Журналистка

Глава 2

Инга очень рано стала журналистом - получилось это случайно. Ее родители не относились к той амбициозной породе мам и пап, которые старательно пристраивают детей во все кружки и секции, толкают на олимпиады и конкурсы и засовывают в гимназии и лицеи. Ингу природа тоже лишила пробивной силы - девочка несколько раз посылала стихи и рассказы в «Мурзилку» и «Трамвай», но не пыталась узнать об их судьбе, принимая отсутствие ответа как отсутствие таланта.

Слово «графоман», произнесенное в любом контексте, с раннего детства заставляло ее внутренне съеживаться, будто от ушата холодной воды, - ведь Инга не могла не писать, но ее никто не печатал - значит, диагноз ясен. Чем старше становилась девочка, тем реже она показывала кому-либо свои произведения - и, наверное, в итоге стала бы очередным несчастным инженером или бухгалтером, в котором погиб творец, но в шестом классе к ним пришла новая учительница литературы, Ольга Викторовна. Ольга Викторовна, совсем молоденькая, только закончившая институт, была амбициозна, обидчива до крайности, обожала свой предмет и боялась за собственный педагогический авторитет. С учениками она спорила едва ли не на равных, азартно и до победы, панически страшилась ошибиться и уронить достоинство, но при этом умела заинтересовать детей классикой - столько в ней бурлило энергии.

За первое же сочинение по Лермонтову «Белеет парус одинокий» она влепила отличнице Инге четверку с комментарием: «Прекрасное эссе, далекое от темы». После второго сочинения поинтересовалась, не пишет ли Инга стихи или рассказы, и попросила дать ей почитать при случае (Инга каждый день приносила в школу тетрадку, но так и не отдала - ей казалось, что она провалится сквозь пол от стыда, и лучше умереть, чем показать). А после третьего сочинения написала Ингиной маме пространную записку, которую читали вслух на семейном совете с большим удивлением:

«Уважаемая Ирина Сергеевна!

У Вашей дочери отличные литературные способности - чувство слова, узнаваемый выпуклый язык, богатая фантазия. Я считаю, что алмазы следует гранить - тогда из них получаются бриллианты. Вы никогда не бываете в школе, видимо, считаете, что если ребенок учится на пятерки, то и нечего беспокоиться и тратить время, но школьных уроков для Вашей девочки недостаточно. По субботам в Центральном доме журналиста проходят занятия для подростков, называются СЮР - Студия юного репортера. Их организует «Московский комсомолец». Я бы рекомендовала возить девочку на эти занятия - не исключено, что это поможет ей не только в выборе профессии.

С уважением - преподаватель литературы Ольга Викторовна».

В субботу Инга с мамой поехали в Центральный дом журналиста, на всякий случай прихватив эту записку, школьные сочинения и тетрадку с Ингиным творчеством. Мама отнеслась к словам «Московский комсомолец» и «Центральный дом журналиста» с трепетом и выразила робкую надежду, что их могут даже не выгнать.

- Вот бы действительно тебе в такое общество попасть, - говорила мама.

Дальше у Инги в голове все перемешались: беседа мамы с каким-то приятным молодым человеком, перелистывания ее заветной тетрадки, огромный актовый зал, куча народа с блокнотами и ручками, выступления со сцены, какие-то вопросы и ответы, мельтешение, гул, деление на группы…

Группа, в которую распределили Ингу, осталась в этом же зале, пришел руководитель по имени Паша, начали читать и обсуждать статьи - эмоционально, бурно, но совершенно непонятно. Инга молча сидела в одном из последних рядов и внимательно слушала - она растерялась. Все собрались уходить, брали газеты из большой стопки, а Инга замешкалась.

- Ты новенькая? - спросил Паша.

- Да.

- Возьми «Глагол», я тебе сейчас еще старые номера принесу, почитай дома внимательно.

- Спасибо.

