Жених моей сестры

Эпилог. Яр

– Мы можем никуда не ехать и остаться здесь, – повторяю я Нюте в который раз. – У тебя еще целый семестр впереди.

– Яр, поехали, – она смотрит на меня своими невероятными серо-зелеными глазами, в которых я вижу спокойную уверенность. – Твой отец в больнице и тебе надо к нему. А я все равно не горю желанием здесь доучиваться.

Я знаю, что Нюта не врет. Я уже в курсе, как моя любимая художница выглядит, когда она чем-то вдохновлена: тогда ее взгляд сверкает, все руки до локтя испещрены пятнышками краски, а еще она забывает и про еду, и про сон, потому что готова рисовать запоем. Так вот, кажется, лондонский университет ее и правда не вдохновляет, особенно в том, что касается самих лекций и практических занятий. Зато она рисует своих сокурсников, у нас дома уже целая галерея портретов: там и широко улыбающаяся темнокожая девушка с крупными чертами лица, и тонкий, как кузнечик, кореец, и рыжий веснушчатый ирландец.

Не ревную ли я? Конечно, ревную. Но вижу, как Нюте нравится рисовать людей, и ради ее счастья стараюсь сдерживать того дикого ревнующего дракона, который живет во мне и жаждет, чтобы мое сокровище не отходило от меня ни на шаг.

– Да, я понимаю, – я все еще колеблюсь, нажимать ли кнопку на сайте, завершая покупку авиабилетов в Москву. – Но можно же не учиться. Просто будем жить тут вдвоем. Я работать, ты рисовать… Хорошо же было.

Наверное, я подсознательно боюсь возвращения. Было таким облегчением отсечь от себя весь мир и все наше прошлое, оказаться с Нютой в незнакомом городе, в этой маленькой комнате, и просто жить, начав все сначала.

Это были невероятные полгода. Мы столько времени проводили в постели, наслаждаясь друг друг другом, мы столько гуляли, изучив все закоулки Лондона, мы столько разговаривали и спорили, переходя на поцелуи, когда не хватало аргументов. Мы столько смеялись, пока учились готовить, и так гордились собой, когда начало что-то получаться. У нас даже появились свои коронные блюда! У Нюты жареная картошка, а у меня спагетти с креветками. А вот блины так и остались недостижимой вершиной кулинарного мастерства. Мы забили после пятой неудачной попытки и просто заказывали их в одном русском ресторанчике, когда хотелось чего-то вкусного.

Мне кажется, я никогда не чувствовал себя таким счастливым, как здесь. Таким свободным, таким сумасшедшим, таким влюбленным…

Что если все это кончится, когда мы вернемся?

Нюта как всегда понимает меня даже лучше, чем я сам, потому что подходит и обнимает со спины, пристраивая свой подбородок мне на плечо. От ее пахнет свежо и сладко – и член привычно тяжелеет только от ее запаха. Как же сильно я ее хочу. Всегда. И чем дальше, тем больше: эта связь становится только сильнее со временем.

– Если мы вернемся, ничего между нами не поменяется, – говорит она мягко. – А твой отец… Яр, ты же сам себе не простишь, если не приедешь к нему.

Может, я неправ, но я ничего не чувствую при мысли о том, что у отца случился инсульт и он теперь в больнице. Ни страха, ни злорадства – ничего. Впрочем, Нюта права: как минимум, навестить я его должен. Но это не причина для возвращения.

Причина может быть только одна.

– Моя хорошая, в больницу я могу и один слетать. Через пару дней уже снова тут буду. Поэтому просто ответь мне честно: ты сама – вот ты – хочешь вернуться?

Я поворачиваю голову, смотрю на Нюту, которая задумчиво прикусывает свою пухлую нижнюю губку, а потом решительно кивает.

– Да. Хочу.

– Значит, вернемся, – я быстро целую ее и уже без всяких сомнений нажимаю на кнопку «купить».

