Глубокий рейд

Глава 25–26

Глава 25

— Всё, больше приёма нет! Всё «живое» осталось там… — сказал Ряжкин, указав рукой на юго-восток, в сторону Ягельной. Он расположился с рацией и блоком РЭБ в середине лодки. И по-военному доложил: — Эфир чист, только радиомаяк третьей заставы. В поле видимости РЭБ электромагнитных импульсов нет.

И так как Станция пришлых теперь осталась позади, Денис сменил курс, стал брать севернее. На Горки.

Саблин вглядывался в окружавший его недружелюбный мир. Рогоз тут тёмный, весь в пыльце, растёт плотно, протоки оставляя для прохода узкие, да и в протоках вырывается из воды пучками так, что Калмыков больших оборотов не держит. Ему приходилось всё время маневрировать. Ряски тут немного, но вот тина, она везде, серая её масса лежит прямо под поверхностью воды, сантиметрах в десяти, Денису время от времени приходится резко прибавлять газа, чтобы освободить от налипавшей тины винт мотора.

Калмыков, конечно, был прав: с такой скоростью за два дня до Горок им не дойти.

Теперь Аким вспоминал эти места. По молодости сюда наведывался с товарищами. Пока был не женат или пока жена была молода. Так же, как и Денис Калмыков, хотел заработать денег, хотел налимов брать, или драгоценных черепах, хотел привозить в Преображенскую полные садки улиток. Тут, на отмелях вдоль русел рек, на течениях, они хорошо плодились. Тогда прапорщик был молод, и две недели в болоте не казались ему слишком утомительными. А деньги здесь можно было — при удаче, конечно, — заработать неплохие. Потом пошли дети, живность, за участками нужно было следить. Налимы, черепахи и улитки… Ну, это конечно, не так выгодно, но зато недалеко от дома на скользких стекляшках и с уродливых карасей можно было иметь приличный доход, если уметь их добывать. А он умел.

И теперь эти далёкие от дома воды казались ему нехорошими, опасными. Повезло ему, что Вася вспомнил про Дениса Калмыкова. Тот в этих местах бывал часто. Прапорщик оборачивается назад и, переложив свою двустволку на правый локоть, говорит:

— Денис!

— Ась? — откликается тот с кормы.

— А как же ты один тут ходишь?

Калмыков отвечает не сразу, думает, что ли, и потом говорит:

— Да так и хожу. Ружьишко к колену приставлю, винтовочку с предохранителя сниму, на дно рядом положу, да и иду помаленьку.

— Бакланы?

— Ага… Их тут немного, стаи небольшие, но бывают яростные, особенно в дожди, от голода, тогда с ними держи ухо востро, — сообщает Калмыков. — И выдры тоже, но их в рогозе сразу слышно, сильно шуршат, и ходят они поодиночке… Так что бакланы тут поопаснее будут. Но хуже всего тут крабы…

— Ну, крабы и у нас злые… — замечает Ряжкин.

— Нет, Вася, не скажи, — не соглашается с ним Денис. — Тут они лютые, все, как на подбор, по два-три кило весу будут, стоит к берегу встать и не углядеть, как они уже на лодку взобрались, тент прожгли и там вещи жрут. Я как-то устал и прилёг к утру, и без внимания… Так они тут же тент прожгли, в лодку влезли, один мне сапог прожёг, я проснулся от того, что кислота ногу обжигает, а ещё один проводку от фонаря к генератору обглодал, половину изоляции сожрал, а у меня другой проволоки не было, а без носового фонаря попробуй поплавай поутру. Пришлось до ближайшего посёлка тащиться. Ремонтировался там.

«Отчаянный человек».

— Ладно, Денис, — говорит Саблин, а сам рассматривает товарища: и КХЗ у того весь штопаный-перештопанный, и маска старая, и башмаки, кажется, ещё те, что прожёг ему краб. Если так, Аким не удивился бы. — Давай поменяемся… Отдохни, перекури.

— Да я и не устал, — отвечает Калмыков. — Я привычный.

Так они и идут не спеша по бескрайнему болоту, что появилось на месте вечной мерзлоты.

К вечеру, пока ещё не стемнело, стали искать себе островок для ночлега, и нашли небольшой, поросший ивой и рогозом. Обошли… Ни выдр, ни шершней на нём не было, шершни вообще нечасто забираются так глубоко в болото, зато весь песок был усеян скорлупой карасиных яиц. Видно, рыба выходит сюда ночами откладывать яйца. А крабы ею и яйцами ужинали.

— Ты глянь, сколько тут карася! — удивляется Ряжкин. — Слышь, Аким, а стекляшки со щукой тут много, как ты думаешь?