Паша отдал ей несколько газет, Инга стояла с ними, все так же робко глядя куда-то в район рисунка на Пашиной футболке.

- У нас всегда собрания проходят так, - объяснил Паша, - сначала мы приглашаем какую-то известную персону, например, в следующий раз придет Листьев, человек выступает, а мы учимся брать интервью - все желающие задают вопросы. Во второй части сдаем написанные статьи, что-то читаем, разбираем, обсуждаем, забираем свежий номер «Глагола» и получаем гонорары.

У Инги в голове мутилось - пишем, разбираем, получаем…

- Попробуй что-то написать к следующему разу.

- Я? - изумилась Инга.

- Конечно! Никто же не будет писать за тебя. Ты напиши, я прочитаю, поправлю, дам какие-то советы. Выбери тему попроще - ну, хоть про организацию осенних каникул в твоей школе, как раз впереди каникулярный номер. Поняла?

- Поняла, - сказала Инга, увидев, что Паша торопится и хочет закончить разговор.

На самом деле она почти ничего не поняла, но была оглушена, потрясена и выбита из колеи. Ей хотелось домой.

Мама ждала Ингу внизу.

- Как?

- Что?

- Как все было? Что вы там делали?

Инга не могла вразумительно ответить на вопросы. Она пыталась пересказать события, сбивалась, путалась и, наконец, спросила главное:

- Мама, а кто такой Листьев? Его все знают, а я - как дура, мне так стыдно!

Инге было двенадцать лет.

В СЮРе она до конца не освоилась и спустя полгода. Ни с кем не подружилась, даже не обменялась телефонами, почти никого не запомнила по именам и чувствовала себя чужой. Руководитель группы не обращал на нее внимания, и Инга радовалась - она бы не выдержала, если бы Паша вздумал разбирать и обсуждать что-то из ее статей, зачитывать их публично, чтобы все смеялись. Инга была самой младшей.

В СЮРе занимались подростки, старшеклассники, и ничего удивительного, что девочка оказалась им неинтересна, тем более что выглядела Инга лет на девять, не больше. Она не знала никого из приходивших и выступавших со сцены - имена Минкина, Муладжанова, Листьева, Якубовича ничего для нее не значили. Инга не только никому из них не задала ни одного вопроса - она, признаться честно, не всегда даже понимала суть вопросов, которые задавали другие. Инга видела, что все вокруг играют в одну игру, у всех какие-то намеки, улыбочки, таинственные знаки - но ее в эту игру почему-то не брали.

Зато статьи для «Глагола» брали охотно - ничуть не реже, чем у других. Инга действительно очень старалась. Еще в самый первый раз, когда Паша велел ей попробовать что-то написать, она специально обегала пять ближайших школ и переписала все каникулярные планы с листочков. В одной из школ ее заметила завуч и поинтересовалась:

- Девочка, а ты из какого класса? Почему не на уроке, звонок уже был.

Инга сжалась, побледнела и призналась:

- Я не из этой школы.

- Тогда зачем переписываешь планы на каникулы? - не отставала женщина.

- Дело в том, что я пишу статью для газеты «Глагол». Как раз про осенние каникулы.

Инга приготовилась, что ее сейчас обругают и выгонят, но женщина неожиданно улыбнулась:

- И сколько тебе лет?

- Двенадцать с половиной.

Инга ненавидела свою внешность, ненавидела крошечный рост, худобу, круглое личико с веснушками.

- Меня зовут Алла Ивановна, я завуч этой школы. Газету «Глагол» я знаю, нам ее привозят периодически. Думаю, для статьи тебе нужно увидеть все своими глазами, верно?

Девочка кивнула, еще не понимая, а Алла Ивановна повела ее в актовый зал.

