Живые нити

Часть 7

«Самобранная скатерть». Глава шестнадцатая

Уже третий час Яннис сидел в допросной в гордом одиночестве. Ещё в дороге он потребовал адвоката и замолчал. После потасовки в лесу Алеку казалось, что сын Волка — пресыщенный и избалованный недотепа, но оказалось, что тот ожидал неминуемой встречи с законом и заранее нашел себе кого-то для защиты.

Проходя мимо, Алек бросил на него быстрый взгляд: сквозь одностороннее стекло задержанный не мог никого видеть, но его словно просверлили взглядом. Из глубоко посаженных глаз на следователей смотрел уставший, но внимательный зверь.

Во главе опергруппы Алек изрыл особняк Янниса от подвала до крыши. Для главы общины дом оказался небольшим, но был построен из деревянных брусьев — удивительная роскошь для здешних мест, где в основном рос кустарник или худые куцые деревца. Дерево охраняло жителей от жары, даря желанную прохладу, так что и уходить не хотелось. Жену Янниса было жалко: маленький сын на руках плакал, её глаза тоже были красными, волосы растрепались. Девушка забилась в угол кухни, прижимая неуспокаивающегося ребенка к груди, и напрочь отказалась разговаривать с полицией.

В итоге нашли два тайника: один в подвале, с оружием, второй на чердаке. Там оказалась внушительная сумма денег крупными купюрами. Последними Алек достал две рабочие перчатки, вышитые тонким коричневым узором. Те самые.

Пока он отмывал щелочным мылом лицо от Замещающей мази, адвокат соизволил явиться — невысокий тщедушный мужичонка лет за пятьдесят с крючковатыми носом. Первое впечатление подсказывало: более мерзкого пройдоху найти сложно.

«Подобное к подобному», — философски заключил Алек, пристраиваясь у стекла допросной рядом с Руфином.

Варрон цвела: следователи редко видели её малоэмоциональное лицо таким довольным. Она стянула тонкие шелковые перчатки, размяла руки и зашла в допросную вслед за адвокатом. Адвокат возмущенно обернулся, требуя больше времени, но капитан уже приземлилась на стул напротив Янниса и положила подбородок на сцепленные пальцы. Она сидела к зрителям спиной, но Алек живо представил её хищный прищур.

— Вы знаете, кто я? — спросила она, не следуя протоколу.

— Конечно, — Яннис откинулся на спинку стула с таким расслабленным видом, будто это была непринужденная дружеская беседа, а наручники на руках он носил из-за причуд моды. — Вы капитан Ава Варрон, глава Бюро Магического Контроля? Как же вас не знать, вы легенда. А правда, что вы — эмпат и можете управлять эмоциями других людей?

Алек саркастически вскинул бровь: «Надо же, значит, теперь он выучил имена следователей из Бюро. Лучше поздно, чем никогда».

— Правда. Для этого мне нужно прикоснуться к человеку.

— И вы можете сделать меня счастливым?

— Я специализируюсь на негативных эмоциях. Но ближе к делу. Очень мило, что вы пригласили адвоката на нашу беседу, но вам это не поможет. Вы осознаете, что сами вырыли себе яму?

— Не понимаю, о чем вы, — спокойно ответил Яннис. — Я просто шел по улице, когда полиция ворвалась в нашу общину и забрала меня сюда.

— Что ж, хорошо. Наш следователь Александр Зорбас отправился к вам, чтобы узнать информацию по поводу ограбления банка. Он планировал пообщаться с неким Сизым из дома Медведя, который, по некоторым данным, находился у вас в общине. Это было три дня назад. Скажите, вы разговаривали со следователем?

— Первый раз слышу о нём.

— Позвольте показать вам его портрет, — Варрон достала из папки листок и положила на стол между ними. Яннис склонился над ним и внимательно изучил.

— Все равно не припоминаю.

— Вы не знаете, встретился ли он с Сизым?

— Не знаю.

— Понятно, — Варрон постучала пальцами по столешнице.

Видеть её голые руки было непривычно и тревожно. Фактически Варрон ничего нельзя было предъявить: маги-эмпаты носили перчатки по собственному внутреннему кодексу. В большинстве случаев они легко контролировали свои способности; перчатки же охраняли людей вокруг от редких, но возможных случайностей в периоды эмоциональных скачков. Хотя ни у кого не было сомнений в выдержке и навыках капитана, она ходила в перчатках всегда, поэтому сейчас голые тонкие ладони источали угрозу.

Пауза затянулась. Варрон, чуть вскинув голову, любовалась сероватым потолком, Яннис скучающе сцепил руки между собой, позевывая. Адвокат, наоборот, выглядел крайне напряженным, капелька пота стекла по его виску и затерялась в седеющих бакенбардах.

— Вы знакомы с Сизым, сыном дома Медведя? — наконец спросила Варрон.

— Да, но я даже не знаю его настоящего имени. В прошлом мы были приятелями.

— Вы знаете, где Сизый находился последнюю неделю?

— У меня в гостях, — легко признался Яннис. — Я пригласил его провести время за городом, пока жара не спадет. Дети Медведя плохо переносят жару.

— Вы настолько близки с ним, что позвали в дом, где живет ваша жена и сын?

— Я очень гостеприимен, — он сверкнул зубами. — У меня дома всегда куча народа.

— Вы знали, что Сизый занимался грабежом?

— Нет, первый раз слышу об этом.

— Он приносил что-то подозрительное в ваш дом?

— Я не следил за ним.

— То есть он мог что-то пронести?

— Госпожа капитан, прошу вас быть точнее в вопросах, — вставил адвокат нервно, его щека подернулась. — Мой клиент не знает, чего другой человек мог или не мог делать.

Варрон хмыкнула.

— Вы слышали о том, что Центральный банк ограбили?

— Слышал.

— У вас есть предположения о том, кто это сделал?

— Нет.

— То есть, вы не думаете, что это Сизый?

— Вы можете не отвечать, — вставил адвокат. — Мы здесь обсуждаем факты, а не ваши домыслы.

Алек не видел лица Варрон, но весь её вид показывал, как она наслаждается каждой секундой. Капитан снова хмыкнула — ему даже показалось, что сквозь улыбку — и, обернувшись к одностороннему стеклу, крикнула:

— Алек, принесите, пожалуйста, графин воды. Здесь очень душно.

Алек, не торопясь, поставил на поднос графин и несколько стаканов. Руфин открыл перед ним дверь в допросную, расплываясь в предвкушающей улыбке.

Самодовольное расслабленное выражение стекло по лицу Янниса расплавленным воском. Он непроизвольно сглотнул, зрачки по-звериному дернулись, расширяясь, а уголки губ бесконтрольно поползли вниз. Сын Волка нервно обернулся на еще ничего не понимающего адвоката и сглотнул.