— Немало, — отвечает Саблин. — Тины тут сколько угодно, амёбы сантиметров пять на поверхности, не меньше, и ловить здесь рыбу некому… Чего же ей тут не быть? Так что… Должна быть тут рыба.

Стало темнеть, на болото опускалась ночь. Прилетел почти не пыльный, слабый тут, в болоте, вечерний заряд, он стряхнул пыльцу с рогоза и ивы. После казаки поужинали, помылись немного, накрыли лодку брезентом, соорудив себе привычный для болотных рыбаков ночлег, разбились на караулы и стали готовиться ко сну. Первым нёс караул Денис. Он уселся рядом с лодкой на теплый песок с винтовкой. И покуривал. Под брезентом можно было снять респиратор, но было душно, да ещё и работающие рация и блок РЭБ добавляли тепла. Саблин решил вылезти и облиться водой, не питьевой, болотной, фильтрованной, воды у них было в достатке; он, отмахиваясь от насекомых, от которых гудит воздух, стал лить на себя, прямо на гимнастерку, воду, и вдруг остановился, заметив на востоке фиолетовый столб, уходящий в чёрное небо, к звёздам.

— Денис, видал? — спрашивает прапорщик.

— Чего? — уточняет Денис.

— Над Станцией зарево. Видал, как полыхает?

— А, антенны горят, да… Сегодня отменно полыхают, — говорит Калмыков. — Обычно так ярко они не светятся.

— Сколько мы от Станции прошли? — прикидывает Саблин. — Километров двести?

— Ну, от Ягельной мы прошли километров сто семьдесят, а от Ягельной до Станции по прямой, по-моему… километра двадцать три будет. Где-то двести…

— Двести километров, а как видно…

К ним из лодки вылез и Ряжкин, он тоже уставился на фиолетовый столб и тоже удивился:

— Ты глянь какой! Никогда такого не видал. Мы же рядом проходили, в Ягельной ночевали… Такого не было…

— Не было… Нужно будет на обратном пути спросить у казаков на заставах, чего это они так нынче полыхают, — говорит Денис.

— А в Ягельной, наверное, сейчас почти как днём светло, — продолжает Василий. — Что же там за энергии такие?

— Мне как-то предлагали сходить узнать, что там за энергии, — вспоминает Саблин.

— Кто это тебе предлагал? — удивляется Денис.

— Городские, — за Саблина отвечает Ряжкин. — Аким одно время работал на них…

— Это ты тогда такую лодку купил? — спрашивает Калмыков.

— Угу, — прапорщик не хочет продолжать эту тему. Уж больно ему не нравились те времена.

А тут кстати Денис светит фонарём на корму лодки и тут же вскидывает винтовку, хлопает короткий выстрел, и краб, что карабкался на лодку, разлетаясь на куски, падает в болото.

— Ладно, пошли спать, — Саблин выливает на себя воду, а всё, что осталось, льёт на Василия, и они лезут под брезент.

Последний караул, с часу ночи до трёх, нёс сам Саблин. Антенны над станцией подугасли, теперь лиловый столб не был столь ярким. А после полуночи оживились крабы и караси. Караси, плоские и неповоротливые в своих сегментированных панцирях, выползали из воды на песок медленно, ещё и хлюпали на мелководье. Их было и видно, и слышно. Аким не трогал эту полезную живность.

«Хороший здесь карась, пусть размножается».

Пятью такими рыбинами он мог дня три кормить своих свиней, почти не расходуя кукурузы. Не сказать, что свиньи и куры любили такую еду, но, когда голод побеждал, ели, жевали, хрустя панцирями рыб.

А после полуночи полезли и крабы. Дробовик, а тем более ружьё десятого калибра, бьёт так, что сразу разбудит казаков в лодке, да и мощные патроны на такую подлую мелочь, как краб, расходовать было жалко. Поэтому Аким взял «Т-10–20» Дениса. Хлопок у винтовки лёгкий, а крабу хватит за глаза. И за свой караул он убил девять-десять, а может, и одиннадцать гадов, что пытались взобраться на лодку. Только брызги разлетались кислотные, после которых, как он потом выяснил, на брезенте появились маленькие круглые дыры.

В три утра он поднял своих товарищей: пора ехать. Те встали и собрались, умылись, поели буквально за десять минут, а потом столкнули лодку с берега и пошли дальше по предрассветной темноте на запад, на Горки.

Глава 26

А после короткой остановки на обед и заправку двигателя, где- то после полудня, глубины стали расти. Вместо тины пошла ряска, а рогоза становилось меньше. Теперь Аким уже вспоминал эти большие участки открытой воды, затянутые только ряской.

