Жертвуя королевой

Глава 23. Ситуации, которые решаются сами

Ни позже, ни еще немного позже, я не появилась в кабинете Макса. Разговор с Анатолием продержал меня в хорошем настроении довольно-таки долго. Я почти не думала ни о Максе, ни о Назаре и впервые за последнее время полноценно погрузилась в работу.

Во-первых, я поняла, к какой цели иду — новая жизнь, где буду я сама у себя, и это меня окрыляло.

Во-вторых, я так четко стала понимать положение, в которое загнала себя сама. Я слишком рано вышла замуж за особого человека, я слишком много потребовала от самой себя, чтобы соответствовать ему. Вместо того, чтобы позволить себе быть собой, ведь он именно ту меня, в джинсовом комбинезоне с заляпанной краской и полюбил, я старательно от самой себя избавлялась.

Я научилась жить по правилам этого блестящего мира, полного достижений, успеха, громких имен, но полностью разучилась жить собой. И Макс меня бросил. Эту меня, которая не была мной. Я не знаю причин его поступка, но теперь, когда во мне появилась четкое понимание, кем я не хочу быть, и чего бы я по-настоящему хотела, мне даже проще стало принять тот факт, что он меня кинул.

Анатолий Уваров, бубен, точка зрения — словно подтвердили и подчеркнули все эти мои озарения.

Впрочем, дел накопилось немало. Если бы в этот день из моей жизни исчезли все люди, благодаря которым я бросаюсь из крайности в крайность, качаясь на своих эмоциональных качелях, я, наверное, ни капли не расстроилась бы.

Но еще я понимала, что такое мое блаженное состояние не будет продолжаться долго. Это странное мимолетное просветление, когда я есть у самой себя и только на себе сосредоточена.

И ближе к вечеру, уже к концу рабочего дня Макс, видимо, так и не дождавшись, когда я появлюсь, объявился сам. Словно подтверждая мои опасения. Я боялась, что его появление сразу разрушит обретенный покой. Сердце пропустило удар и кинулось вскачь.

Я не могла, не могла быть безразличной. Меня вновь захлестнуло любовью — прижаться к нему, пусть обнимет, погладит по волосам, и мы просто пойдем домой к нашей дочке, а потом сразу же следом — злостью, обидой, недоверием.

— Лора, я хотел объяснить про дом, — начал Макс, как только вошел.

Он прошел к столу и опустился в кресло. Выглядел он отлично: темно-синий костюм, пиджак подчеркивает крепкую фигуру, рубашка с расстегнутым воротом и какой-то новый, манящий парфюм.

И смотрел на меня с этой его тоской, надеждой, она меня наизнанку выворачивала. Мы любим друг друга, это очевидно, нас тянет магнитом, но мы не можем сблизиться. От этого сердце тоненько скулило, так жалобно, что хотелось плакать. Мне было жаль нас.

— Я знаю про дом, видела дарственную на Лилю, — опередила я его. Я не давала себе воли, я держала чувства в узде.

— И?

— Что и?

— У нас все нормально?

— У кого у нас?

— У нас с тобой.

Мне показалось, что в кабинете стало темнее. И не оттого, что за окном село солнце или в кабинете выключили свет, а потому что у меня в глазах потемнело от подступающей к горлу ярости. Да, понимаю, все нормально. Но он так ничего и не сказал, не объяснил. Он обещал, а потом я узнаю новость про дом. Про который он тоже мне ничего не сказал. Я начала задыхаться. Макс несколькими словами умудрился разжечь вроде бы приутихшую во мне ненависть. К нему, а может быть, вообще ко всему мужскому роду в его лице.

Я еле сдержалась, чтобы не заорать.

— У нас с тобой? А есть какие-то мы с тобой? Макс, а что, кстати, у нас с тобой? Мне даже интересно, как ты это видишь, — я уставилась на него так, будто хотела дыру у него во лбу прожечь.

— В Германии мне показалось, что ты дала мне шанс все исправить, — подобрал слова Макс.

— Я сказала, что могу подождать, когда ты мне все объяснишь, а там видно будет. Но ты, как я вижу, ничего объяснять так и не собираешься. Видимо, мне самой каждый раз нужно открывать что-то новое, а потом ты будешь делать вид, что сам это рассказал? Чушь какая-то!

— Дело не только в этом.

— А в чем еще? — я сложила руки на груди. — Ты намекаешь, что, если был секс, значит, дело в принципе пошло на лад?

— Может и так.

— Не так, Макс. Тот случай ничего не значит, не обольщайся.

— Но ты не можешь делать вид, что ничего не было, — он прищурил глаза, будто пытаясь высмотреть мои чувства.