Алек поставил кувшин на стол рядом с собственным портретом, молча налил воды в стаканы. Первый поставил перед притихшим Яннисом, второй передал в протянутую руку капитана. Их пальцы соприкоснулись; Алек вздрогнул, хотя не почувствовал ничего необычного. За шесть лет совместной службы он дотронулся до её голой руки впервые.

— Было весело, но у меня нет времени на игры, — с хрипотцой произнесла Варрон, сделав глоток. — Вы напали на полицейского и дали сбежать подозреваемому. Или вы помогаете следствию, или вас ничего не спасет от тюрьмы.

Адвокат, только сейчас сообразивший, что произошло, исступленно бегал глазами от портрета к лицу Алека и обратно.

— Да, я не очень хорошо получаюсь на портретах, — усмехнулся он, усаживаясь на стул напротив задержанного.

— Нам нужно обсудить это с клиентом наедине, — глаз адвоката нервно задергался.

Яннис молча сверлил следователей темным тоскливым взглядом.

— Как тебе удалось? — тихо спросил он.

— Можем обменяться историями, если тебе так интересно. Куда ты спрятал Сизого?

— Не отвечайте без согласования со мной! — голос адвоката перешел на писк.

— Он сбежал тогда. Я не видел его трое суток. Клянусь.

— Кто был заказчиком похищения артефактов?

— Я не знаю. Сизый так мне ничего и не сказал.

Адвокат подскочил, сжал плечо Янниса, и тот замолчал. Варрон скучающе размяла шею.

— Получается, вы ничем не можете нам помочь, господин Яннис. Мы готовы на уступки, но за ценную информацию. А теперь получается, вам нечего предложить. Как жаль, четверо душ будет погублено.

— Четверо? — прохрипел он.

— А вы так быстро забыли о троих подопечных, которые доблестно защищали вашу честь? Вы знаете, что за сопротивление полиции при исполнении можно поехать на каторгу.

Адвокат продолжал крепко держать подопечного за плечо, но тот скинул его ладонь и едва заметно дернул губой. Алек заметил кончики клыков — Яннис явно терял самообладание.

В допросной повисла тишина, вязкая и горячая, как жутковатый наваристый суп, в котором варился один волк.

— Я не знаю, где Сизый, — ответил он наконец, игнорируя попытки адвоката взять инициативу в свои руки. — Но если вы отпустите моих парней, я помогу вам поймать Серого Лиса.

Яннис дописал сообщение, поставил внизу размашистую подпись и полное имя.

— Так нужно, — пояснил он. — Лис как-то определяет, написано ли письмо рукой заказчика или кто-то пытается выдать себя за меня. Конверт нужно доставить в определенную почтовую ячейку на Центральной почте. Никаких маячков и магии, просто бумага в обычном конверте. Ответ придет мне лично в общину.

— Вы уже так с ним связывались? — уточнила Варрон, вглядываясь в слова, неряшливо выведенные на бумаге.

Яннис белозубо улыбнулся:

— Я имею право не отвечать на вопросы, не имеющие отношение к делу.

Алек, оставшийся в этот раз за стеклом, поджал губы. Сын Волка категорически ему не нравился.

— Простая почтовая ячейка на Центральной почте? — Руфин потер подбородок. — Ну это настоящий бред, любой мог бы её вскрыть.

— Не любой. Лис — артизан, мастер замочных дел. Наверняка ячейка заперта на заговоренный замок. Тем более, там большой поток разных людей, мало ли кто приходит и уходит. Забрать письмо можно без лишних подозрений. Надо пробовать.

— Что ж, хорошо, — Варрон положила документ рядом с незапечатанным конвертом. — Это соглашение с судьей. Мы отпускаем вас в общину. С вами поедут двое наших людей под прикрытием, они будут рядом постоянно. Выезд за пределы общины запрещен. Троих сыновей Волка, напавших на следователей, временно перевезут в тюремный блок за городом — если вы нас обманете, то они поедут прямиком на каторгу. Я лично выберу самую отвратительную.

— Он нас кинет, — буркнул Руфин уверенно. В руке он держал небольшой карманный нож из стандартного полицейского набора. Полностью стальной, он выглядел прочным, но Руфин задумчиво гнул его во все стороны, складывал пополам посреди лезвия, выпрямлял кончиками пальцев. Следователь всегда заигрывал с легкой бытовой магией, когда думал о чем-то: сейчас он определенно забирал мягкость ткани из полицейской формы, в которую был одет, и распространял это свойство на сталь ножа.

Алек скривился, не желая выгораживать сына Волка, но нехотя проговорил:

— Нет, этот трясется над своей репутацией. Он ещё не превратился в большого босса, по типу Эстета, а считает себя главой стаи. И он их не предаст.

— Ну Лиса же подставляет.

— Лис — не стая, — резюмировал Алек, не отрывая взгляда от Янниса. Тот медленно встал и, заметно припадая на левую ногу, вышел из допросной вслед за Варрон. Алек, глядя на его кособокую походку, подавил злорадную улыбку, но приятное послевкусие осталось.

Они едва успели допить кофе, как капитан вернулась в офис, меряя комнату чеканным, почти военным шагом.

— Зорбас, — бросила она. — Переоденьтесь во что-то незаметное и замаскируйтесь. Едьте на почту, пока она открыта. Красс, сообщите ищейкам, пусть следят. После этого сразу ко мне, обсудим дальнейшие шаги.

Едва проклюнувшееся добродушие мигом рассеялось; Алек смурно кивнул и вышел. В глубине души ему всегда казалось, что из Руфина получился бы более успешный старший следователь, чем он сам — слишком молодой и недостаточно опытный. Алек сравнивал себя с Варрон и Лукро и понимал: он не отрастил достаточно толстую броню, слишком лично воспринимал некоторые вещи, иногда недостаточно глубоко копал. Короче, еще учиться и учиться.

Но все равно было обидно.

Замещающая мазь в этот раз ему не полагалась, поэтому он скривился и наклеил кустистые усы. Усы видали и лучшие времена: они растрепались и кололись, поэтому постоянно хотелось чихать. Ехать на своей машине было нельзя, но Алек сентиментально похлопал её по капоту и залез в бардачок. Очки с желтыми стеклами оказались там, небрежно брошенные перед первым визитом в общину Волка. Будто в прошлой жизни. Алек прошел участок насквозь, выскользнул через черный ход. Попетляв во дворах, он вышел на улицу и поймал такси.

Одна из немногих в городе, Центральная почта продолжала работать. Железная дорога бастовала, междугородняя корреспонденция почти не поступала, поэтому толку в этом было немного. Несколько женщин с транспарантами сидели на ступенях у входа в почту: пытались пристыдить сотрудников за отсутствие солидарности, но громко и долго бастовать в такую жару не получалось. Пожилой охранник зорко поглядывал за ними из-за колонны, ничего не предпринимая. Он проводил Алека незаинтересованным взглядом и вернулся к кроссвордам.

