Жилец

Глава XIX

Влиятельный покровитель миссис Бантинг явился примерно через четверть часа, хотя ей показалось, что она сидит здесь уже целую вечность.

– Пора, – шепнул он, – скоро начало.

Она последовала за ним по коридору, вверх по крутым ступеням и вошла наконец в помещение коронерского суда. Большая, хорошо освещенная комната чем-то напоминала часовню, тем более что вдоль стен тянулась галерея, по всей видимости, предназначенная для простой публики. Сейчас она была забита до отказа.

Миссис Бантинг робко взглянула на ряды лиц. Если бы не удача, пришлось бы искать себе место именно там. И она осталась бы с носом. Когда двери открылись, эта публика бешено ринулась вперед, раздавая соседям тычки и затрещины. Миссис Бантинг не смогла бы, конечно, с ними соперничать.

Среди толпы было несколько женщин, крепких, с решительными лицами. Они принадлежали к разным слоям общества, но всех их объединяла любовь к сенсациям и умение пробивать себе дорогу. Их было немного. Существенно преобладали мужчины, также представлявшие самые разные сословия.

Центр зала суда напоминал арену, поскольку места для публики располагались амфитеатром. Сейчас на «арене» было сравнительно пусто, только на скамьях сидели члены жюри. На некотором расстоянии от них, за загородкой, стояли, сбившись в кучку, три женщины и четверо мужчин.

– Видите, это свидетели, – прошептал инспектор, указывая на них.

Он думал, что кто-то из свидетелей его спутнице знаком, но даже если и так, она ничем этого не выдала.

Между окнами в конце комнаты на небольшом возвышении стоял письменный стол с креслом. Миссис Бантинг догадалась, что он предназначен для коронера. Слева от возвышения и значительно ниже, чем скамьи членов жюри, находилось место для дачи свидетельских показаний.

Какой торжественной и пугающей была атмосфера этого зала – куда мрачнее того давнего заседания, состоявшегося в апрельский день в деревенской гостинице. Тогда коронер сидел на том же уровне, что и присяжные, а свидетели просто один за другим выходили вперед и вставали перед ним.

Боязливо осматриваясь, миссис Бантинг подумала, что умерла бы со страху, если бы пришлось отвечать на вопросы, поместившись в эту чудную, похожую на ящик подставку. С искренней жалостью она бросила взгляд на скамью, где сидели семь свидетелей.

Вскоре, однако, она поняла, что жалость ее была излишней. Все женщины-свидетельницы отвечали охотно и взволнованно; им явно нравилось находиться на виду у публики. Каждая упивалась своей пусть не первостепенной, но все же немаловажной ролью в захватывающей драме, к которой было приковано нынче внимание всего Лондона, если не мира.

Вглядываясь в этих женщин, миссис Бантинг гадала, кто из них кто. Где та неряшливая молодая особа, которая точно или почти точно видела Мстителя через десять секунд после двойного убийства? Та самая, которая, услышав ужасный крик одной из жертв, бросилась к окну и уловила мелькнувшую в тумане расплывчатую тень? А еще одна женщина, как вспомнилось миссис Бантинг, дала самое обстоятельное описание Мстителя – им, по ее мнению, был человек, которого она слегка задела, идя по улице.

Эти две женщины уже несчетное множество раз отвечали на вопросы не только полиции, но и репортеров всех без исключения лондонских газет. Именно на их показаниях – к сожалению, существенно расходившихся между собой, – основывалось официальное описание Мстителя, согласно которому он был красивым молодым человеком лет двадцати восьми, респектабельным на вид, и нес сверток в газете. Что касается третьей женщины, то это, несомненно, была приятельница жертвы.

Миссис Бантинг отвела взгляд от свидетелей и сосредоточила его на другом непривычном зрелище. На самом видном месте, между местом коронера и проходом в деревянном барьере, огораживающем места для публики, находился длинный заляпанный чернилами стол. Вначале за ним сидели только три человека, усердно делавших наброски, теперь же все места были заняты мужчинами с усталыми умными лицами. Перед каждым из сидевших находился либо блокнот, либо листы бумаги.