— Разве? Ты же можешь делать вид, что ничего не было. Сидишь здесь такой важный, предполагаешь там что-то, далеко идущие выводы делаешь, будто ничего не произошло, будто ты ничего особенного не сделал.

Макс потупил взор. Мои слова попали в точку.

— Слушай, Макс, а откуда у тебя столько денег? И, если у тебя их столько, что ты можешь покупать рекламные агентства, шикарные дома, зачем тебе понадобилось обдирать меня как липку? Или ты это сделал так, для удовольствия? — спросила я.

— Про это я тоже расскажу позже, обо всем сразу расскажу.

Это было уже невозможно терпеть. Я вскочила из-за стола и рявкнула:

— Хватит! Не могу больше это слушать! Не нужно мне уже ничего рассказывать! Не хочу ничего знать. Задолбал ты, Рихтер. Скажу — не скажу, устроил тут ромашку. Все! Амба!

Я схватила сумочку и рванула из кабинета.

У меня действительно не было уже никаких сил слушать тот бред, что он нес. И действительно, как будто стало все равно, что там он расскажет. Я будто перегорела. Или, может быть, сегодняшняя странная встреча под липой на меня так повлияла. Но что-то точно в моей голове перещелкнулось.

Макс вышел за мной из кабинета и придержал меня за локоть. От этого прикосновения у меня тут же пробежали мурашки вдоль позвоночника. Мое тело реагировало на Макса, как и прежде.

Я ничего не могла с этим поделать. «Уйди из моей жизни, я как-нибудь соберу себя, я уеду, у меня есть цель, я отыскала себя заново, я же с тобой, будто не могу сойти с карусели, а она все крутиться и не остановить», — мысленно взмолилась я.

Я резко обернулась.

— Ладно, раз ты такая деловая, тогда вопрос по работе. Точнее не вопрос, а распоряжение. У нас снова командировка, — Макс глядел на меня и не отпускал локоть.

— Уж не в Китай ли, Макс? — спросила я, зная ответ.

Макс не смог скрыть удивления.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, а еще знаю, что ты опять юлишь, не командировка, а очередные твои шахматные замуты, но, знаешь, я уже приглашена.

Макс явно был ошарашен.

— Что ты имеешь в виду?

— Я буду там с Назаром, он тоже приглашен. Ты же не думал, что ты у нас один такой уникальный. Поединок с нейросетью? Да, Назар мне рассказал, и я лечу с ним. И, раз это еще и твое рабочее распоряжение, получается, что и с тобой. Смотри, как славно все сложилось. Так, что там на счет командировки? — я дернула рукой, освобождая локоть.

— Платонов, — прошипел Макс, наверное, думая, что я не услышу.

— Угу, — кивнула я, — Платонов. Ну, до встречи, Рихтер.

Я мотнула головой, забрасывая волосы на спину и пошла к лифту. Макс так и остался стоять там, где стоял, в глубокой задумчивости.

Назар действительно рассказал мне о Китае и о предложении какого-то Тимура Вагитова принять участие в шахматном поединке с нейросетью. Не скрыл он и то, что там будет Макс. И помимо Макса и Назара еще несколько сильных шахматистов.

Назар позвал меня с собой, и я согласилась. Не потому, что так уж действительно хотела туда отправиться. Но я была уверена, что Макс снова попробует провернуть трюк с командировкой.

«Если он собирается играть со мной, я тоже могу продумывать ходы», — решила я и приняла предложение Назара. Это стоило сделать хотя бы для того, чтобы увидеть лицо Макса, когда он узнает.

До дома я добралась с четкой установкой, опираясь на слова моего нового знакомого — Анатолия: «Иногда, ситуации нужно дать разрешиться самой по себе».

«Так пускай и будет», — решила я. Да и никаких сил больше ни думать, ни что-то предпринимать у меня не было.

Но когда я подошла к своему подъезду, меня ждал новый «сюрприз».

— Лора! — услышала я позади.

Я оглянулась. Ко мне спешила девушка моих примерно лет. Статная блондинка, холеная, сразу видно, что у такой внешности точно есть определенный бюджет равный годовому бюджету какого-нибудь небольшого города.

— Вы же Лора? — спросила она.

— Да, — ответила я и глянула на нее, ожидая, что она представится.

— Я — Катя, Лора, можем мы с вами поговорить? — спросила она.

— По какому поводу, прошу прощения?

— По поводу Макса Рихтера.

Что-то оборвалось внутри, в животе похолодело, во рту мигом пересохло, а дыхание сбилось. Я сжала и разжала кулаки, чтобы успокоить дрожь пальцев.

Почему-то я понимала, что это будет такой разговор, после которого все точки над «ё» будут расставлены.

