Макс действительно начал с самого начала. С того времени, когда мы с ним проходили через невинный букетно-цветочный период.
Если бы рассказывал не он, я никогда бы не поверила, что у моего замечательного Макса может быть хоть какая-то слабость. Но слабость была, даже не слабость, а натуральная зависимость.
Макс Рихтер был игроком.
— Я никак не мог смириться с тем, что, люди, которые не обладают ни интеллектом, ни фантазией, при этом владеют всеми благами мира, живут припеваючи, в то время как мне приходилось сводить концы с концами, — рассказывал Макс. — Ты же помнишь, когда мы с тобой ютились в той убогой однушке, как ты ее называла — «в хатке с пауками», я получал несущественные копейки, как тренер по плаванию, иногда мы шиковали, когда побеждал на турнирах, целых два-три дня шиковали, а от научной деятельности так вообще никакого выхлопа не было?
— Помню, — отвечала я и продолжала слушать.
Мы и правда жили с ним в самом начале наших отношений так себе. Но я этого не замечала. Мы были счастливы и ничего кроме этого счастья мне было не нужно.
Но сейчас я понимала Макса и представляла, насколько такому человеку, как он, было сложно мириться с этой вынужденной нищетой.
— Я хотел заняться бизнесом, но никак не мог себя заставить. Мне казалось, что это значило только одно — сдаться. Стать торгашом. Неважно, что продавать: вещи или услуги. Торгаш он и есть торгаш, — на этих словах Макс задумался, будто что-то вспоминая и через мгновение продолжил. — Мой отец тоже был видным ученым. В Советском союзе трудился на авиационную промышленность, а когда Советский союз развалился, авиационный завод стал производить кастрюли, унитазы и прочую утварь. Многие из его коллег в то время переключились, сумели подстроиться, занялись торгашеством, а он не смог. Знаешь, что он мне сказал?
Я знала, что ответа на этот вопрос не требуется и ждала, когда он продолжит.
— «Я просто не могу, — сказал он, — это как предать себя и предать все, во что веришь». Вот и со мной примерно так было. Не мог я предать себя, но что-то делать было нужно. Но была и вторая причина — ты. Талантливая, яркая художница, которая вынуждена работать то тут, то там, чтобы как-то выживать. Я хотел, чтобы у тебя было время и свобода творить. Я должен был обеспечить тебя так, чтобы ты могла думать только о жизни, о творчестве.
И как-то один хороший знакомый затащил меня в казино. Уже спустя несколько часов я вышел оттуда с такими деньгами, о которых и мечтать не мог. Думаешь мне повезло? Нисколько. Я понял, что запросто могу считать карты, могу запросто просчитать рулетку. Игроки видят красное и белое, видят карты и ставки, я видел формулы, вероятности, уравнения и их решения. Тогда я и понял, что, если судьба вынуждает меня влачить жалкое существование, то я мириться не стану, я сыграю с судьбой в карты и у нее против меня нет шансов. Даже не против меня, а против математики.
— У тебя появилась зависимость? Как у игроманов? — перебила я его.
— Нет, это была не игромания — это была уверенность, помноженная на безупречность. Я не проигрывал никогда. И вскоре случилось то, что и должно было случиться — меня внесли в черные списки всех московских, а позже и всех казино в стране. Максу Рихтеру был закрыт доступ к игорному столу. Но к тому времени я уже сколотил порядочный капитал.
— И открыл наше рекламное агентство? — догадалась я.
— Точно, — кивнул Макс и продолжил. — Я знал, что не смогу вести дела так, чтобы мы шли в гору, но я был уверен в тебе. И ты справлялась. Но работали мы почти в ноль. Только благодаря тебе, иногда получалось прилично зарабатывать. Я всегда удивлялся как ты умудрялась находить таких жирных заказчиков. Но я не мог мириться с тем, что нет никакой стабильности. Капитала хватало, чтобы проводить мои накопления через наше агентство. Со стороны казалось, что мы мега успешны, но это было немного не так.