– Это репортеры, – шепнул приятель миссис Бантинг. – Они всегда приходят в последнюю минуту, но и уходят последними. На обычных заседаниях их бывает двое, может быть, трое, но сейчас каждая газета в королевстве стремится иметь репортера за этим столом.

Со значительным видом он посмотрел вниз, туда, где находились члены жюри.

– А теперь дайте подумать, что я могу для вас сделать… – И он подал знак помощнику коронера: – Не могли бы вы поместить эту леди туда, в свободный уголок? Она состоит в родстве с родными покойной, но не желает… – Он шепнул несколько слов собеседнику на ухо, тот одобрительно кивнул и не без любопытства оглядел миссис Бантинг.

– Я посажу ее вот туда, – проговорил он вполголоса. – Сегодня там никого не будет. Видите ли, нынче свидетелей только семь, а иной раз их бывает гораздо больше.

И он любезно подвел миссис Бантинг к пустой скамье напротив той, на которой сидели и у которой стояли, переминаясь в нетерпеливом ожидании сыграть свою роль, указанные семеро свидетелей.

На секунду все присутствующие обратили на миссис Бантинг любопытные взгляды, но вскоре, поняв, что она не имеет к следствию никакого отношения, забыли о ней. Им стало ясно, что она обычный зритель, просто ей повезло больше прочих, потому что у нее есть «знакомые в суде», благодаря которым она имеет возможность сидеть, в то время как остальные толпятся стоя.

Однако она недолго оставалась в одиночестве. Очень скоро в зал вошли те самые солидные джентльмены, которые беседовали внизу, и их провели к ее скамье. Двое или трое из их компании, в том числе и прославленный литератор, чье хорошо знакомое лицо показалось ей почти что родным, уселись за стол прессы.

– Коронер, джентльмены.

Присяжные, шаркая ногами, встали и снова сели; среди зрителей внезапно воцарилась тишина. То, что произошло затем, впервые напомнило миссис Бантинг прежнее заседание, в неофициальной обстановке маленькой провинциальной гостиницы.

Вначале раздался призыв «слушайте! слушайте!», который по традиции обращают к присяжным и прочим участникам дела о смерти – внезапной, загадочной, ужасной – одного из наших ближних.

Присяжные (их было четырнадцать) еще раз встали. Вскинув руки, они торжественным речитативом произнесли необычные, странные для слуха слова присяги. Коронер и его помощники обменялись несколькими не входящими в официальную процедуру фразами.

Да, все было в порядке. Жюри осмотрело тела – то есть тело, быстро поправил себя помощник, поскольку формально следственное заседание касалось только одного из убийств. Потом, среди полной тишины, начал говорить коронер – джентльмен смышленый на вид, но, как показалось миссис Бантинг, слишком молодой для такой ответственной должности и такого серьезного случая. Он изложил краткую историю преступлений страшного и загадочного Мстителя.

Коронер говорил очень ясно, все более воодушевляясь по ходу речи. Он рассказал, что присутствовал на следственном заседании по делу о смерти одной из прежних жертв Мстителя. «Мною двигало исключительно профессиональное любопытство, – вставил он между прочим, – меньше всего я думал о том, что дело еще одной пострадавшей будет рассматриваться в моем суде». Он говорил и говорил, хотя, в сущности, мало что мог сказать, и к тому же это малое было прекрасно известно всем без исключения присутствующим.

Миссис Бантинг услышала, как один из пожилых джентльменов, ее соседей, шепнул другому: «Переливает из пустого в порожнее. Видно, время некуда девать!» А тот отозвался так тихо, что она едва различила слова: «Ну да. Но он хороший парень… я знал его отца; вместе учились в школе. Серьезно подходит к работе… во всяком случае, сегодня».

Миссис Бантинг слушала настороженно, ловя каждое слово, каждую фразу, которая бы опровергла – или, наоборот, подтвердила – ее тайные опасения. Но ни того ни другого произнесено не было. Все же в заключительной части своей долгой речи коронер обронил намек, который мог значить многое… хотя мог и ничего не значить.

