Жена напрокат

Барьер с челочкой

То было раннею весной.

Первый гром.

Первая тёплая дождинка.

Первый вздох.

Наша героиня вздохнула не раз и не два.

Сквозь прищур ресниц безучастно смотрела на экран.

«Голый остров».

«А в газетках расписали – шедевруха! Скучища…»

– … ну будто воду на тебя возят! – ввернул подсевший сосед.

Она несказанно оживилась.

Он притронулся к её пальцам, достаточно робко сжал, будто разведывая, и они ушли из тёмного кино.

Навстречу плыли зелёные огни светофоров, улыбки, каркасные дома.

Он вспомнил свою коронную идею – нет на земле страны, где бы любовь не обращала влюбленных в поэтов, – и прорвался альбомной рифмой:

Пёстрокрылка была без ума:

– Я буду любить тебя до бесконечности! – поклялся он.

На следующий день он упал к ногам Галки Подгориной:

– Я ате… ист… Но с этой минуты я верю. Бог есть. Это – ты!

Она попросила встать и дохнуть.

– Для смелости…

Галка примирительно улыбнулась:

– И что делать с тобой, сердечный разбойник?

– Любить! – картинно посоветовал Сергей.

Раз идёт Галка по парку – Сережка.

Сидит на скамейке с рыженькой принцессой и что-то пылко ей твердит. Никак про розы?

Прошла мимо – не глянул даже.

«Хорошо. На первый раз я тоже не видела».

Но через месяц, когда с неземной нежностью Сережка целовал другого ангела с чёлочкой, как у неё, Галка взорвалась.

Она нежданно выросла между ними, как атомный грибок, свирепо вращая белками.

Ангел испуганно удалилась.

– Что это? – спрашивает Галка.

– Испытание твоей верности. Я верен только тебе. Но это не значит – время делать оргвыводы о женитьбе. Жизнь ещё проверит верность друг другу, наставит столько барьеров. Зачем ждать, пока встанут барьеры сами, надо искать их и брать.

– С чёлочкой – барьер?

– Он, матушка, он.

Сергей порхает от барьера к барьеру и не торопится официально засвидетельствовать свою верность бедной Галке, которая так наивно ждёт от мотылька Сержа чего-то серьёзного.

Галка не выдержала испытания и пришла в редакцию.

– Будьте добры, напишите такой фельетон, чтоб он прочитал и умер. Это моё последнее желание.

Я почесал за ухом:

– А если не умрет?

– Тогда, наверно, я умру.

При мысли, что такая прелестница может уйти в мир иной, я отчаялся без раздумий распатронить вертопраха:

– Его фамилия? Где работает?

Галка долго тёрла нежный лобик и ничего путного не выдавила.

Она ничего не знала о своём сердечном разбойнике, если не считать, что он автор афоризма «Ах, любовь – это сон упоительный!», что он поёт: «На Дерибасовской открылася пивная» и читает стихи про розу с разницей.

– А по идее, ему б надо указать на дверь, когда пьяным объяснялся, – сказала Галка. – Но меня заинтриговало: а что потом, за объяснением, за испытанием?

Мне не жалко Галку. Я сказал, напишу фельетон о ней персонально. В назидание ветрушкам.

В Галкиных глазах гневно сверкнула молния.

Грома почему-то не было.

Гром благоразумно воздержался от стука.

1964