— Почему ты мне рассказал, почему не рассказал еще тогда?
— Мне было стыдно, Лора. Игрок, он со стороны то же самое, что наркоман. Я боялся, что могу разочаровать тебя. Я боялся потерять твое доверие, но больше всего я боялся, что ты перестанешь мной восхищаться. Ради этого твоего взгляда, ради того, как ты на меня смотрела, я готов был обмануть тебя. Но обмануть только в этом.
Я задумалась. Наверное, он был прав. В то время я бы не поняла его. Наверное, испугалась бы.
— Я решил так — играю до поры до времени, пока не решу одну из математических задач, за решение которой получу достаточно денег, чтобы больше не играть, пока не достигну таких высот в науке, что проблем с деньгами никогда больше не будет.
— Но ведь так и случилось, я имею в виду науку, не знаю, о какой задаче ты говоришь, — снова перебила я его.
— Да, так и случилось, но я сделал одну большую ошибку. Я решил в последний раз сорвать банк и навсегда завязать с игрой. Проблема была только в том, что казино уже запрещены, да и если бы были разрешены, вход мне туда был закрыт. И я стал играть в подпольных казино. В Москве почти все они принадлежат одному человеку — Тимуру Вагитову. Я знал, что, если что-то пойдет не так, это не тот человек, который внесет меня в черный список. Скорее, меня просто где-нибудь тихонечко закопают и всего делов. Но я был уверен. Я знал, что меня невозможно поймать, моя система была безупречна. Один изъян в ней был, но, чтобы его вскрыть нужно было обладать почти гениальным умом.
— Назар Платонов, — машинально произнесла я.
— Именно, — кивнул Макс. — Ему было такое под силу. Этот придурок всегда был одержим мной. Это уже похоже на болезнь. Представь только, впервые я столкнулся с ним еще в школе. На соревнованиях по шахматам. Всего лишь школьных соревнованиях. Мы оба вышли в финал, и он проиграл. Что-то случилось с ним в этот момент. Платонов никогда до этого не проигрывал. Он возненавидел меня какой-то такой лютой ненавистью, что мне иногда кажется, человек и не способен на такую. С тех пор, кажется, он поставил целью своей жизни одолеть меня и плевать в чем. Он лез везде, где оказывался я и ничего у него не выходило. Иногда, я думаю, что, если бы Назар Платонов не помешался на своей ненависти и оставил меня в покое, он бы достиг невообразимых высот. Именно его одержимость не давала ему вознестись. Не понимаю, как можно так не ценить свой потрясающий ум. Уверен, что ему известно — разум нужно держать холодным, только тогда все получится. Но это не про Платонова. Он не просто не держал разум холодным, его разум полыхал в жарком пламени ненависти. И вот он уже перестал гнушаться вообще чем-либо. Не имея возможности победить в рамках правил и в честном противостоянии, он пустился во все тяжкие. Ему уже было плевать на то, как это выглядит и к каким последствиям может привести. Я уверен, что он в какой-то момент уже был готов физически меня устранить. Идиот, одним словом. Но гениальный идиот. Как бы странно это не звучало.
Макс снова замолчал, что-то вспоминая или над чем-то задумавшись.
— Что было дальше? — подтолкнула я его.