Он взглянул на Калмыкова.

— Скоро омуты пойдут?

— К вечеру, — кивал тот.

Теперь, когда всё время маневрировать и пробираться через протоки было почти не нужно, Денис держал высокие обороты, и говорить стало заметно сложнее. Лодка теперь шла быстрее. А к их короткому разговору подключился и Ряжкин.

— Места глухие! — прокричал он.

— Глухие? — уточнил Саблин.

— Сколько едем — ни слова в эфире! Словно людей вообще тут нет!

— Тут всегда так! — кричал ему в ответ Калмыков. — Иной раз три дня едешь, ни одной лодки не встретишь. Поэтому я сам по берегу хожу, поближе к людям.

— Денис, а страшно тебе тут не бывает⁈ — кричит ему Василий.

— Страшно… Страшно — нет, — отвечает Калмыков. А потом, помолчав, добавляет: — Но тоскливо бывает, — и уточняет: — По ночам так оно особенно. Мошкара шуршит, рогоз ветром качает, а в нём кто-то чавкает… Крабы опять же… А вокруг никого, даже слово некому сказать… Тут да, тоска случается.

«Тоска случается…».

Аким глядит на этого невысокого и, можно сказать, щуплого казака в старом КХЗ, видит его блеклые, серые глаза, и в который раз удивляется ему.

«Отчаянный он человек!».

Первый раз за всё путешествие они увидели стаю бакланов, девять тварей плавали на открытой воде, ловили рыбу. Аким даже не поднял ружья. Бакланы их заметили и затявкали угрожающе, но за лодкой не погнались, были, наверное, сытые, а может, это был какой-то другой вид. Выглядели они немного иначе, чем те, что водились у Болотной.

А потом открытого пространства стало появляться всё больше, рогоз мельчал, он уже не застилал своими стенами все горизонты, даже светлее стало. И пошли омуты, места, где глубины были больше десяти метров. В этих ямах и обитала крупная рыба. Большие щуки в два центнера весом, ценные налимы… Именно из ям они выходили на мелководье, тут же могли таиться и короли болот — бегемоты. Но те омуты, что стали появляться, скорее всего, были ещё малы для бегемотов. А открытой воды становилось заметно больше, Денис, уже не стесняясь, прибавлял газа. Он вёл лодку уверенно, обходя поля ряски и пучки рогоза. Старался держаться на чистой воде. То здесь, то там из воды торчали камни, за верхушки которых тут же цеплялось какое-то зеленое, не похожее на всю болотную фауну, растение. В болоте всё бурое и серое; зелёные цвета, конечно, тоже встречаются, но они не насыщенные, как эти. Да и в песках зелёный был редкостью, только кактусы имели разные оттенки этого цвета. А тут вон какие яркие странные стебли примостились на макушке красного валуна.

Ещё до наступления вечера, когда Калмыков наконец согласился уступить Акиму место у руля, он сказал:

— Аким, я здешние места не знаю, я к Оби по берегу хожу, лучше нам ночлег поискать заранее.

Заранее. Конечно, хочется пройти засветло больше, но и искать в темноте крошечный кусочек суши — ещё то занятие. Тут нужно было найти золотую середину.

— Может, на карте что есть? Сейчас взгляну, — предложил Ряжкин и полез в планшет.

Денис присел рядом с ним, а Саблин продолжал управлять лодкой. Вообще-то он сильно сомневался в этой затее: если берега болота были картографированы хорошо, то кто мог составить карту центра болота, кому это нужно? Он решил снизить скорость и просто внимательнее оглядывать то пространство, что теперь открывалось перед ними. И, конечно, они нашли островок; солнце едва стало клониться к горизонту на востоке, а он заприметил яркое зелёное пятно в серо-буром пейзаже болота.

— Денис! Никак суша.

— Она! — кричал ему Калмыков.

И Саблин направил лодку к земле. В ушах после целого дня работы мотора ещё несколько минут стоит лёгкий звон. Казаки вылазят на берег, держа оружие наизготовку. Оглядываются: всё тут непривычное, зелёное. Заодно разминают тела и потягиваются. Саблин в молодости видал и зелень, и даже деревья. Он бывал на Камне. Пару раз с Савченко ходил. Но с тех пор прошло много лет. Теперь для него всё было в новинку, впрочем, как и для его спутников.

— Едкое какое, аж глаз режет, — жаловался Ряжкин.

— Это сейчас ещё выгорело всё, — замечает Аким, оглядываясь, — а вот в сезон дождей и вправду глаз режет.