- Вот здесь висят наши стенгазеты, их сделали шестые и седьмые классы, готовясь к олимпиаде по творчеству Лермонтова. Во время каникул пройдет финал - и праздник с награждением победителей. Намечаются концерт и чаепитие - кстати, приходи, очень будет интересно. А вот афиша нашего школьного театра - на каникулах состоятся два представления по сказке «Про Федота-стрельца, удалого молодца». А вот это фотографии из Ярославля - туда каждый год ездят на каникулы наши отличники.

Алла Ивановна водила Ингу по школе, рассказывала ей про все мероприятия и показывала то фотографии, то кабинеты. А потом напоила девочку чаем с шоколадными конфетами и пригласила приходить почаще. На прощание завуч сунула будущей акуле пера шоколадку.

Инга смутилась окончательно и побежала домой вприпрыжку - щеки у нее горели.

- Ну вот, станешь известной журналисткой, будешь постоянно с подарками, - пошутила мама.

Мама искренне верила в Ингины способности.

- Будешь ходить и слушать, что говорят, читать, что пишут, сама пробовать - и рано или поздно у тебя получится. Главное, пиши, показывай - на ошибках учатся.

Инга старалась. Обежала пять школ, три вечера посвятила написанию статьи, переделывала и переписывала восемь раз, старалась писать разборчиво. Девочка решила показать, что везде отношение к каникулам разное - начиная от максимально внимательного в той школе, где ей встретилась Алла Ивановна, и заканчивая ее родным учебным заведением, где план висит, но выполняться не будет, поскольку детям и родителям ничего не говорят и денег не собирают. Инга видела, что ее попытка анализировать не удалась - про первую школу много, про остальные меньше, все как-то сумбурно, много подробностей, короче, совершенно не похоже на веселые лаконичные статьи «Глагола». «Осенние каникулы в школах нашего района», - написала Инга заголовок и положила листочек в карман.

Все занятие она опять просидела молча и собралась выскользнуть за дверь, когда Паша вдруг вспомнил про нее:

- Постой! Тебя как зовут, я забыл?

- Инга.

- Ты что-нибудь написала?

Инга молчала, не зная, что лучше - соврать или сказать правду.

- Не стесняйся. Написала - давай, твою статью должен читать я.

Инга отдала уже много раз смятый листочек и быстро выбежала, краснея до самых ушей. В следующую субботу она в СЮРе не была - мама заболела, и некому оказалось ее отвезти, а через субботу шла с надеждой, что Паша давно забыл про статью, не выгонит ее, как безнадежную, и не будет при всех читать и смеяться.

Паша действительно ни слова не сказал, и Инга, радостная, схватила, как обычно, на выходе свежий номер и побежала к маме. Паша крикнул вслед:

- А деньги?

- Какие деньги?

Девочка испугалась, что занятия в СЮРе надо оплачивать, а она приходит уже третий раз и до сих пор ничего не приносила, а мама ей ничего не сказала и денег не давала.

- Гонорар за статью. Забирай.

Паша вручил ей конверт. Инга машинально взяла его и стояла, глядя в пол.

- Нельзя денежки-то забывать. Работа должна оплачиваться, - весело сказал Паша, - кстати, ты сегодня ничего не принесла, а почему?

- Не написала, - прошелестела Инга, еще ничего не понимая.

- Тему не могла выбрать?

- Не могла, - согласилась Инга. Она согласилась бы с любой его фразой.

- Напиши в следующий раз про вашу школьную столовую - как организовано питание, чем кормят, что за повара. Ну, сама подумаешь. Пока.

Паша ушел, а Инга осталась стоять в коридоре. На конверте стояла ее фамилия и цифра - две тысячи. Девочка открыла конверт - в нем лежали купюры. Она машинально их пересчитала. Действительно, две тысячи.

«Это за статью, - вдруг поняла Инга, - значит, ее напечатали».

Девочка лихорадочно принялась листать газету - буквы прыгали перед глазами. Потом увидела свою фамилию - и только потом заголовок, явно придуманный Пашей. «Лермонтов остался доволен!» - огромными буквами светилось сверху на левой полосе, а статья… статья занимала половину полосы!