— Конечно, Тимур Вагитов не мог не заметить, что я его обираю, — продолжил Макс. — Я выигрывал всегда, и выигрывал такие суммы, что Вагитову это было совсем не по душе. Я буквально вел его подпольную империю к краху своими выигрышами. Но ничего предъявить он мне не мог. Как я уже говорил — моя система была безупречна, а в среде, в которой вращался Вагитов, было непринято кидаться необоснованными обвинениями. За мной следили. Я это знал, но не опасался. Наверное, я слишком уж поверил в собственную неуязвимость и не заметил капкана. Мне организовали подставу. И здесь на сцену вышел Назар Платонов. Я не знаю, как он вычислил, чем я занимаюсь, но однажды, сев за игорный стол, я увидел, что и он за столом. Впервые в жизни в тот день я сделал ту же ошибку, которую Платонов совершал постоянно — я не смог держать разум холодным. Я уже понял, что Платонов здесь неспроста, но я настолько разозлился, он настолько меня достал, что я решил уничтожить его морально прямо здесь и сейчас. Уже понимая, что он попытается вскрыть мою схему и объяснить Вагитову, как именно я опускаю его на деньги, я все же настолько поверил в себя, что пошел на этот риск, чтобы доказать Платонову — у тебя нет и никогда не будет шансов против меня. Ты всегда будешь на вторых ролях. Это смертельная ошибка — руководствоваться только своим превосходством, смертельная ошибка недооценивать противника и тем более — недооценивать сильного и опасного врага.
Я слушала с замиранием сердца. То, что рассказывал Макс было похоже на один из фильмов Гая Ричи. И все это происходило фактически при мне. Я снова начала злиться. Теперь, конечно, это было уже ненавистью.
Я злилась, что он меня обманывал. Хоть и понимала почему. Эта злость перемешивалась с восхищением. Мой Макс оказался не только гением, но еще и плохим мальчиком, играющим в опасные игры с опасными людьми. А какая женщина не любит плохишей? Макс Рихтер открывался для меня с новой стороны. «Гад, вот же гад! — думала я, — столько лет обманывал и даже глазом не моргнул!».
— Платонов меня просчитал. Вскрыл мою схему и выложил Вагитову. Карты — это очень серьезно. Вагитов — это очень серьезный и опасный человек. Я был уверен, что меня просто отвезут куда-нибудь в лес и закопают живьем. Я уверен, на это рассчитывал и Платонов. Но у Вагитова были другие планы. Он хотел вернуть все деньги, на которые я его, как он выразился — кинул. Возвратить немедленно. И ко всему, чтобы было неповадно, весь мой долг он умножил на три. За моральный ущерб, как он сказал.
— Получилось много? — спросила я.
— Невообразимая сумма, Лора. И слишком короткий срок. Невозможно короткий срок. Действовать нужно было стремительно. Для начала я должен был избавиться от всех болевых точек, на которые можно было давить. Такая точка, на самом деле была только одна — ты и Лиля. Нужно было вывести вас из-под удара. Сначала я думал все рассказать тебе, но быстро понял, что это только все усложнит.
— Да, почему, Макс? Ты думаешь я бы не поняла? Не помогла? — возмутилась я.
— Вот этого я и боялся — того, что ты будешь помогать. Я слишком хорошо тебя знаю, знаю твой характер и насколько ты сильна. Ты бы начала бороться. И наделала бы ошибок. Ты не знаешь этого мира, ты никогда не сталкивалась с такими людьми, как Вагитов. Ты, Лора, думаешь о людях и о мире слишком хорошо. Веришь в справедливость, веришь в правосудие. Я должен был вычеркнуть тебя из уравнения мгновенно. Да так вычеркнуть, чтобы даже у Тимура Вагитова не осталось сомнения в том, что с тебя нечего взять. Как я уже сказал, я слишком хорошо тебя знаю и в тот момент понимал, что должен повести себя так, поступить настолько жестко и жестоко, чтобы ты возненавидела меня настолько, что не захочешь иметь со мной никаких дел. И я все у тебя отобрал.
— Да я бы сама отдала, Макс! — вскрикнула я.
— Я знаю, но ты бы осталась со мной и осталась бы моей болевой точкой. А если бы я только бросил тебя, но оставил бы тебе деньги и остальное, за ними бы пришли люди Вагитова. И вот им ты бы ничего не отдала. Ты бы сражалась и это бы тебя погубило. В прямом смысле. Поэтому, чтобы не допустить этого, мне нужно было сделать так, чтобы тебе на за что было бороться.