– Я счастлив сказать, что сегодня мы надеемся заслушать показания, которые со временем помогут нам составить представление о преступнике, совершающем все новые убийства.

Миссис Бантинг беспокойно вгляделась в твердое, решительное лицо коронера. Что он этим хотел сказать? Неужели появились новые свидетельства, о которых ничего не знал Джо Чандлер? И как бы в ответ на незаданный вопрос ее сердце внезапно екнуло, потому что на свидетельское место поднялся дородный мужчина – полисмен, который ждал своей очереди отдельно от прочих свидетелей.

Вскоре, однако, ее испуг прошел. Свидетель оказался просто-напросто констеблем, который нашел труп. Быстро и по-деловому он описал то, что случилось с ним холодным туманным утром десять дней назад. Ему показали план, и он не спеша, тщательно отыскал нужное место и ткнул толстым пальцем. Это то самое место. Нет, он ошибся, тут лежало второе тело. Он объяснил свою ошибку тем, что забыл, о чьем теле идет речь: Джоанны Коббетт или Софи Хертл. Затем решительно вмешался коронер.

– В интересах расследования, – заявил он, – нам, наверное, придется в данном случае говорить об обоих убийствах вместе.

После этого свидетель почувствовал себя свободнее. Пока он монотонным голосом продолжал свой рассказ о деяниях Мстителя, миссис Бантинг захлестнула волна тошнотворного ужаса и… угрызений совести. До сих пор она почти не задумывалась о пьянчужках, ставших жертвами Мстителя. Она интересовалась исключительно им самим и теми, кто его преследовал. Но теперь? Теперь она горько раскаивалась в том, что сюда явилась. Она не знала, сможет ли когда-нибудь изгнать из памяти образы, возникшие в ее воображении, когда она слушала слова полисмена.

Тут по залу пробежал возбужденный шепот, и зрители насторожились, потому что полисмен спустился с возвышения и на свидетельское место ступила одна из женщин. Миссис Бантинг с интересом и сочувствием глядела на свидетельницу. Видя, как дрожит от страха эта неряшливая, бедно одетая простушка, она вспоминала, какой испуг испытала при подобных обстоятельствах сама. Всего минуту назад эта женщина казалась такой веселой и довольной, а теперь побледнела как смерть и смотрит исподлобья, словно затравленный зверь. Но коронер вел допрос в успокаивающей, мягкой манере, совсем как тот, что допрашивал в свое время Эллен Грин.

После того как свидетельница повторила монотонным голосом торжественные слова присяги, из нее стали постепенно вытягивать все, что ей было известно. Миссис Бантинг сразу поняла, что это та самая свидетельница, которая утверждала, будто видела Мстителя из окна своей спальни. Все более набираясь смелости, женщина описывала, как ее пробудил протяжный приглушенный крик и как она невольно вскочила и кинулась к окну. Коронер опустил взгляд на какой-то предмет, лежавший на столе.

– Давайте посмотрим! Вот план. Как я понял, ваш дом выходит непосредственно в переулок, где были совершены оба убийства?

Последовал краткий пустой спор. Фасад дома не выходил в переулок, однако же окно свидетельницы выходило.

– Несущественное разграничение, – заметил коронер раздраженно. – А теперь скажите ясно и как можно быстрее, что вы увидели, когда выглянули в окно.

В переполненном зале суда наступила мертвая тишина. Раздался голос свидетельницы. Она говорила легче и решительнее, чем прежде.

– Я увидела его! – вскричала она. – Никогда этого не забуду… никогда, до конца моих дней! – И она с вызовом огляделась.

Миссис Бантинг внезапно вспомнился разговор одного газетного репортера с женщиной, чья спальня располагалась как раз под спальней свидетельницы. Эта особа без обиняков заявила, что, по ее мнению, Лиззи Коул в ту ночь вовсе не вставала, а просто выдумала всю эту историю. Собеседница репортера той ночью присматривала за больным ребенком и поэтому спала очень чутко. Описанный Лиззи Коул крик или топот самой Лиззи, выскочившей из кровати, несомненно, разбудил бы ее.