Внутри было прохладно. Нацепив очки на нос, Алек проскользил мимо облупленных колонн в большую полупустую залу со стендами почтовых ячеек и поискал глазами нужную. Она нашлась в углу, с полустертыми цифрами; краска местами отслаивалась, являя миру ржавый бок. Алек заглянул в темноту проема, но так и не увидел, что там внутри. Замок выглядел абсолютно обычно. Лишь при очень внимательном изучении почти впритык стало понятно, что он чуть заметно светится от магии.

«Искусная работа», — восхитился Алек, неспешно кинул письмо в ящик, наблюдая за тем, как его сжирает черное ничто. Со скучающим видом он вышел из зала, выискал взглядом ищейку, вынужденного следить за входом на почту весь день, и стремительным шагом покинул площадь.

Воспоминания о трех днях, проведенных в теле зверя, стали затираться, будто бы их не было вовсе. Но они были — странные и необъяснимые. Алек отлично понимал, что ему далеко до Первой крови дома Оленя и не питал иллюзий о неожиданно свалившейся силе.

Он умыл лицо из бутылки с водой, чтобы отклеить усы, и быстро добрался до Улицы Мастеров. Поплутав среди полупустых улиц, он вышел к мастерской дома Дайвари.

Алек заглянул внутрь через прорехи кованого забора. Дина сидела на ограде клумбы в полном одиночестве. Вся её фигура напоминала печальную мраморную статую: сосредоточенный профиль с ровным носом, растрепавшийся пучок волос, длинная юбка, почти подметающая землю. Рука Алека невольно взлетела в воздух, поправляя волосы. Он хмыкнул, прочищая голос, и негромко позвал её.

Дина вздрогнула от неожиданности, но, заметив его, заметно расслабилась. Оглядевшись, она открыла ему калитку, и вместе они прошли в глубь сада. Аккуратно подстриженные деревья вокруг выложенной гравием дорожки отбрасывали темные длинные тени на землю — солнце уже катилось к земле.

— Как прошло твое возвращение? — спросила Дина, не глядя на него.

— Могло быть хуже, — ответил Алек, чтобы не жаловаться. — А у тебя?

— Страшно представить, что могло бы быть хуже, — ухмыльнулась она в ответ. Листья играли тенями на её щеках от того, как она медленно поворачивала голову. — Землетрясение там. Или конец света.

— Мне жаль.

— Это не смертельно.

Дина выглядела задумчивой и нервной. Она отводила глаза, стараясь не пересекаться с его взглядом, и держалась на расстоянии. Алек будто случайно сделал шаг ближе, Дина, также будто бы ненароком, отошла назад. Он стиснул зубы — неожиданно это мимолетное действие его задело.

— Не хочу тебя задерживать, но у меня важный вопрос, — сказал он сухо, сложив руки за спиной. — Не дает мне покоя, постоянно кручу его в голове.

Дина кивнула серьезно и деловито, чем вывела Алека из себя окончательно. Он незаметно выдохнул.

— Я все пытаюсь понять. Откровенно говоря, я маг среднего уровня. Крови Оленя во мне — кот наплакал, — Алек мысленно отругал себя за неуместный каламбур, но Дина даже не улыбнулась, вслушиваясь в его слова. — Не может быть, чтобы в двадцать шесть лет у меня неожиданно проклюнулся дар. Поэтому я думаю, что были какие-то внешние факторы. И единственное необычное событие в то утро — пирожные с вашей волшебной скатерти, которые я съел. Я почувствовал себя странно почти сразу после чаепития. Что в них было такого?

— Ничего. Мы часто их едим, — она пожала плечами. — Вернее, иногда. Бабушка не любит, когда мы берем эту скатерть, потому что там слишком много сладостей. Для неё внуки — навсегда нерадивые дети, которые объедаются пирожными без меры. Поэтому мы с Лейлой используем её редко, так, чтобы родители не видели. В этом году доставали всего дважды. Я даже забыла, где она лежит.

— В ваших артефактах часто сокрыта сильная магия, — напомнил следователь. — Например, после твоего свитера я плохо чувствую связь с кровью Оленя, видимо поэтому голова почти не болит. В ином случае, я наверное не пережил бы такую резкую обратную трансформацию. Может, есть какое-то побочное действие от скатерти?

— Ничего такого, говорю же… — Дина задумчиво почесала подбородок. — На что это было похоже? Момент перед обращением в зверя?

Алек поднял голову, ловя солнце, и задумался.

— Всё стало четче, ярче. Чувства обострились до предела. Как во время звериного гона, только еще сильнее. Как будто… — острая, как лезвие мысль пронзила его сознание. — Это похоже на Гранулу. Я пробовал её однажды, но эффект был куда меньше. А голова на следующее утро чуть не раскололась, поэтому я больше не пил…

Он замолчал, наткнувшись на резко побелевшее лицо Дины. Её зрачки расширились, рот приоткрылся. Она пошатнулась и вцепилась в его руку, сжав до боли.

— Гранула? — протянула она шепотом. — Как я сразу не поняла…

— Что ты поняла?

— Мне нужно поговорить с бабушкой. Вернее, нет, сначала нужно… о боги, — повторила она, осеклась посреди фразы и подняла на него округлившиеся от страха глаза.

— Дина?

Она походила на маленького испуганного зверька, готового вцепиться зубами за любое неловкое движение. Алеку захотелось тряхнуть её за плечи, чтобы привести в себя, но он просто сжал её ладонь.

— Ты объяснишь, что случилось?

— Нет, я… — она снова замолкла. По её рукам побежали мурашки, такие крупные, что Алек не мог не заметить. Она медленно вытащила ладонь и прижала её к груди. — Мне… Мне кажется, нужно идти…

Дина отступила. Тень от дерева опустилась на её щеки, блеснули белки испуганных глаз. Она старалась взять себя в руки, но слишком сильно нервничала: костяшки пальцев побелели, а поджатые губы превратились в нить.

— Ничего не понимаю… — пробормотал Алек, внимательно вглядываясь в её лицо, но не предпринимая больше шагов к сближению. — Что происходит?

Она не ответила, но и не ушла, продолжая смотреть исподлобья, с болью и непонятной обидой. Алек почувствовал подкатившее к горлу раздражение, но заставил себя сконцентрироваться на Дине: такое поведение было странно даже для неё.

«Не время думать о личном, я в первую очередь следователь».

— Причем здесь Гранула? — продолжил он нарочито спокойным тоном. — Ты должна мне сказать. Я веду расследование, а ты скрываешь важную информацию. Как мне работать?

Она молчала. Чуйка тоже, но только дурак не понял бы, что девушка паникует и сомневается.

— Я хочу помочь, — не дождавшись реакции, Алек начал размышлять вслух. — Если это связано с Гранулой, то тут должен быть замешан Эстет. Он всегда замешан.

Как только он произнес это имя, Дина едва заметно дрогнула.

— Ты думаешь, что заказчик ограбления — Эстет?