— Ты, скотина, Рихтер!
— Я знаю, но слушай дальше. Я отдал все, что было, плюс — все, что забрал у тебя, и покрыл только половину долга. Мне дали время вернуть остальное. Я не собирался исчезать совсем, но однажды я увидел, как рядом с тобой появился Платонов и понял, что ему оказалось недостаточным уничтожить меня финансово, он хотел большего. Он хотел заполучить главный приз — тебя. Зная Платонова, я не мог допустить, чтобы он навредил тебе и потому, чтобы не провоцировать и не мозолить ему и тебе глаза — это могло сподвигнуть его на жестокость по отношению к тебе, только чтобы навредить мне, я решил на время залечь на дно.
— Боже, Макс, я бы никогда не подумала, что мужчины могут быть такими интриганами, я всегда считала, что это женская привилегия. Но то, что ты рассказываешь, не укладывается в голове!
— Все так, Лора. Иногда мужики хуже баб, здесь ты права, но я продолжу. Конечно, я не мог на самом деле оставить тебя ни с чем. Я скотина, как ты говоришь, безусловно, но не настолько конченый. Главным было — держать тебя на расстоянии, но и не дать тебе потонуть.
Я глянула на него так, что он тут же поправился:
— Не сердись только, я знаю, что ты и без меня бы справилась.
На этих словах я немного успокоилась. «Еще бы ты решил, что я неспособна справиться сама», — подумала я.
— Я не все деньги отдал, кое-что удалось скрыть. Я договорился с генеральным директором наших бывших конкурентов. За ним был один должок, но сейчас не об этом, так вот — он взял тебя на работу, сделав вид, что делает мне одолжение, но на самом деле одолжение ему сделал я. Он и мечтать не мог получить такого специалиста как ты. Так что всем было выгодно. Когда я узнал, что ты собираешься в рассрочку в счет будущей зарплаты брать квартиру, я внес за тебя все деньги сразу. Так что, если что, ты никому ничего должна, а квартира была твоей с самого начала.
Я вспыхнула.
— Рихтер! Ты не скотина, ты какая-то невообразимая скотина!
Мне хотелось залепить ему пощечину.
— Ты мной как пешкой играл! — вскрикнула я.
— Нет, не как пешкой, Лорой, — Макс улыбнулся. — Как королевой.
— Какой еще королевой, сволочь?!
— Королевой — ферзем. Я когда-то придумал комбинацию, которую сыграю с таким соперником, который будет равен мне по силам. Я сыграю ее, жертвуя королевой с последующим сильным превращением.
— Что за превращение? — я надула губы и сложила руки на груди.
— Превращение — это когда пешка доходит до последней линии и становится любой другой фигурой. Если, например, конем, тогда это просто превращение. Если королевой, тогда — это сильное превращение. Смысл такой, я жертвую королевой, но благодаря этому довожу пешку до последней линии и превращаю ее в королеву со взятием фигуры противника и матом через три хода этой королевой. Так, что ты, моя девочка, всегда была в этой игре королевой, но прости, что пришлось тобой пожертвовать.
Я было собиралась что-то возразить, но Макс оборвал меня.
— Только не ори! Это иллюзорная жертва. Королева возвращается и ставит мат, ты же поняла?
— Да, поняла я, Рихтер. Но ты все равно скот! Запомни это!
— Запомню-запомню, слушай дальше. Долги я погасил быстро.
— Где ты взял деньги? Только давай говори, как есть, хватит уже тайн.