Хотя так далеко от берега осы бывают редко, они всё равно замирали и прислушивались. Мало ли. Если услышат характерный гул — придётся надевать броню…

Да, тут было всё иное, болотная ива повыше будет, и акация тут другая. Растения совсем иные. Даже рогоз, что рос вокруг этого островка, и тот был не такой. Шершней тут не оказалось. Правда, им пришлось решить один неприятный вопрос. На острове проживали выдры, Аким нашёл нору, следы привели, а возле неё они были ещё и свежие, разные по размеру.

— Выводок тут у неё, — сразу определил Саблин.

— Точно, — согласился с ним Василий.

Возле норы было крошево из панцирей крабов и хитиновых пластин карасей. А ты ещё попробуй расколи крабу панцирь. А тут их просто крошили.

Оставаться рядом с норой этого отлично плавающего, очень быстрого насекомого в тридцать кило хитина и ярости было опасно. Никому бы не хотелось увидать ночью рядом с собой его страшные жвала или похожие на пики фаланги его передних лап, которые запросто прокалывали человека вместе с КХЗ. И поэтому пока Ряжкин и Саблин держали нору под прицелом, Калмыков, разорвав брикет тротила и достав из него одну пачку, снабдил ее сначала взрывателем, а затем закинул ее в нору выдры.

Пу-хххх…

Серый дым с парой языков пламени и целая куча песка вырвались из норы. И её не стало.

— Ну, кажись всё, — произнёс Денис удовлетворённо.

— Хорошо бы, — с некоторым сомнением отвечал ему Василий. — Панцири у них крепкие — жуть; как бы не откопались. Надо повнимательнее быть.

С ним, конечно, никто спорить не стал. Все знали, что пренебрежительного к себе отношения выдры не прощают.

— Жаль, что мин не взяли, — сетовал Денис. — Поставили бы вот тут у норы на ночь — спокойнее было бы.

Мины? Да, пара штук не помешала бы, у пластуна, по идее, должна быть пара мин в лодке, но кто же знал, не на войну же ехали. Ехали просто забрать товар.

Но выдра за ночь так из заваленной норы и не выбралась, и ночью, если не считать полутора десятков крабов, их никто не беспокоил.

А к трём часам утра, выспавшись как следует, они завели мотор и снова не спеша пошли по болоту, пока не стало светать, а там Калмыков, который просто никому не хотел уступать место у руля, уже стал выжимать из мотора как следует. И Аким отмечал для себя, что не только рогоза становилось меньше, но и тины и ряски поубавилось.

И это был верный признак…

Течение.

Тут Ряжкин к нему обернулся и, показав на рацию, прокричал:

— Болтает кто-то!

Рация, молчавшая почти двое суток, оживала, а это значило, что в тридцати километрах от них уже были люди. А ещё через некоторое время Василий добавил:

— На всех частотах трёп стоит, — он смеётся. — Ругается народ…

И почти сразу за этим Денис поднял руку и указал на большой — если не сказать огромный — открытый, бликующий на солнце участок, что простирался перед ними, и прокричал:

— Казаки! Обь скоро!

И тут уже он не стал сдерживаться и выкрутил газ до упора. Зычно ревевший до этого мотор вдруг перешёл на высокий и резкий звук, почти что визг. Корма присаживается в воду, а за нею сразу появляется мутно-жёлтый бурун, и он чуть не выше борта. Саблин даже подивился своему мотору. И стал немного переживать за его сохранность. Он никогда не выжимал из мотора таких оборотов. Ему такие скорости на рыбалке и не нужны были, да и разогнаться там в протоках, между стен рогоза, в ряске, тине и среди многочисленных отмелей, было негде… А тут лодка просто летела по воде, а может быть, даже над водой… Нос задран вверх, судёнышко перегружено, а всё равно ритмично подпрыгивает, словно пытается оторваться от воды и взлететь. И Саблин, и Ряжкин поглядели на Дениса, и даже через запылённые стекла маски Саблин разглядел горящие глаза Калмыкова…

«Ох и чумной… Дорвался до мощного мотора, как до игрушки… Как Олег мой, ей-богу!».

И тогда он заорал, пытаясь перекричать визжащий мотор, даже респиратор оттянул для этого:

— Денис! Обороты сбавь малость! — и показал рукой: сбавляй! — Движок запорешь!

Калмыков, может, и не расслышал его, но всё понял и чуть снизил обороты. Тем не менее, он тоже оттянул маску и прокричал в ответ:

— Тут течение!.. И омуты пошли!..