— Ограбление не связано с Эстетом, — тихо произнесла она. — Серого Лиса мог купить кто угодно, а Сизый не из его банды.

— Откуда ты это знаешь? — он вскинул бровь. — По моим данным, наоборот, Сизый — из его банды.

— Яннис так сказал.

— А он всегда говорит правду, — хмыкнул Алек.

Дина поджала губы.

— Я никому не могу верить. Какая же я дура, — пробормотала она себе под нос, нахмурившись.

— Мне — можешь.

— Тебе — не могу!

— Чем я заслужил твое недоверие?

— Потому что полиция у него на побегушках, — взорвалась она наконец, вмиг сокращая расстояние между ними. — Думаешь, я не знаю, что вы все сидите у него на цепи, как прикормленные псы?

Алек отшатнулся.

— Следи за тем, что говоришь. Если бы ты была парнем, я бы тебе уже по лицу заехал.

— Так заедь!

— Тебе — не могу, — саркастически ответил он. В груди что-то ёкнуло. — Понятия не имею, откуда ты взяла этот бред. Весь наш отдел уже три года роет землю, чтобы отправить Эстета на каторгу. Я не сплю, отказываюсь от многих радостей жизни — всё ради того, чтобы свести с ним счеты. А теперь ты раскидываешься голословными обвинениями, ничего про меня не зная.

— Свести счеты… Какие? — прошептала она одними губами.

— Какая разница? — Алек досадливо прикрыл глаза. — Сама ты не очень разговорчива. Расскажешь, в чем дело?

Дина колебалась.

— Это вопрос безопасности. Я не до конца разобралась во всем, а ты уже давишь на меня, лезешь в голову… Я ведь просто защищаю свою семью!

— От меня?

— Да!

«Значит, ты вообще не разбираешься в людях», — ядовито подумал он, но вслух произнес бесстрастное:

— Я не могу заставить себя сотрудничать. Если ты не хочешь говорить, я не буду тратить твоё время.

На миг ему показалось, что Дина развернется и уйдет. Он, в общем-то, был к этому готов. Вместо этого она выпрямилась, решившись.

— Ты должен мне поклясться, что Эстет тебе не платит. Клянись богами, или, если не веришь, тем, что у тебя есть святого.

Глаза цвета расплавленного шоколада глядели на него с вызовом и надеждой. Алек почувствовал, как тянет в груди.

— Клянусь своей матерью, что не работаю ни на одну бандитскую группировку, не продаю информацию, не действую в их интересах, — процедил он так, будто выплевывал горячие угли. — Я лучше сдохну.

Не разрывая зрительный контакт, она протянула ему руку. Он пожал её тонкие пальцы и первым отпустил. Дина схватилась за голову, долго и протяжно выдохнула. Короткая улыбка осветила её лицо, но тут же скрылась за суровой обеспокоенностью.

— Это хорошо, — Дина встала, потирая ладонь второй рукой. — Тогда поехали. Сначала нам нужно попасть в одно место. Пришло время кое-что узнать.

Спустя полчаса они оказались у знакомого белого двухэтажного дома, окруженного гранатовым садом. Дина, все такая же бледная, уверенным шагом прошла сквозь калитку и постучала в дверь. Алек заметил, что у неё дрожит рука.

— Я могу чем-то помочь? — спросил он тихо.

— Нет, — она покачала головой. — Просто не уходи. Будешь свидетелем.

«Свидетелем чего?» — хотел узнать он, но не успел. Дверь открыла сиделка: всё та же злая мегера охраняла покой старика, живущего в этом доме.

— Кто пришел так поздно? — без приветствия процедила она, зыркая маленькими яростными глазами. — Господин Гракх никого не принимает, он плохо себя чувствует.

— Простите, но я все равно с ним поговорю, — Дина поднырнула у сиделки подмышкой, и та, запоздало махнув рукой, не успела её поймать.

— Да как вы смеете? Дерзкая девчонка, пошла вон! — взвинтилась сиделка, ринувшись за Диной, но Алек поймал её под локоть.

— Нам очень жаль, — проникновенно сказал он, крепко удерживая вырывающуюся женщину. — Но другого варианта нет. Мы не причиним ему вреда, не бойтесь. Нам нужно всего несколько минут.

Сиделка поджала сухие губы. Вместе они вошли в гостинную, где посреди комнаты замерла Дина. Как и в прошлый визит, создатель Гранулы, господин Гракх, сидел в кресле под пледом и был одет слишком тепло для жаркого августовского вечера.

— Я могу вам чем-то помочь, милая? — спросил Гракх, щурясь. — Мы с вами знакомы?

Незваная гостья сглотнула и произнесла:

— Да. Меня зовут Дина. Дина Дайвари.

Глаза старика, блеклые и уставшие, округлились. Он смотрел на неё снизу вверх, беззвучно открывая рот. Потом по морщинистому лицу потекли слезы — не пару капель, а сразу целый поток, словно прорвало плотину.

— Да вы же его расстраиваете, — пролепетала сиделка, но Алек шикнул на неё, не давая сдвинуться с места. Он переводил взгляд с Дины на Гракха и обратно, но те не двигались.

— Гера, — позвал старик ломким голосом. — Гера, подойди, пожалуйста. Смотри, какая Дина выросла. Настоящая красавица, совсем уже взрослая… Диночка, сколько тебе лет?

— Двадцать три.

— Гера, ты послушай, — сказал он, всхлипнув, губы его задрожали. — Гера, ведь тебе тоже… Тоже могло бы стать двадцать три…

Дина моргнула, и две крупные слезы покатились по её щекам. Она сделала несколько стремительных шагов, упала на колени перед креслом старика и сжала его ладони.

— Господин Гракх, я знаю, что вы не рады мне, — с жаром произнесла она. — Но мне очень нужно знать. Двенадцать лет назад вы с моим дедушкой вели какие-то дела…

Старик вздохнул, заливая слезами плед на коленях.

— Я не… помню…

— Я знаю, что это было не специально, — прошептала она, прижимая его руки к груди. — Вы не виноваты в том, что произошло. Виноват мой дед и Эстет, не вы и не я. Но я знаю, что вы что-то сделали. Мне нужно знать что. Пожалуйста. Вы мне задолжали.

Дед зажмурился, будто надеясь, что она пропадет, перестанет спрашивать и греть его руки своим теплом, но Дина была здесь и продолжала сверлить его горячим как полдень взглядом.

— Мы с Каяном познакомились еще в молодости, до того, как он женился на твоей бабушке и стал частью дома Дайвари, — начал он едва слышно. — Так всю жизнь и прожили, рука об руку. Я присутствовал на твоем первом дне рождении, а он был со мной в день, когда родилась Гера. И вы вместе играли в нашем саду, в догонялки среди гранатов. Гера выбрала деревья, потому что они красиво цветут, а я посадил…

Алек замер, боясь лишний раз моргнуть и пропустить что-то. Он был здесь десяток раз и никогда не слышал от деда ничего важного.