В аэропорту нас встречают Зак Громов и его невеста. Невеста – фигуристая блондиночка Лия – сразу же бросается на шею Нюте, и они обнимаются как разлученные в детстве сестры. Мы с Заком ухмыляемся друг другу и крепко пожимаем руки. За эти полгода совместной работы я еще больше убедился в том, что голова у Громова работает как надо, а сам он надежный как швейцарский банк. Плюс выяснилось, что его язвительные и саркастичные шуточки отлично сочетаются с моим чувством юмора, да и вообще, что общего у нас гораздо больше, чем я думал.

– Я снял вам на месяц квартиру, как ты просил, вот ключи, – Зак вкладывает мне в руку связку. – Выбирал на свой вкус, так что если не зайдет, просто новую найдешь. Я пока договор долгосрочной аренды не заключал, так что время подумать есть.

– Спасибо.

– Тачку будешь себе брать?

– Пока не решил, – уклончиво отвечаю я.

Громовы хорошо платят за работу, и деньги у меня сейчас есть, но сначала надо все хорошенько прикинуть.

Ребята довозят нас до нашей новой квартиры, мы прощаемся, договорившись встретиться завтра и поужинать вместе. Нюта, уставшая после перелета, отправляется спать, а я беру такси и еду в больницу. Частная палата, круглосуточное наблюдение и… отец, не похожий сам на себя, бледный и весь в трубках.

– … необратимые изменения мозга… вряд ли он когда-то сможет говорить…надежда, конечно, есть всегда, но…

От слов врача у меня внутри все сжимается. Да, отцу было всю жизнь наплевать на меня, я был для него просто инструментом для достижения целей, но все же это мой отец. И невыносимо его – сильного, властного и не старого еще в общем человека – видеть в состоянии овоща.

Я сижу какое-то время у его постели и держу отца за руку. Пытаюсь вспомнить что-то хорошее, что нас с ним связывало, но ничего не приходит на ум. Из счастливых воспоминаний у меня только те, что связаны с мамой. Ее смех, когда мы играли в прятки в саду, ее цветочный запах духов, когда она меня обнимала. Я не знаю, зачем она вышла замуж за отца и что это было, расчет или любовь, но, кажется, счастлива она с ним не была. Был ли он сам счастлив, постоянно гоняясь за новыми и новыми нулями на банковском счете, я тоже не знаю. Возможно, никогда теперь и не узнаю. Но я точно не хочу идти его дорогой.

А на следующее утро мне звонит незнакомый номер.

– Яр? Привет.

– День добрый, – хмуро отзываюсь я, выходя из спальни, чтобы не будить уютно сопящую Нюту. – А кто это?

– Олег Нестеров.

– Нестеров? – что-то отзывается в памяти, но очень смутно. – Не знаю такого.

– Я сын Екатерины Нестеровой, это двоюродная сестра твоего отца.

– А, тетя Катя, – вдруг вспоминаю я, хотя виделись мы лет сто назад. – Ну привет, Олег Нестеров. Чего ты хотел?

– Встретиться. Поговорить.

– Зачем?

На том конце трубки раздается вздох.

– Твой отец написал завещание в мою пользу, а еще назначил меня своим и.о., если что вдруг случится. А так как он сейчас недееспособен, то надо что-то решать с управлением «НДК». Мне звонили из совета директоров вашей корпорации, и… Может, лучше встретимся, Яр?

– Давай, – неохотно соглашаюсь я.

Олег оказывается худым белобрысым мужиком в дорогих шмотках и с прилизанными волосами. Он сразу берет быка за рога и предлагает мне выкупить его долю акций, которая перейдет к нему после смерти отца.

– Отец еще не умер, – цежу я сквозь зубы.6cbe0b

– Но и управлять компанией он теперь не может. От меня хотят каких-то ответов и решений, а я ничего в этом не понимаю, – признается Олег. – Мне было бы проще продать это все тебе, ты же шаришь в этом, правда? А уж с деньгами я бы нашел что делать. Ну, что скажешь?