- Лермонтов остался доволен, - повторила девочка вслух. Она читала, но не узнавала свой текст, хотя правка была не так уж велика - Паша больше выбрасывал лишнее, чем правил написанное.

К Инге спешила мама, обеспокоенная отсутствием дочери - все слушатели СЮРа и часть руководителей уже прошли через гардероб.

- Инга, ты чего? - испугалась мама, увидев искаженное лицо дочери. - Тебя выгнали? Не расстраивайся, всякое в жизни бывает, ничего страшного, в конце концов…

- Мама, - перебила ее Инга, - меня не выгнали. - И торжественно добавила: - Мне заплатили две тысячи за статью. Вот какая она огромная. Смотри - «Лермонтов остался доволен!» - это моя. Замечательное название, правда?

Мама посмотрела и прослезилась. Инге тоже хотелось плакать от счастья, но сил уже не было.

Она уснула в метро, еле-еле дошла до дома и буквально упала в постель. На следующий день поднялась температура. Триумф дался тяжелее любого поражения.

Гонорар проели вместе с родителями в кафе - как раз хватило посидеть вечер и отметить. Вторую статью Инга отдала Паше в субботу на таком же мятом листочке - и точно так же, без публичного разбора, Паша поставил текст в газету.

Так и пошло. Каждые две недели от нескольких строк до половины полосы были заняты материалами Инги. И все равно девочка понимала, что пишет хуже других. Несколько лет спустя Инга нашла этому объяснение - она не умела искать жареное и желтое, пользоваться приемами завлечения читателей, делать броские заголовки в стиле «Великая актриса умерла», если речь шла о бенефисе в роли Дездемоны, не умела додумывать и подавать факты в правильном с точки зрения «МК» свете. Ингины статьи были похожи на политкорректные заметки-констатации в районных газетах: «Префект посетил выставку картин» или: «Муниципальное собрание наградило призеров конкурса». Тем не менее, место находилось и для ее статей.

Может, их печатали для разнообразия, может, благодаря хорошему стилю Инги, может, ее просто опекали, как самую младшую.

Через полгода Инга перестала ходить в СЮР. Как любое неинтересное занятие, он отошел на второй план. Сначала пропустила занятие - приболела, потом были билеты в театр, потом позвали на день рождения, потом готовилась к контрольной, а потом и вовсе перестала про него вспоминать. В школе появилась активная учительница английского, связанная с «The English», приложением к газете для учителей «Первое сентября». Поскольку все уже знали про Ингины журналистские достижения, попробовать написать в «The English» ей предложили сразу. Тут подоспела поездка в Лондон (школа была языковой и очень хорошей), и Инга, не стесняясь, опрашивала англичан прямо на Трафальгарской площади - что они знают о России, как относятся к русским и хотят ли поехать в Москву в качестве туристов. Через две недели после возвращения одноклассники читали в свежем номере целый разворот, написанный Ингой, - общие впечатления от поездки, колонка об одежде лондонской молодежи и результаты опроса о России. Материал был признан лучшим, и Инга получила регулярную работу - каждую неделю сдавала статьи об английских праздниках и традициях, обзоры английской классики и репортажи о жизни своей школы. Гонорары были примерно такие же, как в «Глаголе», и Инга получила возможность приглашать маму в театр, покупать билеты за свои деньги, а за год накопила на подарок - комплект из серебра с маминым любимым агатом.

Мама носила серьги и кольцо, не снимая, и всем рассказывала, что это дочка сама заработала. Подруги ахали.

В неполные четырнадцать лет Инге предложили место в окружной газете. То есть фактически она стала штатным журналистом на полтора года раньше, чем юридически, - КЗОТ разрешал оформить ее с пятнадцати лет. До пятнадцати она трудилась, доверяя работодателям, - и надо сказать, обмануть девчонку не решились, хотя про генерального директора шла очень дурная слава.