– Нам вполне понятно, что, как вам кажется, вы видели… – коронер немного поколебался, – видели человека, который только что совершил эти страшные злодеяния. Но мы хотим услышать от вас его описание. Ночь была туманная – с этим все согласны, – но все же вы отчетливо разглядели преступника, когда он проходил под самым окном. Пожалуйста, попытайтесь описать, как он выглядел.

Женщина принялась теребить край пестрого носового платка, который держала в руках.

– Давайте начнем с начала, – терпеливо продолжил коронер. – Какая шляпа была на человеке, который, по вашим словам, спешил прочь из переулка?

– Шляпа? Черная шляпа, – наконец промолвила женщина. В ее хриплом голосе звучало беспокойство.

– Хорошо… черная шляпа. А пальто… вы рассмотрели, какое на нем было пальто?

– Пальто на нем не было, – заявила она решительно. – Ровнехонько никакого. За это я поручусь. Я еще подумала: такая холодина, все вокруг в пальто, а он без!

Один из присяжных, который рассматривал газетную вырезку и как будто не слышал ни слова из показаний свидетельницы, вдруг вскочил и поднял руку.

– Да? – обратился к нему коронер.

– Я хочу сказать, что эта свидетельница, если ее имя Лиззи Коул, вначале говорила, что на Мстителе было пальто – большое, тяжелое пальто. Об этом написано здесь, в газете.

– Никогда я такого не говорила! – яростно выкрикнула женщина. – Это все молодой человек из «Ивнинг сан», который ко мне приходил. Что ему вздумалось, то он и прописал, а я здесь ни при чем!

В заде раздались и быстро затихли смешки.

– В дальнейшем, – сурово проговорил коронер, адресуясь к члену жюри, который тем временем вновь опустился на скамью, – прошу вас задавать вопросы только через вашего старшину. И будьте добры подождать, пока я заслушаю показания.

Однако вмешательство присяжного напрочь выбило свидетельницу из колеи. Она начала то и дело противоречить сама себе. Человек, спешивший в полутьме по переулку, был высокий… нет, наоборот, низенький. Он был худой… нет, полноватый молодой человек. А по поводу бывшей при нем ноши разгорелся самый настоящий, довольно ядовитый спор.

Твердо и уверенно свидетельница объявила, что незнакомец нес под мышкой пакет, завернутый в газету. Этот пакет торчал сзади – так она сказала. На что ей было мягко, но весьма определенно указано, что джентльмена из Скотланд-Ярда, который проводил первый допрос, она без всяких колебаний уверила, будто незнакомец вообще ничего не нес и не мог нести, так как на ходу размахивал руками.

Но все же один факт – если это действительно был факт, – коронер сумел выяснить. Лиззи Коул вдруг заявила, что, проходя под окном, незнакомец поднял глаза и поглядел на нее. До сих пор ни о чем подобном речь не заходила.

– Он на вас посмотрел? – повторил коронер. – На допросе вы об этом не упоминали.

– Это с перепугу. Я так перетрухнула, едва Богу душу не отдала!

– Значит, вы, в темноте и тумане, сумели рассмотреть его лицо? Тогда, пожалуйста, скажите, как он выглядел?

Коронер задал вопрос небрежно, роясь в бумагах на столе. Ни один человек в зале не верил в историю, которую рассказывала женщина.

– Он был черный! – произнесла она театрально. – Чернущий! На манер негра – вот как он выглядел.

Зал захихикал. Улыбались даже члены жюри. А коронер отрывисто распорядился, чтобы Лиззи Коул освободила свидетельское место. Много больше доверия вызвали показания следующей свидетельницы.

Это была женщина постарше, спокойная на вид, пристойно одетая в черное. Ее муж, ночной сторож, охранял большой магазин, расположенный в ста ярдах от места преступления. Жена вышла ночью, чтобы отнести ему еду: в час пополуночи он обычно закусывал. Мимо нее прошел незнакомец; он тяжело дышал и очень торопился. Она обратила на него внимание потому, что в это время редко кто попадается на дороге, а также по той причине, что прохожий очень странно выглядел и держался.