Любому ясно, что самый безопасный способ тут перемещаться — держать хорошие обороты. Казаки это знали, авось не новички в лодке сидели, и Саблин кивнул: это понятно, но всё равно полегче… Денис кивнул ему в ответ: как скажешь, так и пошёл дальше на тех оборотах, что были. Хотя Аким видел, что ему хочется, хочется ещё раз крутануть акселератор до упора. Чтобы мотор снова звенел над всей рекой. Впрочем, Калмыков и сам прекрасно понимал, что если запороть мотор тут, на почти открытой и уже глубокой воде, то… Ничего хуже и быть не может. А слева от них — огромное пространство блестящей на солнце воды. Справа — рогоз и ряска, и Калмыков старается далеко от малой воды не отходить, но и особо не жаться к мелководью, чтобы держать хорошую скорость.

Аким оглядывается и видит вдалеке, прямо среди воды, над рогозом, возвышающиеся серые коробки зданий. Саблин и сам догадывается, что это скорее всего не так, что если это Горки, солнце будет не там, но желает убедиться, знать наверняка.

— Денис! — кричит он и указывает рукой. — А вот там не Горки?

Калмыков, да и Ряжкин поворачивают головы в ту сторону. И тут же Денис качает головой: нет. А Василий, заглядывая в планшет, сверяется и тоже кричит:

— Нет, это Лопхари!.. До Горок ещё километров двадцать! — он машет рукой на север. — Туда…

Саблин открывает ящик со своим доспехом, достаёт оттуда ультракарбоновую «кожу», осматривает, начинает раздеваться.

— Что⁈ Одеваемся⁈ — кричит ему Ряжкин.

Аким молча кивает: да, пора.

Обь великая. Тут только, первый раз за то время, что ушли из Ягельной, встретили лодку с двумя рыбаками, поприветствовали друг друга. А рыбачки, кажется, подивились тому, что мимо них пронеслась лодка с военными в броне.

Теперь у руля Саблин, он и Ряжкин уже облачены в доспех. Денис сидит впереди и уже крепит «голени». Тоже почти готов. Минута за минутой, минута за минутой летит лодка над водою. Связь проверили, и теперь, когда уже не нужно перекрикивать двигатель, Вася и Денис разговаривают.

— А ты в Горках-то бывал? — интересуется Ряжкин.

— Пару-тройку раз… В том годе — последний… Был тут рядом, нашёл на мель, винт погнул, вал погнул… Заезжал ремонтироваться, — рассказывает Калмыков.

— И что там? — продолжает интересоваться Ряжкин.

— Худое место.

— А чего?

— Сволочи разной много. Пока отходил… туда-сюда… из лодки топливо, полторы канистры, украли.

— Отходил? — даже через рацию шлема Саблин чувствует, что Василий усмехается. — Да ты там водочку пил либо? Выпивал, пока тебе вал правили.

— Ну, выпил малость, — признаётся Денис.

И тут Василий, сидя в середине лодки у своего оборудования, оживился, заёрзал на месте и, поглядев на Акима, говорит:

— Устойчивые множественные радиопередачи, пять и шесть километров, север ровно.

— Так это Горки, — говорит Денис. Он уже закончил одеваться и теперь, как и его товарищи, полностью в броне.

— Рации работают, — добавляет Ряжкин. — Четыре штуки, и это только на передаче. Может, там случилось что… — размышляет он вслух. — А может, там всегда так.

Аким молчит. Он не знает, как тут всегда. Он думает. Да и Денис тоже, видимо, не знает.

Они отлично идут, открытая вода — это всегда хороший ход. И места тут обжитые, на одной из отмелей прапорщик замечает лотки — ловушки на ерша. Да и людей всё больше им попадается. Одна лодка проплыла, а потом и вторая. Вторая была большая. И народа в ней было шесть человек. И народишко тот был вооружённый. Глазели они на казаков с интересом. А лодка меж тем у них шла весьма бодро, несмотря на свою величину. На корме у неё два хороших двигателя.

И едва эта лодка прошла мимо, Вася и спросил:

— Слышь, Аким, а нам нужно в эти Горки заходить? Есть там у тебя дела? Или, может, сразу на Мужи двинем?

И мысль эта показалась Саблину весьма здравой. Ему тоже не понравились людишки в последней лодке, что разминулась с ними. Он много лет не бывал в этих местах, но ещё с молодости помнил тот не очень надёжный и не очень приятный народ, что тут собирался. И рассказы Дениса о сволочах и ворах его нисколько не удивляли. Но был один нюанс.

— Зайти придётся, — произнёс он. — Масла у нас меньше канистры.

Тут с ним никто спорить не стал. Оказаться на том, на левом берегу без запаса топлива никому не хотелось. Мало ли что…