!

Не знаю, что хуже. Наверное, лучше бы здесь появился Громов, а не другой наемник.

Касым отстраняясь, просит меня уйти. Настойчиво. Они сами разберутся. Замут сверлит глазами. Черными-черными. Наемник зол как никогда, но, сжав пасть, молчит. Ни слова не проронив больше. Беспардонный Замут обязательно расскажет все Громову еще и приукрасит. Мало того что явился без стука, так еще и подслушивал.

Забираю чашу с уксусом и полотенце.

Касым все уладит. Это его долг.

Теперь серой тенью ощущаю себя я. Суетливо огибаю наемников, выхожу вон из кухни. Поднимаюсь обратно в комнату и у порога оставляю чашу. Захожу в кабинет Громова, запираюсь, достаю диктофон и убавляю громкость.

На записи помехи и дыхание. А еще шорох одежды. Поначалу наемники обсуждают Якута и добычу алмазов на рудниках. Проблемы с транспортировкой и как выгоднее перевозить контрабанду.

Среди множества голосов я узнаю голос Замута: «Грома прострелили. Органы не задеты, но зараза попала в кровь. Мы должны рассматривать все исходы, чтобы не развалить общее дело. Я как “старший” возьму ответственность на себя. С Вероникой и ее дочерью решим позже, что делать».

Ах ты тварь неотесанная! Меня колотит и швыряет из озноба в жар. По кругу. Это что за революция?! Они уже похоронили Артёма, а главный подстрекатель — тот, кому Громов доверял как себе! Никогда не позволю!

Замут может прямо сейчас начинать прощаться со своей головой. Как только Артём окрепнет — услышит запись. После ухмыльнется. Величественно поднимется на ноги и также величественно свернет Замуту шею! Руками голыми. Как умеет делать лишь Громов. А я посмотрю. И жалеть наемника не стану. Может быть, станцую на его могиле.

И откуда во мне столько воинственности?

Достаю телефон Артёма из заднего кармана шорт. Моя трубка не ловит связь, поэтому я позаимствовала смартфон Громова. Я же… воровка. Меня давно так называют украдкой наемники.

Набираю номер и вызываю врача на дом.