Внимательно выслушав ее слова, миссис Бантинг поняла, что именно по показаниям этой свидетельницы был составлен официальный портрет Мстителя – тот самый, который пролил бальзам на ее, Эллен Бантинг, душу. Женщина говорила очень спокойно и уверенно, дав четкое описание пакета в газетной бумаге.

– Пакет был очень аккуратный, – сказала она, – обвязанный веревкой.

Ей запомнился пакет, потому что такая ноша, по ее мнению, была не к лицу солидно одетому молодому человеку. Но когда последовали вопросы, ей пришлось признать, что туман был очень густой. Даже она сама, зная на своем пути каждую ступеньку, едва не сбилась с дороги.

Когда на свидетельское место взошла третья женщина и со вздохами и слезами объявила, что знакома с одной из погибших, а именно с Джоанной Коббетт, в зале пробежал шепот сочувствия, сменившийся настороженной тишиной. Ее показания, однако, не пролили почти никакого света на существо дела, кроме только неохотного признания, что «Анни» была бы очень милой и приличной молодой женщиной, если бы не пила.

Ее допрос был сведен к минимуму, как и допрос следующего свидетеля – мужа Джоанны Коббетт. Последний, очень респектабельный на вид мужчина, служил мастером в одной крупной лондонской фирме. Происходящее явно очень его угнетало. Свою супругу он не видел последние два года и уже шесть месяцев не получал от нее известий. До того, как удариться в пьянство, она была замечательной женой, да и матерью тоже.

Очень тягостными для всех, кто имел сердце и воображение, оказались следующие несколько минут. Свидетельское место занял отец погибшей женщины. В отличие от мужа он поддерживал связь с дочерью, однако, разумеется, не смог ничего сказать ни об убийстве, ни об убийце.

С барменом, который подавал обеим женщинам выпивку, пока пивная не закрылась на ночь, коронер разговаривал довольно бесцеремонно. Бойкий и беспечный вначале, свидетель покинул свое место, поджав хвост.

А потом случилось происшествие, не особенно значительное, но драматичное в силу своей неожиданности. Вечерние газеты раздули его, как могли, – к негодованию миссис Бантинг. Коронер и жюри (а только их мнение представляло здесь ценность) отнеслись к нему очень спокойно.

В процедуре наступила пауза. Все семь свидетелей были заслушаны, и джентльмен, сосед миссис Бантинг, прошептал: «Теперь вызовут доктора Гонта. За последние тридцать лет без него не обходился ни один крупный процесс. Можно не сомневаться, он-то уж найдет, что сказать интересного. Собственно, ради него я сюда и пришел».

Но прежде чем доктор Гонт успел подняться со своего места (вблизи коронера), ряды зрителей заколебались – вернее, зашевелилась та публика, которая стояла вблизи прохода в барьере, отделявшем участников судебного заседания от публики. Помощник коронера с извиняющимся видом пробрался сквозь толпу и протянул коронеру конверт. И снова в одно мгновение зал смолк и замер. Коронер слегка раздраженно вскрыл конверт и взглянул на лежавший внутри листок. Потом он поднял глаза.

– Мистер… – Он снова вгляделся в листок. – Мистер… э… кажется, Нигугу? – произнес он неуверенно. – Прошу вас, выйдите вперед.

В публике раздались смешки, коронер нахмурился. К свидетельскому месту проводили из толпы опрятного, щеголевато одетого пожилого джентльмена в красивом пальто на меху. У нового свидетеля было красное лицо и седые бакенбарды.

– Мистер… э… Нигугу, вы несколько нарушили процедуру, – строго сказал коронер. – Следовало послать мне записку до начала заседания. Этот джентльмен, – пояснил он, обращаясь к присяжным, – сообщил, что у него имеются очень важные сведения, касающиеся нашего дела.

– Я хранил молчание… я запечатал свои уста, – начал мистер Нигугу дрожащим голосом, – из страха перед прессой! Я знал, что стоит мне заговорить, даже обратиться в полицию, и мой дом начнут осаждать писаки и репортеры… У моей жены слабое здоровье, мистер коронер. Существующие обстоятельства… таковы, что, узнав о них, она может умереть. Надеюсь, ей не попадутся на глаза отчеты об этом процессе. К счастью, у нас имеется превосходная, высокопрофессиональная сиделка…

– Сейчас вы примете присягу, – резко прервал его коронер. Он уже начал раскаиваться, что выпустил на трибуну эту комичную личность.