— Криптовалютная биржа, акции — спекуляция в общем. Играть можно не только в карты. Просчитывать можно не только игру. Математика, Лора, везде математика. Дурак я только в одном. Это можно было сделать раньше. И тогда вообще не было никакой ситуации ни с казино, ни с Тимуром Вагитовым. Но в то время, мне казалось, что игра намного прибыльнее и надежнее. Ладно, не суть. Итак, долги закрыты, можно выползать из убежища и тут произошло то, что я не предусмотрел. Оказалось, что Назар Платонов за эти два года успел в тебя влюбиться. Я уверен, что терся он рядом с тобой только для того, чтобы надавить, когда потребуется, на мою болевую точку, но у Платонова, уж никогда бы не подумал, обнаружилось сердце. Все это помножилось на его паранойю и получился совсем термоядерный коктейль с горящим запалом ревности. Он парировал каждый мой шаг, каждую мою попытку сблизиться с тобой. Начал лепить подставы. Сначала привез тебя к дому, который я на самом деле купил для Лили. Затем откопал откуда-то эту Катю с липовым ребенком.
— Я думаю, ребенок не липовый, — перебила я.
— В каком смысле? — удивился Макс.
— Это ее ребенок, я видела, как она смотрела на фотографию, так будет смотреть только мать.
— Пусть так, но он не мой и этого достаточно. Платонов довел ситуацию до такого, что ты уже не приняла бы никакие мои аргументы, и вряд ли бы поверила во все то, что я тебе рассказал, не случись эта катастрофа.
Я задумалась. В этом Макс был прав. Я вспомнила то свое состояние, когда узнала о женщине и ребенке. Я бы ни за что не поверила Максу, что бы он не говорил и какие бы доводы не приводил. Более того, я бы даже не стала разговаривать. Даже самой ситуации, когда Макс смог бы что-то объяснить, не возникло бы.
— В общем, Платонов. Если честно, после нашего возвращения из Германии и после того, как Платонов придумал всю эту историю, как ты говоришь ее зовут?
— Катя.
— С Катей. Я не знал, что делать. И даже мой ход с Китаем Платонов просчитал, а когда я увидел кольцо на твоем пальце, то понял, все кончено. Я проиграл. И, знаешь, глупо, конечно, прозвучит, но я мысленно молился, чтобы мы все разбились в этом самолете. Я дошел до такого отчаянья, что думал только о том, чтобы умереть. Будто накликал беду.
— Да, бред, Макс, — вмешалась я.
— Знаю, что бред. Но произошло то, что произошло и, если бы не смерть людей, я бы сказал, что мне повезло. Но как-то язык не поворачивается, когда я думаю о мертвой Нине в погребе.
— Да уж, — согласилась я и спросила. — Слушай, я поняла твою аналогию с шахматной партией. Ты, получается сыграл в жизни ту комбинацию, где, жертвуя королевой, выигрываешь партию, но, чтобы все было как надо, тебе нужно довести пешку до последней линии и уже после этого поставить мат королевой?
— Верно, — кивнул Макс.
— И какой план? Только не думай, что ты теперь можешь продолжать играть мною втемную, — я посмотрела на него исподлобья так, чтобы у никаких сомнений не осталось в моей решительности.
— И не думал. Больше никаких секретов, Лора. Но давай сначала выберемся из этой передряги.
— Ты опять собираешься мне сказать, что все расскажешь потом? Рихтер, лучше не начинай!
— Нет, конечно, нет. Я просто до конца еще не продумал. Башка сейчас не работает. Точнее, работает, но только озабоченная тем, как нам выбраться.
Керосинка моргнула и потухла. То ли фитиль догорел, то ли керосин кончился. Мы сидели в полной темноте. Только раскаленная плита на печке светилась красным, ничего не освещая вокруг.
Я встала со своего места и услышала, как поднялся и Макс. Он взял меня за руку и притянул к себе.
— Макс…
— Я так соскучился по тебе.
— И я соскучилась, как же я соскучилась.
— Скажи, Лора… — Макс не договорил, словно на самом деле боялся ответа на пока еще не заданный вопрос.
Но я поняла, что он хотел меня спросить, и ответила на этот незаданный вопрос:
— У меня тоже никого и никогда не было кроме тебя.
— И даже…? — снова не договорил Макс.
— И даже, — успокоила его я.