— Когда Гранула появилась, ко мне сразу пришли деньги. А с ними пришла и неприятная известность. Я всем стал интересен: и бандитам, и правительству. Ко мне приставили полицейских, боялись, что я буду работать с организованной преступностью. Но я не хотел, я хотел спокойной жизни. Гера подрастала, я искал для неё спокойного счастливого будущего… — Гракх говорил так тихо, что приходилось напрягать слух. — Каян уже давно был в сговоре с Ласкарисом, но я этого не знал. Стоило заподозрить. Сейчас мне кажется, что это было очевидно, но все мы умны задним числом. Однажды он попросил меня сварить Гранулу для нужд дома Дайвари, в обход тех отчетов, которые я подавал в парламент. Много и за большие деньги. Деньги меня не привлекли, я уже имел достаточно, но Каян был таким умным и хитрым. Целый год он упрашивал меня, заходил издалека, так, что я даже не понял, как поверил его словам. Казалось, что это мои слова вовсе, что они сами зародились в моей голове. Каян повторял, что правительство забирает семьдесят процентов от моей прибыли, что использует Гранулу в войнах, а он просто хочет сделать свой дом сильнее. В итоге я дал слабину. Зачем? Зачем я согласился тогда?

— Вы приготовили ему Гранулу тогда?

— Да…

— Сколько? — голос Дины звенел, как лед в бокале.

— Пять килограммов, — прошептал он. — И он отдал часть Ласкарису; он с самого начала это придумал. Так Ласкарис узнал, что я могу обойти правительственный контроль. И потом…

— В ту ночь он отдал Ласкарису всё, что вы приготовили?

— Нет, там было не всё, — старик зажмурился и вжался в кресло. Замотал головой, — Я не знаю… Гера! Гера! Подойди, пожалуйста! Приехала Дина, твоя подружка! Ты же поиграешь с ней?

— Простите, господин Гракх, — сказала она безэмоционально. — Я спешу. Может быть, в следующий раз.

Она медленно поднялась с колен и обняла Гракха, неуклюже склонившись над креслом. Старик задрожал, громко всхлипнул и прижался к ней, обхватив морщинистыми узловатыми руками. Она погладила его по голове и отступила.

— Простите нас за то, что ворвались, — она обернулась к сиделке, не отрывающей взгляда от старика. — Спасибо.

Алек отпустил её локоть. Сиделка выдернула руку и голосом, хрипящим от бешенства, процедила:

— Убирайтесь теперь. Больше я никогда не открою вам дверь. Я вас запомнила.

Алек не стал пререкаться, бросил прощальный взгляд на комнату. Выходя из дома, он услышал, как Гракх продолжает звать Геру.

Глава семнадцатая

Дина сидела на бордюре напротив выкрашенной в белый калитки. Она изо всех сил старалась быть спокойной, держала спину выпрямленной, будто приклеенной к спице. Неудобно, но так Дине казалось, что она хоть что-то контролирует.

— Всё в порядке? — спросил Алек, присаживаясь рядом.

— Я всегда знала, что у деда была Гранула, — ответила она отстраненно. — Он клялся бабушке, что это не так. Но я всегда знала, что он врет. Он вообще был редкостным дерьмом, только почему-то этого никто не замечал.

— Почему ты сказала, что Гракх тебе задолжал?

Дина промолчала.

— Что-то случилось двенадцать лет назад, — констатировал Алек. — И это связано не с Гранулой, а с тобой.

Она покосилась на него, потом опустила голову, и ровная как струна спина округлилась. Дина подтянула колени к груди и положила локти сверху. Поза была еще менее устойчивой, чем прошлая.

— Гракх не прав, — начала она погодя. — Дед не сговаривался с Эстетом с самого начала, хотя они были знакомы. Я не знаю, что они делали вместе, вряд ли что-то законное. В какой-то момент дед решил, что умнее всех. Он забрал Гранулу у Гракха и решил распространять её самостоятельно. Но он не успел ничего сделать — Эстет быстро прознал о его плане и пришел с вопросами. Дед все отрицал. Эстет избил его, но так ничего и не добился — дед любил деньги больше всего на свете, даже больше собственного благополучия.

Дина говорила медленно, бесцветно, словно раскопала могилу и по одной вытаскивала оттуда белые жуткие кости.

— Через пару дней Эстет понял, что дед соврал ему. А еще он понял, что раз дед смог уговорить Гракха приготовить Гранулу, то и сам Эстет сможет… Мы с Герой играли тогда в саду, вон там, у мандаринового дерева, и мяч улетел за забор. Внутри была охрана, но мы не понимали зачем. Взрослые дяди только раздражали и мешали своими дурацкими правилами. Мы их не слушались и постоянно сбегали. Гера вылезла первая, она вообще была спортивная, куда более ловкая, чем я. Я полезла следом, и на той стороне меня уже перехватили два здоровых парня, люди Эстета. Они привезли нас в какой-то дом за городом. Сначала я ничего не боялась. Нас же двое, а комната, где нас держали, была большая, и там лежали разные игрушки. А потом стало очень страшно, мы просились домой, но на нас ругались в ответ. Если мы плакали, эти амбалы нервничали и кричали, а Гера плакала постоянно. Поэтому я пыталась её развеселить, придумывала на ходу какие-то сказки, чтобы она успокоилась. Если честно, своими слезами она раздражала меня. Я крутила в голове планы побега, глупые, совсем детские, а она ревела и ревела.

Дина вздохнула.

— Не знаю, в слезах было дело, или в том, что мой дед продолжал врать, даже теперь. Через какое-то время, из комнаты с игрушками нас увели в каморку. Там вообще ничего не было, только матрац лежал на полу. Он занимал почти всю каморку, настолько комнатка была маленькая. Мы провели в ней несколько дней, не знаю, сколько точно. Иногда нас выводили в туалет, остальное время мы просидели там в полной темноте. Гера хныкала не останавливаясь, а я перестала её успокаивать, просто забилась в угол и ждала, сама не зная чего. Мне почему-то казалось, что если не шуметь, то я буду в безопасности. Я даже дыхание задерживала, чтобы быть тише. И я дождалась… Когда нас выволокли, стояла ночь. В большую гостиную набилось много людей, в центре стояли дед и господин Гракх. Гракх сразу бросился к Гере, но его не пустили. А Гера в ответ закричала, знаешь, громко так, на высокой ноте, даже в ушах засвербило. Люди Эстета пытались успокоить её, но не смогли; в итоге кто-то из этих головорезов ударил Геру по голове, и она потеряла сознание. Дальше дед отдал Эстету Гранулу, целый мешок. Я плохо помню, о чем они говорили. Эстет был недоволен дедом, журил его, как пса, который нагадил на ковер. Гракх просто рыдал, но обещал, что будет готовить Эстету Гранулу, если с Герой всё будет в порядке.