Не в пример предшественникам, мистер Нигугу произнес клятву весьма торжественно, соблюдая декорум.

– Я буду обращаться к присяжным, – начал он.

– Ничего подобного, – прервал его коронер. – Теперь, пожалуйста, послушайте меня. В своем письме вы заявляете, что вам известен…

– Мститель, – живо подсказал мистер Нигугу.

– Виновник этих преступлений. Далее вы утверждаете, что встретили его в ту самую ночь, когда было совершено убийство, являющееся предметом нашего расследования?

– Да, утверждаю, – уверенно кивнул мистер Нигугу. – Будучи сам совершенно здоров, – он одарил лучезарной улыбкой публику, которая заухмылялась и насторожила слух, – я обречен судьбой находиться в окружении недужных. Все мои друзья больны. Я занимаю ваше внимание своими домашними делами, мистер коронер, только ради того, чтобы объяснить, каким образом я оказался на улице в столь неурочное время: час ночи…

В зале снова раздались смешки. Не удержался от улыбки даже кое-кто из присяжных.

– Итак, – торжественно продолжал свидетель, – я находился у больного друга… собственно говоря, умирающего, потому что его уже нет. Не стану указывать собственное место жительства – сведения, сэр, имеются в записке. Моего адреса не требуется. Достаточно будет сказать, что по дороге домой мне пришлось пройти через Риджентс-парк. И там, а именно примерно в середине Принсиз-террас, ко мне обратился очень странного вида человек.

Миссис Бантинг поднесла руку к груди и замерла. Ее охватил смертельный страх. «Только не падай в обморок, – сказала она себе. – Только не падай! Что тебе за дело до всего этого?» Она вытащила флакончик с нюхательной солью и глубоко втянула носом запах.

– Это был неприятный тощий человек, мистер коронер, с очень странным лицом. Я бы сказал, образованный… джентльмен, как принято говорить в подобных случаях. Мое особое внимание привлекло то, что он вслух разговаривал сам с собой – вроде бы читал стихи. Даю вам слово, у меня тогда не возникло и мысли, что это Мститель. По правде, я подумал, что это джентльмен – сбежавший сумасшедший, бедняга, за которым не уследили сторожа. Едва ли нужно рассказывать, сэр, что Риджентс-парк – самое тихое, спокойное место во всей округе…

Кто-то в публике громко захохотал.

– Я требую, сэр, – внезапно вскричал старый джентльмен, – чтобы вы оградили меня от этого неподобающего веселья! Я явился сюда исключительно дабы выполнить свой долг гражданина!

– Должен просить вас строго придерживаться существа дела, – холодно произнес коронер. – Время уходит, а я должен вызвать еще одного и очень важного свидетеля – медицинского эксперта. Будьте добры сказать как можно короче, почему вам пришла мысль, что этот незнакомец… – Он с усилием впервые за весь процесс произнес это слово: – Мститель?

– До этого я сейчас дойду! – поспешно заверил Нигугу. – Сию минуту! Всего несколько слов, мистер коронер. Стоял туман, но не такой уж непроглядный – позднее он еще сгустился. Когда мы поравнялись – я и этот незнакомец, который вслух говорил сам с собой, – он вдруг застыл на месте и повернулся ко мне. Мне стало не по себе, тем более что взгляд у него был дикий, как у настоящего безумца. И я сказал самым что ни на есть мягким, успокаивающим голосом: «Очень туманная ночь, сэр». А он мне: «Да, да, туманная ночь – ночь, подходящая для тайных и очистительных деяний». Странная фраза, сэр, – «тайных и очистительных деяний». – Свидетель смотрел на коронера выжидающе.

– Ну? Ну, мистер Нигугу? Это все? Может быть, вы видели, куда направился этот человек… в сторону вокзала Кингс-Кросс, например?