Ничего серьезного Инге, конечно, не поручали, но она отвечала за все мелкие рубрики типа молодежной жизни, районных праздников, выступлений детских коллективов, открытий мелких выставок и школьных музеев. На такие мероприятия серьезные взрослые журналисты ездить не хотели, да им хватало работы с посещением собраний, интервьюированием властей и освещением крупных событий культурной и общественной жизни. До Ингиного появления заметки о тех же спортивных играх «Дворовый футбол» писались по телефону - в управе брали сведения, где это будет и кто участвует, а потом приклеивалась пара-тройка шаблонных фраз: «Было очень весело», «Детям и родителям вручили призы от управы» и даже жуткое: «Вот так в нашем районе ведется работа с подростками».

Инга сделала рубрики живыми и интересными - она писала о забавных случаях, которые происходили во время школьных и дворовых праздников, брала маленькие интервью у пришедших ветеранов или у opганизаторов, сама фотографировала нарядных детишек и накрытые столы - в общем, довольно быстро стала в газете нужным человеком. И хотя девушке по-прежнему не доверяли важные темы, ее стали ценить. Появилась рубрика «Прошу слова», которую очень полюбили жители, затем рубрики «Хочу знать» и «Проходя мимо». Раз в месяц Инга получала сумму, превышавшую не только повышенную стипендию хорошего вуза, но приближавшуюся к зарплате продавца средней руки.

Родителей это и восхищало и пугало.

- Если что - ты теперь и без нас проживешь, - говаривал отец, - на кусок хлеба сама себе заработаешь, да еще и на масло хватит.

Шутил он или думал так серьезно, Инга не знала. Они жили не богато, но и не бедно, не экономили на еде, могли покушать хорошую одежду, раз в год, летом, ездили отдыхать, и еще на каникулах, со школой, ездила за границу Инга, но норковых шуб, бриллиантов, черной икры в банках в доме не водилось. Ингина зарплата не вносилась в общий бюджет - девушка тратила ее целиком на свои развлечения и подарки родителям, а карманные деньги на обеды ей оставляли по-прежнему. Вроде как взрослой не считали.

Инга тем временем уже научилась ловко пользоваться своей внешностью и перестала раздражаться, что в пятнадцать лет выглядит на одиннадцать - никакой женственности, никаких форм и округлостей, все та же детская мордочка с веснушками. Она очень нравилась взрослым, причем нужным взрослым - директорам школ и садов, завучам, депутатам муниципального собрания, мелким чиновникам, тренерам и так далее. Инга с редакционным диктофоном легко просачивалась в гущу событий, находила самого главного и с трогательной улыбкой интересовалась:

- Простите, пожалуйста, вы не согласитесь рассказать мне о…

И с гордостью представлялась:

- Корреспондент газеты «Вести Северного округа» Инга Ермакова.

Ей доставляло огромное удовольствие, когда кто-нибудь удивлялся:

- Надо же, совсем еще девочка, а уже корреспондент!

Инга краснела от радости и скромно смотрела в пол.

- Мне уже пятнадцать, - сообщала она.

Практически везде девушку угощали сладким, а на всех соревнованиях или конкурсах дарили сувениры из призового фонда - почему-то всегда оставалось лишнее. И большинство высокопоставленных (по меркам газеты, района, округа и Инги) людей часами болтали с Ингой, рассказывая ей не только то, что она просила, но и пускаясь в воспоминания о жизни, о путешествиях, о старых друзьях, о школьных шалостях.

Все не нужное для статей Инга записывала в отдельную тетрадку (с появлением компьютера - в файл).

У нее была мечта написать книгу, в которой сплетется не один десяток судеб. И как можно скорее, чтобы все удивлялись:

- Надо же, совсем еще ребенок, а уже писатель!