Дина замолчала. Закатное солнце пригревало спину. Она много лет не проговаривала эту историю вслух, и сейчас, когда слова вылились из горла, как застоялая болотная вода, в груди стало пусто.

— Вас отпустили тогда? — хрипло спросил Алек, когда молчание затянулось.

— Да. Дед усадил меня на заднее сидение автомобиля и увез домой, не сказав ни слова, — её лицо передернулось от отвращения. — Он мог сразу отдать Гранулу, как только узнал о похищении. Возможно, тогда нас не закрыли бы в той каморке, а Гера не начала бы кричать. Но дед гнул свою линию до конца, даже без козыря в рукаве. Вернее, я всегда думала, что козыря нет. Теперь понимаю, насколько старый козел был хитер.

— Почему вы не обратились в полицию?

— Мы обратились, — Дина расплылась злой улыбкой и уставилась на Алека не моргая. — Вернее, бабушка и мама обратились, не сказав деду. Вот только Эстет давно уже подкупил полицию. Прошлый капитан Бюро лично приехал к нам домой, задавал мне какие-то вопросы, а потом подробно объяснил, что всю эту «ситуацию» нужно поскорее забыть и никогда не вспоминать. «Ведь никто не хочет ссориться с полицией», — так он сказал. Дед потом долго кричал. Мне кажется, он даже ударил бабушку за самоуправство, но я не помню точно. Может быть, я это придумала.

— Что стало с Герой?

— Тот бандит стукнул её слишком сильно. Нам было по одиннадцать, вероятно, он не рассчитал силы. Гера впала в кому и умерла через несколько дней в больнице. Когда Гракх узнал об этом, он не стал ругаться с полицией, как моя семья. Он пошел в Парламент, и спустя несколько дней приняли закон о Грануле. Теперь её выдавали только по специальному разрешению, а алхимики с доступом к тайне её создания давали клятвы на крови, которые ограничивали их в действиях. Гракха охраняли, как дорогой алмаз. Я не знаю историю их с Эстетом противостояния в подробностях, мне было неприятно за ними следить. Знаю только, что оно длилось долгие годы, но в итоге Эстет отстал от него. Видимо, теперь, когда Грах заболел и сам больше не колдует, он больше неинтересен.

— Но Гранула все равно как-то просачивается в подполье, — пробормотал Алек.

— Эстет очень умен. А если долго думать, то можно придумать, как обойти любую клятву.

Начатая история требовала того, чтобы её закончили, зудела внутри черепа. Дина помолчала и продолжила.

— Деда убили спустя полгода. Убийцу не нашли, но родители никогда не сомневались в том, кто причастен. Бабушка снова пыталась обращаться в полицию, но стало только хуже. Капитан из Бюро приезжал к нам несколько раз, запугивал так искусно, что придраться было не к чему. Видимо, Эстет приказал ему узнать про все грязные делишки, которые дед мог оставить после себя. Капитан и сотрудники Бюро обыскивали дом, пугали бабушку и маму. Отец пытался что-то возражать, и его закрыли в камере на тридцать суток за сопротивление полиции. В итоге, они ничего не нашли.

Где-то в кустах затрещали цикады, прощаясь с жарой уходящего дня. Алек обнял Дину одной рукой, она положила голову ему на плечо. Он ничего не сказал, и Дина была ему благодарна: она не хотела слышать ни жалости, ни наигранного сочувствия.

Она ждала, что вот-вот заплачет, но слезы не шли. Казалось, она даже не нервничала и не расстроилась, просто пересказывала грустную, старую, покрытую пылью сказку про злодеев и принцессу. Ту самую, которую должен был спасти герой, но так и не спас.

Какой спокойной Дина не казалась самой себе, ноги налились такой тяжестью, что встать было невозможно. Будто тело понимало больше, помнило больше. Поэтому она просто сидела так, прижав голову к шее Алека, почти не дыша.

— Полиция тогда не нашла, зато мы с тобой нашли, — произнесла она, выпадая из оцепенения.

— Ты думаешь, дело в скатерти? — спросил следователь тихо, боясь спугнуть тишину.

— Я уверена. Мне кажется, бабушка не зря прячет её от нас.

Дина давила в себе волнение. Казалось, стоит только подумать о том, что сейчас ей предстоит, и паника жесткими пальцами обхватит горло, не давая дышать и говорить. Поэтому Дина старалась не думать вовсе, просто следила за тем, как улицы сменяют одна другую.

Такси оставило их у ворот мастерской. Алек надел маску серьезного следователя, который много чего в жизни повидал, но Дине нравилось думать, что он тоже чувствует нервозность. А ещё хотелось, чтобы он взял её за руку, но она не подала виду.

Бабушка и Лейла нашлись в столовой. Ужин подходил к концу, на десерт служанка принесла пирог. Бабушка Аиша заметила их в дверном проеме, и её лицо приняло такое шокированное выражение, что Дина стушевалась.

«Не могу прийти без козыря», — она схватила Алека за рукав и остановила в коридоре.

— Подожди меня пару минут.

Дина взлетела по лестнице в свою спальню, нашла там ключ и спустилась в хранилище. Самобранная скатерть лежала на той же полке, куда Дина впопыхах положила её перед отъездом в общину Волка. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

В обнимку со скатертью она вернулась на первый этаж, кивнула Алеку, и вместе они зашли в столовую. Там уже настоялась гнетущая тишина: бабушка теребила жемчужную нить, обмотанную вокруг шеи, и хмурилась. Дину ждали, но, очевидно, с покаянием и мольбой о прощении, а не с решительной дерзостью.

«Жаль, что я не успела с ними помириться, — пронеслось в голове. — С другой стороны, можем считать это одним затяжным скандалом, а не двумя маленькими».

Алек, засунув руки в карманы, прислонился к косяку, не проходя вглубь комнаты.

— Дина, если это… — начала бабушка, цедя слова по одному, но Дина перебила.

— Где отец?

— Он уехал, — пискнула Лейла, вжимающаяся в стул в ожидании скандала.

— Что ж, жаль. Это следователь Зорбас из Бюро Магического Контроля. Знакомьтесь.

Если бы взглядом можно было прожечь насквозь, Дина бы уже дымилась.

— Я ему доверяю, — уверенно проговорила она, потому что эта часть разговора была самой скользкой. Прежде, чем бабушка успела прокомментировать их приход, Дина одним широким жестом развернула скатерть и накрыла ей стол. Получилось неровно: одним краем она зацепила уже стоящие там тарелки, и полотно собралось складками. Второй край свисал до самого пола.

— Бабушка, — произнесла Дина, не давая никому заговорить и уставившись в морщинистое лицо напротив. — Есть ли какая-то тайна, которую ты хочешь нам рассказать?

— Что за глупости? Тут только у тебя вечно какие-то тайны от семьи! — бросила бабушка, даже не вглядываясь в скатерть. Под пристальным Дининым взглядом она наконец опустила глаза на столешницу и медленно покрылась красными пятнами.