— Хорошо, я слушаю, — я сложила руки на груди.

— Это будет долгий разговор, давайте поднимемся к вам, — она смерила меня оценивающим взглядом и ухмыльнулась, как мне показалось — презрительно. Будто она снисходит до меня этим будущим разговором.

— Что ж, прошу, — я открыла дверь подъезда.

В квартиру эта Катя вошла, скорчив брезгливую гримасу. Словно принцессу заставили войти в хижину к простолюдину. Мне даже показалось это чересчур наигранным. Квартира у меня была не просто приличная, а очень и очень даже. «Не в дворце же она из цельного куска золота живет, чтобы кривить рожицу», — думала я.

Она без приглашения опустилась в кресло и закинула ногу на ногу. Я села на диван, ничего ей не предложив, чтобы она не думала здесь рассиживаться.

— Итак? — спросила я, чтобы пауза не затягивалась слишком долго.

Я держалась достойно и никак не выдавала своего волнения. Но на самом деле внутри меня бушевала буря. Сердце колотилось так, что казалось, это биение в моей груди видно невооруженным взглядом.

— И что он в тебе нашел?

От этого вопроса и от такой наглости я чуть не открыла рот. Конечно, я не сомневалась, что речь идет о Максе.

— Он во мне ничего не искал, ищут там, где с первого взгляда не видно ценности, ты сказать-то чего хотела? — парировала я и тоже перешла на «ты», чтобы не давать ей спуску.

— В общем, не буду ходить вокруг да около. Ты, Лора, губу не раскатывай, если Макс вдруг объявился. У него, как бы это сказать — творческий кризис. Я его немного и спустила с поводка, чтобы он свою бывшую женушку да ребенка повидал.

— Девушка Катя, я настоятельно тебе рекомендую выбирать выражения и, если ты хочешь что-то там до меня донести, давай, облегчи душу, без этих вот фигур речи, — я глянула на нее исподлобья.

Я знала, что, когда злюсь, выгляжу опасно. Катя это тоже заметила и немного сбавила обороты.

— Ладно. Если ты еще не поняла, тогда сообщаю, Макс бросил тебя из-за меня.

Я почему-то не удивилась, но все равно к горлу подкатил комок и застрял там.

— И не только из-за меня, но и из-за сына, — она протянула мне фотографию.

С фотографии на меня смотрел мальчик лет четырех с пронзительными синими глазами. Я облизнула пересохшие губы. Совсем не к месту, но меня даже умилило, что эта девица показала мне бумажную фотографию, а не на телефоне.

Я взяла свой телефон и навела камеру на фотографию и сделала снимок, не понимая на самом деле зачем мне это нужно. Но будучи уверенной, что пригодится.

Когда я вернула ей фотографию, она так бережно ее взяла, а когда глянула на своего сына прежде, чем убрать фото в сумочку, с нее на мгновения слетела вся эта эмоциональная позолота. Я будто увидела совсем другого человека. Без того лживого пафоса и нарочитой брезгливости. Ее глаза блеснули тем настоящим живым огоньком, который, я была уверена, блестел и в моих глаза, когда я смотрела на свою дочь.

Но она быстро взяла себя в руки и продолжила:

— Костя родился благодаря мимолетной интрижке. Но твой Макс, знаешь, он был упорен. Почти два года он бился о мой порог, но меня кое-что не устраивало.

Я слушала внимательно и только прикидывала в уме даты. Если Косте, судя по фото, сейчас четыре года, значит, все случилось еще за два или полтора года до того, как он бросил меня.

Я не могла в это поверить. Это же был один из самых счастливых периодов в нашей жизни с Максом. И в то же время, он, как эта Катя выразилась, «бился об ее порог». Я даже предположить не могла, что Рихтер настолько чудовищен окажется.

— Меня не устраивало его финансовое положение — это раз, — продолжала Катя, — и я не могла допустить ситуации, когда мой мужчина будет хоть копейку тратить на свою бывшую или на каких-то еще детей, кроме Кости. И мне плевать, как это звучит или кто и что об этой ситуации подумает.

«Что ж, — думала я, — эта сука та еще тварь, но это ее право. А вот Рихтер! Это уже за гранью, это что-то невообразимое. Как я могла настолько ошибиться в человеке?»

— Наконец, он решился, ну а дальше ты знаешь. Это было моим первым условием. Макс должен был доказать, что у него серьезные намерения и показать, кто ему на самом деле дороже — бывшая жена с бывшим ребенком, или та, с которой он хочет связать дальнейшую жизнь.

— Бывших детей не бывает, — бросила я.