Я зло комкаю салфетку, пытаясь как-то справиться со своей яростью. Серьезно, отец? Ты настолько не хотел, чтобы мне достался хоть один процент акций, что предпочел отдать все какому-то дальнему родственнику, который нихрена не разбирается в нашей работе? Предпочел выстрелить себе в ногу, поставив под угрозу целую корпорацию и тысячи людей, которые там работают?

Или ты просто думал, что будешь жить вечно?

– Нет, Олег, выкупать я ничего не буду, – твердо говорю я. – У меня нет на это ни денег, ни желания. Ебись сам. Когда отец на тебя оформлял наследство, ты же не был против, правда?

Он мрачно молчит.

– Но ты можешь нанять меня на работу, – добавляю я бодрым голосом. – Консультантом. Я расскажу тебе, кого поставить на ключевые позиции, с кем заключать договоры, и обрисую примерный план работы на год.

– Круто, – веселеет Олег. – Считай, ты принят.

– Отлично. Зарплата вот такая.

Я беру еще одну салфетку, пишу на ней цифру и пододвигаю к нему.

– Ты охуел что ли? – мой троюродный братец вытаращивает глаза.

– Дело твое, – я пожимаю плечами. – Можешь сам встать во главе компании. Можешь поискать того, кто в этом разбирается лучше меня. Как хочешь.

Я не прощаясь ухожу, а через два дня мне звонит Олег и цедит в трубку, что согласен на мои условия.

– Ты рад, – не спрашивая, а утверждая, говорит Нюта, когда вечером мы лежим, обнявшись.

– Рад.

– У Громовых была скучноватая для тебя работа, да? – улыбается она, и я снова поражаюсь ее проницательности.

– Есть такое, – соглашаюсь я и целую ее в висок, тонко пахнущий цветами. – Я устал от однотипных задач. Плюс они меня все равно полностью не загружали, так что пока я останусь и у них, и в НДК. А потом, может, еще где-то поработаю. В роли консультанта можно будет переключаться на разные проекты, и да, меня это очень радует. А еще я рад, что благодаря мне компания не полетит в жопу. Там работает слишком много людей, они не виноваты в том, что мой отец… Ладно, не будем о нем.

– Тогда, может, имело смысл все же выкупить акции у этого Олега? – осторожно спрашивает Нюта. – У меня есть то, что мне тогда перевел папа, плюс…

– Нет, – резко отвечаю я. – Твои деньги – это твои деньги.

– Они наши, – возражает Нюта, недовольно поджав губы.

– Неа, моя хорошая. Наши – это те, которые для нас заработал я, – ухмыляюсь в ответ. А потом уже серьезно добавляю: – На самом деле я и не хочу быть владельцем. Роль консультанта меня устраивает больше, потому что она дает свободу. Не я работаю на корпорацию, отдавая ей все свое время и силы, а она мне платит за заранее оговоренное количество часов, которое я ей посвящаю. Я хочу быть хозяином своей жизни и сам решать, что мне делать: работать в офисе над интересной задачей или укатить с тобой на две недели на море.

– Наверное, ты прав, – через паузу отзывается Нюта.

– Я всегда прав, – довольно ухмыляюсь я.

– Боже, ну какой же ты самоуверенный, Яр! – закатывает глаза она и швыряет в меня подушкой. Я ловлю ее, отбрасываю в сторону и прижимаю Нюту к себе.

– Я такой, ага. Но ты ведь все равно меня любишь?

– Люблю, – выдыхает она, и в ее голосе больше нет и намека на шутку. – Люблю сильнее всего на свете.

У меня перехватывает горло, и я целую свою любимую девушку так, чтобы и она тоже поняла: дороже ее у меня никого нет и не будет. Она весь мой мир. И я сделаю все, чтобы она была счастлива.