— Бабушка, ты что-то понимаешь? — Лейла, будто впервые увидев скатерть, провела пальцем по глянцевой вышивке. Бабушка сморщилась и открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела.

— Скатерть-матушка, накорми и напои нас! — выкрикнула Дина на опережение.

Скатерть лежала неровно, поэтому блюда, начавшие появляться на её поверхности, закачались на краю стола. Послышался звук разбитого стекла, шоколадное печенье ускакало в коридор. Кучки пирожных, перемешанных с осколками фарфора, росли на полу у стола.

Лейла подтянула ноги на стул и ошарашенно молчала; бабушка замерла без движения, округлившимися глазами следя за разрастающейся катастрофой. Она перевела взгляд на внучку, и в нем было столько злости и скорби, что Дина невольно сделала шаг назад.

Еда на скатерти материализовалась полностью; пирожные выглядели и пахли все так же аппетитно, как и в прошлый раз. Бабушка охнула и закрыла лицо.

— Так в чем секрет? Почему вы раньше ничего не замечали? — Алек подошел со спины, игнорируя дрожащий в воздухе семейный скандал. Его близость стала для Дины неожиданной поддержкой: ведь он знал, что здесь происходит и что она ни в чем не виновата.

— Все просто, — ответила Дина, глядя в центр скатерти. — Никто, кроме тебя, никогда не ел сахар из тарелки в центре. Зачем, если вокруг столько пирожных? Гранула же как раз выглядит как сахар, верно?

Сама фарфоровая тарелка, больше похожая на крупную супницу, всегда воспринималась детьми дома Дайвари, как красивое украшение, центр композиции, вокруг которого спиралью расставлены сладости. Дина обслюнявила палец и окунула в сахарный песок.

— Давай лучше я, — Алек поймал её за запястье.

— На тебя не подействует, свитер заглушил твою кровь. Что я должна почувствовать?

— Что магия в тебе становится сильнее. Не знаю, как это будет работать у артизан, — пожал плечами Алек, не отрывая от неё взгляда. Ему удавалось смотреть так, будто в комнате никого нет, кроме них двоих.

Дина поднесла палец к губам.

— Не надо! — бабушка подскочила на месте и шлепнула её по руке. — Это Гранула, вы все правильно поняли. Пожалуйста, не надо.

— Ты знала! — возмущенно вскрикнула Дина, подаваясь вперед. — Ты все это время скрывала, что дед тогда не отдал Гранулу Эстету!

— Я не знала… Я поняла уже после его смерти! Случайно попробовала! — бабушка выкрикнула высоким срывающимся голосом

— Хватит кричать, — Лейла обняла бабушку за плечи и усадила её обратно на стул. — О чем вы говорите вообще?

Она крутила головой, застрявшая между двух огней. Дина и бабушка сверлили друг друга взглядами, губы сестры дрожали. Алек невозмутимо склонился над скатертью, приподнял блюдо с якобы сахаром и изучил вышивку, точь в точь совпадающую с появившейся сверху тарелкой.

— Как это работает? — спросил он.

Бабушка всхлипнула:

— Скатерть нужно сначала вышить, максимально похоже на реальные блюда. А потом расставить такие же блюда на таких же тарелках сверху и «отпотчевать» — оставить на ночь в темном месте. Блюда погрузятся в скатерть и останутся там навсегда, подпитываемые магией.

— То есть, вы вышили сахар, но кто-то поставил вместо него Гранулу?

— Да, — бабушка прижала ладони к щекам. — Мой муж Каян был отличным художником, это он нарисовал макет вышивки и тарелку с сахаром в центре. Я вышивала скатерть в течении года, потом мы заказали блюда и вместе с Каяном расставили их на рисунки. Он мог легко подменить сахар на Гранулу, никто бы и внимания не обратил.

— Сколько раз можно создать еду этой скатертью?

— Сколько угодно, — Дина постаралась взять себя в руки, фокусируясь на деле, но краем глаза все равно косилась на бабушку. — Между сеансами должно пройти где-то полчаса, как раз сколько длится прием пищи. Проблема скатерти в другом. Если использовать слишком часто, появившаяся еда станет безвкусной, будто резину жуешь. Нужно время, чтобы вкус настоялся. Но для Гранулы это не важно, так что лимит бесконечен.

— Не бесконечен, — ответила бабушка. — Но очень велик.

Алек почесал подбородок.

— Кто мог знать об этом?

— Никто, — уверенно произнесла Аиша.

— Ну я же узнала, — Дина ядовито усмехнулась, бабушка поджала губы и замолчала. — Ты считаешь, что скатерть — и есть главная цель ограбления?

— Это хорошая теория. Но почему её не украли?

— Потому что мы устроили бунт и в последний момент заменили её на другую, — ответила Лейла. — Скатерть была в брошюре, которую мы печатали к аукциону, заказчик мог увидеть её там. Наверное, воры взяли ту, другую, с ярлыком на упаковке. Написано же «Самобранная скатерть».

— А заказчик не объяснил, какая именно скатерть нужна, — кивнул Алек. — Он мог не знать, что у вас их несколько. Логично.

Он подхватил с тарелки печенье в шоколадной глазури и с хрустом откусил кусок.

— А можно кофе попросить? Не помню, когда последний раз ел.

— Возможно, как раз эти самые пирожные, три дня назад, — Дина вздохнула и крикнула служанку. — Кофе с сахаром, пожалуйста. Три ложки.

Бабушка, все это время наблюдавшая за происходящим из-под нахмуренных бровей, медленно поднялась на ноги, оперлась на стол. Её губы дрожали.

— Следователь… Извините, забыла вашу фамилию. Если это всё, я бы попросила вас покинуть наш дом.

— К сожалению, я не могу, — ответил Алек спокойно, то ли не замечая, то ли игнорируя накаленную атмосферу. — Я расследую ограбление вашего дома, а перед нами — важная улика и потенциальная цель грабителей. И я вынужден забрать скатерть с собой в Бюро.

— Не смеши, — отмахнулась Дина, чувствуя, как напряжение медленно заливает комнату, как вода из лопнувших труб.

— Это не шутка.

Дина перевела на него удивленный взгляд.

— Я не отдам, — сказала она, все еще не воспринимая его слова всерьез.

— Если целью был именно этот артефакт, ваше ограбление может быть связано с незаконным распространением Гранулы. То есть это одна из главных улик сразу по двум важнейшим делам, и заодно может иметь отношение к третьему — к ограблению банка. Я не могу её здесь оставить.

— Именно поэтому ты и не можешь её забрать! — Дина, еще секунду назад косившаяся в сторону стола, забыла обо всем и взвилась фурией. — Ты что, не понимаешь? Твой участок кишит продажными полицейскими, которые работают на Эстета. Если Эстет узнает, что скатерть там, она волшебным образом испарится из хранилища.