– Нет. – Мистер Нигугу потряс головой. – Должен честно признаться, нет. Некоторое время он держался рядом со мной, а потом пересек дорогу и скрылся в тумане.

– Прекрасно, – кивнул коронер. Сейчас он говорил любезнее, чем вначале. – Благодарю вас, мистер Нигугу, за то, что вы пришли сюда и поделились сведениями, которые считаете важными.

Мистер Нигугу слегка поклонился на курьезный старомодный манер, и из публики снова донесся довольно глупый смех. Спускаясь с возвышения, он повернулся к коронеру и заговорил. Несмотря на шум в зале, миссис Бантинг со своего места отчетливо расслышала его слова:

– Я забыл, сэр, кое-что, по-видимому, существенное. В левой руке этот человек нес саквояж… из довольно светлой кожи. В таком саквояже, сэр, мог бы уместиться нож с длинной ручкой.

Миссис Бантинг взглянула на стол репортеров. Внезапно она вспомнила, что рассказывала Бантингу об исчезновении саквояжа, с которым прибыл мистер Слут. С бесконечным облегчением она убедилась в том, что ни один газетчик за этим длинным заляпанным чернилами столом не заносит на бумагу последнее замечание Нигугу. Собственно, никто из них этих слов и не слышал. Последний свидетель снова поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание. Воцарилась тишина.

– Еще одно слово, – произнес он дребезжащим голосом. – Могу ли я просить, чтобы до конца заседания мне дали возможность сидеть? Я вижу, на скамье свидетелей есть свободные места. – Не дожидаясь ответа, он проворно свернул к скамье свидетелей и сел.

Миссис Бантинг, вздрогнув, подняла глаза. Над ее плечом склонился знакомый инспектор.

– Вероятно, сейчас вы захотите удалиться, – настойчиво шепнул он. – Вряд ли вам будет приятно выслушивать медицинские подробности. Кроме того, когда заседание закроется, начнется давка. А сейчас я спокойно провожу вас к выходу.

Она встала и, опустив на бледное лицо вуаль, послушно последовала за ним. Они прошли каменную лестницу и большой нижний зал, в эти минуты совершенно пустой.

– Я выпущу вас через заднюю дверь, – сказал приятель миссис Бантинг. – Пари держу, вы уже утомились и мечтаете поскорее попасть домой и выпить чашку чаю.

– Не знаю, как вас благодарить! – На глазах миссис Бантинг выступили слезы. Она дрожала от волнения и переполнявших ее чувств. – Вы были так ко мне добры.

– Пустяки, – неловко отозвался инспектор. – Вам, наверное, нелегко пришлось в эти дни?

– Этого старого джентльмена еще будут допрашивать? – шепотом спросила миссис Бантинг, обращая к полицейскому жалобный взгляд.

– Боже мой, нет! Полоумный старик! Такого сорта публика, мэм, буквально не дает нам прохода, и частенько фамилии у них одна другой смешнее. Видите ли, эти люди всю жизнь работают в Сити или вроде того, в шестьдесят удаляются на покой, и тут их от безделья начинает одолевать невыносимая скука. Таких сдвинутых в Лондоне хоть пруд пруди. Стоит выйти ночью – и непременно на такого наткнешься. Их здесь сотни!

– Значит, его показания ничего не стоят? – рискнула спросить миссис Бантинг.

– Показания этого старого гриба? Ни гроша ломаного! – добродушно рассмеялся инспектор. – Но послушайте, что я сам думаю. Если бы не прошло столько времени, я поверил бы, пожалуй, что вторая свидетельница и впрямь видела этого хитрого дьявола… – Он понизил голос. – Но дело в том, что – доктор Гонт это утверждает без всяких сомнений – бедняжки расстались с жизнью задолго до того, как нашли их тела. Медики всегда однозначны в своих показаниях. Да это и понятно: иначе бы кто стал им верить? Если бы у нас был досуг, я рассказал бы вам случай, когда… ну ладно, когда доктор Гонт помог убийце выйти сухим из воды. Мы точно знали, что поймали того, кого надо, но, как оказалось, на заявленное доктором Гонтом время убийства у него было алиби.