— Бывает, Лора, бывает, — фыркнула Катя и поднялась с места и пошла к выходу. — Я все это к чему, я не думаю, что ты из тех женщин, которые могут простить подобное, а Макс что-то чудит в последнее время. Я знаю, что он тот еще стратег, и решила вскрыть для тебя его карты, чтобы ты не питала иллюзий. Он же ничего тебе не рассказал, верно? — она остановилась в дверях.

— Иди, Катя, иди, — только сказала я и закрыла за ней дверь.

Когда девица ушла, я защелкнула замок на двери и, с остервенением срывая по пути с себя одежду, направилась в ванную.

Мне хотелось вместе с одеждой содрать с себя кожу, чтобы больше никакой меня и не осталось. Поскорее хотелось залезть в горячую воду, я чувствовала себя так, будто меня вываляли в грязи.

Даже не вываляли. Я словно всю жизнь просидела в яме по шею в грязи и не замечала этого. Не чувствовала гнилостного запаха предательства и лжи. Я воспринимала эту грязь как благодать. Я думала, что это и не грязь вовсе, что это лучезарное счастье, что это любовь.

Но вот я выбралась и мне поскорее нужно отмыться, пока эта грязь не засохла на моем теле и я не покрылась коркой, из-за которой не смогу больше двигаться и не смогу дышать полной грудью.

Я лежала чуть ли не в кипятке, но мне было холодно. Я никак не могла согреться. Не было слез, не было никакой истерики, даже мыслей никаких не было. Темная звенящая пустота и я где-то в самом центре этой пустоты: растерзанная, разрушенная, ни во что и никому больше не верящая.

Меня будто сначала вывернули наизнанку и скребком вычистили все, что может чувствовать, набили соломой, вывернули обратно и зашили. Остался только шрам, который никогда не заживет и всегда будет болеть.

Но я уже знаю, что к такой боли можно привыкнуть. Такая боль станет частью меня и в дальнейшем будет определять кто я теперь есть.

Вместе с тем, мне было спокойно. Больше незачем было гадать, незачем было переживать, на что-то надеяться. Я получила подтверждение своим страшным опасениям.

Раньше я думала: «Что же я буду делать, если все окажется так, как я предполагаю?». А сейчас стало ясно, что ничего делать больше и не нужно. Вообще ничего. Даже думать ничего не нужно.

Оказалось, что во мне все еще теплилась надежда до этого судьбоносного визита девицы Кати. Я не осознавала, что надеялась на что-то. Я так ненавидела Макса Рихтера, что и допустить не могла, будто нас что-то еще связывает или возможны какие-то дальнейшие отношения.

Но вот душа и сердце, оказывается, до сегодняшнего дня в это верили, тайком от моего разума. Теперь я это чувствовала. Чувствовала, как душа и сердце пришли в полное согласие с разумом и больше не спорят, больше ничего от него не скрывают и молча, сквозь слезы соглашаются со всеми его выводами.

А выводы были просты и жестоки в своей простоте. Нужно жить дальше и жить хорошо. Жить спокойно, без бурь и потрясений. И жить только для себя и для дочери. Выстроить жизнь так, чтобы хорошо было мне, Лиле и только.

И эта жизнь должна быть полноценной. В ней должны быть простые человеческие радости, у меня, в конце концов, должен быть нормальный и регулярный секс, да все у меня должно быть! Все, чего я по праву заслуживаю!

И с таким подходом, я тоже это понимала, нет места любви. Такой любви, какая у меня была. Может быть только прагматичный подход. Взвешенный и продуманный.

«Я больше не буду мечтать, я больше не буду верить, мне не нужно иллюзорное счастье, мне нужно только, чтобы мне было хорошо, спокойно и я должна быть уверена в завтрашнем дне. Даже за чужой счет — плевать. Теперь мне на все плевать.

Есть пустота, есть я в центре этой пустоты, и пустоту нужно чем-то заполнить. Если любовь не способна заполнять такую пустоту, если любовь может только ранить и уничтожать, что ж, я разберусь, чем ее заменить», — неслось в моей голове.

Наконец, я вылезла из ванной и встала перед зеркалом. На меня смотрела какая-то другая Лора. Я не узнавала себя. Между бровями появилась едва заметная складочка, которая делал мой взгляд жестким, даже жестоким. Черты лица будто немного заострились.

Я нравилась себе. Казалось, с меня слетела шелуха наивности и вместо этой шелухи и покрылась блестящей и пуленепробиваемой змеиной чешуей.

«Неплохо было бы ко всему этому обзавестись ядом. Если я теперь змея, тогда — это королевская кобра, а не какой-нибудь уж», — подумала я и улыбнулась сама себе.

Улыбка вышла больше похожей на оскал.

«Что ж, тоже неплохо», — подумала я, и тронула кончиком языка клыки, проверяя, выделился ли яд.