«Мы же были на одной стороне, ты не такой, как они!» — чуть не закричала она от обиды, но сцепила губы. Меньше всего ей хотелось выглядеть обиженной девочкой.

— Я ручаюсь за своих коллег. Я шесть лет работаю с ними, — ответил Алек уверенно. — Мы вместе расследуем дело о Грануле. Ты даже не представляешь, сколько говна мы повидали за это время.

— А если заказчик — не Эстет? Если Эстет и не знал о скатерти, а теперь, благодаря тебе, узнает?

У Алека не было ответа. Он открыл было рот, но Дина, яростно сверкнув глазами, перебила:

— Ты наивный как… — она проглотила последнее слово, но Алек сощурился.

— Как кто?

— Как никто, — не желая сдаваться, она вскинула подбородок и добавила. — Скатерть не отдам.

— Я могу изъять её без твоего согласия. По закону ты не имеешь права сопротивляться ходу расследования.

Алек сложил руки на груди и глянул сверху вниз. Теперь, когда туфли Дины были без каблуков, он оказался на полголовы выше. Воздух между ними накалился — Дина не хотела отступать, чувствуя, как медленно подкатывают слёзы. Она вдруг осознала, что это больше не разговор двух людей: это разговор обычной женщины и полицейского, представителя системы, против которой у неё нет рычагов влияния.

К горлу подступил ком.

«Что если… Я зря ему доверилась?»

Перед глазами появилось лицо детектива Милоноса, смеющееся, неприятное. «Вы надеетесь, что полицейские служат народу, но им только дай шанс продаться подороже».

Алек первым закрыл веки, сдаваясь в этом раунде. Другим, пробирающим до костей голосом он сказал так тихо, чтобы слышала только она:

— Зачем ты усложняешь? Почему нельзя просто поверить мне и всё? Я ни разу тебя не подвел и не подведу.

— Это выбор без выбора, — произнесла она одними губами.

— Это не вопрос выбора, это вопрос доверия, — обезоруживающе ответил он, сверкнув глазами. Почему Дина никогда не замечала, что они зеленые, как сочная трава?

Она замешкалась. Одна её часть требовала скандала, яростной драки за интересы семьи. Накричать, выхватить скатерть из рук, убежать, спрятать. Вторая часть уговаривала быть хитрее.

«Алек — хороший человек, — уверенно проговорила она про себя, игнорируя то, как по спине побежали мурашки от его взгляда. — И мне невыгодно с ним ругаться. Нужно просто подстелить соломки».

— Хорошо, — ответила она в полный голос и повернулась к столу, словно разрывая натянувшуюся между ними трепещущую нить.

— Не отдавай, Диночка, не отдавай ему… — бабушка со всей силы дернула скатерть на себя и прижала к груди. Оставшиеся на столе тарелки посыпались на пол. Осколки фарфора разлетелись во все стороны, устилая ковер; кекс упал шоколадным кремом вниз, измазав ворс.

«Ковер придется постирать», — пронеслось в голове. Боги, да о чем она вообще сейчас думает?

— Имей благоразумие, не доверяй этому мужчине. Пусть он очаровал тебя сладкими речами, но посмотри на него — это черная душа! Ты совершишь ошибку!

Алек, опешив, вскинул брови.

— Бабушка, не веди себя как ребенок, — Дина мигом оказалась с другой стороны стола и дернула за край скатерти, пытаясь отобрать полотно из её рук. Бабушка не далась, успевая драматично подвывать. — Да чтоб вас…

Лейла подкралась к Аише сбоку, выставив перед собой руки, как если бы показывала, что безоружна. Вместо того, чтобы дергать скатерть, она обняла бабушку, крепко прижав к себе.

— Ничего страшного, все будет хорошо! — нежно проговорила Лейла, поглаживая её по голове, словно успокаивая заплаканного малыша. — Мы оказались ввязаны в незаконное распространение наркотиков. В любой момент к нам может ворваться банда преступников. Если мы отдадим скатерть полиции, то окажемся в безопасности. Это для нашего блага!

«Нарисуем плакат „Гранулы тут больше нет“ и повесим над входом. И листовки на улице раздадим, чтобы бандиты точно узнали», — Дине хотелось рассмеяться в голос от нелепости всей ситуации, но она заставила себя промолчать.

Бабушка Аиша медленно отпустила скатерть и зарылась лицом в объятиях Лейлы. Та махнула рукой, показывая, чтобы все остальные срочно покинули столовую. Под всхлипы Дина и Алек попятились и оказались в коридоре.

— Вот это да… — пробормотал он удивленно.

— Я же говорила, бабушка умеет давить на жалость, — процедила Дина, все же прислушиваясь к голосам в столовой: успокоилась ли? Плачет ли? — Нужно упаковать скатерть, это все-таки дорогущий артефакт. Подождешь в гостиной? Управлюсь за десять минут. Я прикажу тебя накормить, пока ты ждешь.

В мастерской было душно несмотря на сгустившиеся сумерки. Дина уверенным шагом прошла цех насквозь, на секунду задержалась у огромного стеллажа. Она выудила из бездонной коробки большой моток красных шерстяных ниток — старшего брата того моточка, что вечно лежал в её сумочке.

Дина вдела красную нить в иглу и задумалась. Легким движением руки проложила тонкую строчку у самой кромки скатерти, даже близко не подходя к основному рисунку. Замысловатый узелок, пара стежков, еще один узелок, теперь другой. Потом повторила узор из узелков на отдельной красной нитке.

— Когда её украдут, я буду знать, где она, — Дина довольно улыбнулась в темноту, завязывая нить на голени, плотно обмотав ногу несколько раз.

Потом она проложила скатерть двумя толстыми полотнами, тщательно свернула и перевязала хлопковыми лентами.

— Она точно там внутри? — с сомнением спросил Алек, разглядывая сверток.

— Это вопрос доверия, — Дина не хотела язвить, но фраза вырвалась сама. Алек белозубо улыбнулся и взял сверток в руки.

— Какая странная упаковка, никогда такой не видел.

— Это суровая саржа.

— Я думал, самая суровая тут ты, — Алек, ухмыляясь, понаслаждался её кислым лицом и, зажав сверток под мышкой, вышел на улицу. — Ладно, не буду больше очаровывать тебя своими сладкими речами. Спокойной ночи!

Дина взглядом проводила до ворот его самодовольную спину. Хотелось, чтобы он обернулся и махнул рукой на прощание, но фигура прибавила шагу и скрылась за поворотом.

«Он и так попрощался», — разозлилась она на себя, отворачиваясь.

Фонари автомобиля мазнули по стене, и отец, вернувшийся домой, открыл дверцу у пассажирского сидения. Дина на секунду замешкалась, а потом малодушно скрылась в тени коридора и, перепрыгивая через несколько ступенек за раз, спряталась в собственной спальне.